— Хорошие лыжи? — вдруг спросил Звягинцев.
— Хорошие, — ответил вместо Ольги Марк. — «Radarc», если это о чем-то вам говорит.
— А-а.., ботиночный вариант, — проявил недюжинную осведомленность Звягинцев. — Правая на правую ногу, левая — на левую… Знаю-знаю… Ну, тогда можете с ними распрощаться.
— В смысле?
— Такие лыжи сопрут и глазом не моргнут.
— Что, были прецеденты?
— Было всякое. Но такого, чтобы семь трупов в одной колоде… Это, извините, перебор.
— Значит, вы не будете этим заниматься? — Ольга повысила голос.
— Почему же… — в голосе Звягинцева не слышалось никакого энтузиазма. — Раз поступил сигнал — обязаны проверить.
— Когда?
Звягинцев почесал плохо выбритый щетинистый подбородок.
— Вы сами как себя чувствуете?
— Отлично.
— Ну, рад за вас. — Звягинцев всей тушей повернулся к столику, где стояла бутылка с мартини, и самым непринужденным образом наполнил мартини свою грязную кофейную чашку.
— Я готова хоть сейчас…
— Никто не требует от тебя таких жертв, кара, — мягко сказал Марк.
— Жертвы уже есть… Неужели ты не понял, Марк! — Ольга с отчаянием посмотрела на мужа.
— Хорошо, хорошо, успокойся!
— Боже мой, о каком спокойствии ты мне говоришь?!
— Послушайте, дама… Вас, кажется, зовут Ольга, если я не ошибаюсь… — Звягинцев допил мартини и пришел совсем уж в благостное расположение духа. — Ваш муж прав. Не нужно пороть горячку раньше времени. Сейчас я соберу ребят.
Тех, кто не занят. Прочешем местность, насколько это возможно. Все выясним и уже тогда будем делать заявления. Вы как, не против?
— Нет.
— Вот и ладушки. Значит, так, где-то через час подходите к фуникулеру, если чувствуете в себе достаточно сил.
— Я уже сказала вам…
— Я помню. Хотя бы лыжи вам найдем — и то дело. Такие лыжи терять — это непростительная роскошь. Вы, конечно, люди богатые, но все равно. Жалко, поди, лыжи, а?
— При чем здесь лыжи? Вы не поняли, о чем я вам говорила?
— В общем, собирайтесь с силами. — Звягинцев бросил тоскливый взгляд на недопитую бутылку мартини, тяжело поднялся с кресла и направился к двери.
Марк увязался за ним (скажите, пожалуйста, какая галантность!), а Инка и Ольга остались одни.
— Ну и тип! — как только за Звягинцевым закрылась дверь, выдохнула Инка.
— Кусок дерьма, — сквозь зубы процедила Ольга. — Старого бараньего дерьма.
— Не могу с тобой не согласиться, Лелишна. Голова болит?
— Немного.
— Давай-ка выпьем.
— Нет, не хочу.
— Послушай, а ты уверена?
— В чем? В том, что я не хочу этого дурацкого парфюмерного мартини? Абсолютно.
— Да нет… В том, что ты видела?
— Инка!
— Прости-прости… Я бы, наверное, просто с ума сошла!
Значит, они стояли там голые? — В голосе Инки не было ничего, кроме жгучего школьного любопытства. Ольга помнила эту интонацию — когда-то, в пятом классе они демонстрировали друг другу уже начавшую расти грудь. Тогда Инке тоже было интересно — у кого она больше.
— Не нужно. Инка! — жалобно попросила Ольга.
— Хорошо, не буду.
— Интересно, куда запропастился Марк? — Ольга встала с постели и сразу же почувствовала, как закружилась голова — пол раскачивался, как палуба утлого суденышка, покинутого командой, — видимо, она действительно ушибла голову.
Подойдя к неплотно закрытой двери, она выглянула наружу.
Марк и Звягинцев стояли на крыльце. Толстый черт мусолил во рту «беломорину» и внимательно слушал Марка.
А Марк… Марк говорил страшные, запредельные вещи…
— Я бы не стал уделять такое внимание ее словам… Поверьте, я хорошо знаю свою жену. У нее довольно.., м-м.., я бы сказал, печальная наследственность. Ее мать, Манана, она ведь была душевнобольной… Это никогда не проявлялось, но чего-то подобного я ждал, признаюсь вам честно…
Ольга стояла, вцепившись в дверной косяк побелевшими пальцами: неужели он сейчас вот так, за здорово живешь, расскажет этому неопрятному толстяку, которого видит впервые в жизни, их семейные тайны?!
Но Марк не опустился до воспоминаний о несчастной Манане.
— Ей приснился кошмар, — продолжал Марк, преданно заглядывая в лицо Звягинцева. — Вчера… Ну да, вчера. И этот кошмар полностью совпал со всем тем, что она рассказала вам: те же люди подо льдом, тот же ужас, который она испытала… Вы понимаете, о чем я говорю? Это ее падение, она ведь сильно ударилась… К сожалению, я не знаю, насколько сильно… Возможно, оно спровоцировало некие галлюцинации…
— А раньше такое было?
— Нет, — хоть в этом он оказался честен. — Никогда… Но в последнее время… Так сложились обстоятельства… Какие-то случайные встречи со случайными людьми, какие-то предсказания… У Ольги очень хрупкая психика. Возможно, она просто экстраполировала свой кошмар…
— Не понял? — честно признался дубоватый толстяк.
— Экстраполировала… Ну, перенесла свой кошмар в реальность. И теперь хочет убедить в этом всех нас…
— А Кирилл Поздняков? — задумчиво спросил Звягинцев. — Ведь она утверждает, что видела именно его.
— Ну, это проще простого. Кто-то действительно показал ей фотографию. Она запомнила лицо… Мы ведь не всегда знаем, что происходит у нас в подсознании, правда?
— И что?
— Возможно, ей показалась, что так ее собственная реальность будет выглядеть убедительней… Это очень тонкая, очень деликатная материя. Я все понимаю, но гонять людей по склонам только потому, что она приняла свои фантазии за реальность… Я очень беспокоюсь о ней, поверьте…
— А лыжи? — неожиданно ляпнул толстяк.
— При чем здесь лыжи?
— Сколько они стоят?
— Какая разница? Ну… Около семисот долларов.
— Вот видите. Мы обязаны их найти. Это серьезное дело.
Плохо, если вы уедете из «Розы ветров» с ощущением того, что здесь не уделяют должного внимания постояльцам. Мы всегда на стороне клиентов, вы понимаете?
— Да бог с ними, с лыжами! Неужели вы не понимаете, что для меня самое главное — моя жена.
— Жена женой, а пропажа пропажей.
— Я не хотел бы поощрять ее фантазий, я не хотел бы травмировать ее…
— Ты забыл добавить — «доктор». — Ольга широко распахнула дверь.
Холеное лицо Марка скривилось. Он выглядел мелким воришкой, застигнутым на месте преступления. Так тебе и надо, жалкий пожиратель краденых гамбургеров и мятой черешни!
— Перед кем ты распинаешься, Марк? Он же не психиатр!
Тебе лучше поговорить на эту тему с местным врачом, возможно, он найдет способ вправить мне мозги! И подскажет тебе, какой фасон смирительной рубашки мне подойдет!
— Кара!..
— Не смей! Не смей обращаться со мной как с сумасшедшей!
— Ты не поняла… Я просто волнуюсь… Я в себя не могу прийти после того, что с тобой произошло! Я хочу, чтобы ты успокоилась…
— Я буду спокойна, когда вы все увидите… Когда вы поверите мне. Почему вы мне не верите?!
— Ну ладно, — прервал их отчаянную тихую ссору Звягинцев. — Я пойду, пожалуй. Не люблю семейных сцен, нахлебался… А вы, Ольга, если не передумаете, подходите к фуникулеру через час. Поищем…
Не так уж он был плох, этот толстяк, к чему бы ни относилось это его глуховатое расплывчатое «поищем». Ольга посмотрела на Звягинцева с нежностью.
— Я обязательно приду.
— Ну и ладушки.
Переваливаясь с боку на бок, он грузно сошел со ступеней.
Ольга смерила мужа презрительным взглядом и вернулась в дом. Марк, как побитая собака, поплелся за ней.
* * *…Через час Ольга уже была у фуникулера. Она отправилась на поиски в новом лыжном комплекте, который Марк купил ей незадолго до отъезда в «Розу ветров»: комбинезон и куртка, ярко-синие с белыми вставками. Марк радовался покупке этого комплекта, как ребенок: во-первых, костюм был очень легким и сворачивался в самый небольшой из всех возможных сверток. Во-вторых…
— Он чертовски идет тебе, кара. В нем ты просто неприлично хороша… — Это было сказано еще в Москве, когда Ольга, надев комбинезон, продемонстрировала его Марку. — Теперь никто не бросит камнем в твоего мужа только потому, что у него отсутствует вкус…
Теперь Ольга надела именно его: только потому, что влезать в старый комплект, бывший свидетелем ее ночных передряг, у нее просто не было ни сил, ни желания…
За все это время она не сказала Марку ни слова. Да он и сам не старался разговорить ее: боже мой, это их первая размолвка за два с половиной года супружества. И не из-за цвета галстука, и не из-за покроя пиджака. И даже не из-за того, что ей нравится аристократичный неудачник Сесар Вальехо, а ему — Стивен Кинг на лицензионных видеокассетах.
Он считает ее сумасшедшей. Он считает ее шизофреничкой, отпочковавшейся от скукоженного грузинского табачного листа — несчастной Мананы. Ну и пусть считает! Когда-нибудь он здорово об этом пожалеет!..
Инка моментально испарилась из коттеджа, как только они вернулись в комнату — вусмерть разругавшиеся, с растерянными лицами. Провести целый час, дуясь на человека, которого любишь, — оказалось совсем не простой задачей.
Инка моментально испарилась из коттеджа, как только они вернулись в комнату — вусмерть разругавшиеся, с растерянными лицами. Провести целый час, дуясь на человека, которого любишь, — оказалось совсем не простой задачей.
Но Ольга справилась с ней: только ярость придавала ей силы.
Марк, чтобы хоть чем-то себя занять, засел за компьютер.
Ольга лежала в кровати, свернувшись калачиком и прижав колени к подбородку: никогда, никогда она не заговорит с ним первой!
Она едва дождалась условленного времени.
Бросая на Марка испепеляющие взгляды, она оделась и даже поимела наглость взять его лыжи, хотя и понимала, что они не совсем подходят ей.
…Звягинцев уже топтался у фуникулера, а спустя несколько минут подошли Иона с Владом и совсем уже под занавес, в своем обычном стиле, допускавшем милые девичьи опоздания, появилась Инка. Лыжи были у всех, за исключением Звягинцева. Толстяк же неловко сжимал в руках огромный пластмассовый круг с ручкой, в просторечии именуемый «задницей», или «ледянкой»: нехитрое увеселительное приспособление для спуска с гор.
— Занятный у вас сноуборд! — не преминула съерничать Инка.
— Лыжи не люблю. — Звягинцев застенчиво улыбнулся. — Только в случае крайней необходимости. Так что уж простите старика.
— Ничего-ничего, — иногда Инка умела быть великодушной. — Главное, чтобы вам было удобно.
— Ну что, тронулись? — спросил Звягинцев, сразу же возглавив маленький импровизированный отряд.
— Давно тронулись! — Ну конечно же. Инка и здесь не сдержалась, намекая на весь идиотизм их затеи.
Когда они уже садились в фуникулер, их нагнал взъерошенный и сосредоточенный Марк. Не говоря ни слова и даже не глядя в сторону Ольги, он прибился к своему заклятому врагу Инке и промолчал всю дорогу наверх.
Ольга пристроилась рядом со Звягинцевым, Марк с Инкой заняли места чуть поодаль, а Иона и Влад встали у выхода.
Инка, почуяв запах свежей мужской крови, приклеилась к Владу.
— У вас, наверное, трудная профессия, Влад?
— Профессия как профессия, — горноспасатель не отличался особой многословностью.
— А почему вы только вдвоем? По-моему, у вас команда из пятерых, если я не ошибаюсь.
— Остальные не смогли.
— Печально. — По лицу Инки неожиданно пробежала тень, она, как всегда, желала подмять под себя как можно большее количество мужчин. — Не смогли или не захотели?
— Не смогли…
Потерпев фиаско на ниве разговоров о профессии. Инка переключилась на личности:
— Вам когда-нибудь говорили, что у вас мужественное лицо, Влад?
— Нет.
— И что у вас профиль опустившегося викинга?
— Нет.
— Таких мужчин, как вы, нужно клонировать. Это изменит человечество к лучшему.
Влад упорно молчал, и Инка, потрепав его за безразличную холку такими же ничего не значащими словами, потеряла к нему всякий интерес.
А потом Ольга поймала этот взгляд.
Взгляд, полный яростной нежности: он затягивал ее в воронку, и сопротивляться ему было невозможно. Иона, конечно же. Иона. Он все еще продолжает сражаться за нее. «Неужели ты не видишь, что происходит, Ольга?» — говорили его умоляющие антрацитовые зрачки. Ей с трудом удалось укрыться от этого обжигающего взгляда, но только затем, чтобы встретить еще один, полный раскаяния.
Марк.
Должно быть, ему стыдно за безобразную сцену со Звягинцевым. А еще больше стыдно за то, что она услышала этот разговор. Ольга опустила глаза, но внутри у нее все заныло и напряглось: ничего себе треугольник, хуже и придумать невозможно, сплошная цепь предательств — она предает Марка, Марк предает ее, а Иона — их обоих.
Общий разговор не клеился, и все вздохнули свободно, когда добрались до вершины. Здесь Звягинцев провел небольшое совещание.
— Значит, будем действовать таким образом. Дама покажет нам место, где она спустилась вниз… Вы помните это, место, Ольга?
— Да. — Еще бы ей не помнить!
— Мы спускаемся и осматриваем местность.
— А чего искать-то? — спросил Влад.
— Для начала — лыжи. В этой стороне мало кто шастает, скалы и все прочее, — Звягинцев проявил неожиданную осведомленность об особенностях ландшафта, — так что есть шанс их обнаружить.
Лицо Влада исказила такая страшная гримаса, что можно было подумать: все его святыни растоптаны, все его братья взяты в заложники и уведены в неизвестном направлении, а дом разграблен и подожжен.
— Я не понял… Вся эта катавасия из-за каких-то гребаных лыж?
— Дамы, Влад! — поморщился Звягинцев. — Я бы попросил не выражаться.
— Не буду я в этом участвовать.
И тут произошла совсем уж запредельная вещь: Звягинцев, с неожиданной для его грузного тела прытью, подскочил к Владу и ухватил его за подбородок.
— Уважь старика, Влад!
Лицо Влада моментально налилось кровью.
— Пусти, Палыч! — просипел он. — Пусти, мать твою!
— Я же сказал, не выражаться! — прикрикнул Звягинцев, но хватку все-таки ослабил.
— Ладно.
Потирая подбородок, Влад отошел на безопасное расстояние и громко сказал, ни к кому не обращаясь:
— Скотина.
Не удостоив Влада ответом, Звягинцев затрусил к Ольге.
— Вы начали спуск далеко отсюда?
— Возле трех скал.
— Ага, «Северная ротонда», знаю. Ну хорошо. Идемте.
И, не дожидаясь остальных, Звягинцев отправился к месту, указанному Ольгой.
— Колоритная личность, — громко одобрила Пал Палыча Инка. — Чуть-чуть поднатаскать — и можно показывать за деньги в каком-нибудь цирке-шапито. Марк, душка! Не хочешь взять этого милого человека начальником службы безопасности? Распугает всех промышленных шпионов к чертовой матери.
— Ты опоздала со своим предложением. Инка. Марк уже устроил его семейным психиатром По совместительству, — зло сказала Ольга.
— Прекрати! — не выдержал Марк.
Надвинув очки на глаза, он отправился следом за Звягинцевым.
…Через несколько минут все они уже были возле скал.
Еще некоторое время ушло на ожидание Звягинцева: в отличие от всех остальных, он добирался до места пешком. Иона, остановившийся рядом с Ольгой, тихо спросил:
— Ты спускалась здесь?
— Да.
— И вылетела с плато?
— Да. Никто не объяснил мне, как рассчитывать скорость движения…
— Ты могла разбиться, — в голосе Ионы послышалось запоздалое отчаяние.
— Я могла разбиться, я могла замерзнуть… Какое это имеет значение, если ничего не случилось. Со мной, во всяком случае.
— Я бы никогда себе этого не простил.
— Тебе не говорили, что ты слишком навязчив?
— Нет.
— Я буду первой…
Наконец появился Звягинцев. Его вечная шляпа была сдвинута на затылок, из-под нее струился пот. Лицо Пал Палыча было красным — то ли от напряженных усилий, то ли оттого, что он регулярно прикладывался к маленькой плоской бутылочке. Ольга посмотрела на обессилевшего мастодонта с неожиданной жалостью: как, должно быть, тяжело нести свои сто сорок килограммов по снежной целине. А для таких экстренных вылазок, да еще в горах, нужно заводить снегоступы.
Прошедший ночью снег существенно усложнял им задачу, но Звягинцев был полон оптимизма.
— Ну что, сориентируемся на местности? — призвал он Ольгу.
— Я промахнула плато, — сказала Ольга, с опаской заглядывая вниз: неужели же она сама решилась вчера спуститься? — И потом дальше, по склону. Там еще была сосна, возле которой я упала. Там, наверное, и потеряла палку.
— Сосна — это ориентир. Будем его придерживаться. — Звягинцев почесал некое подобие бакенбардов: затрапезного вида мох, до которого не доходили ни руки, ни старенькая электробритва «Бердск». — Так что спускайтесь вниз и ждите меня. Возле сосны.
— А вы, шеф? — наконец-то Влад получил возможность отыграться за поруганную честь своего подбородка. — Может быть, все вместе, а?
— Да нет… Вы люди молодые, вам и карты в руки. А я уж как-нибудь, по-стариковски…
— Могу вас сопроводить.
— Я сказал — не надо.
Влад захохотал и первым скрылся из виду. За ним потянулись все остальные. Марк совершенно естественным образом оказался возле Ольги.
— Я подстрахую тебя, кара! — сказал он примирительным тоном.
— Лучше бы ты сделал это вчера.
— Прости меня. — Его лицо жалко сморщилось. — Прости, пожалуйста. Я.., сам не знаю, что делаю… Я боюсь за тебя.
— Ладно. — Она поцеловала Марка, а перед этим они едва не запутались в лыжах. Губы Марка оказались холодными и безвкусными: неужели она никогда не оправится от поцелуев Ионы? Подумав об этом, Ольга похолодела.
— Я хочу, чтобы у нас все было по-прежнему.
— Я тоже хочу, чтобы у нас все было по-прежнему. Ты даже не представляешь себе, как я этого хочу, Марк, — никогда еще она не вкладывала в слова такой страсти и такой надежды.
…Они уже успели осмотреть пространство вокруг сосны со всех сторон, когда на горизонте появилась темная точка.