– Алик, тебе не кажется, что ты скоро запутаешься в своих легендах и версиях?! – Я была возмущена тем, как он свободно манипулировал нами, как легко, помимо нашей воли, сочинял варианты нашего прошлого. – Скажи мне главное: он знает, что застрелил… Федора?
– Да, я рассказал ему.
Я вздрогнула. Все то время, пока я находилась в больнице, я тешила себя надеждой, что этого не случилось и Гриша не знает о том, кого именно он убил.
– Алик, зачем ты сделал это?!
– Думаю, чтобы успокоить его, чтобы он не думал, что ты – с Федором.
– И все? Ты полагаешь…
– Да, я думаю, что это было для него важно. Федора все равно нет, его не воскресить, так пусть хотя бы ваш ребенок живет в нормальной семье, где есть мама и папа, и пусть – если даже мама не любит папу – уж папа точно любит маму! То есть – тебя, Зоя. Ведь отец все это время думал о тебе, переживал… И когда я рассказал ему о тебе, я сделал это не для того, чтобы раскрыть ему глаза на тебя, и ты это прекрасно понимаешь. Я хотел, чтобы ты, с ребенком или без, вернулась к отцу и мы все снова зажили бы все вместе…
Я смотрела на него и никак не могла взять в толк: зачем ему все это нужно? Неужели он настолько переживал за отца, что готов был взвалить на себя непосильный груз ответственности и придумать всю эту драму с Федором и моей беременностью?.. Или…
Ясная и неожиданная своей абсурдностью мысль внезапно осветила облик Алика с совершенно новой для меня стороны: а что, если Алик давно был влюблен в меня и, борясь с искушением признаться мне в этом, попросил своего друга попытаться соблазнить меня? Возможно, для того, чтобы я, в случае если его затея удастся, упала в его глазах, после чего у него окажутся развязаны руки, и тогда уже он лично займется мной?
Я понимала, что эти мерзкие мысли могли возникнуть в голове лишь такой испорченной прежним житейским опытом женщины, какой была я. В моей жизни случались разные истории, и все они, как правило, были некрасивыми, отвратительными. Эти воспоминания порою не дают мне заснуть, неприглядные сцены с моим участием заставляют меня краснеть, даже если я одна и меня никто не видит… Так, к примеру, один из моих мужей (хотя правильнее было бы их называть все же сожителями) отдал меня на пару дней своему приятелю – за деньги… Был случай, когда меня изнасиловал сосед и, чтобы я на него не заявила, откупился от меня небольшой суммой денег и почти новыми сапогами своей жены… Были и другие истории, свидетельствовавшие о том, насколько убогой и безрадостной была моя прежняя жизнь, и тем острее – сейчас, разговаривая с Аликом, – я понимала всю ценность своего брака с Григорием.
– Скажи, ну, придумал ты эту историю, и он поверил в нее. Разве он знает, что я беременна?
– Нет. Он вообще ничего не знает.
– Он искал меня?
– Нет. Но не потому, что не думал о тебе. Просто он считает: после того, что он сделал с Федором, он не имеет права вообще тревожить тебя.
– Алик, остановись и прекрати мне врать! – не выдержала я наконец. – Что случилось?! Почему именно ты приехал ко мне? Где Гриша? Что он думает обо мне? И если ты так уверен, что он примет меня с ребенком, то почему он не приехал сам?
– Хорошо. Я все расскажу.
И Алик рассказал мне совершенно невероятную, выдуманную им историю о том, что якобы они с Федором напоили меня снотворным, чтобы я забеременела от его друга и в глазах Григория выглядела бы жертвой. Чтобы Гриша не догадался, что у нас с Федором был настоящий роман.
Но и это еще не все. Алик рассказал мне о том, что существует (существовал?) человек, который знает (знал?) об этом убийстве. И в первые два месяца после убийства он шантажировал их дурацкими записками с требованиями денег. А потом исчез. Вернее, перестал давать о себе знать. Отец предполагает, что все это – дело рук одного нашего соседа, не так давно умершего от сердечного приступа. Возможно, конечно, это просто совпадение, но требования денег прекратились именно после того, как соседа не стало.
– Скажи, Алик, ты действительно считаешь, что Гриша примет меня обратно – с ребенком Федора? Закроет глаза на мою измену?
– Я в этом просто уверен. Другое дело – он не уверен в том, что ты простишь его. Ведь это он застрелил Федора! Правда, не зная, что это Федор, и уж тем более не предполагая, что вас связывали какие-то отношения. Но давай взглянем на ситуацию здраво. Он истерзал себя угрызениями совести, он живет как в аду, ожидая в любой момент развязки, прихода полиции… Он очень боится тюрьмы! Это ли не наказание? И я все эти месяцы внушал ему, что далеко не всегда и не каждый человек, совершивший убийство, должен понести за него наказание. Если Федор позволил себе этот отвратительный поступок, наверное, и он не был ангелом, а, Зоя? Что скажешь?
– Да, Алик, я тоже много думала об этом. И на самом деле получается, что вором мог быть только он. Он владел информацией о ваших деньгах, да и ключи у него были. Вопрос в другом: неужели он допускал мысль, что мы его не вычислим? Предположим, у Гриши не заболело бы горло и он сидел бы на работе. Я – в больнице. Ты – в университете. Вот он пришел, открыл сейф и забрал все деньги. Что дальше? Он думал, я ничего не пойму, увидев, как он разбогател, не догадаюсь, что это – его рук дело?
– Думаю, он просто потерял голову. Знаешь, многие влюбленные сходят с ума. Ему так хотелось угодить тебе, сделать приятное…
– …Что он решил нас – меня – ограбить?! Что ж, очень логично! Хотя на самом деле это просто бред!
– Так ты поедешь домой?
Я посмотрела на спавшего в моей кровати малыша, подумала о том, что, если я сейчас не приму верное решение – обреку его на нищенское существование. Что бы себе ни придумывала, все же я не имею права лишать его нормальных условий жизни. Поэтому, взглянув в глаза Алика – он уже начал догадываться, что ему удалось уговорить меня вернуться, – я лишь кивнула. Смалодушничала, проявила слабость.
И тут Алик схватил телефон и быстро набрал номер Григория.
– Па, она согласна! Слышишь?! Все, мы едем!!! Ты рад, скажи, ты рад? Йес!!!
Он радовался, как ребенок. Вероятно, он считал, что с моим возвращением наша семья восстановится, отношения наладятся и все как-то успокоится, придет в норму.
– Вот, па, она хочет поговорить с тобой, – вдруг услышала я, и мне стало нехорошо. Но трубка его уже была в моих руках.
– Да… Гриша? – проговорила я чуть слышно.
– Зоя, родная… Не верится, что это ты… Алик… Какой он молодец, что нашел тебя… Давайте возвращайтесь! Я жду! Обещаю, никаких разборок, ничего такого… Будем жить, как раньше… Другое дело, сможешь ли ты меня простить…
– Гриша, это мне нужно у тебя просить прощения…
– Зоя, мне не верится, что я слышу твой голос…
Он по телефону спустя столько долгих месяцев был все так же нежен со мной.
– Гриша, ты должен знать… Я не одна. У меня ребенок… от Федора…
Я все-таки сказала это. Пусть знает! И пусть сейчас скажет все, что думает. Лучше так, нежели я огорошу его этим известием позже.
– Ребенок?! – Голос его показался мне растерянным. – Ребенок – это счастье. Давай не по телефону…
И тут до меня дошло, что разговариваю с убийцей Феди. И собираюсь вернуться туда, где восемь месяцев тому назад – в нашей спальне, под кроватью – лежало тело моего любовника. Почти мужа!
Я посмотрела на Алика: он сжимал кулаки – мол, держись, крепись, все будет хорошо!
– Хорошо, буду, как лодка, – сказала я ему после того, как отключила телефон. – Поплыву по течению… Я устала.
Думаю, он и так понимал, что будущего у меня в этой деревне никакого нет. И денег тоже. И единственный способ, каким я могла бы здесь устроиться, – это снова выйти за кого-нибудь замуж. И опять – не по любви, а вынужденно, чтобы не пропасть окончательно.
Алик бросился укладывать мои вещи. Сходил в магазин, принес пустые картонные коробки и принялся упаковывать в них все то, что, по его мнению, могло принадлежать мне.
Пришла соседка, и я сказала ей, что уезжаю. За мной приехали. Не скрою, мне было приятно произносить эти слова. Ведь они означали, что я кому-то нужна. И не только я, но и маленький Федор.
Соседи не могли не видеть, на какой машине за мной приехали. Для них, для сельских жителей, это авто было верхом благополучия. И вот уже я устраивалась на заднем сиденье джипа с малышом на руках, и Алик с видом заботливого брата ли, отца ли, продолжал укладывать в багажник какие-то коробки, которые, по сути, ничего не стоили. Думаю, и Алик тоже находился в каком-то странном состоянии и плохо соображал тогда, кроме знания главного факта – меня надо отсюда увезти во что бы то ни стало.
Я распрощалась с соседкой, поблагодарила ее за все. Алик расплатился с ней, отдал какие-то мои долги. Все было как во сне. Я еще не до конца осознала, что я теперь не одна, что у меня – сын. Маленький Федор.
Ехали мы долго, вдоль дороги проплывали заснеженные леса, машина шла без остановки, словно была создана для глубокого рыхлого снега. Горизонт слился с небом, все было одинаково белым и холодным. А в машине было тепло и уютно. Когда Федя проснулся, я покормила его, благо молоко у меня было. Я чувствовала, как его теплый, упругий, сильный ротик обхватывает мой сосок, тянет из груди молоко, и эти ощущения делали меня счастливой, спокойной.
– Так ты все поняла? Чтобы лишний раз не травмировать отца, подтвердишь (если, конечно, в этом возникнет необходимость), что мы с тобой отправились к Федору домой, пили вино, а больше ты ничего не помнишь. Словно ты забеременела от Федора специально – чтобы у вас с моим отцом был ребенок.
– Да поняла я все, поняла, – вздохнула я. – Алик, пожалуйста, не надо больше об этом! Я и так чувствую себя не самым лучшим образом – как обманщица, мошенница, самозванка.
– Вот увидишь, все будет хорошо! Замечательно! Ты вернешься, и отец выбросит из головы все мысли о том, чтобы сдаться… Знаешь, он и сам измучился, и меня измучил…
– Алик, неужели ты так любишь своего отца? Ведь ты же все это делаешь только для него…
– Я виноват, я и отвечу, – сказал он глухим голосом. Как человек, которому пришлось много страдать.
По дороге мы останавливались в придорожных кафе, Алик помогал мне выйти из машины, держал малыша, сопровождал каждый мой шаг, каждое движение.
– Заказывай только то, что трудно испортить, – говорил он всякий раз, разглядывая разложенные за прозрачной витриной аппетитные блюда. – Закажи свежую яичницу, пусть ее при тебе пожарят. Или молоко с хлебом или плюшкой какой-нибудь. Все эти салаты такие опасные… И не смотри на эти отбивные – не советую…
Чувствовалось, что он поставил перед собою цель – довезти меня до дома в целости и сохранности.
Мой сынок, к счастью, вел себя тихо и спокойно, не доставлял нам беспокойства и тревог. И когда мы влетели в Москву и помчались по ночным опустевшим шоссе, он крепко спал.
Мне не верилось, что совсем скоро я встречусь с Гришей. Одно дело – поговорить с ним по телефону, и другое – увидеть его, сказать, вот, мол, и я, принимай меня такой, какая я есть.
Неужели он на самом деле поверил Алику, в его историю со снотворным и моей вынужденной беременностью? И не сорвусь ли я, не признаюсь ли ему во всем?
Мы поднялись налегке, без багажа. Алик держал на руках маленького Федора. Меня всю колотило. И в то же самое время я радовалась, что я в Москве, почти дома. Хотя знала, что многое зависит от того, как меня встретит Гриша, что он скажет, как себя поведет.
Алик позвонил. И почти тотчас же за дверями послушалась возня, звон ключей, дверь распахнулась, и я увидела Григория. Боже! Как же он похудел! Он и так никогда не был упитанным, но теперь и вовсе – передо мной стоял высокий худой человек в новых синих джинсах и белом джемпере. На бледных впалых щеках его и на кончике носа просвечивали красные паутинообразные жилки. Гриша бросился ко мне и сжал в своих объятьях.
– Зоя, – шептал он, целуя мои щеки, нос, глаза. – Зо-о-о-я… Господи, какое счастье!
Алик стоял в стороне, прижимая к груди завернутый в одеяло драгоценный кокон с ребенком. Гриша отстранился от меня, подошел к Алику и взглядом попросил его приоткрыть уголок кружевной простынки, желая посмотреть на ребенка.
– Боже, какой малыш… Да он просто ангелочек!
– Гриша… Ты… прости меня… – Я обняла его. – Теперь все будет по-другому!
– Я так скучал… – просипел он, превозмогая подступившие к горлу рыдания. – Рад, что Алик тебя нашел. Ну, все, проходите… Зоя, идем в спальню… Я разложил там кресло, пару дней малыш поспит на нем, а потом мы купим кроватку. Знаешь, у меня столько планов! Боже мой! У нас – ребенок! Я счастлив, правда, счастлив…
Я с Гришиной помощью сняла шубу и сделала несколько шагов по направлению к спальне. Странное дело, но ожидаемого страха у меня почему-то не возникло. И не было никаких ассоциаций, связанных с этой спальней и находившимся в ней недавно трупом. И меня… отпустило. Я вздохнула глубоко, свободно.
Подумала, что время, оказывается, лечит даже такие грубые, страшные раны, как память об убийстве.
25. Следствие
В квартире Федора Белова работали эксперты.
– Редко можно сказать с уверенностью, что квартира совершенно безлика. Чувствуется: как купил ее человек – так больше почти и не появлялся здесь. Привез свои вещи, разложил их как попало, бросил матрац и белье на продавленную кровать, и все! Холодильник пустой, грязная посуда… примерно восьмимесячной давности, ждет своего часа в раковине. Два новых полотенца в ванной комнате. Даже кусок мыла лежит не в мыльнице, а все еще в бумажной обертке. Нет, он точно здесь не жил. Перевез сюда старую, еще родительскую мебель, коробки с книгами, личные вещи… Все это, видите, так не распакованным и стоит…
Игорь Седов слушал комментарии эксперта и полностью соглашался с ним. Белов действительно, похоже, не жил в этой квартире. Бывал здесь наездами. Однако при всей убогости обстановки они то и дело натыкались на случайно рассредоточенные по всей квартире элементы роскоши: на упаковки из-под дорогих продуктов или вещей, на срезанные ценники (с поистине удивительными цифрами) в корзинке для мусора, на флаконы дорогой мужской туалетной воды, на пару ботинок от Testoni.
– Скажи-ка мне, Игорек. – Эксперт вертел в руках какой-то рекламный проспект. – Если у человека много денег и он покупает себе ботинки от Testoni, то что же он забыл в санатории «Березовая роща»? Тебе не кажется, что это какой-то бред? Ну, я понимаю, какой-нибудь навороченный загородный клуб для vip-персон, но не «Березовая роща» же!
Игорь полистал проспект, нашел номер телефона и позвонил в пансионат. Представился и попросил выяснить, не останавливался ли там весной – в марте-апреле-мае – Федор Белов? Словоохотливая, пребывавшая в каком-то возбужденно-радостном настроении девушка-администратор сказала, что она очень хорошо помнит парня по фамилии Белов.
– Красивый такой, блондинистый, с прелестной улыбкой… Федор! Очень мужественное, старинное имя! Он резервировал номер несколько раз, на длительный срок номер, на двоих. Его девушку звали Зоя Семенова. Красивая дама, но, думаю, старше его… Я вам помогла?
Игорь подумал: такие администраторши и разрушают семьи, удивительно, что эта еще жива. Хотя, с другой стороны, именно такие особы – с прирожденно-мстительным вредным характером – являются в то же самое время находкой для следствия.
Игорь попросил, чтобы ему продиктовали паспортные данные Зои Семеновой, сравнил их с данными Федора Белова. Что ж, теперь, когда личность убитого установлена, к тому же они совершенно случайно выяснили имя его любовницы (не с сестрой же он проводил время в «Березовой роще»!), следствие наконец-то сдвинется с мертвой точки.
Он был удивлен, потрясен, когда, приехав по адресу, указанному в паспорте Зои, увидел, что дверь открыл уже знакомый ему Алик. Ну да! Алик-то тоже носил фамилию Семенов!
– Вы?! – Алик тоже, судя по всему, был потрясен его визитом. И напуган.
– Зоя Евгеньевна Семенова здесь проживает?
– Да… Здесь… Проходите, пожалуйста.
Седова пригласили в уютную просторную гостиную, и вскоре в комнату вошла с ребенком на руках прелестная молодая женщина. Белая кожа, черные, аккуратно уложенные на затылке волосы, темные глаза и красивые полные губы.
– Вы ко мне?
Она казалась спокойной и даже счастливой. Поистине материнство наложило на ее облик волшебную печать нежности.
– Да, к вам. Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
Алик вышел, прикрыв за собой дверь.
– Давайте уточним… Итак, это вы – Зоя Евгеньевна Семенова, так?
– Да, я. Что случилось?
– Вы знали человека по имени Федор Белов?
– Да, я знала Федора.
– Расскажите, где и при каких обстоятельствах вы познакомились, как расстались…
– Федя – друг Алика, сына моего мужа, Григория Семенова. Здесь мы с ним и познакомились. Он часто бывал у нас. А в чем дело?
– Какие отношения связывали вас с Федором?
– Да никакие… обычные… – Щеки ее налились густым румянцем.
– У нас имеются показания свидетелей, которые утверждают, что вы нередко бывали в пансионате «Березовая роща» вместе с Федором Беловым. В книге регистрации имеются соответствующие записи.
– Что с ним? Вы же не просто так сюда пришли…
– Он погиб. Причем уже давно.
– Вы шутите?! Этого не может быть!
– Да нет, Зоя Евгеньевна, мне как-то не до шуток.
– Значит, вы его с кем-то спутали.
– Вы бывали с ним в пансионате…
– Послушайте, нельзя ли говорить на полтона тише?.. Ну да, я бывала там с Федей весной, и что с того? Это моя личная жизнь, и она никого не касается!
– В Пущине обнаружили захоронение… У нас есть показания свидетелей, точнее, свидетельницы, утверждающей, что это труп Федора Белова.
– Какое еще захоронение?! Говорю же – этого не может быть! Федор жив, он в Сургуте! У вас имеется нераскрытое дело, вы не можете опознать труп и почему-то решили, что это Федор! Глупости! Говорю же – он жив.
– Когда вы в последний раз видели Федора?
– Видела?.. Дайте-ка вспомнить… Где-то в октябре, кажется, он приезжал в Москву, мы с ним встречались, кофе пили. Он рассказывал мне, как устроился в Сургуте. Работа, конечно, тяжелая, зато платят хорошо. Потом он уехал, и все!