А на следующее утро Игорь разыскал супермаркет, где работали девушки, и приехал туда, чтобы поговорить уже с Олей Веретенниковой. Сделал он это втайне от Татьяны Тихоновой.
Оля, кутаясь в куртку, вышла, вызванная охранником, на крыльцо магазина, вероятно, в надежде встретить знакомого, и очень удивилась, увидев Седова.
– Это вы меня сюда вызвали? – спросила она с недоверием, увидев скучного на вид молодого человека во всем темном.
– Да. Моя фамилия Седов. Я следователь. Мне нужно задать вам несколько вопросов, связанных с вашей подругой Татьяной Тихоновой.
Ольга, рыжеволосая, с оранжевой помадой на губах – эдакая девушка-лисичка, – смерила Игоря долгим взглядом, словно пытаясь понять, о чем именно пойдет речь.
Седов пригласил Олю сесть в его служебную машину.
– Оля, как давно вы знакомы с Татьяной? – спросил он.
– Лет пять. Мы познакомились, когда работали в другом супермаркете, и решили снимать квартиру вместе, так удобнее и дешевле. По отдельности мы бы не потянули, а жить в коммуналке никому не хотелось.
– Но если так, значит, вы должны знать все о личной жизни вашей подруги?
– Да нет у нее никакой личной жизни! Был у нее один парень, она знала его еще с детства, но он был какой-то неблагополучный, что ли… Разыскал ее здесь, в Москве, прилип к ней как банный лист, постоянно денег просил. Вроде одалживал, но она знала, что он никогда их не вернет.
– Как его звали? Где он работал?
– Витя или Виталька, точно не помню… Да нигде он не работал. Вроде бы она его грузчиком на рынок устроила, но он там долго не продержался.
– Вы видели его? Как он выглядел?
– Невысокий такой, со светлыми волосами, нос картошкой. Некрасивый, нет. У меня вообще такое впечатление сложилось, что она его просто жалела.
– Где он жил?
– Таким, как он, порою везет! Таня говорила, что он жил в дворницкой где-то на улице Бахрушина.
– То есть какое-никакое, а жилье у него было?
– Ну да. Причем бесплатное! Может, я что-нибудь путаю, но вроде бы жилье это на него и записано было.
– Как часто они встречались?
– Да как только у него деньги заканчивались! Он мог раз в неделю объявиться или реже. Звонил ей, просил в долг, говорил, что вернет. Она ему давала пусть небольшие суммы, по пятьсот рублей, по триста, но все равно…
– Она до сих пор с ним встречается?
– Нет, он весной уехал куда-то, так мне Таня, во всяком случае, сказала. Он уехал, и она вздохнула с облегчением. Кажется, он куда-то на Север подался. В Сургут или в Тюмень, не помню.
– И больше он не звонил, не писал ей? По Интернету они тоже не общались?
– Таня вообще далека от Интернета… Мы купили с ней один старый комп на двоих, но она пока что только игрушки некоторые освоила.
– Значит, исчез он… весной… Фамилию Белов она при тебе не упоминала?
– Так его фамилия и была, по-моему, Белов. Виктор Белов или Белый… Беляков… Понимаете, если бы она встречалась с ним и рассказывала мне об этих свиданиях, но – нет. Она вообще девушка тихая, скромная. Очень домашняя. А еще она трусиха страшная. Познакомится с кем-нибудь, а на свидание потом боится идти.
– Но развлечения-то у нее хоть какие-нибудь имеются?
– Она страстно любит телевизор смотреть. Обожает сериалы. А еще она любит поесть. Устроится с подносом перед телевизором, и больше ей ничего не нужно. Кто-то ей внушил в свое время, что она некрасивая и мужчинам такие, как она, простые, деревенские, не нравятся… Словом, она в этом плане редкая девушка. Мы же, провинциалки, вообще-то стараемся как-то зацепиться в Москве… ну, я сужу скорее по себе, по своим подругам… Но не по Тане. А еще она очень скрытная. Знаете, я не удивлюсь, если узнаю, что у нее все-таки кто-то есть… Иногда по ночам во сне она плачет, да так горько, просто душу мне рвет… А разбужу ее, спрошу, отчего она плачет – а она говорит, что не помнит.
– А у вас как с личной жизнью? – спросил Игорь.
– У меня-то? – Ее карие глаза заблестели. – Нормально! У меня парень есть. Мы у него встречаемся. Он менеджер в одной фирме, рекламой занимается. У него и квартира своя, и зарплата неплохая. Думаю, мы скоро поженимся. Татьяне я пока ничего не говорю, знаю, она расстроится. Ей же придется искать новую компаньонку, с кем делить квартиру. Хотя у меня есть одна девушка на примете, она тоже в нашем супермаркете работает, правда, у нее маленький ребенок…
– Скажите, Оля: в вашей квартире не осталась ли от этого Виктора какая-нибудь вещица – куртка там, свитер?
– Не знаю, может, что-то и осталось. Но об этом у Тани спросить нужно.
– Значит, вы говорите, жил он в дворницкой на Бахрушина? Номер дома вы, конечно, не знаете…
– Нет, не знаю. Но окна этой дворницкой выходят на улицу Бахрушина, это в пяти минутах от театрального музея.
28. Алик
Мы стали заговорщиками. Сообщниками. Настоящими. Преступниками… Отец совершил убийство, а мы – я и Зоя – покрывали его. Что-то изменилось в атмосфере, точнее, в наших отношениях после визита следователя. Опасность, исходившая от этого человека, была так велика, что я почти уже видел моего отца в тюремной робе и нас с Зоей, понуро стоящих в очереди, чтобы передать бандероль нашему дорогому арестанту с лапшой «Доширак» и двумя палками колбасы. (Однажды, в минуту душевной тревоги, будучи на грани отчаяния, я нарыл в Интернете статью «Продуктовые передачи в СИЗО» (как собирать и передавать в СИЗО продуктовые передачи).
Гибкий, приспосабливающийся мозг моего отца, который после возвращения Зои произвел переоценку жизненных ценностей, выдал от отчаяния унизительную для него идею устного контракта между ним и Федором, целью которого была беременность Зои. Потрясенная услышанным, Зоя, может, в первые мгновения и поверила в этот их разговор (жизнь ее так потрепала в последние месяцы, что она уже ничему не удивлялась), но потом, к счастью, весьма талантливо подыграла отцу, чем и спасла положение. Чего только не придумаешь, чтобы спастись от тюрьмы!
Помогла нам и Таня, моя Таня, которая, думаю, в знак благодарности за какие-то мои прежние заслуги перед ней поддержала меня и не опознала тело Федора.
Все, казалось бы, складывалось удачным образом, и нашу семью следователь Седов мог бы и вовсе оставить в покое – если бы нашелся и пистолет…
Отец. Как же прекрасно он сыграл роль человека, неожиданно обнаружившего исчезновение своего личного оружия. Как все натурально получилось!
Пистолет я спрятал сразу же после убийства Федора в надежное место – завернутый в полиэтилен, он лежал на самом дне глиняного сосуда с сушеными яблоками на лоджии. И вот теперь стало необходимым, чтобы пистолет всплыл, обнаружился, как-то объявился… Я целую ночь ломал над этим голову, пока не придумал гениальную схему «возврата» пистолета! Уже на следующее утро мы извлекли его из банки, тщательно стерли с него все отпечатки пальцев (на самом деле никаких отпечатков там уже не было, мы их уничтожили еще восемь месяцев тому назад!), уложили в кожаную папку для документов, и отец увез ценный груз на работу и положил в рабочий сейф. После чего позвонил Седову и, дико извиняясь (и заикаясь, типа рассеянный «ботаник»), объявил, что оружие (слава тебе господи!) нашлось! Мы были готовы и к вполне ожидаемым в этой ситуации вопросам – например, когда и где отец в последний раз стрелял и так далее? На тот случай, если в стволе обнаружат копоть, следы пороха. У нас с отцом было одно местечко за городом, где мы неоднократно стреляли по консервным банкам, и показать его, а также найти под снегом великое множество пуль и гильз не составило бы труда…
Седов лично приехал в институт к отцу, взял пистолет и, никак не прокомментировав находку, изъял его, оформив по всей форме.
Я в тот момент был в университете, но постоянно думал об отце и больше всего боялся, что он не выдержит, сорвется и во всем признается. Ведь в моменты эмоционального подъема ему иногда начинало казаться, что он и преступления-то никакого не совершал – выстрелил в вора, угрожавшего ему оружием, поскольку это было единственным правильным решением, и все тут.
Тот факт, что Федор был «вооружен» игрушечным пистолетом, его не слишком беспокоил. Однако надо признаться, что, зная своего совестливого отца, я в этом смысле подготовился – игрушечный пистолет с отпечатками пальцев Федора я спрятал в надежном месте: в подвале нашего дома за батареей…
Но, к счастью, история с пистолетом не имела продолжения. После того как Седов увез пистолет на экспертизу, не было ни одного звонка от него – нас словно бы забыли.
Но мне хотелось перестраховаться. Я не мог оставить без внимания девушку Таню, которая – единственная из всего окружения Федора – искала его официально. Кто она такая? И почему я не был с ней знаком? Мне почему-то казалось, что между этой Таней Тихоновой и вымогателем, которому мы передали в общей сложности около тридцати тысяч долларов, существует какая-то связь. И вот эту-то связь я и хотел вычислить, понять.
Поэтому первое, что мне предстояло сделать, – разыскать ее.
Мне показалось вполне логичным позвонить следователю (визитку он мне, к счастью, оставил) и спросить у него номер телефона Татьяны Тихоновой. Объясню ему свое желание встретиться и поговорить с ней так: до этой истории с лесной находкой я и не подозревал о ее существовании. Общаясь с Федором, я на самом деле ни разу не слышал от него о какой-то Татьяне. Пусть следователь думает, что я еще не теряю надежды увидеть своего друга живым и здоровым и надеюсь – возможно, эта Татьяна подскажет мне, в каком направлении вести поиски. Хотя на самом деле меня просто сжигало любопытство: кто она такая? что знает? насколько опасна?
Седов на удивление легко пошел на контакт, продиктовал мне номер ее телефона и добавил, что она работает кассиром в супермаркете. Назвал он и адрес.
Я тотчас позвонил Тихоновой.
– Привет. Меня зовут Алик. Я друг Федора. Надо бы встретиться…
– Хорошо. Давай, – услышал я кроткий тихий голос.
И через два часа мы с ней встретились на Тверской возле «Макдоналдса». Такое унылое, в смешном вязаном берете, создание: бледные щечки, бескровные губы.
Я пригласил ее перекусить, взял ей бигмак, жареную картошку и пирожок с яблоками.
Мы сели за маленький столик возле окна, и она пялилась туда во все время нашего разговора.
– Послушай, откуда ты вообще такая взялась?
– Какая «такая»?
– У Федора не было таких знакомых.
– Значит, были.
– Когда ты видела его последний раз?
– В апреле, кажется.
– Что ты о нем знаешь?
– Да уж что знаю, то и знаю. Тебе-то что?
– Дурацкий какой-то разговор получается! Вот мы с Федором были друзьями. Вернее, мы и сейчас друзья. Я знаю, что он отправился на заработки в Сургут. Он же сварщик…
– Ну да, я тоже это знаю.
– Тогда почему же ты опознала в том другом… Федора?
– Да просто куртку и шапку узнала… Вернее, вот как все было… Сижу я за кассой, работаю. Звонок. Это был следователь. И он говорит: вполне возможно, что нашли Федора Белова. Я приехала в Пущино…
– Пущино… Почему в Пущино?!
– Да потому что он и раньше там подрабатывал. Крышу помогал ремонтировать одному человеку. Поэтому, как только я услышала про Пущино, у меня сразу сердце забилось, ну, думаю, это точно он…
– Послушай, Таня. – Я старался держать себя в руках, хотя мне почему-то хотелось ударить ее. Просто ударить, словно она была самозванкой и дразнила меня. Я, человек спокойный и никогда и никого ни разу не ударивший, не мог слушать ее спокойно. Чувствовал, что она мне лжет. – Федор никогда, слышишь ты, никогда не ремонтировал бы чью-то крышу! И не потому, что он не умеет это делать, вовсе нет. А потому, что ему не надо было искать приработка. К тому времени, как все это произошло – то есть его исчезновение, – у него еще были деньги, потому что он продал квартиру. Федор – из категории мужчин, зарабатывающих деньги своими мозгами. Понимаешь? Он белая кость! Интеллигент! Умница! Он любит все красивое. Он романтик. Его обожают женщины. И у него просто не могло быть романа с такой девушкой, как ты, понимаешь? Он любил другую женщину… он очень сильно ее любит. Ты даже представить себе не можешь, какие букеты цветов он ей дарил! Какие подарки делал!
– Вы зачем хотели меня увидеть? Чтобы сказать, какая я некрасивая и насколько я не подхожу вашему Федору? Да я и сама все знаю.
Мне хотелось схватить ее за грудь и спросить, глядя ей в глаза: не она ли отправляла нам письма с требованием денег?
– Что тебе известно про станцию Некрасовская?
– Ничего.
Разговор не получался. Если бы ей опять понадобились деньги, у нее был бы шанс попросить их у меня при личной встрече. И я, пожалуй, заплатил бы ей еще, лишь бы она молчала, если знает что-то. Но она ничего не сказала про Некрасовскую. И про деньги тоже. Получается – я пригласил ее лишь для того, чтобы унизить и сказать, что она лгунья и Федор не мог ремонтировать чью-то крышу в Пущине?.. И что дальше?
– Ты всегда заявляешь в полицию, когда кто-нибудь из твоих знакомых пропадает?
– Нет.
Она так ни разу и не посмотрела мне в лицо. Маленькая, скользкая, лживая дрянь!
– А может, ты знаешь, где сейчас Федор? – спросил я уже просто так, не зная, как себя вести и что еще говорить. – Может, у тебя есть его новый номер телефона?
– Нет у меня ничего. Ну, ошиблась я при опознании. – Тут она повернулась и впервые посмотрела мне в глаза. Вроде не дура. – Ошиблась, ну и что? С каждым может такое случиться. Перепутала куртку и шапку! Это точно его шапка. Ему бабушка ее вязала.
После этих ее слов мне стало не по себе. Я вдруг понял, что эта Таня – никакая не самозванка. Во всяком случае, человек она Федору не посторонний, иначе откуда ей знать, что эту шапку связала ему бабушка?
Сделав вид, что я потерял к ней всякий интерес, я как-то неловко, скомканно попрощался с ней, даже извинился за свою недавнюю грубость, сказал, что я очень нервничаю, ведь не каждый день вызывают опознавать тело друга.
Я связался с человеком, занимавшимся нашими шантажными делами, – с Глебом Ефимовичем – и попросил его о срочной встрече. Мы встретились возле Театра сатиры, в «Ростиксе». Увидев его умное спокойное лицо, я на миг пожалел, что не рассказал ему еще весной всю правду, – иногда так хочется иметь в союзниках таких опытных, надежных людей.
Я попросил его проследить за Татьяной. Дал ему номер ее телефона, адрес – и вновь, как и в прошлый раз, ничего ему не рассказал.
– Проблемы? – спросил он на всякий случай.
– Пока не знаю, – замялся я, так и не решив, довериться ли ему или нет. – У нас друг пропал. Нам с отцом кажется – эта девушка знает, где он.
– Все сделаем, – пообещал мне Ефимыч, аппетитно похрустывая жареным куриным крылышком. – Если вам действительно нужно кого-то найти, так я и в этом вопросе могу помочь. Имя, фамилия?.. Не стесняйтесь.
– Он, кажется, в Сургут уехал… Или в Тюмень… Точно не знаю. Он работает вахтовым методом. Сварщик… Кажется, все-таки в Сургуте.
– У меня и там есть свои каналы… Так как его зовут?
– Федор. Федор Белов, – сказал я помертвевшими губами. И, быть может, впервые после того, как я по-настоящему осознал, что его нет в живых, мне стало невыносимо больно от этой потери. – Федор Белов, девяностого года рождения…
29. Следствие
На самом деле дворницкая была поделена на две части. Получилось две комнаты, метров по десять каждая, с общей кухней и ванной комнатой. Если верить владелице соседней с дворницкой квартиры, пенсионерке с голубоватыми волосами, как у Мальвины, и ярко-синими, словно нарисованными, глазами, женщине умной и рассудительной, это помещение было в свое время выкуплено гражданкой Беловой Елизаветой Аркадьевной, потратившей на это приобретение все вырученные ею деньги от продажи дома в Ивановском, что в Переславском районе Ярославской области. Сама Елизавета Аркадьевна недолго прожила в дворницкой: убилась на лестнице, вроде удар с ней случился, умерла еще до приезда «Скорой помощи». И буквально через пару дней после этого здесь поселился ее сын, Виталий Белов, тихий скромный парень. Жилье досталось по наследству. Он пустил в одну из комнат поэта, студента Литературного института, с молоденькой сожительницей – переводчицей с английского. Ребята и оплачивали все коммунальные услуги, следили за чистотой и порядком в квартире. Где работал Виталий, никто не знал, но казалось вполне достоверным, что он мог легко существовать на эти деньги.
Все это Игорь Седов узнал без труда, разыскав нужный дом и выпив пару чашек чаю со словоохотливой соседкой.
– Так он до сих пор живет здесь или нет? Я что-то не понял…
– То живет, то нет. Вам ребята точнее скажут, но они возвращаются только затемно. Молодые, работают, пока есть возможности, – сказала женщина задумчиво. – Хотя не представляю себе, где и кем может работать поэт? Скорее всего, пишет за известных авторов тексты, сейчас многие зарабатывают таким образом… Или сценарии пишет… Хотя если бы он писал что-то, то на компьютере, а его дома подолгу не бывает.
Ребята пришли почти одновременно. Скромно одетые, замерзшие. Они удивились, но совсем не испугались, хотя и не сразу поняли, чего от них хочет следователь из управления.
Выяснилось, что поэт Саша Абросимов, светловолосый, интеллигентного типа молодой человек в круглых, в золоченой оправе очках, действительно писал и сценарии, и маленькие пьесы, не говоря уже о стихах. Но делал он все это в маленькой театральной студии, где одновременно мастерил декорации и вообще брался за любую работу. Но в основном весь семейный бюджет начинающей семейной пары держался на заработках переводчицы Лилечки.
– Виталик? – Лиля, худенькая брюнетка с озабоченным лицом, пригласив посетителя войти в комнату, бросилась застилать продавленную широкую тахту, пряча под клетчатый плед комочки мужских носков, какие-то блузки-кофточки. – Он живет у своей подружки Тани. Здесь почти даже и не бывает. Пока она не появилась в его жизни, он жил как бич: ел что придется, деньги, немалые, как мне кажется, сорок тысяч, что мы ему платили, утекали сквозь пальцы, как говорится… А уж когда она приехала, сразу взяла все в свои руки. И Виталика прибрала, и денежки тоже. Уверена: для него так даже лучше. Она барышня неглупая, сразу видно, думаю, она и работу ему нашла, и вообще у них все хорошо!