– Пойдемте в лифтерную.
Тут очам моим предстал здоровенный мужик с красными глазами и волосами дыбом.
– Кому это неймется? – зарычал он грозно, но беззубая баба ухватила его за руку, горячо шепча:
– Иди отсюда, это из милиции, черт принес. – Обоих как ветром сдуло.
Мы спустились на первый этаж. Лифтерная оказалась маленькой комнатой без окна, диван, стол, электрическая плитка на табуретке. Чисто, но накурено. Я сразу же полезла за зубочисткой, мои дурные манеры вряд ли здесь произведут на кого-нибудь неблагоприятное впечатление.
Я устроилась на диване, а Алла за столом на расшатанном стуле.
– Жильцы нажаловались? – робко спросила она. – Так я на работе не пью. Лифты работают...
– Я по другому поводу, – успокоила ее я. – Вы заявление в милицию писали?
– Нет, я это... отказалась от всего. А что, нашли их?
– Нет, но произошел похожий случай.
– И чего? – помолчав, спросила она.
– Расскажите, что тогда-с вами случилось?
– Ой... вспоминать-то совсем неохота. Да и с милицией я связываться не хочу. Я и заявление забрала, то есть я его еще и не написала, а ваш... как его... фамилию забыла, давай меня стращать: да ты пьяная, да твой моральный облик... Ну я и отказалась. Говорил, добра мне желает, я и поверила. Выпиваю я, да и моральный облик... соседи такого набрешут...
– То, что вспоминать не хочется, понятно, но и вы поймите, сколько еще женщин может пострадать.
– Это конечно... если просто поговорить... Но я ничего подписывать не буду. Это я тогда, с обиды... А мент ваш прав был, ведь срам один. И подруге-то не расскажешь.
– Мне можно, – заверила я.
– Ага, – вздохнула она. – У Ленки день рождения был, у подружки. Не у этой, у другой. Она у Горбатого моста живет, в новых домах. Обещала меня с мужиком познакомить, говорит, самостоятельный и не женат.
Ну, я принарядилась, в парикмахерскую сходила. Вы не думайте, что я здесь от бедности работаю, у меня и образование есть. Отец в Москве, деньгами помогает, а вот здоровье у меня слабое, мне даже инвалидность дать хотели. Вот я в лифтеры и определилась... Отец отцом, но работать-то надо. Короче, я при всем параде, с прической, на каблуках, костюм на мне новый. Людка как взглянула, говорит, считай мужик у тебя в кармане.
И он мне понравился. Внешне ничего и цветы принес, а не бутылку. Бутылку, конечно, тоже... У Людки гости все солидные, и я себя в рамках держала, а женишок-то с пятой рюмки околесицу понес, а потом и вовсе под стол свалился. В машину загружали как неживого. – И так мне обидно стало... Видно, не судьба мне выйти замуж.
Все люди как люди, вон даже у Катьки и то мужик есть, хоть и не путный, конечно, так и она не лучше. Ну, я с обиды и выпила. Людка мне такси предлагала вызвать, но я отказалась. На ногах стою крепко, пройдусь, о жизни подумаю. Ну и пошла. Как раз с площади свернула, и тут этот... на машине.
– Машина какой марки? – спросила я.
– "Жигуль", «девятка», но номера я не помню, не смотрела я на них, цвет вроде синий, в темноте не разглядишь. Тормозит и давай лясы точить. То да се. Смотрю, парень молодой, а у меня в душе обида. Ну я и села.
Сначала он меня вроде домой повез. Думаю, может, и зайдет, я одна живу, вдруг это судьба моя? Он выпить предлагает, я, конечно, не против. Думала, возьмет бутылку и ко мне, а он говорит, давай в гараж заедем, чего-то ему выгрузить надо. Мне бы, дуре, насторожиться, так ведь не насторожилась, потому что дура, и парень понравился, веселый такой. Едем. Вдруг мент тормозит, улица пустая, уже поздно было, мой в переулок и давай деру. Я засомневалась, еще подумала, не угнал ли он тачку, а он объясняет, пива, говорит, выпил. По переулкам от мента ушли, сворачиваем у реки, я опять засомневалась, что там за гаражи, дома-то вокруг новые. Но молчу, чего бояться, если дома вокруг.
И тут он предлагает прямо в машине выпить и бутылку из «бардачка» вытаскивает. У меня, говорит, с перепугу, что на мента нарвался, руки дрожат. Чего-то с бутылкой закопошился, я стаканчики вынимаю, эти, пластиковые... Думаю, он меня отравил чем-то...
– Подмешал снотворное?
– Да я и выпить-то не успела, отвернулась к окну – и все, вырубилась начисто. Только помню, он рукой до моей шеи дотронулся. Может, газ какой-нибудь? Или не газ, а прием карате, я такое в кино видела. В себя пришла и ахнула. Лежу на широкой постели, белье шелковое... Вы не думайте, что вру, вот ей-богу. – Она перекрестилась и даже покраснела с досады, что я могу ей не поверить. – Лежу, и этот гад рядом. Только тогда я о нем так не думала, даже совсем наоборот. Ну и хорошо все было, я бы сказала, очень хорошо... Если честно, я так даже обалдела, никогда ничего подобного... – Она вновь покраснела, на этот раз, наверное, от воспоминаний, а я начала теряться в догадках: если все так хорошо, зачем в милицию заявление подавать? Оказалось, я поторопилась с выводами. – Расслабилась я совершенно, – сказала Алла, – и тут выяснилось, что мы не одни.
– Что значит не одни? – насторожилась я.
– А то и значит. Явился еще один – и сразу ко мне.
Я, конечно, поначалу в крик, но испугалась, разве мне с двоими справиться? Надо терпеть. Ну уж после такой подлости интереса у меня к этому гаду убавилось. Ясно, что если он со мной так поступил, под дружка подкладывает, значит, никаких серьезных намерений не питает или чокнутый, что еще хуже. Но они мне не грубили, только стыдно было и все казалось, что на меня кто-то смотрит. Еще зеркало это...
– Там было зеркало?
– Ага. Во всю стену. Мне в туалет понадобилось, я все это время, обалдев от эдаких дел, даже не спросила где мы, а когда меня козел этот в туалет повел, я чувствую, что-то не то, подвал какой-то, стены крашеные, окон нет. Я, конечно, спросила, где мы, а он смеется:
«В гараже». Рядом душ был, я туда, а он ушел, дверь за собой запер.
– Молодого человека как звали? – спросила я.
– Сергей. Хотя, может, соврал. Я из душа выхожу, там рядом вроде комнаты: диван стоит, дверь. Я к двери, она заперта. Мне не по себе стало. Стучу, не открывают, я громче. А так как выпивши была, я на диван и прилегла. Думаю, эти должны где-то здесь быть, может, правда в гараже и у них какие-то дела, ведь полно чокнутых. Заснула я, не заснула даже, а вздремнула вполглаза, чувствую, ко мне кто-то пристраивается, я-то думала, опять этот. Глядь, мужик какой-то. Старенький, лет шестьдесят. Я, конечно, возмутилась, а он давай уговаривать, хотя не столько уговаривал, сколько грозился. Тут Серега появился и, такая сволочь, руки мне заломил, а этот, козел старый... короче, попользовался.
Так ему мало... говорить противно... Я, признаться, водки попросила, чтоб все это легче пережить.
– И что?
– Водки они мне дали. Правда, немного, не то от тебя, говорят, толку не будет. Дедок такой выдумщик оказался. И так ему и эдак, козел старый, а Серега ему вовсю угождает, а чуть я заартачусь, грозит зубы выбить. Допустим, сперва я сама пошла. Даже когда они вдвоем были, сопротивления не оказывала, потому что испугалась. Но здесь ведь прямое насилие, раз один держит, а другой пользуется, да еще пугают. К тому же дедок здоровьем похвастать не мог и всякие гнусности измышлял. Вы женщина и понять меня должны. Да если бы я не испугалась... Слава богу, дедок убрел, а этот козел мне одеваться велел. У меня сердце в пятках, что дальше будет...
– И что было?
– Да ничего. Видно, опять он мне какую-то дрянь подсунул. Водки налил, я выпила – и в отключку. Перед этим он мне сто баксов дал. Никому, говорит, ничего не рассказывай. Никого ты не видела и меня тоже. А будешь болтать, язык отрежу. Сунул баксы в лифчик, и тут же водки стакан. Очнулась я в парке, возле Соборной площади, сижу на скамейке, сразу в лифчик, а баксов-то и нет, спер, сволочь. Хотя, может, и не он... Да он, кто ж еще? И так мне горько и обидно стало, что я пошла в милицию. Пусть ищут козла этого и дедка.
Я достала фотографию Кондаревского.
– Он?
Алла долго разглядывала фотографию.
– Нет. Не похож даже. Тот-то маленький да толстый, а этот видно, что худой. И лицом не похож. Нет, не он. Значит, пришла я в милицию, ну а там... Я как про белье шелковое сказала, мент от смеха закатился, иди, говорит, проспись. Насильники все больше под кустом устраиваются, а тебя на шелковых простынях... Ну, я подумала, подумала и решила заявление не писать.
Обидно, конечно, что со мной так обошлись, но что делать.
– А этот Сережа, он случайно лекарство при вас не пил?
– Лекарство? Нет. Водку он пил.
Я задала еще несколько вопросов и простилась с Аллой. Комната с диваном вряд ли та, где держали Катю, ни туалета, ни душа там не было. Но ее рассказ наводил на некоторые размышления, особенно зеркало во всю стену. Это она решила, что зеркало, а на самом деле скорее всего стекло. Охочие до таких забав дяди наблюдают, а те, кто слишком разохотится, могут даже поучаствовать. Скорее всего за отдельную плату и с включенной видеокамерой, о которой вряд ли догадываются. Просто, как все гениальное. Участники шоу связаны круговой порукой, вполне и липовое алиби могут состряпать, если приятель, расчувствовавшись...
Хотя шоу вполне мог устраивать Кондаревский, сам большой любитель и друзей прибаловал. А забитые насмерть парни участники этих дел? Могли, к примеру, шантажировать хозяина. Одному богу известно, кого он успел заснять на камеру. Парни погибли, а вслед за ними и Кондаревский, едва я стала проявлять к нему интерес. Если я получила кассету, логично предположить, что дружкам стало известно о видеокамере и, избавившись от Кондаревского, они уничтожили компромат. Теперь прижать этих деятелей можно, лишь разыскав свидетелей. Таких, как Алла.
И Юлю Якименко и Аллу подобрали у Горбатого моста. Приняли за проституток? Вряд ли. У проституток за спиной сутенер, следовательно, такие игры безнаказанными не останутся.
И все же проверить стоило. На следующий день я отправилась к великанше Любе. Я надеялась застать ее дома и не ошиблась. Мне она не обрадовалась, но и выгнать не посмела. Вместо долгих объяснений я дала ей прослушать кассету с рассказом Кати.
– Скоты, конечно, – вздохнула она, когда запись кончилась. – Думаешь, мало таких? Да сколько угодно.
– Думаю, среди девушек секретов нет. Никто ничего подобного не рассказывал?
Люба криво усмехнулась и, глядя мне в глаза, вдруг спросила:
– Говорят, ты с Тагаевым дружбу водишь? – Вопрос поставил меня в тупик. Что тут ответить? Наверное, дружба имеет место, в шахматы играем, в театре были, да и так есть что вспомнить. – Вот ты у него и спроси, – с усмешкой продолжила она. – А наши молчать будут. Жизнь у всех одна и язык тоже. А кто болтает много, запросто может лишиться и того, и другого.
Ясно было, она больше ничего не скажет. Я села в машину и помчалась в «Шанхай». Злость – плохой советчик, и я об этом прекрасно знала, но остановиться не могла.
* * *Тимур сидел в своем кабинете и расставлял фигурки на шахматной доске. Услышав, что я вошла, он поднял голову, мне показалось, что он удивлен. Но, если удивление и было, он быстро с ним справился.
– Не хочешь сыграть? – сказал он вместо «здравствуй». Я села, откинулась в кресле и взглянула на него, затем сунула в рот мундштук и принялась его грызть.
Может, кому-то сие и помогает справиться с бешенством, но мне не помогло. – У тебя неприятности? – спросил Тагаев и тут же добавил:
– Я ведь говорил, не стоит тебе к нему возвращаться.
– Ага. Надо было к тебе переехать.
– Так что за неприятности? – вздохнул он.
– Только одна: следует осторожно выбирать друзей.
– Это ты обо мне?
То, что я собиралась ему сказать, говорить не следовало. Прежде всего потому, что толку от этого не будет.
Более того, делу это скорее повредит. Но даже данное соображение меня не остановило.
– Вот я голову ломаю, обиваю чужие пороги, пристаю к людям с расспросами, – вздохнула я, – только, сдается мне, зря трачу время. – Он пожал плечами, а я продолжила:
– Конечно, я в конце концов разберусь, да вот, боюсь, не стало бы это для меня неприятным сюрпризом.
– Не пойму, о чем ты? – нахмурился Тагаев.
– Я думаю, – медленно произнесла я, – что, приди мне в голову спросить, а тебе ответить, я бы уже сегодня знала, кто в нашем городе балуется цементом.
Он смахнул фигуры с доски, и они рассыпались по столу. Тагаев поднял на меня взгляд и спокойно сказал:
– Катись отсюда.
– Ты...
– Катись отсюда, – повторил он, и я сочла за благо удалиться.
Ох и скверно было у меня на душе. В таком состоянии работа на ум не идет" тянет поближе к дорогому существу, душой отогреться. Вот я и поехала домой, чтобы устроиться перед телевизором с Сашкой на коленях.
Терла лицо ладонью, чертыхалась и вроде бы даже хотела зареветь, но вместо этого начала материться За этим занятием меня и застал звонок в дверь. Открывать мне не хотелось, но звонили очень настойчиво, и я пошла. На пороге стоял тип в джинсовом костюме с плоской физиономией. Он хмуро сообщил мне:
– Я от Тагаева. – Признаться, я немного растерялась. – Поехали, – мотнул он головой.
– Куда? – Тут и он, похоже, растерялся.
– Как куда? Ты ж вопросы задать хотела или уже нет?
Возле моего порога стоял «БМВ», в него мы и сели.
Парень молчал, а я раздумывала: то, что Тагаев узнал о моих намерениях выспросить девиц у Горбатого моста, удивления у меня не вызвало. О чужом любопытстве ему наверняка доносят, при этом оперативности позавидовать могут многие структуры. Сомнение вызывал факт, что наше общение принесет пользу. Тагаев демонстрировал обиду на мое недоверие и решил сделать жест, который, с его точки зрения, должен убедить меня в том, что скрывать ему нечего. Однако с той же оперативностью он мог предупредить своих людей, что мне стоит сказать, а о чем следует молчать в тряпочку. И красивый жест так красивым жестом и останется.
Между тем мы прибыли в бильярдную на Владимирском проспекте Я вошла вслед за парнем в просторную комнату за стойкой бара и обнаружила там мужчин с крайне неприятными физиономиями в количестве восьми человек. Выглядели они не то чтобы недовольными, скорее были растеряны. Мой сопровождающий привалился спиной к двери, сложил на груди руки и сказал:
– Спрашивай.
– Может, вы представите господ? – вздохнула я.
Ближайший из господ обрел дар речи.
– Без надобности, – заметил он хмуро, и все согласно кивнули.
– В таком случае хотя бы намекните о роде своей деятельности.
Зря я произносила такие слова, ничего они не поняли, лишь еще больше насторожились, а род их деятельности отчетливо читался на их физиономиях. С такими рожами только на большую дорогу проезжающих грабить. Но я и тут не угадала, потому что доверенное лицо Тагаева заявил:
– О девках у Горбатого моста они знают все. – Из чего я заключила, что передо мной сутенеры.
Затея Тагаева показалась мне совершенно идиотской. Надо было поворачиваться и уходить. Вместо этого я плюхнулась в кресло, вздохнула и начала задавать вопросы. Задала я их великое множество. Парни отвечали весьма неохотно, но постепенно разговорились.
По вызовам девушек сопровождает охрана, но от Горбатого моста, бывает, и увозят Девки – дуры, и за всеми не уследишь. Тут ведь не валютные проститутки.
Наши чуть ли не под кустом обслужат, и бывает всякое, но жалобы в основном на то, что клиент расплатиться забыл или по пьянке в ухо заехал. С такими разбираются. После убийства Елизаровой девушки испуганы и бизнес страдает. Они как никто заинтересованы в том, чтобы найти убийцу. Оттого и вызвались помочь.
То, что вызвались, конечно, сильно сказано, но в то, что они заинтересованы в поиске убийцы, я поверила, особенно если они уже знают, а они, безусловно, знают, что в убийстве подозревается Кондаревский, богатый дядя с причудами, к тому же отошедший в мир иной.
Я знала, что теряю время, но в какой-то момент все вдруг изменилось. Это произошло, когда здоровяк в черном свитере с растянутым воротом сообщил:
– Один тип избил девушку, оказалось, что он ее сожитель. Заявил, что она его заразила. Ерунда, у нас такие не работают. Но он избил ее так, что она угодила в больницу с сотрясением мозга. Я бы этому гаду все ребра переломал, но он смылся из города.
Через полчаса я уже знала фамилию парня, через два у меня была его фотография. Вот тогда я по-настоящему поверила в удачу. Именно его я встретила в доме Александрова. На память я не жалуюсь, и это точно был он.
Я вертела фотографию в руках, сидя напротив Артема в его кабинете, а он читал вслух:
– Чемезов Александр Павлович, двадцать семь лет, безработный, ранее судим за разбой, освободился восемь месяцев назад.
Боясь спугнуть удачу, я отправилась к Кате. Она опознала на фотографии одного из своих мучителей.
Но радость наша оказалась преждевременной, Чемезов был прописан у сестры, в районном городе. С ней срочно связались, но она заявила, что брата не видела с зимы, когда он освободился. Жил он, по ее словам, у друга, кажется, зовут его Валера, познакомился он с ним в местах лишения свободы.
На следующий день мы знали фамилию Валеры. От матери ему досталась квартира, где он действительно до последнего времени проживал, но недели две назад исчез. Очень может быть, что навсегда.
– Если парни не дураки, – вздыхал Артем, – они смылись из города. Если не дураки их хозяева, то они уже мертвы. Но если все-таки живы... очень может быть, что предпочитают быть поближе к хозяевам, то есть к деньгам, которые надеются получить. Денег всегда мало, а у таких парней они и вовсе не задерживаются.
– Думаешь, есть шанс, что они все-таки в городе? – хмуро спросила я. Артем пожал плечами:
– Этот Саша жил с проституткой. От привычек труднее всего избавиться. У девок и следует поискать.
Так что в конце концов оказалось, что мне есть за что сказать спасибо Тагаеву, хотя вряд ли он в этом нуждался.
В разгар охоты за Сашей и Валерой позвонил Лялин.
– Загляни ко мне, – лаконично сказал он. – Есть новости.