Все это Курепов выяснил до того, как ехать к приятелю Димитриади. Он считал, что каждого из фигурантов необходимо знать как можно лучше, тогда и беседа принесет больше пользы.
Офис Сухожилина находился в бизнес-центре на «Пушкинской», на девятом этаже. Множество мужчин и женщин в деловой одежде сновали туда-сюда с папками и конвертами, без умолку звонили мобильные телефоны. У Егора создалось впечатление, что он в окружении людей, которые болтают сами с собой, – большинство служащих пользовались гарнитурой, чтобы руки оставались свободными. То и дело долетали слова «контракт», «соглашение», «процентные ставки».
– Немудрено, что у Сухожилина так много клиентов, – пробормотал Огибин. – Все эти люди – его потенциальные пациенты!
Перед кабинетом Сухожилина обнаружилась уютная приемная с симпатичной секретаршей-блондинкой, на лице которой застыла, словно приклеенная, счастливая улыбка. Улыбка превратилась в озабоченную гримаску, когда Огибин и Курепов предъявили свои удостоверения. Девушка сорвалась с места и исчезла за тяжелой, обтянутой красной кожей дверью кабинета. Через пару минут она вновь появилась, и улыбка снова украсила ее милое личико.
– Доктор вас примет, – пропела она. – Входите, пожалуйста.
Помещение, где Сухожилин принимал пациентов, оказалось просторным. Атмосфера успокаивала: окна за зелеными занавесями, на полу мягкие ковры, по всему периметру расставлены диваны. Непосредственно рабочая зона состояла из глубокого кресла, в котором, судя по всему, во время сеансов сидел сам Сухожилин, и кресла, куда укладывались клиенты психоаналитика. В стенной нише помещались жидкокристаллический телевизор и стереосистема, под ними сейф. Что он там хранит – деньги или аудиозаписи сеансов?
Антон Сухожилин, поднявшийся навстречу следователям, не походил на человека, который стал бы хранить пачки денег в собственном сейфе. Нет, такие люди обычно держат сбережения в банке, а сами пользуются пластиковыми картами, даже когда покупают какую-то мелочь в продуктовом магазине. Весь вид доктора говорил о его состоятельности, прямо-таки кричал об этом. Отличный костюм, наверняка сшитый на заказ, прекрасно сидел на плотной фигуре. Очки в позолоченной оправе придавали Сухожилину солидность и позволяли выглядеть старше.
Доктор без колебаний протянул руку майору. Пожимая ее, тот ощутил твердость сухой жесткой ладони.
– Итак, господа, чем могу служить? – спросил психоаналитик.
– Мы здесь по делу Юрия Димитриади, – сказал Курепов, по приглашению Сухожилина присаживаясь на диван. Он оказался даже слишком удобным, поэтому майор предпочел примоститься на краешке, чтобы не поддаться желанию расслабиться.
– Понимаю, – кивнул хозяин кабинета. – Юра у вас, насколько я понимаю?
– Да, но ненадолго. Если мы не выдвинем обвинение, придется отпустить его завтра же.
– Это хорошо.
«Спокоен как сфинкс», – отметил про себя майор.
– Вы ведь его лучший друг, верно? – продолжал он.
Доктор кивнул.
– Его и его покойной жены?
Снова кивок.
– Как вы отнеслись к смерти Елены?
– Так же, как отнеслись все друзья и родственники. Сначала я решил, что причиной ее смерти стала болезнь, с которой она так и не сумела справиться, несмотря на заверения врачей. Когда я услышал, что смерть была неестественной, удивлению моему не было предела.
Голос Сухожилина звучал ровно.
– А когда вы узнали о причастности Юрия Димитриади?
– В это я не верю и никогда не поверю.
– Потому что он ваш друг или потому, что этого не могло быть?
– И то, и другое. Юрий не способен на убийство даже злейшего врага, что уж говорить об Алене.
– Он делился с вами тем, что его тяготило в последнее время?
Впервые за время разговора майору показалось, что спокойствие Сухожилина напускное, и он едва сдерживается.
– Не могу сказать, – сухо ответил психоаналитик.
– Не можете, потому что не слышали ничего такого от Юрия Димитриади?
– Потому что Юрий Димитриади – мой пациент, а я не имею права разглашать подобного рода информацию.
– Вы хотите сказать, что Димитриади рассказывал вам о напряженных отношениях с женой, сидя в этом кресле?
– Не надо вкладывать в мои уста слова, которых я не произносил, – усмехнулся Сухожилин. – Вы не узнаете от меня, чем делился со мной Юрий.
– Даже если получу ордер? – поинтересовался майор.
– Когда получите, тогда и приходите.
В голосе психоаналитика звенел лед Антарктики.
Майор и лейтенант поднялись. Напоследок окинув взглядом просторный кабинет и остановив его на кушетке, Курепов внезапно спросил:
– Вы действительно заставляете своих пациентов сюда укладываться?
– Насилие над волей противоречит науке психоанализа, – холодно ответил Антон. – Большинство из нас являются последователями доктора Фрейда, а он полагал, что пациенты становятся более раскрепощенными в лежачем положении. Для пациентов, которые не хотят ложиться на кушетку, здесь полно сидячих мест.
Уже в коридоре Егор Огибин решил поинтересоваться у шефа:
– Может, все-таки следует добыть ордер?
– Нам вряд ли это удастся, – ответил майор. – Во-первых, необходимо доказать, что информация, которую может предоставить Сухожилин, поможет следствию, а это без железных улик против Димитриади малореально. Во-вторых, я вообще сомневаюсь, что наш доктор сказал правду.
– В смысле?
– В том смысле, что Юрий Димитриади скорее всего ему никакой не пациент. Если мы получим ордер, выяснится, что Сухожилин никогда его не лечил. И мне надают по шапке за то, что побеспокоил прокурора.
– А зачем Сухожилину врать?
– Чтобы потянуть время. Я же сказал ему, что Юрия завтра придется выпустить. Ордер заставил бы его как врача сказать правду. Никто не может заставить его говорить как частное лицо, Не знаю, какой этот Сухожилин врач, но друг, судя по всему, отличный!
– Спасибо, Гена, – сказала Анжела, когда адвокат отодвинул от себя пустую тарелку из-под супа-пюре. Его ожидал аппетитно пахнущий лосось под сметанным соусом с гарниром из брокколи и вареной моркови. Сама Анжела едва прикоснулась к своей порции. Впервые в жизни она не чувствовала голода даже в первоклассном ресторане по окончании тяжелого дня.
– Все получилось, как мы планировали, – удовлетворенно улыбнулся Геннадий Точилин. – Юрий предоставил следователю алиби, которое ты предложила. Надо сказать, он не сразу согласился.
– В самом деле? – удивилась Анжела. Она-то полагала, что человек под следствием с радостью ухватится за такую возможность.
– Не знаю, в чем причина его колебаний, – пожал плечами Геннадий. – По мне так это подарок судьбы, когда твой собственный начальник соглашается отмазать тебя от органов. Если, скажем, алиби предоставила бы женщина или близкий друг, то к нему и отношение другое, а тут… В общем, не важно, Димитриади согласился в конце концов, а это главное. И следователь поверил.
– Поверил? – недоверчиво переспросила Анжела. Ей майор Курепов не показался таким уж доверчивым.
– Э… – замялся адвокат, нанизывая на вилку кусок жирной рыбы, – по крайней мере, он сделал вид. Юрия отпустили, а ведь этого мы и добивались, верно?
– Как думаешь, все серьезно? – спросила Анжела озабоченно. Как она ни старалась, обычное самообладание сейчас давалось ей с трудом. Кроме того, она не считала нужным притворяться перед Геной – они слишком крепко повязаны, чтобы пускать друг другу пыль в глаза.
Точилин давно сделал себе имя среди богатых и знаменитых. Его адвокатские гонорары были самыми высокими в Питере, клиентура – элитарной, а запросы – поистине королевскими. Именно потому Анжела и выбрала этот ресторан – дорогой, изысканный, с услужливыми официантами и отдельными кабинетами для посетителей. В такой обстановке можно не беспокоиться, что кто-то подслушает приватный разговор. Сама она предпочитала заведения попроще, но ради Точилина пошла на жертву. На ее взгляд, чем дороже ресторан, тем хуже в нем кухня – слишком много внимания персонал уделяет сервировке и излишнему украшательству.
– Серьезно что? – осторожно переспросил Точилин, аккуратно вытирая влажной салфеткой пальцы. Вот и еще одно оправдание высочайшего ценника ресторана – влажные салфетки не бумажные, а тканевые, дорогие, с фирменным логотипом.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – поморщилась Анжела. – Обвинение в убийстве жены?
– Не обвинение, а подозрение, – уточнил адвокат. – Обычная практика: первыми в число подозреваемых попадают мужья, жены и взрослые дети и только потом сослуживцы, друзья и недруги и так далее. У Димитриади, слава богу, нет причин убивать жену.
– Ты действительно так считаешь?
– Если бы Юрий хотел избавиться от нее, то отправил бы на тот свет тогда, когда она умирала. Что могло заставить его сделать это в тот момент, когда Алена стала поправляться? Если бы он хотел, теперь-то уж мог бы с ней развестись и не чувствовать себя свиньей. Он же сделал все для супруги! Ее родители – люди уважаемые, но небогатые, и дорогостоящее лечение, насколько я в курсе, оплачивал Юрий. До тех пор, пока ты не отправила Алену в Швейцарию.
Анжела кивнула.
– Значит, о наследстве не может идти и речи. Так какова же причина?
У Анжелы ответа не было.
– Тогда почему следователь так крепко взялся за Юру? – спросила она раздраженно.
– Они как бультерьеры, полицеймейстеры, – усмехнулся Геннадий. – Если вцепятся, не отпускают до последнего. Но ты, милая моя, обратилась к правильному человеку, – самодовольно добавил он. – Мы вырвем этим псам зубы вместе с деснами!
Разговор с Геннадием придал Анжеле уверенности, в которой она так нуждалась. В сущности даже неплохо, что Юра оказался в затруднительной ситуации. Именно она, Анжела, придет к нему на выручку, и у него просто не останется выбора, только полностью довериться ей. Димитриади – человек совестливый, помнящий и ценящий доброе отношение. Он растерян, напуган, ему требуются поддержка и опора. Кто как не Анжела может все это дать? Анжела, в которой так много железа, по словам ее собственной матери, что она могла бы послужить фундаментом для любого из зданий, которые с таким успехом возводит.
Ее мучил один вопрос. Где же на самом деле находился Юрий в день и час смерти жены?
Тем, кто хоронит близких, кажется, что в этот день сама природа должна плакать, сочувствуя их горю. Но во время похорон Елены Димитриади ярко светило солнце, сообщая листве восковую гладкость и блеск. Народу собралось немало, родители покойной были известными в городе людьми, и их друзья и близкие знакомые сочли своим долгом поддержать их в минуту скорби.
– Гляди, Егор, в оба, – строго сказал майор Курепов. – Скорее всего, убийца находится среди этих людей.
– Да их тут человек сто пятьдесят, – громким шепотом возмутился лейтенант.
– И мы подозреваем каждого, ну пожалуй, за исключением отца с матерью.
– И Юрия Димитриади?
– Прежде всего.
– Он как-то не тянет на убийцу, – неуверенно заметил Огибин.
– На моем веку встречалось не так уж много людей, чьи лица вопили бы о том, что по ним тюрьма плачет. Димитриади не похож на того, кто способен убить, но не надо забывать о состоянии стресса, в котором он долгое время находился. Я консультировался с психиатрами – возможны последствия.
– Все равно, – покачал головой Огибин, – мне не верится. Он успешный человек, увлечен своей работой. На службе характеризуется исключительно положительно.
– Чикатило тоже так характеризовался, – возразил майор. – Димитриади на работе любят, это бесспорно. Все, от подчиненных до начальства, и это настораживает. Кстати, о начальниках. Вон Анжела. – Он кивнул в сторону толпы у гроба. – Что ты о ней думаешь?
– Крутая, – с уважением произнес лейтенант. – Такими делами ворочает! И красивая.
– Ты так считаешь?
– А что, скажете, нет? Блондинка, все при ней. – Егор сделал выразительный жест на уровне грудной клетки.
– Да уж, это точно при ней, – усмехнулся майор. – А она непростая, ох непростая! Как тебе алиби Димитриади?
– На мой взгляд, стопроцентное. Они вместе работают, у Анжелы нет причин выгораживать Димитриади из личных побуждений. С другой стороны, возможно все.
– Димитриади говорил как по-писаному. Его посетил адвокат – до того, как мы сумели его допросить. Угадай, кто его прислал?
– Анжела?
– Молодец! Только я рожу Точилина увидел, как сообразил, что дельце наше не такое простое, как кажется начальству.
– Почему?
– Да потому, что Точилин – страшно дорогой адвокат. Димитриади хорошо зарабатывает, но кто он такой? Наемный служащий, хоть и высокооплачиваемый. А Точилин не занимается служащими, сечешь? Я навел справки: Точилин уже лет двадцать как является адвокатом семьи Анжелы. Сначала он имел дело с ее папашей, а теперь с ней самой. Странное совпадение, не правда ли?
– Почему же? Анжела ценит своего работника, хочет ему помочь, вот и посылает собственного адвоката.
– Наивный ты человек, Огибин, – вздохнул майор. – Люди вроде Анжелы ничего не делают просто так, из добрых побуждений.
– Это вы потому так говорите, что она богатая?
– Да нет, не поэтому. Богатые тоже разные бывают. Только Анжела – тетка себе на уме, это по лицу видно, по всему ее поведению. Ее самоконтроль может только восхищать, и потому ей так хорошо удается контролировать других. Люди вроде Анжелы терпеть не могут, когда что-то происходит без их ведома. Они отказываются понимать, что земля вращается независимо от них, и пребывают в уверенности, что именно они приводят в действие соответствующий механизм. А уж в своем строительном концерне Анжела определенно держит под контролем все и вся. Каждый, кто работает на нее, в той или иной степени зависим, и эта баба пытается сделать все, чтобы зависимость стала тотальной. Возьмем, к примеру, Димитриади. Его жена нуждалась в дорогостоящем лечении, которое ни он, ни ее родители не могли себе позволить. И пожалуйста – на горизонте как богиня милосердия всплывает Анжела, потрясая мешочком с пиастрами.
– Может, она такая отзывчивая? – предположил Огибин, хотя и чувствовал уже, что спор с начальником проигран.
– Ага. Только ответь ты мне, друг сердечный, почему именно Димитриади? Почему не Иванов, Петров или Сидоров? Я выяснял, в компании полно людей с проблемами, и Анжела обращается с ними весьма жестко. Ее служащие знают: одна ошибка – и они вылетят на улицу, ведь Анжела расстается с людьми без сожалений. Она платит хорошую зарплату и уверена, что к ней придут лучшие, а слабаков и неудачников ей не нужно. Так я еще раз повторяю, лейтенант: почему именно ситуацию Димитриади Анжела приняла так близко к сердцу?
– Ладно, – махнул рукой Егор. – Сдаюсь. Значит, Димитриади – любовник Анжелы?
– Возможно, возможно, – задумчиво кивнул Курепов. – Надо выяснить.
– И выяснять, как я понимаю, придется мне?
– Вот за что ты мне нравишься, Егорушка, так это за твою сообразительность!
Огибин отошел от начальника и приблизился к плотной толпе провожающих Елену Димитриади в последний путь. Юрий стоял рядом с Анжелой и Милой, ее секретаршей, в стороне от других. Тут же находились их коллеги с работы. Родственники со стороны жены явно старались сохранять дистанцию, бросая косые взгляды на молодого вдовца – кто негодующие, кто откровенно любопытные.
Димитриади выглядел растерянным. Лейтенант попытался представить себе, как этот человек, преданно ухаживавший за женой, хладнокровно вводит ей смертельную инъекцию, – и не смог. Возможно, чутье его подводит, но Егор не видел Димитриади в роли убийцы.
– Прощаемся, – бодро провозгласил один из гробокопателей.
– Цветы вынимаем! – скомандовал другой.
К гробу потянулись люди. Некоторые проходили, мельком бросая на Алену взгляд, а то и вообще не глядя на нее. Другие задерживались. Егор вынужден был признать, что гример в морге постарался: молодая женщина выглядела совсем как живая. Даже румянец на ее щеках казался здоровым – во всяком случае, с того места, откуда наблюдал за происходящим лейтенант. Одели Елену Димитриади в шелковое платье небесно-голубого цвета, прекрасно гармонировавшее с цветом ее светлых волос.
«Красивая женщина, – невольно подумал Огибин. – Была».
Егору пришлось отвлечься от размышлений о несправедливости бытия из-за сцены у гроба, произошедшей в тот самый момент, когда к нему подошел Юрий. Непонятно почему, но он словно бы тянул с этим, не решаясь сделать несколько шагов. Димитриади прошел мимо гроба жены, не останавливаясь, глядя в одну точку прямо перед собой.
– Что я говорила, – раздался громкий шепот Элеоноры Серпуховой. – Он не может даже посмотреть на нее – совесть замучила!
– Замолчи, прошу тебя, – резко одернул жену Олег Петрович. – Ты бы видела себя, Эля!
– Мне нечего стыдиться! – не прекращала Серпухова. – Меня нет в числе подозреваемых, и не могло быть, а вот он… Как ты не понимаешь, ведь Аленушка мешала ему!
Юрий застыл на месте и широко раскрытыми глазами смотрел на тещу, словно на внезапно поднявшую голову из травы змею.
– Что смотришь?! – гневно воскликнула женщина. – Это твоя вина, только твоя!
– Эля, – предупреждающе прошипел муж.
– Даже если ты не убил ее, то именно ты лишил ее покоя! Вместо того чтобы поправляться и радоваться жизни, Аленушка постоянно плакала, когда речь заходила о тебе. Неужели ты не мог хотя бы сделать вид, что любишь ее, ведь она пережила такой кошмар?!
– Все, хватит!
У Олега Петровича иссякло терпение. Схватив жену под руку, он буквально оттащил ее от Юрия и потянул в сторону, где стояли остальные родственники. От Огибина не укрылось, что Анжела сделала несколько шагов по направлению к ним – очевидно, чтобы поддержать Юру. От толпы родственников в ту же минуту отделился еще один человек, в котором Егор признал Антона Сухожилина. Друг занял место за спиной Юрия. Анжела остановилась на полпути. Ее лицо за стеклами солнцезащитных очков выглядело непроницаемым.
«Просто какое-то сборище сфинксов, – пронеслось в голове лейтенанта. – А что произойдет, если мирно текущая под слоем скальной породы лава вдруг вырвется наружу?»