– Сцуко, она это он…
– Кто он?
– Ну которая знойная валькирия!
– Хорошо, что не Мастер.
– А ты уверен, что не он?
– А у нас 157 участников!
– А я Балду растираю!
– лол!
– Прям так?
– Да на плакате растираю, про сказку…
– … уровень человеческих эмоций. Вложенных в мое творчество…
– Ой… как хочется как в книжке, парня-вампира-дракона…
– да! Они такие классные, не то что Сашка. Он такой дурак. Спортом занимается.
– Дебилоид, нет бы в чате появиться…
* * *Багира нахмурилась.
– Чего ты нам ерунду какую-то порешь?
Мягкий Саша зачмокал и, скорее всего, обиделся.
– Рассказываю же…
– Тьфу ты, – женщина разозлилась, – чушь ты несешь, а не рассказываешь.
– Да я…
Он встал и ушел.
– И что это было?
Багира посмотрела на одноглазого. Тот хмыкнул:
– А вот именно то, что на самом деле тогда и творилось. Порой вместо самой жизни. Разве что рассказал он как-то глупо и нудно.
Глава 8 Карты, девы и ствол
Самарская обл., аэропорт Курумоч
(координаты: 53°30′06″ с. ш. 50°09′18″ в. д.),
2033 год от РХ
– Как дети, честное слово… – она возникла сзади, встала, тонко вздохнув. – Димочка, убери пукалку. Этот человек не будет с тебя ничего просить, а тем более требовать.
Кликман икнул, уставившись на нее глазами, разом обретшими жизнь и смысл.
– Ди? Привет!
– Привет, привет. Пушку убери, Димулька, слышишь?
Кликман широко и пьяно улыбнулся. Курки щелкнули, возвращаясь в мирное положение. Морхольд шмыгнул носом и подвинул летуну его порцию ирландского. И посмотрел на серьезную и красивую буратину по имени Ди.
– Нехорошо не слушаться умных взрослых теть, да? – она села рядом. – Плохой мальчик, фу-фу.
Морхольд усмехнулся. Что-что, а иронии ей не занимать.
Кликман, явно трезвея, прищурился, рассматривая его. Потом взял виски, понюхал и ухнул его внутрь. Не чокаясь. Морхольд пожал плечами и не отстал.
– Ты кто? – Крайне серьезно, как любой уважающий себя пьяный человек, поинтересовался летун. – Я тебя знаю?
И сам же ответил:
– Не знаю. Ди, это кто?
– Ты зачем ему ствол приставил, Димуль?
Кликман закатил глаза:
– Я Жабе должен. Много. Думал, от него пришли.
Женщина кивнула:
– Дурак ты, Димка. Нашел кому задолжать.
– Ну, вот так.
– Мда… Вот тебе, заказчик. Пассажир.
Кликман икнул, вернувшись к рассматриванию Морхольда. Протянул руку:
– Кликман, Дмитрий Кликман. Можно Элвис.
– Морхольд. Просто Морхольд.
Кликман покрутил в руках пустой стакан. На лице отразилось желание накатить еще, но вслух он ничего не сказал. А Морхольд не настаивал. Ди сидела рядом и молчала.
– Тебе надо лететь. – Кликман не спрашивал, констатировал. – Вопрос в том, надо ли оно мне?
– Думаю, надо. – Морхольд прищурился. – Деньги нужны? Для Жабы?
– Ну, положим, нужны. Если они у тебя? Сдается мне, что не особо.
– Ты про это? – Морхольд оттянул воротник комбинезона. – Это подменка.
– Хоть… э-э-э… ну, ты понял. У меня недешево.
– Как скажешь.
– Куда надо?
– К Волгограду. А в идеале в Краснодар.
Кликман икнул, постучав пальцами по столу.
– Ты на всю голову…
– Знаю.
– Знает он. До Волгограда?
– До него.
– В патронах – триста штук. В золоте – один слиток. Если ничего нет, то пролетишь. Как фанера над Парижем.
– Поторгуемся?
– Поторгуемся… – Кликман трезвел все стремительнее. – Давай-ка, дружок, я тебе кое-что покажу.
Когда кое-что появилось на свет, Морхольд чуть не охнул. Из кожаного жесткого чехла летун достал «МакБук». Как полагается, с яблоком. И две плитки с баллонами газа неожиданно показались… дешевкой. Хотя, конечно, роль сыграл и сам Курумоч – своей натуральной и неприкрытой роскошью. Электричеством. Музыкой. Золотом в качестве платы. Настоящим алкоголем в баре. Девами в кружевах. Новехонькими стволами охраны. И против всего этого у Морхольда – набор хирургических инструментов и две китайских компактных газовых плитки. Плюс четыре баллона к ним. Шикарный расклад.
Кликман, сосредоточенно хмурясь, откинул крышку. Морхольд ждал. Вместо звука вентилятора он услышал шелест. А потом летун развернул «мак» к нему. Ну да, и как он не понял сразу?
Вместо электронных потрохов внутри оказались склеенные и покрытые прозрачным тонким пластиком карты. Ларчик открывался просто. Прямо как телевизор, что смотрели детишки в первом «Терминаторе». Сидели и смотрели в большой «Зенит», внутри которого полыхали дрова. Морхольд даже расстроился. Хотелось поверить в чудо и увидеть какой-то сохраненный вариант сетевых карт.
– Лететь до х… много, – Кликман достал зубочистку и деловито ее зажевал. – То есть…
– Ладно тебе, – Морхольд зевнул, – а то ты одного меня туда прокатить собрался.
Кликман покрутил зубочистку.
– Хм, прямо настоящий детектив. Предположим, не только тебя. Ни патронов, ни золота. И на кой ты мне такой нужен?
– Может, стоит выслушать? Может, стоит предположить, что у меня есть нечто ценное?
– Гравицапа? Пулемет «Корд» и запас патронов к нему? Юная дева-мулатка с большими сиськами? Прости, Ди.
– Странные у тебя сексуальные фантазии… Дева на последнем месте.
– Сейчас до трехсот пятидесяти патронов подниму. Мой любезный просто Морхольд, так что есть эквивалентное перечисленному? Да такое, чтобы потом мне не пришлось жалеть о вещи, валяющейся у меня в подсобке?
– Хм. Две портативные газовые плитки в кейсах. И четыре полных газовых баллона к ним.
Кликман чуть не проглотил зубочистку.
– А на хрена они мне?
Морхольд чуть подался вперед.
– Димон, ты летаешь на дирижабле. И вряд ли готов самозабвенно питаться всухомятку. А поставить там нормальную печь ты не рискнешь. Дирижабли быстро горят?
Кликман ухмыльнулся:
– Ты ушлый сукин кот, как посмотрю. Но все равно маловато. Очаг возгорания, он и есть очаг возгорания. Да и летаю я на гелии. А он инертный газ, не водород. Давай, предлагай довесок.
Морхольд прикусил нижнюю губу. Из довесков у него остался только хирургический набор. Барахло, взятое у мародеров, точно не счетово. А его хотелось потратить на что-то нужное. На лыжи, хотя бы, снег же все равно выпадет. Или на удобную одежду.
– Хрен с тобой, – он посмотрел на довольного летуна. – Набор скальпелей у меня есть. Последнее слово.
– А меня устраивает! – Кликман снова ухмыльнулся. – По рукам?
И протянул ладонь. И ведь не забыл, каналья, еще и плюнуть на нее. Морхольд нахмурился. Но деваться было некуда.
– Стоять! – Ди, сидевшая рядом, стукнула кулачком по столу. – Барыги чертовы. Продажники из вас обоих, как из страуса перелетная птица.
– Не понял, – Кликман уставился на нее. – Достопочтенная мадам, вы ничего, часом, не перепутали?
– Это ты недавно перепутал долг и подарок, Димочка, – она пробуравила его прозрачными глазами. – Да-да. Я выкупила твой долг.
На стол с шелестом легла выцветшая желтая бумага. Кликман вздохнул.
– Его возьмешь без оплаты. Вернешься – долг спишу.
– Приплыли…
– Прилетели. Когда собираешься лететь?
Кликман что-то посчитал, подняв глаза к потолку и шевеля губами.
– Через два дня, по утру. Слышь, просто Морхольд?
– Да?
– Не опаздывай. Вторая площадка.
Он пообещал не опоздать.
В этот раз, оказавшись в «Пушистом барсуке», Морхольд уже не хотел здесь оставаться. Все было решено, оставалось собраться в путь. И выспаться. И найти врача. Спина напомнила о себе, совсем недавно. Полчаса, не больше. Но так, что ему хотелось ухватиться за стену.
Ди оглянулась, ища кого-то глазами. Лепешкин нашелся сам, возникнув словно из ниоткуда.
– Помоги ему добраться до комнаты, – женщина вздохнула. – Надеюсь, Морхольд, что все у тебя получится. И пока ты здесь, если понадобится помощь, знаешь, где меня искать. Спасибо тебе.
– За что?
Она улыбнулась и не ответила. И ушла.
Жуть встретила Морхольда недовольным сонным шипением. Он вколол себе средство и лег, постаравшись умостить левую ногу, отдающую пульсирующими рывками, удобнее. Жуть пристроилась под боком, неожиданно теплая, и тут же засопела. Морхольд заснул позже.
* * *
– Ну, братишка, как тебе? – Лепешкин широко развел руки, гордясь рынком, будто своей собственностью. – Красота?
– Не то слово! – Морхольд довольно кивнул. Скорее всего, здесь будет сложным не найти то, что необходимо. Рынок впечатлял.
В огромном помещении бывшего зала ожидания стоял шум вперемежку с гамом, густо приправленный совершенно диким ансамблем прочих звуков.
Визг металла на точильном кругу, хрюканье розово-молочных подсвинков и поросят в дальнем углу, вопли зазывал у больших закрытых шатров, перестукивания мастеров жестянки, слесарного и столярного дела, споры, богохульства и мат торговцев и покупателей, свист ветра в нескольких дырявых высоченных окнах, шорох метел в среднем проходе, бульканье подходящих чайников в едальнях, хохот и воркование свободных девиц, стоны вора, пойманного охраной и охаживающей того подкованными сапогами.
Не меньше гудящего роя звуков сразу навалились мириады запахов, живых и человеческих, как никаких других отличающихся от животных.
Пахло мясом, уже жарящимся и только брошенным мариноваться в яблочный уксус, углями, золой и горящим хворостом, самоварным мылом и щелочью от прачек, жиром, машинным маслом и канифолью, свиным дерьмом от, само собой, свиней и сортиром из-за небольшой стенки, самогоном и картофелем, только-только вырытым из земли, свежевыделанной кожей и синтетикой найденной где-то довоенной одежды, порохом из специального пакгауза для проб оружия, металлом, обрабатываемым в станках и болезнями от шлюх. И над всем этим кошмаром для одоро-эксперта густо струился шлейф немытых тел, застоявшегося пота и свежей крови.
– Цивилизация, – Морхольд харкнул вниз, попав на капюшон какому-то озабоченному торговцу пирожками, – что может быть прекраснее?
– Хорош, а? – Лепешкин скорчил рожу. – Почему ты всегда недоволен простыми вещами?
– Потому что я сноб, – буркнул Морхольд, – и тем более, что я абсолютно доволен. Без вот этого бардака мне сложно представить себе жизнь… если честно.
– В смысле?
– Да в прямом… Если бы здесь пахло мокрой листвой и дождем, то это означало бы только одно.
– Че?
– Что мы все-таки померли. А так – глаза не нарадуются, прямое доказательство восстания человечества, аки феникса, из пепла.
– Ну тя куда подальше, – Лепешкин покачал головой, – будь проще, всем легче станет. Ну, что ищем?
Что ищем? Да уж по порядку.
Теплый, желательно камуфлированный костюм. Белый маскировочный халат. Лыжи охотничьи, одна пара. Лучше всего, если правильные, подбитые выделанной шкурой с сохраненным волосом. Совсем идеально, если шкура лошадиная или лосиная. Теплую обувь, валенки или что-то такое же. А все остальное у Морхольда было свое.
Честный натуральный обмен, бартер, так сказать. Искусство, возрожденное Бедой. Именно сейчас стоило применить все его плюсы и минусы. И из ничего сотворить что-то.
– Пошли, Саш. Нечего время терять.
– Пошли. Слушай, братишк, а как так вышло, что ты куда-то собрался переть недуром и при этом у тебя с собой ничего нет?
– Ну вот так. Всякое в жизни бывает. И такое тоже.
– Стареешь?
– Не молодею.
– Оружия у тебя нет?
– Небывалое дело, да? Сам поражен.
– Я вообще охренел, как до меня дошло. Ты как умудрился сюда добраться-то без него?
– Мир не без добрых людей, Саш. То так, то сяк. В последний раз, правда, когда мне помогли, то потом хотели в качестве платы все барахло себе забрать.
– Расстроился?
– Не то слово. Одного отпустил… потом.
– Стареешь, Морх, стареешь.
– Да ну тебя. Слово сдержал. И он, и я. Саша, тут вот какое дело… есть возможность поинтересоваться о вошедших на территорию аэропорта?
– Так-то да, разве что уточнить надо, о ком речь. – Лепешкин покрутил головой, заприметил какого-то юркого нахаленка лет одиннадцати. – Стой… эй, малец, иди сюда. Здорово. Как батька? Вот, братишка, у этого пацана батёк во взводе КПП и дозоров состоит. Помначкара. Да, не ошибся?
Мальчуган помотал головой, уши старенькой шапки из странного голубого меха смешно затряслись.
– Вон оно че, целый помначкара? – Морхольд ухмыльнулся. Пацаненок пришелся по душе. Плоть от плоти современного мироустройства: хитрован, умеющий многое и знающий еще больше. И это будучи чуть старше десяти лет. – Хочешь патрон? Мне чего надо? Информацию. Пять патронов?! А хотелка не треснет, малой? Три дам. Один сейчас, два когда придешь с информацией.
– Какой? – глазенки жадно заблестели. – А?
– Какой… – Морхольд быстро припоминал все необходимые детали.
Нахаленок нетерпеливо шмыгнул носом:
– Дяденька, ты не мнись, говори быстрее, а то Коркунов уйдет.
– Кто? – Морхольд кхекнул от удивления. А после ответа лишь улыбнулся чувству юмора какого-то предприимчивого кондитера-торгаша. – Конфеты делает – продает? Вон оно че… Человек меня интересует. Высокий, очень большой, лицо замотано кусками ткани. И очки, такие темные, на кожаной маске. И еще у него с собой должна быть громадная кувалда, наваренная на металлическую трубу, с крюком на конце. Входил или вчера вечером, или сегодня утром.
– Шустрый! – Лепешкин проводил убегающего пацаненка одобрительным взглядом. – А кто это, братишка?
– Если б я знал, кто. – Морхольд поморщился. Спина, совершенно не желающая успокаиваться, напомнила о себе, прострелив от крестца до шеи. – Молот – вот и все, что знаю. Чуть не прибил меня в Отрадном, потом у Тимашево, потом догнал посередке и почти достал у Сока.
– И чего ты ему сделал?
– Дал по тыкве бревном. Не дал бы, не разговаривал бы с тобой.
– Из-за удара бревном он так далеко зашел?
Лепешкин удивленно уставился на Морхольда. Понять его Морхольду было несложно. Он и сам поразился настойчивости своего урода-земляка.
За спиной крайне интеллигентно кашлянули. Лепешкин непонимающе нахмурился, а Морхольд, оглянувшись, увидел странноватого даже для современных реалий человека. Старика. Опустившегося до того состояния, когда замызганное одеяло с какими-то дурными радостными коровами, перетянутое веревкой, смотрелось донельзя на своем месте. И с тем блеском в живых незамутненных глазах, что сразу выдавали человека с высшим образованием.
Дед, еле заметно дергая дряблой кожей под кадыком, по-птичьи смешно перетаптывался на одном месте. И явно хотел что-то сказать. Морхольд кивнул. Возраст он умел уважать. Хотя порой это оказывалось тяжело. Дед обрадованно пододвинулся ближе, обдав непередаваемым ароматом, до которого бомжам, существовавшим до момента, когда треть выживших стали ими же… так вот тем самым бомжам до запаха деда было как до Китая раком.
– Эм, молодые люди, я извиняюсь…
Лепешкин скривился. Морхольд чуть улыбнулся. Интеллигенция такая интеллигенция, никогда не изменится.
– Да какие мы молодые?
Дед заметно возмутился и сунулся вперед, явно желая доказать правоту собственного утверждения. Морхольд успел перехватить Лепешкина, никогда не отличавшегося терпимостью.
– Подожди, Саш. Мы ничего не покупаем, знаете ли. А вот продать можем, смотрите. За просмотр ничего не возьмем.
Морхольд подмигнул озадаченному Лепешкину. Сам-то, не далее чем вчера вечером, подвергался таким же косым взглядам летуна Кликмана из-за синего комбинезона. Мало ли, вдруг и тут первое впечатление обманчиво?
Дед взял протянутый справочник по детским болезням, бережно, как и полагается тому, кто привык уважать книги. Поцокал языком, рассматривая прекрасно сохранившуюся вещь.
– Прекрасно, да-да, боже мой, Госиздат, семьдесят восьмой год, чудесный был год, я тогда только проходил практику, знаете ли.
– Будете брать?
– Нет-нет, не смогу, к сожалению. Вам надо к Славе, да-да, к Славе Бакулину. Вон он, там, видите, книжный развал.
Морхольд посмотрел в указанную сторону. Да, так оно, скорее всего, и есть.
– Спасибо. Пошли, Саш. Что, простите?
Дед, все так же переминаясь с ноги на ногу, явно хотел сказать что-то еще. Судя по задорно блестевшим глазам и смешно-просительному выражению лица, что-то ну о-о-очень важное. Морхольд кивнул, приглашая начать вроде бы закончившийся диалог.
Тот обрадовался и, вцепившись в рукав Морхольда, зачастил:
– Я же не закончил, а говорите, что уже немолоды. Молодости свойственны быстрые и порой необдуманные решения. Подождите, не перебивайте, ваш бородатый товарищ совершенно прав. Мне хотелось бы сказать несколько слов о предмете вашего обсуждения, о мужчине с кувалдой. Случайно услышал, не смог удержаться, простите уж, пожалуйста.
Лепешкин налился кровью, фыркнул:
– Говори дед, мы торопимся!
Морхольд поморщился, ткнул его в бок:
– Да обожди ты, Саша! Я вас внимательно слушаю.
Лепешкин потер бок, покосился на Морхольда, но спорить не стал:
– И я тоже!
– Эм, так вот. Вы совершенно неоправданно считаете, что удар по голове не может спровоцировать что-то подобное. Я не, эм, профильный специалист, но до войны мне приходилось сталкиваться с пациентами, обладавшими явными признаками психических расстройств.
Почему-то Морхольд понял, что ждал чего-то подобного:
– Вы считаете, что меня преследует псих?
– Я считаю, молодой человек, что вас преследует лицо с явным психическим отклонением. Чем еще можно объяснить маниакальное упорство, с которым он идет за вами от самого Отрадного, если правильно понимаю. Так?