– Да ну тебя… – она встала, облитая рыжим светом, тонкая, сильная, красивая. – Срулил бы ты быстрее.
– Срулю. А почему быстрее?
– Да кажется мне, милок, что с тобой захочется остаться. А мне оно не надо. Так что буду помогать тебе срулить быстрее. Тем более, думаю, пришел ты сюда не только трусами торговать.
Морхольд усмехнулся, садясь и натягивая… именно трусы. Спасибо запасам хозяина его отрадненского бункерка. Только вот трусы тот подбирал совершенно идиотские. Эти, например, украшал бэтменский значок.
– Мой супергерой, – фыркнула женщина, – летящий на крыльях ночи.
– Ты из таможенников или полицейских, да? – поинтересовался Морхольд. – Не стюардесса же…
– Дурак ты, хотя так и не скажешь. Мерить все стереотипами нельзя. Согласен?
Морхольд кивнул.
– Я работала в офисе. Самый обычный офисный хомяк. Не знаешь, как оно было?
Морхольд пожал плечами.
– Во время универа пошла подработать. Ассистент менеджера по продажам. Так себе должность, если честно. Заявки, клиенты, отгрузки, претензии – и так по кругу. Хорошо, если менеджер толковый, рабочий. А то всякие бывали. Скинут на тебя дела, сами сидят, лазают по Контакту, качают порно за счет трафика, Лурк читают. В поле не выгонишь, а выгонишь, так не поймешь, чего они там делают.
– И?
– Ну, а в общем нравилось. Сложно, конечно. Каждая гнида, имеющая говнобудку на засраном рынке, так и норовит тебе показать, что он король мира, а ты раб. Натурально, работайте негры, солнце еще высоко. Вечером получите миску…
– … прогорклого риса и чашку тухлой болотной воды?
– Откуда знаешь?
– Встречался с твоими бывшими коллегами. Фольклор у вас один и тот же. И про работу вот точно так же, да. Разве что обычно сам рассказчик работает, а остальные за его счет живут.
Она уставилась на него своими прозрачными глазами и фыркнула.
– Ты посмотри, не человек, а рентген. Прямо насквозь всю просветил.
– Ну, прости. Пожалуйста.
Прозрачные глаза смеялись. И совершенно не казались злыми.
– Ладно, шут с тобой. Мне тогда только двадцать три исполнилось, повысили, сама стала региональщиком. Должна была лететь в Питер, на какой-то там слет. Повезло, вызвала такси раньше, приехала в аэропорт. А тут… Ну, понимаешь.
Да уж, Морхольд понимал. Ему повезло еще больше. Он вообще торчал глубоко в области, поехав встретиться с знакомыми. Вспоминать, как они добирались к людям, не хотелось. Первый год тогда вообще оказался страшным. Если бы не…
– Тяжело было, – она вздохнула. – Тяжело в плане… восприятия всего этого. Сюда ведь не долетело практически ничего. Да и это не главное. Тут хватает глубоких тайн. Аэродром же, строился в СССР, когда к ядерной войне готовились не в пример лучше. Вот нам всем и повезло. Особенно летунам.
– Хранилища?
– Да, – она кивнула, – это на самом деле не секрет. Только попасть туда… Ты не за этим сюда пришел?
– Мне бы на юг добраться, – проговорил Морхольд, – куда подальше. Как думаешь, получится?
– Зачем?
– Семья моя там.
– Тебе говорили, что ты на всю голову… ну, это?
Морхольд усмехнулся. Женщина вздохнула. После такой ухмылки все вопросы пропадают сами собой. Если не понять этого, вопросы могут пропасть вместе с выбитыми зубами.
– Я помогу тебе, – она оделась и села рядом. – Только обещай мне одну вещь. Пусть и покажется глупостью… Хорошо?
– Какую?
– Не напортачь, дойди и не погибни попусту. Пожалуйста.
– Тебе оно зачем?
Женщина улыбнулась.
– Порой хочется верить в чудеса. И делать их самой.
Она встала. Не таясь, открыла сейф в стене.
– Тебе патроны-то еще нужны? В магазинах или в пачках?
* * *Бар шумел и гудел. Народу прибыло. Пахло спиртом, потом, коноплей и прожиганием жизни. Пир во время чумы.
Электричества не жалели. Яркие разноцветные сполохи шарахали по глазам, колонки порыкивали, сменив рок на блюз. Хрипел певец, немолодой дядька в брюках с карманами, с грачиным хитрым лицом, наигрывающий что-то про великую реку Золотуху. Девки на стойке все так же отжигали. Разве что исполнительницы сменились. Люди – и мужчины, и женщины – явно что-то выжидали. Или ждали кого-то.
Приглядевшись, Морхольд рассмотрел монтируемый пилон прямо за гитаристом. На которого большинство веселящихся уже перестали обращать внимание. Как обычно, сиськи и задницы, что наверняка скоро закрутятся у шеста, интереснее умных слов. Гитарист ушел.
– Нам дальше, – женщина кивнула на дальнюю часть. – Там тот, кто тебе нужен.
– Кликман?
– Ну не Лепешкин же, – она усмехнулась. – Умный он парень, а занимается всякой хренью. Давно бы к себе взяла, будь поспокойнее.
– А почему он?
– Летающий Элвис-то? В такую погоду самолеты не выходят. Только если опасность какая-то, либо что-то очень срочное и дорогое.
– Самолеты?
– Да, моторно-винтовые. Хранились под землей.
– Какие модели?
– «Ла».
– «Ла?!»
– Именно. Настоящие, боевые. И ИЛ-2. Серьезно тебе говорю.
– А у Кликмана тогда что?
– Дирижабль. Транспортный дирижабль. «Сокол Элвис».
Морхольд почесал щеку. Такой дикости он еще не встречал. Штурмовики и дирижабль. Дирижабль с именем «Элвис».
Тем временем дальний угол стал ближним. Огороженным крепкой дверью и двумя серьезными типами с «Кедрами». Летунов явно старались охранять по высшему разряду.
– Со мной, – женщина одним движением брови раздвинула хмурых ребят в стороны и вошла. – Не отставай.
Морхольд отстал. Потому что гитарист уже оказался здесь. «Здесь» его явно ждали теплее. На столик рядом с ним, сидящим на табурете, выставили темную бутыль с крепким, тарелку с горячим куском мяса и пепельницу. Из-за слов гитариста Морхольд и остановился. Слышно было плохо, шум из-за двери все же прорывался, но он смог разобрать что-то про косарей. Полностью услышать получилось только один куплет. Ну, или полтора. Или даже два. Про косарей, их славный труд, радостную песню соловья.
Женщина терпеливо ждала. А он слушал. Странные глубокие сильные слова.
– Пойдем, – она дождалась последних переборов и дернула за рукав. – Он уже здесь. Вон сидит. Да что такое… Сейчас подойду. Послушай, я тебя прошу…
Морхольд посмотрел в прозрачные и кажущиеся холодными глаза.
– Не лезь к нему сам. Вон он, в углу. Уже набрался. Если только уходить не станет. А я быстро.
Она скрылась за барной стойкой. Морхольд огляделся. Сидевшего у большого окна, в самом углу, Кликмана сложно оказалось не заметить. Даже посреди всего местного балагана из адской смеси прошлой жизни и модных современных веяний, тот выделялся. Кожаная летная куртка, цветастый платок в расстегнутом воротнике светлой сорочки, баки и кок, как у того самого Элвиса, и темные очки-капли. Красавец-мужчина, что и говорить.
Стоило, наверное, последовать ее совету, если бы не «но». Послушай женщину и сделай по-своему. Тем более, собственные проблемы Морхольд любил решать сам. Чтобы не быть никому должным. Даже красивым и интересным женщинам с серьезным положением в обществе.
Барная стойка здесь смотрелась… благороднее. Полированная мраморная плита, хром, немного дерева. Бармен с явными признаками африканской крови даже и не удивил.
Глубокие низкие диваны, одинаковые столы, блестящие и чистые. Лакированные деревянные панели по стенам и плакаты, разные, от голых красавиц до непременных самолетов. Или даже красотками без одежды на фоне самолетов. Закрытые стальными пластинами окна. Хотя одно, широкое и высокое, оставалось свободным. Выходило, как понял Морхольд, на летное поле.
Летунов оказалось не так много. Человек десять. Куда больше вокруг них вилось явных прихлебателей. Само собой, девки, яркие, расфуфыренные и ухоженные. Какие-то мутные типы, за несколько метров отдающие спекуляцией и ростовщичеством. Строгие дядьки в камуфляже, явно борющиеся за внимание с самими пилотами. Время шло, люди оставались собой. Возле альфа-самцов кучковались беты и прочие.
– Земляк, – Морхольд подошел к бару, показал на Кликмана. – А что пьет вон тот мрачный человек, прячущий зеркала души за темным стеклом очков?
Губастый кофейнокожий лениво покосился на синий комбинезон Морхольда и поставил перед ним бутылку ирландского. Морхольд шмыгнул носом, прикидывая ее стоимость.
– Ты мне плесни две порции, пальца на два.
– Слышь, Хемуль недоросший, – бармен продемонстрировал белозубую улыбку, – на два пальца у себя в деревне наливать будешь. А здесь культурное общество.
Морхольд кашлянул. Внимательно посмотрел в янтарные леопардовые глаза. Пожалел о потерянном мачете и о двух верзилах с АКСУ на входе. И мысленно пообещал этому красавцу сломать тому и без того плоский нос.
Возможно, что послание до адресата дошло. Во всяком случае спорить и выпендриваться дальше тот не стал. И налил точно на два пальца.
– Сколько с меня?
– Угощаю, – бармен перестал скалиться. – Как гостя с самого дна.
– Сколько с меня?
– Угощаю, – бармен перестал скалиться. – Как гостя с самого дна.
– Уел, думаешь?
– Думаю.
– Ну-ну, – Морхольд взял стаканы. – В следующий раз обращайся ко мне как положено.
– Это как?
– Себастьян Перейра, торговец черным деревом. Бывай, дитя джунглей.
«Нехорошо получилось, – подумалось ему через несколько шагов, – не виноват парняга, привык делить людей на тех, кому нельзя хамить и кому можно. А ты нагрубил, врага завел. Оно тебе надо было?»
Морхольд остановился. Что за чушь лезла в голову? Не иначе как выспаться надо. Ну, нахамил ему халдей, и что? Правила приличия ему демонстрировать, что ли? В Кинеле, чего уж тут, давно бы в ухо дал.
Вернулся, понимая, что поступает неправильно. Но совесть говорила обратное.
– Это, земляк…
Бармен покосился на него.
– Извини. Устал, наверное.
Тот усмехнулся:
– Хорошо, что не харкнул тебе в стаканы. Ладно, проехали.
Морхольд кивнул и пошел. Проехать проехали, а осадок остался.
Кликман обратил на него внимание, когда до его стола оставалось около метра. Поднял голову, тяжело, пьяно. Снял очки, глянув мутными злыми глазами. Морхольд кивнул ему и сел на стул, придвинув его ногой от ближайшего столика.
И открыл было рот, как в промежность уперлось что-то твердое. Он покосился вниз, уже слыша знакомый звук и понимая, что увидит. Не ошибся.
Звук взводимых курков обреза охотничьей двустволки сложно перепутать с каким-то другим звуком. А вот чувство, когда прямо ему в мошонку смотрели стволы, Морхольд испытывал до этого всего один раз. Надеялся, что больше не испытает. Увы, ошибся.
Кликман дернул губой и прижал стволы сильнее. Морхольд понял, что палец того очень уж сильно дрожит на спуске.
– Беда… – он глянул в глаза Кликману и увидел кроме злобы еще и безразличие. Безразличие к его, Морхольда, жизни.
Дом у дороги-8
Багира повернула голову на шорох позади. Одноглазый, вроде бы вздремнувший, снова оказался рядом. Женщина, сама того не желая, улыбнулась. Два полуночника, которым и спасибо никто не скажет.
– Поспал, – одноглазый сел рядом, разложив спальный мешок. – Двигайся, так теплее.
– Спасибо. – Она пересела. – Как мальчик?
– Спит вроде. Надо завтра этому парню еще раз спасибо сказать.
– Ты ему спасибо дежурством своим уже сказал, – Багира поморщилась. – Хоть бы одна сволочь, кроме нас с тобой, не дрыхла. Все, как убитые, лежат вповалку.
Одноглазый не ответил. Позади раздался еще один шорох. Багира вскинула оружие… успокоилась.
– Ты по-маленькому, что ли?
К ним, сонно покачиваясь, шло «мягкое» существо.
– Не, не, – забормотало, подходя, – с вами посидеть, покараулить.
– Надо же, – одноглазый покосился на него, – помощник нашелся. Шел бы спать.
– Да ладно вам, ну че вы, а?
Багира шикнула:
– Садись. Только подальше. Не хватало после тебя вшей потом давить.
«Мягкое»… «мягкий» сел. Обиженно засопел, почесался под тряпьем.
– А то у вас их нет…
Одноглазый сплюнул, скребя бедро.
– Теперь точно есть.
– Что тогда отсадили?
Багира закатила глаза.
– Психология, чудовище. Нам так комфортнее. А доползут так доползут. Не впервой.
«Мягкий» помотал головой, укутанной в несколько слоев.
– Ясно… меня Саша зовут.
– Хорошо. – Одноглазый покосился в сторону окна. – Успокаивается вроде. Часа через три рассветет. Ты серьезно пришел караулить?
– Да, – Саша кивнул, – у меня даже вот, дубинка есть.
И показал дубинку. Одноглазый насторожился и чуть толкнул Багиру. Больно уж непроста оказалась палка-убивалка. С прорезиненной ручкой, металлическая, граненая, расходящаяся поверху шестью перьями.
– А ты серьезный человек, Саша, – протянула Багира, – прямо приятно удивил.
Тот запыхтел.
– Не могу понять, дружок, – одноглазый покосился на него, – сколько тебе лет?
Мягкий Саша вздохнул.
– Да много. За сорок чуть-чуть.
– Ну ни хрена себе, а по голосу не скажешь.
Тряпье на плечах дернулось.
– Все так всегда говорят… говорили. А я виноват, что ли?
Они покивали ему.
Странный человек, прибившийся к общей группе почти у самого выхода из станицы. Одноглазый помнил, как выкатилось на дорогу серым клубком что-то, как он поднял ружье, думая – возьмет неизвестную тварь дробь или надо успеть достать жакан? Оказалось, что это просто Саша.
– Слышал, вы тут о прошлом говорите.
– И?
– Ну… тоже захотелось.
Багира молча встала и пошла к лошадям. Уже оттуда попросила заткнуть уши. Саша испуганно ойкнул и тут же прижал пухлые рукава хламиды к голове. Когда Багира вернулась, он накрыл ее одним из одеял, которые нес на продажу.
– У нас сегодня ночь откровений и воспоминаний, как посмотрю. – Женщина благодарно кивнула и закуталась плотнее. – Ну, давай, Саша, изливай наболевшее. А мы послушаем.
Почему она так поступила? Вряд ли привыкшая обрывать ненужные разговоры сразу ожидала от себя такого. До этой самой чертовой ночи. Что-то происходило за стенами бывшего учебного центра, что-то происходило в ней самой.
– А вы и правда хотите послушать? – Саша обрадованно подпрыгнул на месте. Странно так, будто с головой у него не все в порядке. – Правда?!
– Не томи, Шура, – одноглазый придвинулся к перилам, так, чтобы смотреть вокруг и ничего не упустить, – давай, ври, да складнее.
* * *Все казалось простым и доступным. Жизнь ложилась под ноги удобной и новой асфальтовой дорожкой. Топчи сколько хочешь, даже грязь не пристанет. На Западе говорили: родился с серебряной ложкой во рту. Серебра у них хватало. Настоящего столового. Разве что не старого. Совершенно. Дорогого, купленного в каком-то модном магазине, блестящего зеркалом. Но не старого.
Мобильный ему купили, когда еще не у каждого родителя его одноклассников таковые имелись. Приставка? Пожалуйста. Комп? Пожалуйста. Аудиокарту? Да всегда пожалуйста.
Вот только характера не купить. И не получить в подарок от Деда Мороза. Да даже и от Санта-Клауса. И в какой-то момент даже самые упертые родственники отходят, машут руками, мол, да и хрен с ним. И вот тут все. Дно, не дно, но хорошего мало. Да и чего хорошего-то?
Девочки, конечно, любят ушами. Ну, а некоторые и мозгами. Только вот в юности этим страдает крайне ограниченное количество девушек. Им подавай крутость, бицепсы и пресс. Ну, или какие-то клевые увлечения. В общем, все женщины любят плохих парней. А он был… не плохим и не хорошим. Никаким.
Друзьям нужно внимание. Друзья требуют ответственности, честности и надежности. Если, конечно, это друзья. А не шобла-ебла, что хочет от тебя только папиных денег, не больше. И тут Саша похвастаться тоже особо не мог. Не складывалось. Так, ерунда.
Вот и сложилось, что к двадцати годам, обладая собственной небольшой квартирой и учась на третьем курсе, Сашка имел стипендию от родителей, купленный военный билет, гастрит, хороший комп, пиратскую аудио, видео и просто библиотеку и много друзей. В Сети. Ну, или знакомых. И проводил в ней, рубясь в сетевки, трепясь на форумах, тролля и строя самого себя с помощью набора единичек и нолей электронного кода, всё свое время. Пока не познакомился с Эльзой Лисой.
Эльза Лиса казалась таинственно-красивой и какой-то недосягаемой. И смотрела на мир куда серьезнее. И как-то, пропав из Сети где-то на месяц, вернулась и скинула ему ссылку на какой-то немыслимый стеб.
Сашка плохо его помнил, но как бы общение в память врезалось сильнее некуда.
* * *– Приветики мои мняффки.
– Мну тебе рада!
– Как дела?
– А давай трахаться… Ой, не тебе.
– Не поверишь, я здесь вся из себя неприличная.
– Мну эля!
– Эля нету, есть монзоберранзановский грог.
– Я эльф.
– Ой, я тоже и у меня уши остренькие!!!
– А есть восемнадцатая книжка про играть и жить?
– Я такая горячая, такая пылкая… прям как зажигалка.
– Да че трешь про заговоры?
– Да я знаю, они специально, заманивают людей из нашей группы!
– Точно, создали тему, прям как у нас…
– Мну рыдаль!
– Сцуко, она это он…