Голимая брехня и пьяные выдумки. Я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего такое. Все слухи доходили через десятые руки.
Более того, я не встречал ни одного заслуживающего доверия человека, вернувшегося с берега Озера и рассказывающего хоть что-то. Собиравшихся пройти к Озеру встречал… А потом переставал встречать.
И сам всегда старался пройти мимо Озера побыстрее, не задерживаясь и к берегу не подходя. Если держишь путь к Рогатке, десятой дорогой Озеро миновать, увы, невозможно – надо или делать многокилометровый обход, или пробиваться с боем через ареал Желто-синих.
И приходится проходить в опасной близости от берега, в самой ближней точке буквально в какой-то сотне метров, вдоль бывшего Московского шоссе. Хотя, конечно, эта трасса теперь мало заслуживала названия шоссе. Отсыпка уцелела, и даже асфальт кое-где виден, но никто по этому асфальту уже не поездит, даже на вездеходе: вздыбленные, обросшие мхом плиты, поднявшиеся торчком неизвестно от каких причин, хотя в Зоне хватало ровных, хоть гонки устраивай, магистралей. Мох на асфальтовых плитах рос странный, неприятного ядовито-оранжевого цвета, но совершенно безобидный. Если, разумеется, не употреблять его внутрь тем или иным способом… Возможно, и это не фатально, я сам найти употребление для мха не пробовал и о чужих попытках никогда не слышал.
Оранжевый мох безобидный для всего и всех на свете, кроме асфальта. Может быть, конечно, я путаю причину и следствие, но везде, где на асфальте разрастается эта флора, с покрытием происходит то же, что и здесь: горизонтальным оно быть перестает.
Однако вдоль шоссе тянулась ровная полоса бывшего газона, относительно ровная, бурьян и мелкий кустарник не в счет. По ней-то мы и шли «свиньей», когда боец, шагавший впереди, во главе клина, остановился, поднял и опустил руку. Причем правую, и я понял: кто бы ни натаскивал «каракалов», натаскали правильно… И у профи в зачистках, и у сталкеров этот жест означает одно: впереди нечто непонятное, но непосредственной угрозы пока нет. При угрозе жест исполняется левой рукой, правая остается на оружии.
Наша «свинья» остановилась. Я бросил взгляд на компас – на самый обычный, магнитный, украшавший правое запястье. Многие считают, что прибор этот в Зоне не нужен, лишний и бесполезный груз: магнитная стрелка болтается на шпеньке безвольно и бессмысленно, меняя свое положение только от резкого движения руки: нет здесь, дескать, никаких линий магнитного поля, и магнитных полюсов тоже нет.
Те, кто так считает, ошибаются… Компас и здесь полезен, если знать, как его использовать.
Мой компас сейчас работал. Неправильно работал и странно: стрелка вращалась быстро-быстро, словно страдала манией величия и вообразила себя вентилятором.
Я сделал пару шагов – вращение замедлилось, затем прекратилось, стрелка замерла, покачиваясь. И вновь начала вращаться, все быстрее и быстрее, но теперь в обратную сторону.
В сочетании с близостью Озера признак однозначный. Да вот только я пока ничего не слышал… А «космонавт» услышал. Но не потому, что имел феноменальные уши-локаторы, как у летучей мыши: среди прочей электронной машинерии, встроенной в шлем, имелся направленный микрофон, весьма чувствительный. Я тоже мог бы обзавестись такой штукой, да не видел смысла. Очень скоро вся электроника окажется не при делах, а шлем «каракала» будет исполнять лишь основную свою функцию, ту же, что исполняли шлемы доблестных и не очень рыцарей без страха и упрека, – будет беречь голову владельца, и не более того.
Майор вновь продемонстрировал, что с Зоной он знаком, и неплохо. Не ломал голову, что услышал боец, и у меня не спрашивал. Достал коробочку с ушными тампонами, протянул пару Чеширскому, потом предложил мне, но у меня имелись свои, и я им доверял больше.
Ильзе мы протянули наши упаковки одновременно – ни дать ни взять два галантных кавалера, спешащих услужить даме, пожелавшей закурить.
Она посмотрела на меня, на Джей-Си и улыбнулась в высшей степени кокетливо. Женщина она и в Зоне женщина… Затем, чтобы никого не обидеть, взяла один тампон у меня, другой у майора.
Сам Джей-Си беруши использовать не стал, просто опустил щиток шлема, звукоизоляция там неплохая. Сделал знак рукой, и мы двинулись дальше, несколько сжав построение, сдвинув крылья клина.
Через полсотни шагов началось… Тампоны гасили звук, но лишь частично. Или он воздействовал не только на тело, но и на мозг напрямую и был не только и не просто звуком. Ни слов, ни вообще каких-либо модуляций в этом звуке не было: бессловесный жалобный стон. Но в нем имелась эмоция, очень сильная: мольба, призыв о помощи.
Эмоция долбила в мозг: обернись, помоги, протяни руку…
Я увидел, что Ильза повернула голову туда, к Озеру. И сбилась с ноги, и начала забирать влево. Подскочил к ней, развернул, резко и грубо. Но сам как-то невзначай взглянул туда… И увидел руку. Рука поднялась из воды по запястье и тянулась к нам. Ни малейшей ряби, ни малейшего возмущения воды – рука торчала над зеркальной поверхностью.
До руки было сотни полторы метров, не меньше… Я не мог ее разглядеть. Не должен был. Мог лишь видеть – над водой что-то торчит. И тем не менее… Оптические законы здесь идут вразнос, один чудак мне что-то объяснял про воздушные линзы, но я на бегу толком не понял, а потом чудак в Мутной Пади промедлил чуть больше допустимого и ничего уже никому не мог растолковать…
Короче говоря, я видел руку во всех деталях и подробностях, словно она была от меня в нескольких шагах. Мог разглядеть, как по пальцам тянувшейся к нам руки пробегала легкая дрожь и что были они неправильного цвета, серовато-синего, как у давненько находящегося в воде утопленника.
Потом я почувствовал чувствительный удар в плечо, и понял, что ударил меня Джей-Си, и понял другое: я, сам того не замечая, двинулся к Озеру и уже сместился к самому краю клина…
Не сговариваясь и без команды все прибавили шагу. Беззвучный призыв о помощи продолжал терзать мозг. А потом исчез как отрезанный. Не слабел постепенно, просто исчез, и все.
Проскочили…
А вот интересно, если бы мы шли лишь вдвоем с Ильзой и если бы я так же потерял концентрацию, приводя ее в чувство… Остановила бы меня она? Не позволила бы пошагать к Озеру?
На пути к Триггеру, разумеется, остановила бы.
А на обратном?
3
Вот и достигли мы ворот…
Южных ворот мертвого города. Город давно раздался и вытянулся во все стороны и поглотил былые предместья, а воротами, главным въездом в него до самого Прорыва так и считалась Средняя Рогатка, она же площадь Победы. Здесь сходились с давних времен два главных тракта: Московский, соединявший две столицы, и Варшавский, связавший Питер с южными и юго-западными губерниями. А в новые времена здесь проезжали все, кто прибывал в два главных аэропорта, в Пулково-1 и Пулково-2.
Теперь никто не прибывает и не проезжает… Лишь наведываются охотники за удачей вроде нас. Зато наведываются регулярно, у сталкеров считается хорошей приметой пройти в начале похода под гигантским знаком вопроса, или попросту Знаком… И выходя из Зоны, пройти рядом ним, оставить запись на Стене Скорби, если есть о чем написать, – это даже не примета, это задел уже на будущие походы, взнос в общую копилку информации…
Когда-то Знак именовался в туристических путеводителях Памятником защитникам Ленинграда, а в просторечии – Долотом или Стамеской, именно эти инструменты напоминала простым ленинградцам высоченная четырехгранная гранитная стела, вонзавшаяся в низкое небо. Ленинградцам же интеллигентным и продвинутым, знакомым с теорией Фрейда, стела напоминала… впрочем, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов.
Теперь стела никуда не вонзается. Поникла и обвисла.
Не знаю, какая сила скрутила, согнула стелу, да еще так, что та не рассыпалась кучей гранитных блоков, но осталась единым целым. Однако факт налицо – бывшее Долото изогнулось, направило свое острие к земле и удивительно напоминает теперь гигантский вопросительный знак всех времен и народов… Знак есть, вопроса перед ним нет, и подставляй любой, какой душа пожелает… Можно классическое «Быть иль не быть?», можно извечное российское: «Кто виноват, что делать и с чего начать?». А можно актуальное и сиюминутное: «И на хрена мы сюда приперлись?» Подставляй что хочешь, ответа все равно не будет…
Знак вопроса напомнил, что не мешает сделать еще одно определение. Сделали. И убедились, что в прошлый раз не ошиблись, что погрешности измерений были ни при чем: пеленг медленно, но уверенно смещался и указывал уже не на Угольную гавань, а несколько севернее…
Цель медленно, но неуклонно двигалась в сторону Центра. В самые гиблые места. Хуже ничего не придумать, хоть голову сломай… Но пока я ломал голову над другим: какую тактику избрать – погоню или перехват? В первом случае стоило выдвигаться, придерживаясь условного направления Ленинского проспекта… Во втором – двигаться по направлению, заданному Краснопутиловской улицей.
Цель медленно, но неуклонно двигалась в сторону Центра. В самые гиблые места. Хуже ничего не придумать, хоть голову сломай… Но пока я ломал голову над другим: какую тактику избрать – погоню или перехват? В первом случае стоило выдвигаться, придерживаясь условного направления Ленинского проспекта… Во втором – двигаться по направлению, заданному Краснопутиловской улицей.
Оба пути начинались здесь, у Рогатки, расходясь чуть дальше, у бывшей площади Конституции, под углом примерно сорок градусов, и с принятием решения не стоило затягивать… Беда в том, что путь этот – пока не разделившийся на два – мне решительно не нравился. Шестое чувство, легендарная сталкерская чуйка, называйте как хотите… но я не хотел туда идти.
Пока я занимался пеленгованием и копанием в чуйке, Джей-Си связался со своим начальством. Мы были на самой границе зоны приема, и майору приходилось драть глотку и по два-три раза повторять одно и то же, чтобы его расслышали. В результате услышали доклад и все остальные члены группы, но ничего интересного не прозвучало: дескать, план с таким-то кодовым названием выполняется, потерь нет, началось выдвижение к… (еще одно кодовое название), связь вот-вот накроется, так что не волнуйтесь… Обо мне, Ильзе и Чеширском – ни слова.
Вот и гадай, насколько осведомлено начальство майора о том, чем он занимается и чем намерен заняться в Зоне… Увязался он за нами вроде бы экспромтом, да не совсем, у «космонавтов» отчего-то оказалось с собой все потребное для рейда снаряжение – никуда они за ним не заезжали, никого не посылали.
О том, что стало формальной целью нашего совместного похода: об испытании в полевых условиях одного из приборов Ильзы, – никто из нас и не вспоминал.
Рано было вспоминать.
Потому что предназначался прибор – ни много и ни мало – для отключения Триггера.
4
Стена Скорби находилась здесь же, у Знака. На одной из немногих уцелевших вертикальных поверхностей монумента. Так уж повелось – почти все выходящие из Зоны сталкеры оставляют тут записи. О погибших товарищах, о новых и неведомых опасностях Зоны, о местах, внезапно превратившихся из безопасных в смертельно опасные…
Записи делаются мелом и слишком надолго не остаются, смываются дождем и прочими осадками, – Зона меняется стремительно, и незачем занимать место информацией, потерявшей актуальность.
Я поводил взглядом по сторонам, увидел фанерку, заботливо прикрывающую коробочку с мелками. Нашел свободное место и оставил граффити: вывел наверху дату, а снизу приписал: "Мозгожорка" в 0,5 км от ПК, недалеко от С. Поля. Один холодный, имя не знаю. Лорд». Нарисовал сверху православный крестик, так уж принято, если речь зашла о погибшем.
При входе в Зону такие записи приходится оставлять редко… Нынче пришлось.
Лишь затем почитал, что пишут другие… Три записи тоже были помечены сверху крестом, и я их прочел раньше прочих и потянул бандану с головы. Бай, Клещ и Жужа. Про Бая я уже знал, хороший был сталкер, мир его праху. Пил много, так кто ж не пьет на такой работе…
С Клещом я был знаком меньше: помнил, что и тот пил изрядно, помнил, что играл на гитаре и пел, и сталкерско-фольклорные песни, и классические романсы… И вроде когда-то раньше трудился на «Скорой»… А больше ничего и не вспомнить.
С Жужей я не был знаком, даже шапочно, наверное, из новых… Я в последние годы намеренно держался в стороне от сталкерской тусовки.
Майор стоял рядом, тоже внимательно читал граффити, но обращал внимание в основном на полезную для выживания информацию. И пока я справлял короткие мысленные поминки по ушедшим, Джей-Си отыскал кое-что любопытное и показал мне.
Буквы были крупные, печатные, сразу привлекающие внимание. Значит, что-то важное и срочное.
СЛИЗЬ. ВАРШАВСКАЯ, КРАСНОПУТИЛОВСКАЯ. ДО ХРЕНА!!! РЫСЬ.
Слова «До хрена» мало того что были снабжены восклицательными знаками, так еще и дважды подчеркнуты. Видать, и вправду до хрена.
То-то мне не хотелось уходить с Рогатки по Краснопутиловской… Сталкерскую чуйку не обманешь.
Я искоса поглядел на майора: оценил ли он факт, что Слизи в том районе, где пересекаются Варшавская и Краснопутиловская, быть не должно… По крайней мере до сих пор не бывало. Судя по встревоженному виду, оценил.
– Что будем делать? – спросил он.
– Пойдем по Московскому, затем свернем на Ленинский, – ответил я не задумываясь.
Иных вариантов не было. Крюк километра в полтора получится, но опасное место обойдем.
– Не люблю ходить мимо «Ленинца»… – сказал майор с сомнением. – И метро там нехорошее…
– Просочимся самым краем площади. Я и сам «Ленинец» не люблю… Когда уж они там наконец угомонятся…
Джей-Си лишь вздохнул. Мы оба понимали, что, наверное, теперь уже никогда не угомонятся… Пока мир не рассыплется в прах.
Для пути по Московскому проспекту я настоял на новом построении. «Гусиный клин» хорош лишь для относительно открытой местности. А здесь, в плотной застройке, впереди должен идти сталкер. По каким бы методикам ни готовили «каракалов» – а я подозревал, что это подразделение особое, и подготовка у него соответствующая, – опыт хождения по Зоне ничем не заменишь.
Джей-Си стоял перед небольшим строем из двенадцати человек, объясняя новый порядок продвижения. Говорил вслух, не через рацию шлема, для того, чтобы и Чеширский мог все понять. Общался он с человеком-горой так же, как и с остальными бойцами. Словно не знал и не понимал, что тот в любой момент может предать и выстрелить в спину…
Хотя на самом деле, конечно же, все знал и все понимал.
Глава 6 Серая Слизь и черные люди
1
Мотор негромко работал на холостом ходу, из салона доносилась музыка.
Все как всегда… Как все годы, прошедшие с Прорыва. Здесь, в районе бывшей станции метро «Московская», имелось три достопримечательности, и Вечный Джип одна из них.
Колеса его давно не просто спущены, но и резина превратилась в лохмотья. Краска облезла, кузов пятнают потеки ржавчины… А двигатель все работает и работает, настоящий перпетуум-мобиле, и музыка играет и играет… Однажды, в тот период, когда меня очень интересовали всевозможные темпоральные феномены Зоны, я просидел у Джипа достаточно времени, чтобы понять: музыкальный центр внутри проигрывает по кругу один и тот же сорокапятиминутный альбом «Green Zombie».
Кто слушает альбом, неизвестно, все стекла Джипа, даже переднее, густо затонированы. Может, никто не слушает, может, водитель и пассажиры успели покинуть машину, прежде чем она превратилась в нечто вневременно́е… Сталкер по прозвищу Гук однажды пытался прояснить этот вопрос, взломав дверцу Джипа, и теперь он больше не сталкер, в Зону не ходит, трудно ходить туда с одной рукой…
Гук теперь кормится по ресторанам, кафе-барам и прочим заведениям общепита, расплачиваясь рассказами о Зоне за еду и выпивку. Рассказы по большей части выдуманы, но народ вокруг Гука так и вьется, особенно усердствуют в деле его кормления, поения и восхваления авторы многочисленных романчиков о героических сталкерах – писатели, приехавшие поднабрать фактического материала в окрестностях Зоны. Этим Гук врет особенно охотно, выдавая особо развесистую клюкву. А вот про то, как именно потерял руку, не рассказывает никому и никогда.
На этом попытки попасть внутрь Джипа силовыми методами прекратились. Но все же очень любопытно, что мы увидим, когда обшивка окончательно прогниет и развалится.
По мере удаления от Озера туман начал сгущаться, но все же до той густой субстанции, что нависла над Стеклянным Полем, ему было далеко… Человеческую фигуру можно было бы разглядеть метров за двести… Или фигуру мутанта, как уж повезет.
Вечный Джип стоял, припаркованный напротив развалин «Макдоналдса», все прочие здания вокруг оставались целыми. Обошли, двинулись дальше, приближаясь к Московской площади. Звуки стрельбы слышались все сильнее, лупили и одиночными, и очередями, временами бухали гранаты. Бой шел в огромном, целый квартал занимающем здании концерна «Ленинец». Разумеется, это было явление того же порядка, что и Вечный Джип, – у любых реально воюющих давно бы закончились боеприпасы. Да и сами бы они закончились.
Но если от Джипа вреда не наблюдалось, то постоянная пальба в «Ленинце» глушила поблизости с ним все посторонние звуки. А это в Зоне порой чревато погаными неожиданностями…
Одна неожиданность нас уже поджидала. Увидели мы ее, едва ступив на Московскую площадь.
Западный фасад площади не так давно состоял из двух огромных домов-близнецов в стиле «сталинский ампир» – как раз между нами начинался Ленинский проспект, куда нам предстояло свернуть.
Теперь фасад состоял из одного дома, другой лежал в руинах.