— Не пи… ври! Ты, вот точно так и подумал! — подпрыгнул на одной ноге возмущенный Ёж, больше похожий на всклокоченного молодого петуха, прыгающего издалека на большого добродушного сенбернара.
«Сенбернар» Толик продолжил:
— А щепа раз — и по ведру попала. А Ёж как раз на кой-то черт наклонился около ведра…
— Я костер поправлял, чтоб горел лучше! — заорал тот в ответ.
— …Кипяток плеснул — не обращал на него внимания Толик — И прямо в болотник ему. А беда то в чем… Сапоги расправлены были. Он орет, валяется, а я понять еще не успел в чем дело. Ну, бегу, снимаю с него сапог…
— Толик, Можно я продолжу? — из палатки выбралась Маринка, — Подходим мы с Ритой, мужика в мешке несем, и тут смотрим — картина. Валяется, значит, Ёж на спине, орёт благим матом, а Толик с него в скоростном режиме штаны снимает…
Минут пять над поляной висел истеричный смех. При этом Толик пытался чего-то сказать, но все его попытки вызывали еще более дикий хохот. Ёж в ответ все махал поварешкой на длинной деревянной ручке, пока не попал сам себе по затылку.
— Блин, — отсмеявшись, сказал командир — Чем дело то кончилось?
— Да нормально все! — Воскликнул Ёж. — Пятку чуть обжег и все.
— Да, Ежина, вот и пойми, везучий ты или нет… — утирая слезы, сказал Леха. — Если тебе гранату в руки дать, то она наверняка взорвется минут через пять. Но ты сам цел останешься, только палец ушибешь.
— Типун тебе на язык! — отбрехнулся тот. — Давайте уже жрать, я суп сварил и макароны с тушенкой. Только мне сначала обезболивающее надо, противовоспалительное и общеукрепляющее.
— Поедим сейчас, а общеукрепляющее, когда мужики с озера вернутся. Кстати, Рита где?
— Умываться до воронки пошла.
Ближайшую воронку от тонной бомбы они проверили в первый же день. Не было там ни останков, ни железа, поэтому оттуда и брали воду на еду, там и умывались.
— Тут я, командир. — Вышла из сумерек Рита. — Ежу не наливай. Я ему уже налила после утех с Толиком.
— Чего ты мне налила? Там было-то двадцать грамм всего. — Возмутился Ёж.
— Не двадцать, а пятьдесят! — строго посмотрела на него Рита, высокая статная шатенка, бывшая штатным медиком и фотографом отряда.
— Тридцать грамм туда, тридцать грамм сюда… — забурчал «раненый».
— Верещал тут как недорезанный, право слово! — не обращая внимания на Ежа, продолжала она.
— Недоваренный, скорее! — хихикнул Лешка, с наслаждением снимая сапоги.
Вставать, куда-то идти не хотелось. Ноги его гудели, ровно два телефонных столба в сильный ветер.
Густо и быстро темнело. Все молча хлебали гороховый суп с незаметными в крапинками мяса, время от времени передавая друг другу, то кусочек хлеба, то горчицу.
Когда дежурный стал накладывать склизкие макароны с тушенкой, из черноты вышли трое оставшихся членов отряда.
С грохотом свалив лопаты и щупы, но, аккуратно поставив миноискатель под тент, они плюхнулись на бревна, лежащие скамейками вокруг тента.
— Ну что, командир — не нашли там ни хе… Ой, простите девочки! — Ничего! — устало, дыша, сказал Виталик Комлев, здоровый битюг под два метра ростом.
Лешка Винокуров, доходящий ему ростом до подмышки, но не уступающий, пожалуй, в массе, солидно кивнул:
— Лошадь только. Но в сбруе. Так что, может, есть кто рядом.
— Там вроде как красноармейский кавкорпус отходил вдоль озера в сорок первом. Они, наверное. — Задумчиво Леонидыч. — Павлов говорил.
— Какой Павлов? — вскинул голову от тарелки Ёж.
— Командир демянского отряда. Собака которого у тебя сало сожрала.
— Аааа… У нас замдекана Павлов. Вот чего-то попутал. А этого кобеля я еще пристрелю. Из «Вальтера». Найду пистолет и пристрелю обязательно.
— Ёж, у замдекана Петров фамилия, к концу первого курса пора и запомнить! — поправил его невидимый за темнотой Захар.
— С-скорее всего, д-да, кавалеристы. — Чуть заикаясь, ответил Юра Семенов. — Железа — море. Гранаты, винтовки, патроны, к-каски. Останков нет.
— Но там есть пара ямочек приметных, похоже на захоронки. Завтра проверить надо. Глубинный щуп возьмем и потыкаем. Ага, спасибо, Марин! — поблагодарил Саша девчонку, передавшую ему тарелку с супом.
— Понятно. У вас девочки как? Бойца добрали?
— Добрали. Медальона, к сожалению, нет. Личных вещей тоже. Ремень, подсумок с патронами, лопатка. Да, в обмотках. Один кубарь, который вчера Толик нашел и все.
— Да, жалко… Толик у тебя?
— Голяк, командир. Железа много, а зацепиться не получилось.
— У нас тоже пусто. Значит, пять дней, пять бойцов, ни одного медальона. Не густо. Правда, мужики отличились под вечер. Похоже гаубичный снаряд триста пять миллиметров.
— Фига себе? Где? — Встрепенулся Юрка, неравнодушный ко всяким железякам и прочим экспонатам.
— За пригорком, на той стороне оврага.
— Слушай, погоди, а как она оказалась то здесь? Это же такая дура! Сорок пять тонн! На гусеничном ходу! Снаряд только три центнера.
— Сколько? — удивился, обычно бесстрастный, командир. — Чего-то мне показалось центнер.
— Может ста пятидесяти двух миллиметровая гаубица? Она все-таки при прорывах применялась из Резерва Главного Командования. Триста пять-то откуда?
— Юр, там свинья метра полтора длиной. — Захар наглядно показал длину снаряда.
— Ну, так что? Надо бахнуть! — важно сказал Вини. — Когда еще такое бахнуть придется?
— Ага, только надо еще перед дорогой бахнуть другого чего-нибудь. — Вставил Виталик.
— Эх, в музей бы поисковый такую… — глаза Юры Семенова горели огнем филателиста, узревшего редкостную марку в чужих руках.
Рита испуганно оглядела лица мужиков, багрово светящихся отблеском костра.
— Да вы чего, обалдели? Оно же тут на воздух подымет все, вместе с нами и Демянском в придачу?
— Рита! Без паники! Лежать ей тут нельзя. Летом пожары бывают, да и мало ли кто вскрывать полезет.
— Какие нафиг пожары? — вскипятилась она. — Сколько лет лежала не взорвалась, а тут они мир решили спасти, видите ли!
— Рита! Все нормально, все под контролем! — Попытался ее успокоить Андрейка Ежов. — Там же командир был. Все посмотрел, все видел, все рассчитал!
— Ёж! Ты бы молчал бы… — Резко развернулась она к парню. — Ты же блин вместе с этим снарядом на сосну взлетишь без штанов!
— Как влезу, так и слезу. — Не удержался он, но все же буркнул под нос себе. — Подумаешь, штаны…
— В общем так. Идут желающие. Там дел немного. — Не обращая внимания на Риту и тихие смешки поисковиков, сказал Леонидыч. — Быстро разжигаем костер, быстро валим снаряд в овраг и бегом обратно. Тут два километра. По темноте пробежим минут за десять-пятнадцать. Пока он прогреется, пока высохнет — уже вернемся, и спать ляжем. Кто идет?
— Так чего, все, наверное… — приподнялся Лешка Винокуров. — Я вот посмотреть хочу.
Рита обессилено села на бревно.
Мужики засобирались все.
Но Леонидыч остановил их.
— Погодите, девочки тут останутся. Кто-то с ними еще. Еж, как везунчик и больной… И?
— Ну чего… Чуть что — сразу Ёж! — Плюнул Андрейка с досады и попал себе в кружку с чаем.
— Можно я еще останусь? — поднял руку Лешка. — Не хочется бегать туда-сюда.
— Ага… И Иванцов остается. Через пять минут выходим.
— Пять минууут, пять минууут… Это много или мало? — запел Еж.
— А я вот все думаю… — внезапно сказал Толик, ворочая угли палкой. — Интересно, а как бы мы себя повели, если бы там оказались?
Риту передернуло:
— Я бы забилась куда-нибудь за печку и до конца войны не вылазила.
— Нет, а если серьезно посмотреть?
— Я б в разведку пошел!
— Т-тебя б-бы, Еж, не взяли.
— Это еще почему, Тимофеич.
— Шумный слишком, — засмеялся Виталик.
— Толика бы в артиллерию взяли! — сказал Вини. — Он здоровый, как раз ему снаряды ворочать.
— А тебя? Ты ж лейтенантом запаса будешь после военной кафедры? — спросила Маринка.
— Ну, вот лейтенантом бы и сунули в пехоту. А Виталика в десантуру и сюда — в Демянск.
— Это ты хочешь меня тут голодом заморить что ли? Хренушки!
— А ты ешь мало и без мяса, тебе как раз.
Виталик действительно мясо не ел. Вообще. Ни в каком виде. И яйца не ел. Зато майонез мог ведрами жрать. Странно…
— Леонидыч, а ты куда бы?
Особо не разговорчивый, тот только пожал плечами.
— В авиацию, куда еще-то… — сказал Захар.
— Был бы я помоложе — да. А так-то максимум в БАО.
— БАО? Что это? — переспросила Маринка.
— Батальон аэродромного обслуживания. Дерьмо бочками возить. Извините за мой джентльменский!
— Не, хеер майор. Это вряд ли, — сказал Еж. — Уж очень ты ценный кадр, чтобы такого терять.
— Т-точно. В н-ночной п-полк. На «уточке» немцев г-гонять.
— Не, хеер майор. Это вряд ли, — сказал Еж. — Уж очень ты ценный кадр, чтобы такого терять.
— Т-точно. В н-ночной п-полк. На «уточке» немцев г-гонять.
Леонидыч улыбнулся и промолчал.
— А девчонок в медсанбат. Пусть нас, раненых героев, вытаскивают и лечат.
— Я тебя, Еж, вытаскивать не буду, — сказала Рита. — Пусть тебя немцы в плен заберут, ты им мозги так высушишь, что они бросят свои «шмайсеры» и, злобно бормоча проклятия, разойдутся по домам.
Еж засмеялся довольный:
— Договорились. А Маринку в школу радисток, чтобы потом в тыл врагам забросить. Пусть диверсии делает.
— Не, не, не! Не хочу я в тыл к немцам!
— А тебя никто и не спросит. Так, кто следующий?
— Я, — сказал Захар. — Меня, значит, в пехоту заберут. Я первым делом захвачу цистерну с германским антифризом. Нажрусь в хлам и какому-нибудь политруку морду разобью. Ну, меня сразу в штрафбат и все такое.
— Тоже судьба. Тимофеич, а тебя оружейных дел мастером. Пулеметы-минометы чинить.
— С-согласен. — улыбнулся довольный Юра. Чего-чего, а железяки он очень любил, таща из болот всякую редкую вещь. В этот раз нашел ампуломет. Правда, пробитый осколками в нескольких местах, но это только повышало ценность уникального экспоната. Улюлюкал на все болото, когда тащил его в лагерь.
— А мне вот что интересно… — задумчиво сказал Вини. — Смогли бы мы с нашими знаниями сегодняшними, историю повернуть?
— Это как? Чтобы немцы выиграли что ли?
— Нет. Чтобы победу ускорить? Чтобы война закончилась не в сорок пятом, а, хотя бы в, сорок четвертом?
— Ну, ты хватанул… — протянул Леонидыч, качая головой.
— А чего я такого сказал? Вот есть же ключевые точки войны? Хорошо, про двадцать второе июня говорить не будем… Нам бы все равно не поверили. Таких предупреждений было — с первого мая и почти каждый день. А во время самой войны? Поворот Гудериана на юг и Киевский котел? Если бы информация попала к нашим вовремя? Как бы все повернулось?
— Это, Леш, тебе надо до товарища Сталина добраться было бы. А как?
— Можно над этим подумать…
Виталя почесал щетинистый подбородок:
— Шлепнули бы тебя особисты на первом допросе. Или в дурку отправили бы. Сразу после заявления — я, мол, из будущего, здрасте…
— Вот если бы у тебя ноут был бы, мобила, часы электронные, еще чего-нибудь — можно было бы доказать, — сказала Маринка.
— С ноутом и дурак сможет. Ну ладно, не дурак. А мне интересно, вот если бы своими силами без всяких девайсов. А? — идея захватила Винокурова.
— Вини… Ты же историк… П-помнишь, как операция «Б-блау» начиналась?
— Удар Клейста во фланг группе Тимошенко? Вот тоже вариант…
— Там за несколько д-дней самолет немецкий ориентировку п-потерял и сел на наш аэродром. А в самолете — полковник и у него п-портфель с документами. По операции. Д-дезинформация. Так решили. Ждали удара на Москву.
— Хорошо. Моя информация подтвердилась бы. А значит дальше стали бы мне доверять.
— Не ф-факт…
И мужики заспорили — можно или нельзя изменить историю?
— Лех, — обратился ко мне замолчавший Еж. — А ты чего молчишь?
— М?
— А ты бы кем стал?
Иванцов пожал плечами:
— Не знаю. Может Героем Советского Союза. А может быть в плен бы попал и в каком-нибудь лагере сгнил бы. А может быть в полицаи бы пошел. Одно точно знаю. Вряд ли бы кто-то из нас в живых остался.
И только треск костра в ответ…
— Так… Все мужики, выходим, — прервал молчание Леонидыч. — Фантазии фантазиями, а время не ждет. Завтра опять в бой.
Лагерь засуетился, забегал… Кто-то, чертыхаясь, надевал потные, не высохшие носки, кто-то доедал макароны, кто-то, не торопясь, покуривал табачок.
И через пять минут лагерь опустел.
Повисла какая-то тяжелая, но в то же время опустошающая и облегчающая тишина. Тишина, от которой звенит в ушах.
Первым, естественно, не выдержал Ёж.
— Лех, сыграй чего-нибудь?
— Не могу. — Соврал тот в ответ. — Палец чего-то выбил, когда корни рубил.
— Рит, тогда ты?
Рита молча развернулась и ушла в палатку, ровно в какое-то убежище.
— Ну, блин, — ругнулся Ёж. — Марин, может ты?
— Андрюша, — ласково улыбаясь ответила ему Маринка, — я уже сто тысяч лет на гитаре не играла.
Ёж скорчил недовольную физиономию:
— Ну, тогда я буду болеть! — воскликнул он и надуто отвернулся вполоборота к костру.
И в этот момент, южный небосвод озарила вспышка, а через секунду ударил мощный гром. Лешка подпрыгнул на бревне вместе с землей.
— Мля… — только и успел он сказать, как по стволам деревьев, с непередаваемо противным звуком, гулко ударили осколки. Несколько железяк, брошенных тротилом, взбили прошлогоднюю листву совсем-совсем рядом от костра.
Из палатки выскочила Рита:
— Слушайте, прошло-то минут пятнадцать, после того как они ушли.
Ребята стояли и неотрывно вглядывались в темноту, будто что-то могли разглядеть там.
— Чего стоим? Побежали! — Она вытащила за собой медицинскую сумку со всем набором поисковой зеленки да бинтов, дрожащими руками натянула сапоги и бросилась в ночь.
На секунду позже за ней побежали и остальные.
Отбежав несколько метров от костра, Алексей вдруг обнаружил, что побежал босиком. Пока вернулся, пока натягивал сырки и сапоги, ребята уже умчались в темноту.
— Эй! — заорал он вслед. — Вы где?
Но ответом была тишина, тогда он снова помчался в сторону взрыва.
Бежать было тяжело, непросохшая апрельская земля разъезжалась под ногами. Да и кочки то и дело цепляли ноги. Несколько раз он спотыкался, но удерживался, пока не зацепился обо что-то податливо мягкое. И плашмя врезался в глину.
«Твою кочерыжку…» — подумал он, но не успел подняться, как получил сильнейший удар по голове. И потерял сознание.
Глава 2. Первый пошел!
Очнулся он уже днем. Лицо нещадно кололо трухлявое серое сено. Голова болела? Нет, голова раскалывалась как спелый арбуз. С трудом Лешка перевернулся на спину. Очки, как ни странно, были на месте, только оправа вся изогнулась. Постепенно размытое серое небо сфокусировалось и превратилось в крышу сарая. С трудом он перевернулся еще раз и встал на четвереньки. И его тут же вырвало остатками вчерашних макарон.
Пересилив себя, он подполз к стенке и, цепляясь за доски, встал. Несколько минут постоял так, а потом выглянул в щель между досок.
И едва опять не потерял сознание.
По двору ходили немцы.
Самые настоящие. В серых мундирах и касках, которые архетипами остались в подсознании, вколоченные советскими фильмами. Сломав забор, засунул задницу во двор полугусеничный бронетранспортер — Шютценпанцерваген. Кажется, так Юрка говорил.
И говорили фашисты на немецком. Чего-то реготали, над чем-то ржали. Двое курили на завалинке около дома.
Леха сполз по стенке, судорожно хлопая себя по карманам в поисках «Примы».
А хренанас! Сигарет не было. И зажигалки тоже. Стырили, суки арийские.
«Вот я приложился башкой-то» — подумал Лешка. — «Зрительно-слуховые галлюцинации в полном объеме. Впрочем, и тактильные тоже».
В этот момент во двор въехал мотоцикл, судя по звуку. Чихнул и развонялся бензиновым угаром. «И обонятельные еще…» — меланхолично добавил он сам себе.
Во дворе завопили чего-то, забегали туда-сюда.
Лешка привстал до щели. И точно, приехал какой-то сухопарый чувак. С витыми погонами, в фуражке с загнутой вверх тульей. Быстро пробежал в дом, махнув лениво открытой ладонью солдатам. Через минуту оттуда выскочил боец и вприпрыжку побежал к сараю.
«А вот и большой белый писец пришел…» — подумал Алексей.
Дверь, невыносимо скрипя, открылась.
— Raus hier, beweg dich! — немец уточнил свои слова, показав направление стволом карабина.
Лешка на всякий случай поднял руки за голову и вышел из сарая. С каждым шагом его колотило все больше и больше. На ступеньках крыльца вообще едва не упал. В сторону повело как пьяного.
Конвоир жестко, но аккуратно схватил его за шкирку, не дав свалиться. Странно, но гансы не обращали никакого внимания на пленного. Хотя в фильмах обычно показывали, что они должны непременно издеваться над пленным и ржать как дебилы последние.
А эти вели себя совершенно не так. Один чистил шомполом ствол карабина, другой чего-то писал, наверно письмо своей фройляйн, третий вообще дрых под телегой. Никто не играл на гармошке и не гонялся за курицами. Впрочем, может быть, они их уже давно сожрали?