— Ростом-то вымахал, а разумом — дитя. Он за Маришкой хвостом ходил, точно влюблённый. Смотрел, как на икону какую, аль божество. Всё, чего ни попроси, сделает, только понимал по-своему. А она смеялась. Да и я грешным делом тоже, — женщина задумчиво подпёрла голову рукой. — Один раз послали его серьгу искать в навозную кучу. Весь посёлок видел, как он её разгребал. Раиса чуть все косы Маришке не выдрала.
Совсем худо стало, когда Витька помер. У Раиски мужик появился, из пришлых, на шахту работать пристроился. Маришка, девка ладная выросла, и не знаю, как так получилось, но застукала их как-то Райка. Скандал был жуткий, на весь Добытчик. Другая на месте Райки за девчонку бы заступилась, да прогнала б кобеля куда подальше. А эта…
Женщина перекинула ещё несколько листов и указала на групповой снимок. Несколько человек в летних одеждах, в помещении, напоминающем столовую. Длинные столы на заднем плане и металлическое сооружение раздаточной.
— Раиска поварихой в школе работала, — она ткнула пальцем в одутловатое женское лицо во втором ряду.
Мачеха Маринаты выглядела массивной, даже спрятавшись за спинами коллег. Обычная тётка, изрядно потрёпанная жизнью, уставшая и давно переставшая надеяться на лучшее. Обвисшие щеки, кривая улыбка и небрежно собранные в воронье гнездо волосы.
— Выгнала она Маришку в аккурат после выпускного. Даже документы какие-то показала. Мол, Витёк ещё при жизни ей дом продал. Так что никаких прав здесь у Маришки не было, — женщина отвела глаза, словно сказала что-то неприятное. — У нас она жила с неделю, пока мамка не намекнула: не работаешь, не учишься, пора и честь знать. По-своему права была, конечно, но всё равно обидно.
Хозяйка опустила голову, нервно провела пальцем по краю стола и затеребила край цветастого фартука.
— Ушла Маришка. Ночью, я даже проститься не успела. Наши потом долго гадали куда. Чего гадать, дорога тут одна, — она замолчала.
— Это ведь не вся история? — спросила я.
— Сюда она так и не вернулась.
— Тогда откуда вы знаете обо мне?
Линдана Павловна оперлась руками о стол, словно боялась потерять равновесие, сидя на стуле.
— Что она натворила? — уже догадываясь, что придётся услышать кое-что неприятное, спросила я.
— Не хочу, чтобы ты плохо о ней думала. Или обо мне.
— Я не могу знать, что подумаю.
— Ты не такая, как она, — женщина вздохнула, и продолжила. — В обиде она была на мачеху, да не просто в обиде, а прямо-таки в ярости. Как зайдёт разговор о Райке, Маришку аж трясти начинало, кулаки сожмёт, зажмурится и бормочет: "Придёт час, и Райке всё отольётся, сама на коленях приползёт, ещё умолять вернуться будет". Так и вышло. Пропала подружка, а с ней и Пашка-дурачок.
Женщина снова отвела взгляд и отпила из своей чашки.
— Искали их. Всем посёлком. Патрули корпуса подключились. В Малозерце не появлялись. Словно в воздухе растворились. Её камни не отвечали, много ли надо, в воду швырни — и всё. Давешней зимой Сларик пьяный в озеро на тракторе въехал, сам ничего, протрезвел даже, но начинку у кад-арта пришлось менять, ещё и штраф влепили.
Ее слова всколыхнули старые воспоминания, как Семафор пару лет назад под лёд провалился, так мужик ещё полгода не замечал, что камень разума неактивен. Блуждающих отгоняет, и ладно, а то, что в терминал не вставишь, ему плевать, не работает, не учится, на учёте не стоит, пособий не получает.
— Думаю, лесом ушли, через заповедник, — продолжала рассуждать женщина.
Я мысленно прикинула расстояние от посёлка до монастыря. Только по очень большой нужде можно решиться на такое путешествие, через полстраны, по лесным тропам.
— Через два года пришло письмо. От Маришки. Писала, что всё хорошо, жизнь наладилась. Ничего конкретного, общие фразы. Хотела участковому отнести. Пашка до сих пор был в розыске. Да и Раису жалко, хоть и дрянная баба, а такого не заслужила. Но тогда бы не поздоровилось Маришке, посадили бы, и все дела. Решила сначала с ней поговорить. Обратного адреса, конечно, не было, лишь штамп почтового отделения — отправителя, деревня в Дистамирской области.
— Нашли?
— Нашла, — ещё один тяжёлый вздох вырвался из груди женщины, — в монастыре. Меня даже переночевать пустили. Наломала дров подружка. Настоятельнице наврала про дом, монастырю обещала отписать. И как ей без документов поверили, да ещё и с такими камнями? Мало того, уже и забеременеть от кого-то успела. Хоть срок и большой, а животик маленький был, под просторной одеждой в два счета спрятать можно. Я только поэтому и согласилась молчать. Мариша говорила, за месяц ничего ни с Пашкой, ни с Раисой не случится, а потом она с отцом ребёнка уедет, тогда пусть мачеха и забирает дурачка. Уговорила меня. Я вернулась обратно.
Голос Линданы Павловны внезапно сорвался.
— Райку в органы через неделю вызвали, оказалось, умер Пашка. С собой покончил. И Маришка тоже… того, от родов. Если б я тогда… может… — продолжить хозяйка не смогла, слезы сплошным потоком хлынули из глаз.
— Я потом искала тебя, — она вытирала лицо подолом фартука и старалась успокоиться. — В монастырь ездила и к Райке ходила. Сказали, умер ребёнок. Как же умер, когда даже могилки нет? Говорят, говорят с тобой, успокаивают, а глаза в сторону отводят, сами не знают — мальчик родился аль девочка. А отец говорю, куда делся? Тоже руками разводят.
Я дотронулась до руки женщины, понимая, что большего утешения она не примет, да и я вряд ли способна его дать.
— Раиса после этого в город уехала. Дом продала моим родителям. Когда я замуж собралась, они нам его и подарили, чтобы из посёлка не уехали. Второе крыльцо видела, — она кивнула в сторону двери, — мой бывший при разводе отсудил, до сих пор там спивается.
Выйдя на улицу, я вздохнула полной грудью и несколько минут просто стояла на месте. В руке я держала маленький прямоугольник плотной бумаги. Стоило заикнуться о фотографии на память, как женщина с готовностью предложила выбирать любой. Мне понравился наиболее чёткий, с двумя девушками.
Рассказа о собственной жизни удалось избежать. Решили, что он будет уместен в следующий раз. Мы обе понимали, что этого не будет, но сказать вслух не решились.
Пока я была в доме, солнце уже успело коснуться краем тёмной ленты деревьев начинающегося заповедника. Указания псионника выполнены с лихвой, на этот раз сплоховал блуждающий.
Машина стояла на том же месте. Дверца со стороны водителя была открыта. Сквозь лёгкую тонировку лобового стекла я видела очертания человеческой фигуры.
— Адаис Петрович.
Фигура не шевельнулась.
— Адаис Петр….
Я заглянула в салон, и слова застряли в горле. Псионник сидел, закрыв глаза. Вполне можно принять за спящего, если бы не лихорадочно горящие щеки и безвольно свесившаяся рука. Не слышно даже дыхания, массивная грудь под бежевой рубашкой не шевелилась.
Тысячи предположений одно другого страшнее вихрем пронеслись в голове.
— Нет, — простонала я.
Веки старика затрепетали, губы приоткрылись, издавая слабый сип. Сведённые судорогой пальцы с неприятным шорохом заскребли с левой стороны груди.
Я кинулась к старику, бормоча какую-то утешительную чушь. Он жив, и это главное. Что бы ни случилось — инфаркт, инсульт, если вовремя оказать помощь, вылечить можно всё.
— Сейчас… сейчас, вы только держитесь, — шептала я, хватаясь за телефон.
Черт, я даже местного кода не знаю, а на всеимперские дозвониться с сотового практически нереально.
Сипение, с которым выходил воздух их лёгких псионника, сначала прервалось, а потом поменяло тональность. Вдох — выдох, пауза, в течение которой у меня похолодели пальцы, и снова вдох — выдох. Взгляд зацепился за аппарат, торчащий из нагрудного кармана старика. Я выхватила чужой телефон и нажала на вызов, молясь про себя, чтобы хоть в этот единственный раз оказаться правой, в последний раз Адаис Петрович звонил в местную службу контроля.
Глава 13. Теория и практика
— Когда он приезжает? — спросил Дмитрий у помощника.
— Сегодня в час, — ответил Гош.
— Эми, встретишь профессора и привезёшь сюда.
— Выжившие из ума старики не мой профиль, — девушка картинно дёрнула плечом.
— Я не прошу тебя с ним спать, — Станин отвернулся, Эми закатила глаза, — он нужен нам гораздо больше, чем мы ему.
Никто не решился возражать. Дмитрий вышел из кабинета в некотором разочаровании.
Он огрызался, ругался, повышал голос. Все всё сносили молча. А как хотелось сорвать злость, она как зуд в голове, постоянный, невыносимый, но не находящий ни выхода, ни удовлетворения. Но задираться с руководством дураков не было. Мысленно, где-то на краю сознания он хвалил сотрудников за выдержку. Эми выполнит приказ, будет на вокзале вовремя, встретит Бориса Михайловича, и всё равно обаяет его по дороге, у таких, как она, это на уровне рефлексов.
Разработчик новой теории, услышав об аспектах расследуемого дела, чуть ли не сразу побежал на вокзал. Подтвердить на практике многолетние исследования хотят все. Это и деньги на дальнейшую разработку, и вес в мировой науке.
Разрешение посвятить постороннее лицо в материалы дела Дмитрий получил на удивление легко. Выслушав сотрудника, Адаис Петрович быстро подписал резолюцию на допуск и выставил из кабинета.
— Дмитрий Борисович, — окликнул специалиста дежурный, — нужна ваша подпись.
Демон нахмурился, других открытых дел у него сейчас не было, заключённых или задержанных тоже. Псионник взял протянутые бумаги и пробежал глазами. Не понял и прочитал уже более внимательно.
— Что это? — рявкнул Демон, заставив дежурного вытянуться в струнку.
— Приказ об освобождении.
— Вижу. Основание?
За три дня до происшествия с Алленарией Дмитрий сдал дело. Оформил, как с иголочки, придраться не к чему.
Игошина Синита Матвеевна, тридцати лет, рассчитывая на приличное наследство, зарезала мужа Игошина Аккордиана Линеевича, сорока трёх лет. Женщине не робкого десятка и с весьма развитой фантазией удалось не только одурачить оперативников, выдав происшедшее за несчастный случай, но и очень долго уходить от мести вернувшегося мужа. Бегала она в общей сложности около четырёх месяцев. Сгубило её собственное воображение. По логике женщины, последнее место, где её стали бы искать, это Вороховка. Убийцы обоснованно стараются держаться как можно дальше от кладбища. Эта поступила наоборот. Оригинальность не очень ей помогла, чем ближе к могиле, тем сильнее призрак. "Сюрприз, сюрприз", — сказал невинно убиенный. Вовремя засёкшие выброс энергии псионники спасли женщину в обмен на чистосердечное признание
И вот теперь ему предлагают подписать приказ о её освобождении.
— Оправдана по приговору суда мёртвых, — выпалил дежурный.
Если б Демон не видел перед собой документов, то рассмеялся бы предложившему такую нелепость в лицо, а потом с удовольствием отстранил оного от работы. Но убийцу оправдали. Не люди. Призраки. Их приговор обжалованию не подлежал.
— Когда? — спросил Дмитрий.
— Четырнадцать дней назад, — дежурный ощутимо расслабился. — Заключённая грозится вчинить иск о незаконном лишении свободы.
— Ответственный исполнитель?
— Сименова Алиса.
Будь у Дмитрия хоть малейшая тень сомнений в виновности женщины, можно было бы вздохнуть с облегчением, но не в этот раз. Он был уверен, Игошина убила. Тут никакой адвокат не помог бы. Никакой, кроме призрака убитого мужа.
Псионник вздохнул, на мгновенье закрыл глаза, а потом поставил размашистую подпись.
— Всё?
— Да.
Виновную оправдали, невиновной устроили травлю. У блуждающих что, массовое умопомешательство на фоне плохой экологии и захоронения в почве, не соответствующей стандартам?
— Эми, — с порога позвал Дмитрий.
— Она уехала, — ответил Гош, и, предупреждая возможные вопросы, пояснил, — Встречать профессора. Что ещё случилось?
— Игошину оправдали.
— Я знаю, — помощник развернул стул и, глядя в непроницаемое лицо друга, поморщился, — А что мы могли сделать? Не допустить на полигон?
— Почему не доложили?
— Ты был в отъезде, а потом всё это завертелось, не до Игошиной. Поверь, для меня это было такой же неожиданностью, как и для тебя.
Гош был прав, по закону вход на полигон или арену смерти для каждого гражданина империи, независимо от тяжести деяния, был свободным. Просьба о скором суде удовлетворялась не позднее, чем через двадцать четыре часа с момента подачи. Это право гарантировалось лично императором. Каждый имел право на такую же смерть, на какую обрёк свою жертву или жертв. Ответственный наблюдатель провожал обвиняемого по длинному подземному коридору на огороженную площадку за городом, блокировал свою силу и ждал. Ждал вместе с подозреваемым. Возвращался, как правило, сотрудник в одиночестве, сразу отдавая приказ похоронной команде.
— Что с тобой происходит? — спросил Гош.
— Ничего, — Демон прошёл к своему столу. — Дело, черт его раздери.
— Ты всегда любил сложные случаи. А сейчас сам не свой. Девчонка?
— Так заметно?
— Нет, — ответил помощник. — Всё тот же грозный Демон, разве что чуть злее обычного.
— Хорошо.
— Ничего хорошего. Таскался с ней, как алкаш с бутылкой, а теперь денег на опохмел нет, вот и бесишься.
— Ничего не могу поделать. Новой дозы не предвидится, — усмехнулся собственной аллегории Дмитрий.
— Попытаться-то тебе никто не мешает?
— Говоришь, как психоаналитик, — вяло огрызнулся Станин, возвращаясь к работе.
Чрез час дверь открылась, и в кабинет впорхнула Эми.
— Ребята, знакомьтесь, Сорокин Борис Михайлович, профессор кафедры пси-моделирования[1] и очень приятный мужчина.
Гость, действительно, сиял "приятной" улыбкой и отсутствием более половины зубов. В остальном вошедший как нельзя лучше подходил под определение "профессор". Взлохмаченные, выбеленные временем волосы, очки, стекла которых крепились напрямую к дужкам. Серый костюм в тонкую полоску и плащ неопределённой расцветки.
— Здравствуете, молодые люди, — хорошо поставленным голосом, поздоровался Сорокин.
— Добрый день, Борис Михайлович, — Дмитрий не помнил такого преподавателя по академии, но распрощался он со своей альма-матер давно, да к тому же никогда не увлекался моделированием. — Дмитрий Станин, это я вам звонил. Гош — мой помощник.
Профессор бросил на предложенный стул плащ и уселся.
— Что ж, молодые люди, отрадно видеть коллег, не гнушающихся знаниями.
Комплимент показался Демону донельзя двусмысленным.
— Меня интересует теория об оболочках, — не стал терять время псионник.
— Могу я поинтересоваться деталями дела, заставившего вас обратиться ко мне?
Речь преподавателя была вежливой, вполне в духе старшего поколения, позволяющего себе снисходительность в отношении молодёжи. Но Дмитрий едва не кривился. Сам не мог объяснить, почему. Причин для такой внезапной антипатии вроде бы не было.
— Можете. Потом.
Сорокин стянул очки на кончик носа и весело поглядел на Демона.
— Хорошо, — очки скользнули назад, к тёплым карим глазам. — Оболочка есть у каждого человека, живого или мёртвого, псионника или не обременённого нашими с вами способностями. Это выглядит так…
Преподаватель достал из кожаного портфеля планшет, стило с мягким резиновым наконечником, нарисовал два круга. Один внутри другого. У Дмитрия возникла ассоциация, будто с экрана на него уставился гигантский глаз. Рядом Борис Михайлович выписал затейливую букву "Ч".
— Структура обычного человека. Оболочка личности окружает энергетическую. Личность преобладает над энергией, удерживая ее внутри собственного "я", — он заштриховал "зрачок", ещё больше усилив сходство с глазом. — У псионников всё наоборот.
Второй зрачок с буквой "П", появился на экране, дополнив пару. На этот раз он закрасил внешний круг.
— Личность окутана коконом энергии. Поэтому нам с вами и не нужна защита, — эти слова профессор произнёс с особой гордостью. — Мы обладаем…
— Борис Михайлович, — перебил Демон.
Он был разочарован. Принципиально новая теория, изложенная в документах (из которых он понял едва ли треть), выливалась в прописные истины, вдолбленные такими же профессорами ещё на первом курсе. Не хватает ещё механизм образования призраков по полочкам разложить.
— Всё это мы знаем, — он обернулся за поддержкой к помощникам, и если Гош более или менее разделял нетерпение Дмитрия, то Эми внимала Сорокину с таким сосредоточенным лицом, что псионник не удивился бы раздумьям над дилеммой "обновить маникюр сегодня или подождать день". — Нельзя ли ближе к делу?