— Да что случилось? Хватит о Бикерсдайке.
— Быть может, моя ревностность была не совсем разумной… Но поведаю тебе все. Протяните руку к совку, товарищ Джексон, и подбросьте уголька. Благодарю вас. Ну, некоторое время все шло гладко. Товарищ Б. в хорошей форме. Взбодрился и устремлялся к финишу, когда случился прискорбный инцидент. Он сообщил собравшимся, что, занимаясь ловлей рыбы в Озерном краю, зашел в гостиницу и увидел поразительно крупную форель в стеклянном ящике. Он навел справки и обнаружил, что пятеро совершенно разных людей…
— Так, черт подери, — сказал Майк, — это же история с той еще бородой!
Псмит кивнул.
— Она бесспорно появлялась в печати, — сказал он. — Точнее говоря, история очень известная. Меня крайне заинтересовало утверждение мистера Бикерсдайка, что произошла она с ним, и из чистой доброжелательности к нему я встал и сказал, что считаю своим долгом преданного друга сообщить ему, что типус по фамилии Джером стибрил его историю, вставил в книгу и получил за нее деньги. Заметь, деньги, которые по праву принадлежат товарищу Бикерсдайку. Он вроде не был склонен разобраться в этом деле досконально. Собственно говоря, ему словно бы не терпелось продолжать свою речь, замяв указанный вопрос. Но, может быть, несколько бестактно, я эту тему не оставил. И сказал, что книга, в которой напечатана его история, вышла в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Я спросил его, как давно он занимался той рыбной ловлей, ибо это требовалось знать, чтобы предъявить Джерому весомый иск. Ну, немного погодя, я был изумлен и несколько ранен, услышав, как товарищ Бикерсдайк побуждает неких брави в зале выдворить меня вон. Нагляднейший пример кусания руки, тебя кормящей. Ну-ну. К этому времени присутствующие начали в какой-то мере принимать ту или иную сторону. Те, кого я мог бы назвать моей партией, Энергичных Расследователей, свистели в два пальца и вопили «Жульничество!», тогда как оппозиция, брави, пытались, как я уже упомянул, приложить ко мне приемы джиу-джитсу. Положение сложилось крайне болезненное. Я знаю, деловой человек с тонким вкусом должен был бы отпарировать коротким беззаботным смешком, но поскольку вышеупомянутый знаток алкоголя завел обе лапы под мой воротник, короткий беззаботный смешок отпадал. Я с величайшей неохотой был вынужден завершить интервью, дав молодцу в челюсть. Он понял намек и сел на пол. Я тут же забыл про эту задержку и в размышлении направлялся к выходу, когда второй муж гнева запечатлел вот это у меня на лбу. Проигнорировать подобное невозможно.
Я завладел частью его жилета и одной ногой отправил его с некоторым приложением энергии на среднее расстояние. К этому времени многие Энергичные Расследователи начали присоединяться к происходящему, и возникло нечто вроде пантомимной потасовки. Все словно бы кричали во все горло и били всех прочих. Не место для носителя изысканной культуры, а потому я проскользнул к двери и просочился наружу. Неподалеку маячил кеб. Я взошел на борт. И, брыкнув в живот энергичного политика, попытавшегося тоже туда залезть, прибыл домой.
Псмит встал, еще раз посмотрел в зеркало на свой лоб, вздохнул и снова сел.
— Все более чем неловко.
— Черт подери, — сказал Майк. — Надо было мне пойти. Почему ты мне не сказал, что готовишь заварушку? Мог бы предупредить. Я бы ни за что на свете не пропустил такое.
Псмит посмотрел на него, подняв брови.
— Заварушка! — сказал он. — Товарищ Джексон, я вас не понимаю. Не думаете же вы, что у моих поступков была какая-либо иная цель, кроме желания услужить товарищу Бикерсдайку? Ужасно, как в этом нашем мире извращают лучшие твои побуждения.
— Ну, — сказал Майк, ухмыляясь, — я знаю одного человека, кто чертовски исказит твои побуждения. И это Бикерсдайк.
Псмит призадумался.
— Справедливо, — сказал он, — справедливо. Такая возможность не исключена. Говорю вам, товарищ Джексон, вновь моя светлая юная жизнь медленно коверкается тем жутким упорством, с каким этот человек не желает меня понять. Прямо-таки невозможно оказать ему добрую услугу без того, чтобы твои действия не были превратно истолкованы.
— Что ты скажешь ему завтра?
— Я не стану касаться этого тягостного случая, если обычная деловая рутина сведет нас. Я выскажу несколько приятных необременительных замечаний о погоде, например, или о банковских ставках и продолжу исполнять мои обязанности.
— Ну, а если он пошлет за тобой и сам предпочтет делать приятные необременительные замечания?
— В этом случае препятствовать ему я не стану. Если он пригласит меня в свою личную обитель, я окажусь его гостем, и в меру своих способностей буду обсуждать любую тему, какую ему заблагорассудится предложить. Ни малейшей натянутости между товарищем Бикерсдайком и мной.
— Да, навряд ли. Если бы я мог пойти и послушать!
— Я был бы рад, — любезно сказал Псмит.
— Ну, да для тебя это не важно. Тебе начхать, если тебя и уволят.
Псмит встал.
— В этом отношении, как ты и говоришь, моя позиция не из худших. Если Новому Азиатскому банку не требуются услуги Псмита, существуют другие сферы, где бодрый духом молодой человек может выдолбить себе нишу. Нет, товарищ Джексон, тревожит меня не мысль об изгнании, но растущий страх, что товарищ Бикерсдайк и я никогда досконально не поймем и не оценим друг друга. Глубокая пропасть разделяет нас. Я делаю все, чтобы перекинуть через нее мост, но товарищ Б. не откликается. На его стороне пропасти строительные операции словно бы заморожены. Вот что бороздит морщинами мой лоб, товарищ Джексон. Вот что накладывает эти лиловые полукружья под моими глазами. Абсолютно непреднамеренно беспокоить товарища Бикерсдайка, докучать ему, препятствовать, чтобы он наслаждался жизнью. Сколь это прискорбно! Жизнь топорщится подобными трагедиями.
Майк взял вечернюю газету.
— Пусть это не мешает тебе спать по ночам, — сказал он. — Кстати, ты знаешь, что «Манчестер Юнайтед» играли сегодня? Они выиграли. Садись-ка и подзубри подробности. Завтра они тебе понадобятся.
— Вы абсолютно правы, товарищ Джексон, — сказал Псмит, вновь усаживаясь. — Итак, манчестерцы запихнули луковицу в сеть между вертикальными столбами целых четыре раза, верно? Чудесные мальчики и переполнены бодростью духа, этого у них не отнимешь. Товарищ Джексон, не отвлекайте меня. Я должен сконцентрироваться. Это очень глубокие воды.
12. В двух словах
Мистер Бикерсдайк сидел у себя в кабинете в Новом Азиатском банке перед грудой газет. То есть случайный наблюдатель счел бы его мистером Бикерсдайком. На самом же деле это был клокочущий вулкан в облике и костюме управляющего банком. В конторе никто в это утро не спорил, что управляющий с легкостью побил все былые рекорды. Штат и раньше наблюдал его в дурном расположении духа — причем часто, однако расположение его духа во всех предыдущих случаях, было, по сравнению с нынешним, расположением духа на редкость кроткого ягненка. Не прошло и десяти минут после его прибытия, как нервы всех и каждого натянулись до предела. Рассыльные, сбившись страждущей кучкой в подвале, обсуждали происходящее шепотом и пытались успокоить фибры своих душ примерно шестипенсовым количеством питья, известного под названием «неподслащенное».
Главы отделов, все до единого, поникли перед ураганом. На протяжении семи минут с четвертью мистер Бикерсдайк сумел отыскать провинность у каждого из них. Входящие Счета выскочил в ближайшую булочную, чтобы спешно выпить чашечку кофе и прийти в себя. Внешние Счета застыл за своей конторкой, глядя в пространство остекленелыми глазами человека, которого Перун поразил в кадык. Мистер Росситер был оторван от Псмита в разгар высоко технического обсуждения матча «Манчестер Юнайтед» как раз, когда он — с помощью комка бумаги — демонстрировал, как однажды Мередит на его глазах отпасовал из центра Сэнди Тернбуллу в кубковом полуфинале, и теперь прыгал туда-сюда, будто кузнечик. Мистер Уоллер, глава Кассового Отдела был вызван на ковер и, кротко выслушав поток обвинений, возвратился к своей конторке с видом выдранного спаниеля.
В здании банка лишь один человек среди множеств выглядел безмятежным и счастливым — Псмит.
Псмит было возобновил беседу о «Манчестер Юнайтед» по возвращении мистера Росситера из логова льва, на том месте, где их прервали, но, обнаружив, что глава Почтового Отдела не в настроении говорить о футболе (или о чем-либо еще), отложил свои замечания на потом и благодушно взялся за работу.
Мистер Бикерсдайк схватил одну из газет, развернул ее и начал шарить глазами по столбцам. Искать пришлось недолго. Газеты страдали от затишья, и его маленькая неприятность, которая в деловую неделю удостоилась бы разве что краткой заметки, теперь со всеми подробностями заняла три четверти столбца. Под заглавием «Забавные вопросы».
Мистер Бикерсдайк схватил одну из газет, развернул ее и начал шарить глазами по столбцам. Искать пришлось недолго. Газеты страдали от затишья, и его маленькая неприятность, которая в деловую неделю удостоилась бы разве что краткой заметки, теперь со всеми подробностями заняла три четверти столбца. Под заглавием «Забавные вопросы».
Мистер Бикерсдайк прочел несколько строчек и смял газету, свирепо фыркнув.
Следующая газета разделяла его собственные политические мнения. И она тоже отвела ему почти столбец под названием «Постыдная сцена в Кеннингфорде». И еще — редакционная заметка на ту же тему.
В ней излагалось именно то, что думал мистер Бикерсдайк, и на мгновение он утешился. Затем тяжкие мысли возобладали, и он нажал кнопку звонка.
— Пошлите ко мне мистера Смита, — сказал он.
Уильям, рассыльный, поставил Псмита в известность об отданном ему распоряжении.
Лицо Псмита просветлело.
— Всегда рад подсластить монотонность труда приятной беседой с Маленьким Кларенсом, — сказал он. — Я буду у него через секунду.
Он тщательно очистил свое перо, положил его рядом с гроссбухом, сдул пылинку с рукава и проследовал в кабинет управляющего.
Мистер Бикерсдайк принял его со зловещей сдержанностью тигра, изготовившегося к прыжку. Псмит с томной грациозностью встал возле стола в позе доверенного и любимого секретаря, ожидающего инструкций.
Тягостное безмолвие потяготело над кабинетом несколько секунд. Нарушил его Псмит, указав, что учетная ставка Английского банка не претерпела перемен. Он упомянул этот факт, словно черпал из него личное удовлетворение.
Мистер Бикерсдайк заговорил.
— Ну, мистер Смит? — сказал он.
— Вы пожелали увидеть меня по какой-то причине, сэр? — вкрадчиво осведомился Псмит.
— Вам прекрасно известно, почему я пожелал вас увидеть. Я хочу услышать, как вы объясните произошедшее вчера вечером.
— Можно ли мне сесть, сэр?
Он изящно опустился в кресло, не дожидаясь разрешения, и, поддернув брюки на коленях, просиял на управляющего чарующей улыбкой.
— Прискорбный случай, — сказал он, покачав головой. — Крайне прискорбный. Однако нам не следует слишком сурово судить этих неотесанных, необразованных людей. В периоды общего возбуждения эмоции низших классов легко выходят из-под контроля. Там, где вы или я…
Мистер Бикерсдайк перебил его:
— С меня довольно шутовства, мистер Смит.
Псмит поднял пару скорбных бровей.
— Шутовства, сэр?
— Я не понимаю, что побудило вас поступать так, как вы поступали вчера вечером, если только вы не совсем помешаны, как я начинаю подозревать.
— Но, право же, сэр, в моем поведении не было ничего особенного. Когда лавочник прикрепляется к вашему воротнику, что вам остается, как не ударить его по другой щеке? Я всего лишь защищался. Вы сами видели…
— Вы знаете, о чем я говорю. О вашем поведении во время моей речи.
— Превосходная речь, — учтиво прожурчал Псмит.
— Ну? — сказал мистер Бикерсдайк.
— Быть может, я несколько увлекся в моем усердии, сэр, но вы должны помнить, что мной руководили наилучшие побуждения. Мне казалось…
— Достаточно, мистер Смит. Признаюсь, я совершенно вас не понимаю…
— Именно так, сэр, — вздохнул Псмит.
— Вы словно бы, — продолжал мистер Бикерсдайк, входя во вкус своей темы и постепенно обретая все более богатые оттенки багровости, — вы словно бы задались целью досаждать мне. (— Нет-нет, — со стороны Псмита.) Я могу лишь предположить, что у вас помрачение рассудка. Вы следуете за мной в мой клуб…
— Наш клуб, — прожурчал Псмит.
— Будьте добры, не перебивать меня, мистер Смит. Вы преследуете меня по пятам в мой клуб…
— Чистейшая случайность, сэр. Мы встретились там, только и всего.
— Вы заявляетесь на митинги, где я выступаю, и ведете себя, как идиот.
Псмит чуточку застонал.
— Возможно, вы считаете это юмором, но могу вас заверить, это крайне неразумные выходки с вашей стороны. Новый Азиатский банк не место для юмора, и я полагаю…
— Прошу прощения, сэр, — сказал Псмит.
Знакомая фраза заставила управляющего подскочить. Сливовый цвет его лица стал еще сливовее.
— Я полностью согласен с вами, сэр, — сказал Псмит, — что банк не место для юмора.
— Тем лучше. Вы…
— И я в нем ни малейшего юмора не допускаю. Я пунктуально прихожу утром, работаю усердно и без передышки, пока мои труды не завершаются. Думается, наведя справки, вы убедитесь, что мистер Росситер удовлетворен моей работой…
— Это тут не…
— Право же, сэр, — сказал Псмит, — вы заблуждаетесь? Право же, ваша юрисдикция кончается вместе со служебными часами? Маленькие недоразумения, которые могли возникнуть между нами по завершении рабочего дня, вы не можете официально рассматривать, как провинность. Например, вы не можете уволить меня из банка, если мы были партнерами в бридже, и я сделал ренонс.
— Позвольте сказать вам, мистер Смит, что я могу вас уволить за нарочитую дерзость в конторе или нет.
— Склоняюсь перед знаниями, превосходящими мои, — сказал Псмит учтиво, — но, признаюсь, я сомневаюсь в этом. И, — добавил он, — есть еще один момент. Могу ли я продолжить?
— Если вам есть, что сказать, говорите.
Псмит закинул ногу за ногу и поправил воротник.
— Пожалуй, это деликатный вопрос, — сказал он, — но откровенность тем более обязательна. Между нами не должно быть секретов. Чтобы изложить мою позицию наиболее ясно, мне придется вернуться немного в прошлое, к тому времени, когда вы гостили у нас в доме в конце недели в августе и были приняты с распростертыми объятиями.
— Если вы рассчитываете извлечь выгоду из того факта, что я был гостем вашего отца…
— Вовсе нет, — сказал Псмит с упреком. — Вовсе нет. Вы меня не поняли. Я имею в виду вот что. Не хочу будить горькие воспоминания, но невозможно отрицать, что тогда между нами порой возникали некоторые пикировки. Вина, — великодушно признал Псмит, — возможно, была моей. Возможно, я был слишком требовательным, слишком придирчивым. Быть может, да. Однако факт остается фактом: вас посетила счастливая мысль заполучить меня в этот банк в убеждении, что чуть я окажусь здесь, вы обретете возможность — если мне дано право прибегнуть к такому выражению — задать мне перцу. Помнится, вы примерно сказали мне что-то в этом роде. Мне тяжко говорить это, но не думаете ли вы, что уволив меня, хотя глава моего отдела находит мою работу удовлетворительной, вы тем самым почти признаете, что откусили заметно больше, чем способны прожевать? Я всего лишь высказываю предположение.
Мистер Бикерсдайк привстал в кресле.
— Вы…
— Именно так, именно так! Но, — возвращаясь к главной теме, — разве нет? Это прискорбное дело напоминает мне историю Агезилая и Обидчивого Птеродактиля, каковую, поскольку вам она заведомо неизвестна, я расскажу. Агезилай…
Из горла мистера Бикерсдайка вырвался странный клекот.
— Я вас утомляю, — тактично сказал Псмит. — Достаточно сказать, что товарищ Агезилай причинил досаду птеродактилю, который ничем ему не мешал, и умное создание, чьим девизом было «Nemo me impune lacessit» [2 — «Никто не будет мне безнаказанно надоедать» (лат.).], обернулось и укусило его. Укусило его хорошенько, так что Агезилай навсегда проникся отвращением к птеродактилям. Его нежелание тревожить их вошло в поговорку. Светские газеты того периода часто это обсуждали. Так давайте проведем параллель.
Тут мистер Бикерсдайк, который на протяжении этой речи все время булькал, попытался заговорить, но Псмит поспешил продолжить.
— Вы Агезилай, — сказал он. — Я Обидчивый Птеродактиль. Вы, если я могу так выразиться, по собственной доброй воле вмешавшись в мою жизнь, извлекли меня из безмятежно счастливого родного дома для того лишь, чтобы затащить меня сюда под свое начало и задать мне перцу. Однако, как ни любопытно, заметная часть указанной приправы достается вам. Разумеется, вы, если вам угодно, можете меня изгнать, что, как я уже упомянул, явится признанием провала вашего плана. Лично я, — сказал Псмит, — как близкий друг близкому другу, посоветовал бы вам стиснуть зубы. Никогда нельзя знать заранее, что произойдет. В любой момент я могу нарушить мой нынешний высокий стандарт усердия и превосходности, и тогда вам откроется, так сказать, случай взять меня за волосы там, где они покороче.
Он сделал паузу. Глаза мистера Бикерсдайка, даже в их нормальном состоянии несколько выпученные, теперь, казалось, в любой момент могли скатиться на пол. Его лицо из стадии сливовости перешло во что-то потустороннее. Иногда он испускал кудахтающий звук, но в остальном хранил молчание. Псмит, который некоторое время ждал чего-нибудь вроде отклика или критического замечания на свои высказывания, теперь встал.