– Эй, командир, – он окликнул Алексея, узнав его по приметному рисунку костюма, – подожди.
– Чего тебе?
– Чисто ехать? Не сильно фонит?
– Не переживай. Там, где фонит, поедешь по-другому, не пристанет. Так что не боись, ничего не отвалится.
– Ты просто самый лучший человек на Земле, честное слово, – Морхольд ухмыльнулся. – Но и на том спасибо.
МТЛ-Б рыкнули, разворачиваясь на месте, и двинулись дальше. Оперативность поражала. Хотя, тут Морхольд почему-то был уверен, скорость проистекала явно из какого-то не самого лучшего с моральной точки зрения аспекта. Скорее всего, командир охотников был кому-то и что-то должен. И срок уже поджимал. Во всяком случае, никакого торга за горючку Морхольд не заметил. Ну так, немного стандартного мата, но не больше. За такую-то драгоценную вещь, как кровь для транспорта!
Видно, он хорошо себя вел, и его закрепили так, что при желании можно было даже глазеть по сторонам. Обалдеть не встать, прямо СВ. Хотя смотреть особо оказалось не на что. Что он не видел в пейзаже, расстилающемся вокруг?
Серая хмарь. Черные проплешины среди тающего грязно-белого ковра. Торчащие сухие бустыли и низкие хилые деревья. Ветер, гоняющий мячи перекати-поля. Редкие черные остовы брошенной техники, изгрызенной временем и непогодой. Да останки бедолаг, решивших преодолеть сальские степи пешком.
В чем-то ему повезло. Особенно четко это стало ясно, когда на один из курганов, гордо и не прячась, выскочила стая странноватых зверей. На волков они походили разве что общим силуэтом. Размерами были куда больше. И даже головы, лобастые, широкие, походили скорее на медвежьи. Морхольд смутно помнил, что существовали когда-то, во времена то ли мамонтов, то ли шерстистых носорогов, такие зверюги, как медведособаки.
Возможно, катастрофа, сжегшая планету, запустила не просто механизмы сохранения у живых организмов. Возможно, цепочки ДНК, лихорадочно мечущиеся под бомбардировкой радионуклеидов, вытаскивали на свет Божий все, что когда-то видели и знали. И тогда полностью казалась правдой дикая теория, читанная еще до Беды, говорившая о том, будто каждая ДНК помнит все, происходившее за миллионы лет эволюции.
Вот и выползают наружу, нежданно-негаданно, такие… создания, что ни в сказке сказать, ни в диссертации описать. И, глядя на пулеметы, резво развернувшиеся к гордо застывшим на гребне существам, Морхольд понял одно: ему снова повезло. Повезло, хотя со стороны оно выглядело совершенно иначе. И раз уж так вышло, то не стоит даже думать о том, чтобы повесить голову. Он же, теребить вам свои теребеньки, Морхольд, железобетонный, несгибаемый, показывающий свой лингам-лингам любому уроду. Даже оставшись без движения. И он дождется своего шанса. Обязательно.
* * *Остановок было несколько. И даже развернулось что-то вроде боя, когда где-то у Горькой Балки караван из пяти МТЛ-Б решили пощипать местные. Морхольд, скрючившийся и всеми забытый, орал благим матом, вздрагивая от звона пуль, рикошетивших от брони. И именно тогда ему жутко хотелось быть вовсе не здесь, на пути к Кропоткину, а совсем даже в Сальске, пусть и скованным с кем-то одной цепью. Но повезло, машины вынесли, сказалась скорость и проходимость, чего не оказалось у преследователей, в основном пользующихся адски выглядящими эндуро и снегоходами.
Вечером второго дня тягачи, грязные, с выщербинами от попаданий и все в черных полосах от выхлопов двигателей, остановились у небольшого укрепления из бетонных блоков и врытых по самые башни Т-72.
– Приехали? – поинтересовался Морхольд у разом вылезших наружу охотников.
– Да. Тихорецк. – Алексей, командующий именно «морхольдовским» тягачом, сел рядом. – Будешь курить?
– Ага.
Морхольд дымил, глядя на слабые огоньки впереди.
– Электричество?
– Оно самое.
– Круто. Отсюда как?
Охотник пожал плечами:
– Не мое дело. Сдадим вас и прочий хабар – и отдыхать.
– Ясно.
– Э, – охотник ухмыльнулся, подняв маску и оказавшись самым обычным парнягой лет тридцати, – не грусти, крутой мужик. Всю дорогу на броне, это какие нервы иметь надо, а? Стальные канаты, не иначе.
– Да кабздец! – Морхольд выплюнул окурок. – Канаты? Да я этих канатов чуть не наложил полные подштанники! Канаты, ну-ну.
– Да? Ну, живой же? Живой. Чего теперь переживать. У тебя впереди много интересного. Целая новая жизнь. Правда, думаю, короткая. Впрочем, это от тебя зависит.
Морхольд не ответил. Он сам людьми торговал? Пусть и их головами? Да, еще как. Вот, судя по всему, расплата. По закону бумеранга, не иначе.
С неба снова повалил снег. Огромными сухими хлопьями. Снег падал, закрывая серость и грязь вокруг, даже топорную громаду грязного бронированного локомотива превращая во что-то красивое. Такой поезд мог быть у Деда Мороза. Помешанного на оружии и войне Деда Мороза. С составом в семь вагонов, три из которых украшали башни от БТРов со всеми прилагающимися фишками. То есть КПВТ и даже одной тридцатимиллиметровой авиационной пушкой, снятой с совсем новых предвоенных моделей. Еще раз подтверждая серьезность ребят с Кропоткина.
А потом пришла пора торга. Но ее Морхольд не увидел. Зато увидел следующее средство передвижения, куда его сразу и потащили, после того, как врач, если судить по войсковой эмблеме, осмотрел состояние… товара.
Ирония судьбы. Не так давно он держал в руках вырывающуюся Дашу Дармову, плачущую после «жратвовозки» у Тургеневки. Тогда Морхольд был пассажиром, пассажиром с целью. И средства для ее достижения не выбирал. И вот, нате, получите и выкусите. Его самого, засадив в не очень большую стальную клетку в глухом вагоне, больше всего смахивающем на рефрижераторный, скоро повезут куда-то, где его может ждать смерть. Причем смерть ожидаемая и под свист зевак, жаждущих крови и зрелищ. Судьба явно любит иронично улыбнуться и подмигнуть.
Морхольд хмуро посмотрел на закрывающуюся дверь в вагон. Сел, отодвинувшись в угол. Ведро-параша и кружка с водой. На всякий случай он принюхался к ней. Хотя оно оказалось глупым. Вагон так провонял, что понять – не пользовались ли ведерком для чего-то, кроме хранения воды, было совершенно невозможно.
А вонь стояла жуткая. Как и шум. Вагон оказался не пустым, и клетки, стоявшие в два ряда, одна на другой, были практически все заняты. Остро пахло зверьем и теми, с кем Морхольд не хотел бы оказаться один на один без оружия. Мутантами. И хорошо, что света практически не было. Рассматривать в свете дежурных лампочек соседей, сильно отличающихся от нормы, Морхольд не собирался.
Ему хватило даже верхнего. Сухая и длинная рука тут же, как только отошли тюремщики, просунулась вниз, хватая воздух крючковатыми пальцами с серо-зеленоватой кожей. На что надеялся неведомый уродец? На глупость Морхольда, решившего с ним поздороваться за ручку?
В целом же вполне можно прокатиться. Лишь бы с толком. Умирать на чью-то потеху считать «толком» не получалось. Морхольд харкнул в шарящую поверху клетки жабье-ящериную кисть и стал оглядываться вокруг, привыкая. Сойдет, пусть и без пива.
Осталось обустроиться. Сколько ехать? Непонятно. Выбраться? Нужно подумать. Клетка серьезная, прутья приварены к стальному дну, толстые, с палец толщиной. Причем палец большой и большого человека, а не Морхольда. Матрац? Да, есть. И даже одеялко имеется, пусть и тоненькое, заблеванное и уж точно обоссанное.
Караул? Вот тут уже повезло. Караульного пока не заметно. Появится? Наверное, осталось дождаться его появления и тогда подумать – что и как сделать. Благо цепи пленному не надели. Руки-ноги свободные… так, значит, что? Значит, проверять его руки-ноги не будут, делать это надо каждые два часа. И, вполне ясно, катить поезд будет не меньше, чем эти самые два часа. Хотя, думалось Морхольду, как бы не сутки.
Дверь вагона лязгнула, откатываясь в сторону. И только сейчас до Морхольда дошел весь плюс его положения. Вагон, если он правильно помнил, располагался предпоследним. Но позади не было ни тамбура, ни перехода. Точно, точно, етит колотит, там же и не вагон, о да.
Морхольд хищно ухмыльнулся. Все верно. Замыкала состав моторисса, пусть и переделанная под боевой вариант. Автономная единица, в случае чего легко отцепляемая. Прикрывающая или сбрасывающая нападающих. Или даже, если перебраться по крышам состава, предназначенная для отступления кого-то важного. А он сидит в самом обычном рефрижераторе с откатываемой дверью-воротами. Господи благослови дурость его хозяев. Или их самоуверенность.
В вагон, тяжело ступая, зашли четыре человека. Ясное дело, что тяжело, если им приходилось нести Молота. О как, Морхольд с интересом смотрел на происходящее. Да, предположения подтверждались. Ехать им долго, и такой драгоценный боец явно должен быть непострадавшим. Как же, как же, Морхольд усмехнулся, противника ему точно будут искать среди мутантов. Накачали чем-то, как пить дать. Великан не шевелился, и явно не из-за толстых ремней, спутывающих его с головы до ног. Слишком вяло болталась огромная кисть, притянутая к бедру.
Кряхтя и матерясь, четверо здоровяков, пыхтя с заметной натугой, дотащили Молота до клетки, что стояла практически напротив Морхольда. Соседи, вот такие дела. Стало не по себе. Особенно после того, как, держа великана на прицеле, мужики быстро срезали ремни и торопливо закрыли дверь клетки. На два засова и три замка. И только после этого перестали нервничать.
А потом, сразу за вышедшими крепышами, внутрь затащили Дочь Зимы, все такую же привлекательную и с фингалом. В клетку к ней, порадовав и огорчив, кинули Жуть. Слабо вякнувшую, но не поднявшуюся.
Морхольд свистнул:
– Эй, красавицы!
Сосед сверху тут же снова просунул руку между прутьями и дождался своего плевка. Милена даже не посмотрела в его сторону. А вот Жуть ожила, да, зверушка приподняла голову и еле слышно присвистнула.
– Ты ж моя лапушка, – Морхольд ногтями поцарапал пол, – иди сюда.
Он понимал, что ничего не получится. Прутья стояли часто, как Жуть смогла бы пролезть? И удивился. Надо думать, удивились все наблюдающие. Звук вот только оказался мерзким.
Череп Жути, скрипнув, сплющился и удлинился. Морхольд, раскрыв рот, наблюдал за фокусом, творящимся на его глазах. Нос, челюсти, глаза, массивные и такие, казалось бы, твердые надглазья, выступающие лопатки, крылозародыши, таз… узкий хвост вильнул, ускользнув от пальцев кинувшейся за Жутью Милены. Чуть притормозя у пары клеток по дороге, довольно скалившаяся Жуть, топорща спинной гребень и свирепо шипя, поцокала коготками к Морхольду. Смотреть на процесс влезания к нему он не стал, отвернувшись и ожидая прибытия.
Но перед этим коротко чавкнуло, сверху приглушенно заохало и раздалось довольное покхекивание Жути. Морхольд расплылся в улыбке, понимая, что сосед сверху получил свое. И хорошо, если не заработал яд. То, что ящерка-монстрик могла им поделиться, он уже понял.
В ладонь толкнулась теплая шишкастая башка, и Жуть, довольно урча, забралась ему на плечо. Морхольд с удовольствием ткнулся носом ей в лоб, почесал надглазья, слушая воркотню и чайникоподобное урчание.
– Моя красотка, да-да, хорошая девочка…
– Эй, братишка, ты откуда?
Морхольд покосился в сторону голоса. Клетка находилась в углу вагона, но по голосу вроде как человек.
– С Самары я.
– Откуда?!!
– Глухой?
– Да хорош звиздеть-то, с Самары. А я, надо думать, с Киева. Или Лондона.
– Это уже твои личные дела, – Морхольд прислушался. – К нам идут. Так что, думаю, стоит заткнуться. А тебе, милаха, спрятаться.
Он засунул недовольно ворчащую Жуть под одеяло за пару секунд до того, как лучи фонарей уперлись в него. Предчувствие не обмануло. И впрямь, пришли специально. Вот только с чего бы? Ответ оказался простым и крайне сложным. И Морхольд совершенно его не ожидал. Зато понял природу предчувствия.
Нос обмануть невозможно. Вернее так, возможно, если специально этого захотеть. В противном случае, то есть без умысла, даже у заядлого курильщика определенные запахи крайне четко ассоциируются с чем-то определенным. И не узнать запах, мать его Бога в душу, «Ла Косты» было просто невозможно. Особенно в том случае, что двигался к Морхольду. Ведь здесь, как и двадцать с лишним лет назад, «Ла Коста» оказался поддельным. И уж каким надо быть параноиком, чтобы в творящемся бардаке найти и пользоваться столько времени фальшивкой… черт его знает.
Морхольд смотрел и не верил своим собственным глазам. Человек, стоящий напротив, судя по всему, испытывал что-то похожее. А как еще?
В последний раз, когда они, если можно так сказать, «виделись», каждый был гораздо моложе и меньше габаритами. Понятно, что в жирдяя никто из двоих не превратился, диета не та. Но возмужали оба. А еще Морхольда крайне поразило одно обстоятельство. Погоны на бушлате «флоры», явно найденной где-то на складах. Только звезды теперь красовались майорские.
– Смотрю, несильно в звании поднялся, да? – Морхольд подвинулся к свету. Сосед не показывался. То ли опасался вошедших и их стволов, то ли окочурился. – За два десятка стал только майором из лейтенанта?
– Я так рад… – майор сел на тут же подставленный раскладной стул. – Просто очень. Не помню, как тебя звать, но как только узнал, что среди пленных есть кто-то с Самары, решил проверить – лгут или нет. Не лгут. Никифоров!
– Я, трщ майор! – за спиной военного вырос сержант, если Морхольда не подвел его глаз.
– Прикажите не пороть того, как там… охотника. Он не обманул.
– Есть! – Сержант убежал. Судя по скорости, охотнику Алексею досталось уже немало.
– Все ты помнишь, – поморщился Морхольд, – не звезди.
– А я на всякий случай познакомлюсь еще раз. Майор Дашко, комитет управления Кубанской Директорией.
– Пипец как пафосно, – Морхольд хмыкнул. – Морхольд… просто Морхольд.
– Надо полагать, что ты ни фига не пафосен? – Дашко усмехнулся. Достал из кармана портсигар, предложил Морхольду, протянув папиросу через прутья и поднеся зажигалку. – Смотрю, ты за двадцать лет не просто ничего не заработал, а даже и ума не нахватался. Такой же неудачник, как и был.
– Да иди ты в афедрон, – Морхольд затянулся, – чего приперся, в самом деле?
– Проверить слова подчиненного, я же тебе сказал, – бывший командир Морхольда, цыкнув слюной через зубы, пошлепал стеком по голенищу зеркально блестевшего сапога. – И очень рад, что решил пройтись. Жаль, что дела здесь оставляют. С удовольствием бы поставил на твою смерть в ближайшем бою.
– Может, отпустишь?
– С чего вдруг? – Ровная полоска усов Дашко дрогнула, крупный вислый нос сморщился от улыбки. – Для чего?
– По старой памяти, как сослуживца.
– Ты идиот или прикидываешься?
Морхольд вздохнул:
– Попытка не пытка, мало ли, вдруг прокатило бы. Что так меня не любишь?
Иссиня-черная бровь вопросительно изогнулась:
– Ты назвал меня шакалом.
– Это было двадцать лет назад, Господи прости, – Морхольд закатил глаза. – Да и если разбираться, ты же помнишь из-за чего? Ты себя повел не как офицер, а как самый настоящий шакал. Да прямо как сейчас. Так кто ты после этого? Думал, перед тобой на коленях начну ползать и сапоги облизывать?
– Не отказался бы, – Дашко крутил в руках стек, явно наслаждаясь и собой, и моментом, как было и раньше, когда он только выпустился из училища, а совсем молодой Морхольд только перевалил половину службы в краснодарском оперативном 66-м. – Мало ли, вдруг передумаю?
– Да иди ты. Хотя если ты мне оставишь пару папирос и спички, то буду рад.
– Хам. Я все-таки поставлю на твою смерть. По телефону.
– Вот так и думал, что ты явно не в совете директоров вашей Директории, только понты одни, – Морхольд с сожалением затоптал окурок. – Все скачешь при ком-то.
– Не боишься, что сделаю с тобой что-то?
– А на кого тогда ставить-то будешь? Да и, если у вас связь есть, ты ж уже доложил хозяину – сколько и какой товар. Ты всегда следовал инструкциям и Уставу.
– Из-за этого сейчас и здесь, по эту сторону прутьев, – Дашко встал, – а ты там. Неудачник.
– Конечно неудачник, ты меня спроси, когда телефоном пользовался?
– Думаю, вообще не пользовался. Ладно, я пойду. Хорошей смерти… вернее, болезненной и мерзкой. Попрошу, чтобы тебя с той девкой кинули к вот этому медведю, что лежит в отключке. Раз уж вас вместе поймали.
Морхольд вздрогнул от такой перспективы.
– Милая задумка.
– И я так же думаю. Ладно, – Дашко остановился, – умирающим дают право на последнюю просьбу. У тебя она есть?
– Да. Что с частью и что вообще с самим краем?
Дашко явно удивился, даже развернулся к нему, продемонстрировав заметное брюшко, выпирающее из-под портупеи:
– Лучше бы попросил накормить.
– Волка ноги кормят. Так как, расскажешь?
Дашко вернулся на стул, посмотрел на часы. Щелкнул пальцами и протянул руку вбок, к стоявшим позади солдатам. Теперь Морхольд даже не сомневался. База принадлежала настоящей серьезной силе. Силе, что даже имела шевроны и знаки различия.
Офицеру поднесли чашку… чашку, шайссе, из фарфора с золотой каемкой и витой ручкой. Пахло, как ни странно, чаем. А не какой-то бурдой эрзац-образца. Что удивляться, Кубань же, и ее чай теперь явно лучше цейлонского.
– Часть в Кропоткине. Благодаря таким, как я, офицерам, все было сделано заранее. Подготовлены дивизионные бункеры, маршруты эвакуации личного состава и семей офицеров, проведены работы по консервации складов арттехвооружения и горючего. Последнее поставлено на герметизацию с длительным сроком хранения в транспортируемых цистернах.
– Экие вы крутые, – Морхольд хмыкнул, – молодцы, что сказать.
– После нанесения ударов и выждав необходимое количество времени, была выслана разведка в составе необходимого количества групп. И далее, на протяжении нескольких лет, мы выбирались в Кропоткин как наиболее чистый район у Краснодара. В городе все намного хуже. Да, именно так. И мы сделали все для жизни людей. Создали с ноля. И даже даем им развлечения вроде тех, в которых ты будешь участвовать.