– Хорошо сюда мороз не дошел, – Василий аккуратно остановил лодку, только войдя в заводь, достал два багра из грузового, – если б река встала… ой, сколько идти, ай, как опасно.
Морхольд взял протянутый багор, подождал, пока Вася покажет – что им делать. Понимающе кивнул и потянул из воды со своей стороны цепь. Кривой сук ивы, наклонившейся над ними, подходил как нельзя лучше. Он закинул на него свой конец, понимающе мотнув головой. От основной вниз, покрытые водорослями, гадами и тиной, спускались цепи потоньше, с прикрученными консервными банками.
– От кого сигнализация, от выдр?
– Да им наплевать на нее, – Вася тронул лодку вперед. – А здесь не живут.
– Из-за кого не живут, от тех и сигнализация?
– Точно. Водомерки. Выдр они харчат только в путь.
Лодка, тихо фыркнув, ткнулась в берег. Пришлось воткнуть багор и с силой удерживать крюк в склизком осыпающемся глиноземе, пока Вася не выпрыгнет и не принайтовит финку к торчащим столбикам.
– Выспимся, и дальше, – краснодарец потянулся. – Только надо и вокруг домика все проверить. Далеко не ходи, растяжки, капканы, сигналки.
– Монок нет?
– Ну… – Вася почесался. – Как не быть? В хорошем казацком хозяйстве все сгодится.
– Ясно. – Морхольд покрутил головой, наткнулся взглядом на давнее темное и не сошедшее со временем пятно. – А вон там – закопанный пулемет маслом поливаешь?
– А? Не, там соляру переливаем. Щас я, пока выбирайся.
Морхольд выбрался на берег. Жуть, сладко потянувшись, спрыгнула за ним. Немного неуклюже. Морхольд присмотрелся. Да, что-то с ящеркой не то, не подмерзла ли?
Жуть шла, странно подпрыгивая и выгибая спину, порой покачиваясь. Что за дела такие? Хотя… он понял. Скорее всего, подморозила свои недокрылья, вон, их даже чуть подняло и раздуло у оснований. Сцапал зверушку и хотел рассмотреть лучше, но та зло зашипела, стоило коснуться набухших шишек, и, вывернувшись, драпанула подальше.
Морхольд покачал головой и пошел к торчавшему грибком домику. Этой гибкой гадости явно хватит здоровья прийти в себя. Так что и не стоит переживать.
Небо хмурилось сильнее, потихоньку начав крапать снего-дождем. Ветер выл и трепал остатки камышовых головок. Серо-белая вата разлеталась, тут же опадая мокнущими хлопьями на раскисшую землю, перевитую почти умершей осокой и жухлыми остатками травы-муравы. Приходилось идти осторожно и стараться не поскользнуться.
Хибара внутри оказалась куда лучше, чем снаружи. У нее обнаружились кирпичные стены, ловко скрытые под самой настоящей инсталляцией «развалюха из фанеры». Недоверие к Василию стало еще сильнее. Такое в одиночку не провернешь. Знать бы, зачем он ему? На воду вышел, сам доберется куда надо. Хотя… пулемет-то не зря стоит. Так что главное теперь – не проворонить момент, когда он сам, Морхольд, окажется Василию ненужным.
– Ну, все в порядке, – хозяин выбрался из кустов, стряхнув с себя капли. – Погода портится, плохо. Лишь бы не похолодало.
Морхольд кивнул. Стоило растопить печь, видневшуюся в углу. И пожрать.
Но сперва, выкатив из схрона в пещерке древнюю и дряхлую молочную цистерну-прицеп, они залили полные баки. Дизель отдавал странным душком, тек вязко, но Вася только довольно причмокивал и уверял, что восстановленная горючка стала только лучше.
* * *Утро встретило их туманом. И встревоженной Жутью. И еле уловимым звяканьем в самом начале заводи. Настолько «еле», что Морхольд сам не поверил, что слышит звук потревоженных цепочек и банок.
Василий сглотнул, разом побледнев. Смотрел в густое молоко тумана сквозь падающее с неба крошево. Смотрел и нервно лапал имеющийся в наличии автомат. Перевешенный за спину, так как по-маленькому с автоматом спереди ходить несподручно.
– К лодке… – Вася выдохнул. – Цепь там оставим. Тихо давай, и сразу к пулемету. И нацепляй противогаз. Туман к нам ползет. Мало ли, вдруг он как раз тот, нехороший. Хотя дальше должен быть…
Морхольд с сожалением нацепил скрипнувшую маску. Помотал головой, привыкая. Не любил он резину, совершенно. Причем любую, применяемую к человеку. Звуки пропали, осталось только действовать, и быстро.
Он постарался забраться в разом просевшую финку без шума. А уж как вышло, так вышло. Чехол тяжело упал вниз, слив на днище где-то с полведра воды. Морхольд взвел затвор, порадовавшись калибру. Да-да, на лодке стоял не ПК. На ней стоял вовсе даже «Корд». Таскает Васенька оружие с Лабинска, ага. В одиночку. СП-ную стойку точно сам притащил. Звездун парнокопытный.
Лента маслянисто блестела, это хорошо. Коробка на полторы сотни патронов, это еще лучше.
Финка вздрогнула, запуская мотор. Морхольд оглянулся, ища Жуть. Успокоился. Ящерка сидела на брезенте, рядом с теми самыми баллонами. Вот только баллоны были не газовыми. Хотя и видел Морхольд только самый край донца. На газовых баллонах не рисуют противогазную маску. И скалящийся череп с костями на желтом треугольнике – тоже. Ладно, с этим потом. Боевое отравляющее так боевое отравляющее.
Станок двигался легко, смазывали явно недавно. Упор в плечо удобный, рукоять ложилась в ладонь как влитая. Привычка – великое дело. Стоит пострелять как следует со станкача, и никуда оно не выветрится при всем желании.
– Вон! – Васин вопль продрался даже через плотную резину, отож…
Да он и сам увидел. Темный сгусток мелькнул слева, стремительно уходя вглубь сизой воздушной сметаны. Почему не трогаемся, а?
Мотор фырчал непрерывно, дрожь металла под ногами говорила сама за себя. Так в чем дело? Морхольд снова оглянулся и пожалел, что не сможет отвесить краснодарцу хороший подзатыльник. Этот узловатый бабо… баобаб забыл скинуть концы с двух столбиков! И сейчас рубил их ножом. Морхольд хотел кинуть ему мачете, но тут что-то словно кольнуло в затылок. Вовремя. Чутье сработало очень своевременно.
Если Морхольду не изменяла память… а он на нее жаловался редко, то пауками водомерок называли неправильно. Ведь они клопы. Бегающие по воде клопы. А что есть у клопов вместо жвал? Правильно, хоботок. Так как они не откусывают, а сосут, как чертовы комары. И что могло произойти с целым подотрядом насекомых, если у них вместо хоботка, пусть и ставшего большим, выросло такое?!
Да как вообще клоп смог превратиться черт пойми во что? Сухое узловатое бревно, опирающееся на выгнутые, покрытые острыми шипами лапы, с болванкой головы, украшенной немалых размерами челюстями, вытянуто-крокодиловыми, больше никак и не скажешь.
«Корд», впрочем, подействовал на водомерку так же, как и всегда. Убийственно. Морхольд проводил взглядом отлетающую в сторону башку, когда лодка пошла вперед. Наугад выпустил с пяток патронов, стараясь что-нибудь уловить в густой мгле, окружившей «финку».
Лодка вытекла на середину заводи, замерла. Чего он снова медлит? Дрожь стала сильнее, и Морхольд понял. Кудрявить твою челку, экстремал!
Туман вскипел, выпустив быстро летящую водомерку, оказавшуюся так близко, что Морхольд не успевал повернуть ствол пулемета. И вот именно сейчас он восхитился героической дуростью Васи-капитана.
Дрожь пропала. Воющий где-то сзади двигатель взревел. На пару секунд наступила невесомость. Лодка вздрогнула и рванула вперед. С места, как хороший гоночный заяц. Сломав и отшвырнув водомерку. Выбросив водопад воды и рассекая туман. Курс Вася знал и с закрытыми глазами… наверное.
«Корд» задергался, встретив метнувшуюся тень тремя выстрелами. Плеснуло чем-то темным, по борту справа хрустнула ветка, Морхольда стегнуло по плечу цепочками, и…
«Финка» вырвалась в Кубань, чуть подлетев на еще одной водомерке, решившей удрать, но не успевшей. По прыжку Морхольд оценил крепость хитина и порадовался наличию «двенадцать и семь». «Семеркой» или «пятеркой» только в сочленения и голову, не иначе.
Морхольд выдохнул, увидев неописуемое. Здесь туман спустился вниз, прижимался к самой воде. Со стороны, наверное, его реакция смотрелась смешно. Резиновый слонопотам, удивленно поводящий по сторонам стеклянными выпученными глазищами. Но удивляться стоило в последнюю очередь. А в первую стоило стрелять.
Водомерок по реке собралось не меньше тридцати. И все, скользя как конькобежцы, радостно устремились к выскочившей, аки пробка из шампазеи, лодке. Все разом.
Лодка описала красивейшую кривую, волной сбив с лап пару ближайших водо-муто-клопов. Морхольд вцепился в стойку пулемета, стараясь не улететь. «Финка» чуть просела и рванула вперед, уходя от желающих отведать вкусный обед из двух человек.
Стрелять еще пришлось, хотя и не так много. Силенок водомеркам, чтобы на равных меряться с «ямахой», не хватило. Лодка уверенно шла вперед. Пока снова не подлетела вверх и не рухнула на киль, просев в воду чуть не по борт и здорово хлебнув воды. Так здорово, что Морхольду пришлось бросить «корд» и кинуться вычерпывать чем попало. Хорошо, что Вася оказался настоящим кубанским казаком, запасливым по самое не балуй. И ведро в хозяйстве имелось.
Морхольд вылил последнее, чувствуя, как нервно и со сбоями идет лодка. Скорость заметно упала, но опасности пока не было. Маячила по правому борту водомерка-чемпион, порой чуть ли не приближаясь, но Морхольд ее не опасался. Оказалось, что не зря. Стоило думать о других. Заодно и стало понятно – на что напоролся киль, отправив их в полет.
Водомерка скользила, чуть ли не прижавшись к воде телом, перебирая ногами с неуловимой скоростью, превращая их движения в дрожь вертолетных лопастей, работающих на полном ходу. И оттого еще красивее смотрелась, взлетев вверх. Падала она уже не так красиво. И Морхольд ей не позавидовал.
Раскрывшаяся из-под воды глубокая и растянувшая по-лягушачьи пасть, казалось, не имела границ. Водомерка, выгнувшись, вошла в нее наполовину. Сломалась, дергаясь в попытке выбраться… и все. Чудо-юдо, важно сжав губищи, выступающие из чешуи, неторопливо, как подводный ракетоносец класса «Борей», ушла в глубину.
– …! – прогудел Морхольд. А что еще можно тут сказать? Караси-переростки, ага…
Дрожь лодки выровнялась. Мотор громко, даже через резину было слышно, чихнул и зарычал без перебоев. Они продрались, ушли. Морхольд оглянулся, высматривая опасность. И не заметил. Ни по берегу, ни по середине реки.
* * *Остановка выпала к полудню. Ну или где-то так. Во всяком случае, понять по солнцу не вышло бы при всем желании. Тучи сгустились, наваливаясь сверху низким серым свинцом. Ветер продирал даже через ОЗК. И даже хотелось натянуть противогаз, снятый с час назад. Так уж сильно он хлестал по роже. Не помогал ни поднятый воротник куртки, ни раскатанная «омонка».
Заводи на этот раз не было. Был дебаркадер, приткнувшийся к берегу и издалека похожий на остров. До того густо облепили его плющ и еще какие-то то ли хвощи, то ли папоротники.
Вася причалил к плохо заметной со стороны дыре в борту. Сам дебаркадер стоял на отмели, а в воду спускался только левой половиной.
Морхольд забрался внутрь, пригнулся, проходя под свисающим куском палубы. Затхло пахнуло, захрустело чем-то мерзким под ногами. Покосившись туда, Морхольд порадовался резиновым чулкам. Ползучей насекомой гадости на настиле хватало с избытком. Избыток сейчас разбегался по всем имеющимся щелям.
– Если увидишь таких красных сороконожей, лучше не дави, а бей чем-то тяжелым, – посоветовал Вася. – Они резину на раз прокусывают и ядовитые.
– А на кой ляд мне их бить?
– Так они сами на тебя кинутся, – пожал тот плечами. – Все одно бить придется.
– Офигенно…
Как оказалось, эту возможность краснодарец тоже предусмотрел. Внутри небольшой каюты, сохранившейся относительно неплохо, обнаружился распылитель с какой-то жидкостью. Мутной и очень вонючей. По заверениям Васи, активно жавшего на рычаг пульверизатора, после обработки ни одна насекомая многоножка сюда не полезет.
Морхольд сел на устало скрипнувшую панцирную кровать. И уложил на нее совершенно уставшую спину, снова радостно щелкающую и отдающую в ногу жидким огнем. Разговор по душам откладывать не хотелось, да… Но сегодняшние кульбиты даром не прошли. И когда Вася отправился на лодку за чем-то там, Морхольд разделся и сильнее перетянул ремни жилето-корсета. Вроде бы помогло.
Среди имущества, взятого в домишке на последней стоянке, Вася захватил карту. Местную. Так вот. По его расчетам, дебаркадер – последний отдых перед Краснодаром. То есть, имелись и плюс, и минус. Плюс в том, что тронутся они теперь только утром, это ясно, ночью тут пойдет лишь самоубийца. А минус… что Василий уже очень скоро захочет разобраться со своим случайным компаньоном. Если верить карте, то впереди второе и самое главное водохранилище. Первое они проскочили быстро. А вот второе…
Представить количество псевдожизни, обитающей на его просторе, не получалось. Но если в реке водятся чуды-юды, жрущие клопов-переростков в один заход, так что обитает в водохранилище? Киты-убийцы? Сомы размером с гиппопотама? Новая версия допотопной акулы-кархародона, пресноводной и выведенной самой Бедой в рукотворном море из синтявки побойчее?
Так вот, при любом раскладе на противоположном его берегу Морхольда ждут неприятности. И нож в спину получить можно стопудово. Вдруг корсет поможет, если что пойдет не так?
– Ох, выспимся щас… – Вася, бросив рюкзак на свою койку, задраил дверь. Она неожиданно оказалась металлической, крепкой и почти без ржавчины. – Время есть. Нам не проспать бы. Будильник у меня тут был.
И достал из шкафчика самый натуральный древний-предревний механический будильник. Уверенно выставил на нем три часа и завел.
– Почему в пять? Ты ж про утро?
– Да спать рыба будет. И не только рыба. Пройдем с ветерком.
С ветерком, ну-ну.
Жуть забралась к нему под куртку, свернулась в клубок. Ящерка все же болела. Стала квелой, частенько укладывалась спать. Хотя к вечеру приходила в себя и носилась, как в одно место ужаленная.
Спать пришлось на тяжелых ящиках, накрыв сверху чем попало. В том числе и старыми шинелями, невесть как здесь оказавшимися. Морхольд, укладываясь, вздохнул. Мало того, что курить хотелось неимоверно, так еще, к гадалке не ходи, вши обеспечены. В таких вот шинелях они умели сидеть годами, дожидаясь своего часа.
– Вася?
– А?
– Много людей в Красе выжило?
– Немало. Убежищ хватало. Как там, Краснодар, город дождей, э-э-э…
– Я помню. Дождей, доступных женщин и военных частей. Как любой постсоветский город. Под краевой клинической много выжило?
Морхольд ждал ответа. А его не было. Вася притворился спящим. Вот какие дела, а? Так… Ему, конечно, дела нет, но… для кого баллоны с той самой маркировкой? Что в них?
Он смотрел в темноту, еле угадывая потолок, мысли метались, не давая уснуть. Сдалась ему эта больница и те, кто мог выжить в ее подземельях. А уж они там были, тут Морхольд верил на все сто. И ведь точно, такую вкусную плюшку очень хочется прибрать к рукам. Желательно с остатками персонала.
Это ведь что? Это власть над всей округой, когда та придет в себя и все-таки выкарабкается наружу, перестав ожидать смерти из-за каждого угла. Болезни, они же такие, им наплевать на Беду. Знай себе косят всех подряд. А тут целая краевая, с врачами, сестрами, инструментами и складом лекарств. Пусть лекарства и просроченные, но это не главное.
При всем скепсисе по отношению к предвоенным врачам, что старым, рубящим зачастую бабло, что молодым, желающим его рубить, но пока особо во многом не разбирающимся, Морхольд твердо знал одно. Отечественные врачи при всем их видимом разгильдяйстве, пофигизме и меркантильности, ребята еще те в своем ремесле. И большая часть из них умеет делать чудеса изначально, по призванию. Когда прижмет. Как тот полярник с Антарктиды, сам себе вырезавший аппендицит. Когда приперло. А сейчас?
Куда ж больше могло припереть, как не с началом Беды? Так что Морхольд был полностью уверен и насчет состояния краевой, и в том, что случайно задал нужный вопрос. А в баллонах наверняка не смертельный зарин или иприт. Неа, там что-то послабее, нацеленное на вырубить, связать и заставить на себя работать.
И жить Морхольду ровно до следующей стоянки, когда Васю кто-то дежурный, оставленный на постоянный пост, встретит. А шел сам Вася к кропоткинским явно для переговоров. Вряд ли к краевой не стягивались отовсюду хорошие бойцы с семьями и детьми. Тут силами одной банды не обойдешься, даже имея газ в баллонах. Интересно, успел переговорить или нет?
На этой мысли Морхольд и заснул.
* * *
По большой открытой воде они шли минут тридцать. Пока, наконец-то, небо не стало совсем светлым. Морхольд, глядя на красоту через противогаз, – Вася настоял, – вздохнул.
Краснодарское море лежало впереди, большое, насколько глаза хватит. И не доброе. Совершенно не доброе. Это Морхольд чувствовал всем существом, колючей проволокой интуиции, продирающей по позвоночнику, острым уколам предчувствий в голове и просто наблюдаемой картинкой.
Во время Войны оно явно пострадало, но слегка. Уровень стал ниже, если судить по берегу, торчавшему справа обломанным зубом из больной десны. Но сам Крас, как пояснил перед отплытием Василий, особо не пострадал. Зато по югу, по пригородам, бывшим дачам и Казазово растеклись огромные болота. У Кубани появилась вторая, дублирующая, дельта, что и говорить.
Сейчас по поверхности, покрытой сверху воздушной пастой давешнего тумана, плавало много разного. Именно плавало, ведь суда ходят. А здесь…
В проплывающем мимо странном островке, украшенном одиноким прямым деревом, Морхольд не без труда признал яхту с, натурально, мачтой. Корпус густо зарос плющом, рыжими побегами странной травы. Мачта, обвитая растениями по самую маковку, вблизи дерево не напоминала, но и сама на себя походила отдаленно. И таких островков, если присмотреться, хватало.
Он навел «корд» на бывшее прогулочное суденышко, заметив на нем какое-то движение. Лодка заложила небольшую петлю, обходя опасность. Но рассмотреть его Морхольд успел. Каппы, е-мае…