– Послушай, я тебе очень благодарна за твой разговор с Мальтизеном, но это же не значит, что теперь из меня веревки можно вить!
– Не значит, нет. Но это значит, что ты неблагодарная. Что ты способна об меня ноги вытереть. Что ты, в конце концов, не та хрупкая и нежная сильфида, которой мне казалась с самого начала… Я тебя просил, я тебя умолял выступить у меня в галерее на открытии, и еще летом, когда ты все равно свободна…
Зоя поднялась и молча пошла к дверям. Но Глеб не остановил ее.
Да девушка и не ждала, что тот побежит следом. В сущности, Глеб был во многом прав. И она тоже. Они просто не могли договориться между собой. Чужие, бесконечно чужие люди, не готовые ни в чем друг другу уступить. Как Зое могло казаться раньше, что Глеб идеальная для нее пара?
* * *Зоя ушла. Причем ушла демонстративно, когда еще он, Глеб, не успел закончить фразы. Балерина просто поднялась посреди разговора и с каменным, неподвижным лицом направилась к дверям.
На ней сегодня было надето легкое платье, узкое, темно-серого цвета, а сверху – опять типа шарфа что-то, из ткани, напоминающей мятую холстину. Ее любимого черного цвета. Вообще, все Зоины наряды были похожи, в них она напоминала Глебу ангела со сложенными сзади крыльями. Вот и сейчас этот, очередной черный шарф двумя широкими полосами висел вдоль ее спины.
Только на этот раз это были не крылья ангела, а крылья летучей мыши. Маленького, дикого, жилистого создания с хищной мордочкой.
Эта ассоциация с летучей мышью неприятно поразила Глеба. Как он раньше не замечал, насколько Зоя неприятна внешне? Все то, чем он любовался, обернулось почти уродством, физической непривлекательностью.
Мужчина разлюбил Зою быстро, за несколько мгновений, пока та шла от кресла к дверям. Раз – и испарились нежность к ней, восхищение ее необычностью.
Зоя, оказывается, тоже из миллиона тех скучных женщин, которые бродят вокруг, не вызывая ни желания, ни мужского интереса к себе.
Ну что ж, вполне закономерное разочарование. Он был готов ради этой девушки на все, предлагал ей подработку, устроил в знаменитый театр, она же просто встала и ушла.
Про ее беременность Глеб вообще ничего не понял. Зачем Зоя рассказала ему об этом? Ведь сама не собиралась рожать? А, наверное, чтобы лишний раз сделать ему больно, заставить почувствовать свою вину – дескать, ты, Глеб, виноват в моем неудобном положении. Или Зоя надеялась на то, что Глеб обрадуется этой новости?
Мужчина задумался. В первый раз в жизни он услышал от женщины, что может стать отцом, потому что раньше, в других отношениях, подобного никогда не случалось.
Неприятно как-то. И странно. Это он, Глеб, получается, изменил, можно даже сказать, изуродовал физически другого человека. На целых девять месяцев. А как роды тяжелы, и кормление еще… По сути, он стал виновником страданий и мук другого человека, даже не на девять месяцев, а почти на два года, или сколько там женщины кормят грудью?
А что есть такое сам ребенок, тот, кто должен будет родиться у Зои? Личинка гомо сапиенс, бессмысленная и неприятная. Которая одного лишь хочет – есть и испражняться. Ну да, потом ребенок поумнеет, превратится в нормального человека (да и то не факт, вон сколько вокруг невоспитанных идиотов), но даже это не гарантирует того, что Глеб будет ему рад, этой новой… личности. Зачем она Глебу?
Вон вокруг сколько личностей – разных людей, мужчин и женщин, они разве нужны ему? Или дело в том, что чужие не нужны, а родные – нужны?.. Минутку, у Глеба уже есть родные, но он не испытывает никакой потребности с ними общаться. Они где-то там, в провинции, далеко, живут своей жизнью, а он своей – здесь, в Москве. Почему он, Глеб, должен радоваться, что рядом с ним скоро появится очередной родственник? Да, по крови свой, но по сути – все равно чужой, другой.
Гордиться тем, что сам его произвел на свет? О, можно подумать, «гениальное» произведение. Миллиарды людей этим производством занимались и занимаются, в чем уникальность – непонятно.
Так что и Зоя была теперь неприятна Глебу, и этот ее будущий ребенок – тоже… Нет, ну она заявила, что рожать не собирается, но все равно – противно от самого себя стало, как будто это он заразил танцовщицу какой-то тяжелой болезнью…
«И все-таки она была не уверена в своем решении. Сообщила, что не хочет ребенка, но не сказала, что точно собирается избавиться от него. Значит, сама сомневалась – избавляться или нет. И ко мне пошла, потому что ждала поддержки, может, думала, что я сумею ее переубедить. Я понял – она на меня всю ответственность пыталась свалить! Я должен был все за нее решать, опять я… Если бы она хотела избавиться от ребенка, она бы не думала о том, как отнесутся к ее беременности в новом театре. Какая разница, как отнесутся, если ребенка все равно не будет! Мне кажется, Зоя хочет всех перехитрить, она стремится усидеть на двух стульях. Это женское желание стать матерью, но и корысть женская – как бы еще и место в театре не потерять… Врала она про то, что она – чайлдфри! Она подпишет контракт с новой труппой, никому не скажет о своей беременности, а потом, спустя несколько месяцев, когда живот станет заметен, сделает несчастные глазки, изобразит из себя невинность – ой, а я на момент подписания еще не знала, что жду ребенка… Она и театр еще подведет, и Мальтизен обо мне как о сволочи и лицемере станет слухи распространять, это ведь я, получается, подставил известный театр, подсунул театру танцовщицу, которая не на сцену выйдет, а в декрет… И прав окажется Мальтизен!»
Глеб потянулся к своему мобильнику, секунду еще сомневался, держа телефон в руках.
Затем все-таки коснулся пальцем экрана – там, где в списке стояло имя нужного ему сейчас абонента.
– Алё-о-о…
– Серж? – неуверенно, нервничая, спросил Глеб.
– О, Глеб Потоцкий собственной персоной… Приветики, – поздоровался легкомысленно помреж. – Что на этот раз?
– Хочу о Зое Лапиади поговорить, – выдохнул Глеб.
– Да ладно, не благодари… – произнес его собеседник все тем же вальяжным, капризным тоном.
– Нет, я не о том. Кажется, я подвел тебя.
– Ты о чем? – Тон у Мальтизена мгновенно сменился. Глеб словно воочию увидел перед собой уставшего, брюзгливого, не очень здорового и уже немолодого мужчину – коим и являлся на самом деле Серж.
– Зоя беременна.
– Ну здрасте! – зло выпалил Серж и витиевато выругался.
– Я не знаю, собирается она рожать или нет… Возможно, что и родит. Женская душа – потемки. Но ты должен быть в курсе. Я сам только что узнал.
– Ты отец ребенка, что ли?
– Да какая разница… Впрочем, да, скорее всего, – с трудом, не в силах преодолеть мучительное недовольство собой и всей этой ситуацией, признался Глеб. – Словом, Серж, прежде чем подписывать с Лапиади контракт, поговори с ней на эту тему.
– А что ты мне указываешь, брат, что мне делать, а что нет?! Нашел мальчика… Не будем мы с ней контракт подписывать в любом случае! – фыркнул помреж. – Пусть уж рожает. Что мы тут, фашисты какие, заставлять женщину от ребенка избавляться?.. Это грех, между прочим. А ты милый, женись. Негоже, если дитя без отца расти будет, – скрипуче захохотал, словно закашлялся Мальтизен. И, верно, нажал на отбой, поскольку тут же пошли в трубке короткие гудки.
Глеб не стал перезванивать. Сидел в своем кресле, опустив плечи, как оплеванный. Но смысл обижаться на Сержа, который в общем-то человек зависимый от своего места?
«Ладно, найдут они себе другую какую-нибудь, вместо Зои, мало ли еще танцовщиц… – подумал Глеб. – Но все равно она меня вынудила сейчас выставить себя не в самом лучшем свете. У этого Мальтизена связи везде, ну как он на меня обозлится и натравит на меня всяких блогеров, журналистов и те начнут писать гадости о моем проекте?! Хотя нет, в чем я виноват, я же предупредил театр, что Зоя, возможно, уйдет в декрет, смысл Мальтизену мне мстить теперь? О, у меня уже паранойя, я всего боюсь… Блин, как же Зоя подставила нас всех и себя тоже, но особенно – меня!»
«Подставила» – Глеб имел в виду в первую очередь то, что Зоя отказалась выступать в его галерее. Конечно, мужчина, не будь дурак, еще раньше предусмотрительно договорился с несколькими выпускницами хореографического училища, причем сразу с несколькими – девчонки нуждались в подработках, да еще по своей специальности, и отнеслись к предложению галериста с восторгом… Но это же большая разница – танец выпускницы и танец опытной балерины!
Пусть Зоя и твердила, что только знатоки эту разницу могут заметить, но танцовщица лукавила. По крайней мере, Глеб прекрасно эту разницу ощущал. Неопытность, «жеребиную» неуклюжесть начинающих и плавную отточенность движений уже опытных балерин…
«Подставила» Зоя Глеба еще и потому, что оказалась совсем не той девушкой, о которой он мечтал. Только сегодня ему внезапно открылось, что его возлюбленная вовсе не тот воздушный ангел, которым она представлялась. Больше всего Глеб не любил в женщинах наглость, напористость, желание командовать, неспособность вести диалог со своим партнером. Из серии – «Как я сказала, так и будет». А Зоя именно так себя повела… И глупость, потрясающая эта бабская неразумность – ну а как иначе назвать то, что Зоя умудрилась забеременеть в столь ответственный момент, неподходящий в первую очередь для нее самой?.. Это в наше-то просвещенное время!
«Она, наверное, думает, что я расчувствуюсь и сразу предложу ей руку и сердце? Это при том, что я ей несколько раз внятно сообщал о том, что не хочу иметь детей, по крайней, мере в ближайшее время. Похоже, Зоя вообще не способна кого-то слышать и слушать… Ребенок. Да, для полного счастья мне только ребенка не хватало. Нет, эта женщина меня не подчинит себе, не сломает. Руку и сердце я ей уже не предложу, хотя и собирался это сделать, да, надо честно признать… Если она захочет рожать – пожалуйста, это ее решение, но я в этом никак участвовать не стану. Приспичило ей стать матерью – пускай, но заставить меня насильно стать отцом – фигушки. И я Зое чуть не в уши кричал – НЕ ХОЧУ. Это мое мнение, мое желание, и я имею на него право».
В дверь постучали:
– Глеб Андреевич, автоматы привезли… Куда ставить?
– Да, иду! – встрепенулся, вскочил мужчина.
На некоторое время, пока он занимался последними приготовлениями, необходимыми для открытия галереи, Глеб забыл о Зое. Но потом, ближе к окончанию очередного суматошного дня, почти ночью, когда ехал на такси в свое Строгино, Глеб вдруг вспомнил… но не только о Зое он вспомнил тогда, нет. Еще об Арине Фардиновой. Мужчина невольно сравнил этих двух девушек, само так получилось.
Зоя – своевластная, требовательная, упрямая. Арина – гибкая, внимательная, доброжелательная. Внешне, конечно, Арина – не его типаж, но речь сейчас не о внешности, а о характере.
Зоя вечно спорила, возражала, безжалостно подсмеивалась над каждым его промахом, каждым не к месту сказанным словом. Арина же – обожала, судя по всему, разговаривать с Глебом. Помнится, во время прогулок, общих встреч она внимательно слушала своего собеседника, и каждое его слово, мысль находили в ней отклик. Этой золотоволосой нимфе можно было позвонить в любое время – и она спокойно и радостно отзывалась. Так же спокойно относилась к любым замечаниям Глеба (ну, по работе, разумеется), не истерила и не скандалила по пустякам. Даже когда, помнится, ей не сразу перечислили первый транш (что-то там по вине банка, потом разобрались) – она и то вела себя нормально, умудрялась шутить, никаких претензий к Глебу не выдвигала…
Зоя лишь отнимала. Арина давала. Делилась щедро и бескорыстно своей добротой. И она ведь, эта милая Золушка, его любила…
Да. Да, да, да. Арина любила его. И Глеб это знал, только не придавал этому факту большого значения. Влюбилась и влюбилась, что такого… Главной задачей с его стороны всегда было не морочить ей голову, не давать бедняжке ненужных надежд, с чем Глеб успешно справлялся. Как только чувствовал, что вот он, опасный момент, рядом, сейчас Арина начнет те самые душеизлияния, от которых потом самой станет неловко (а уж ему, Глебу, и подавно) – мужчина уходил в глухую оборону. Иногда даже просто сбегал, сославшись на занятость.
И почему он считал раньше, что только яркая, необыкновенная девушка может стать спутницей его жизни? Спутницей жизни должна быть женщина добрая и покладистая. Та, которая способна стать другом, помощницей. Соратницей. Та, которая слушает и слышит…
Даже если внешность такой соратницы не идеальна. В конце концов, можно как-то мягко подкорректировать недостатки Арины – она с удовольствием пойдет навстречу пожеланиям Глеба. Похудеет, сострижет эти вульгарные кудри а-ля «Анжелика, маркиза ангелов», сменит стиль в одежде.
«Почему Арина? – спросил себя Глеб. И тут же сам себе ответил: – А потому, что она нужна мне в первую очередь как специалист». И, кстати, Арина, если исходить из ее характера, из ее постоянного желания угодить Глебу – уж точно не стала бы вешать на него свои проблемы. Не заставляла бы его бегать по своим поручениям, общаясь с неприятными людьми.
…Проснувшись на следующее утро, Глеб теперь думал только об Арине. С нежностью, с сожалением – что не сумел раньше оценить эту чудесную девушку по достоинству. Ведь знал, что она – светлый человечек, а так и не дал ей шанса!
«Но, собственно, зачем корить себя? Еще ведь ничего не потеряно. Если она любит меня, то разлюбить еще не успела. Да и вообще, такие, как Арина, влюбляются раз и на всю жизнь. У меня есть шанс ее вернуть. Сделать своей союзницей. Другом. Любимой!»
* * *Новый телефон Арина купила тем же вечером. Переставила в него сим-карту из разбитого и принялась уверять себя, что ей абсолютно безразлично – позвонит ей Тим или нет.
Тим так и не напомнил о своем существовании, зато позвонил Глеб накануне открытия галереи и очень душевно побеседовал с Ариной. Глеб в очередной раз наговорил молодой женщине комплиментов – какая она особенная, талантливая и незаменимая, без нее этого шоу, с «ожившими картинами», не получилось бы. Еще галерист восхищался красотой Арины… Впрочем, подобные славословия были вполне в духе Глеба Потоцкого, который захвалил всю свою команду – начиная от Тима и заканчивая простыми малярами.
Хотя, надо признать, про «красоту» – это что-то новенькое. Если бы он сказал об этом Арине неделю или две назад – она точно растаяла бы. И продолжила бы мечтать о Глебе.
Но после той знаменательной беседы с Тимом в Александровском саду, когда Арина узнала, что у Глеба роман с балериной Зоей, молодая женщина старалась не думать о галеристе.
Вспоминала о Глебе лишь иногда, по привычке, с теплотой, но сердце уже не щемило от неразделенной любви.
В самом деле, это глупо – страдать по человеку, которому ты не нужна, который любит другую.
И тут дело даже не в Тиме, который сообщил о том, что у Глеба есть Зоя. Или именно в нем? Или в той ночи, когда Тим приехал к Арине и… Нет, лучше не вспоминать. Не ждать больше ничего от жизни, от мужчин вообще.
…День открытия галереи Глеба Потоцкого.
Арина собиралась посетить это знаменательное событие. Но с утра как-то не задалось – небо заволокло черными тучами, прогремела гроза. За окном сильный ветер трепал деревья, раскачивая их из стороны в сторону. Грохотало и грохотало. Казалось, обойдется без дождя – так называемая «сухая гроза», пусть и с тучами, бывало такое. Но нет, на город вдруг сплошной стеной обрушился ливень.
«Бедный Глеб, он, наверное, там, у себя, сходит с ума! Кто к нему придет в такую погоду… И Тим отказался от посещения. А я все равно пойду!»
Арина с сожалением отложила длинное белое платье, которое приготовила заранее. В такую погоду платье сразу превратится в тряпку, даже если ехать до «Комбината» на такси. Два шага под этим ливнем, пусть и прикрывшись зонтом, – все, уже никакой торжественности во внешнем виде. Да и волосы намокнут, и макияж смоется, при всех обещаниях производителя, что тушь стойкая, а румяна должны продержаться на щеках чуть ли не сутки. А что останется от любимых плетеных босоножек-эспадрилий?..
В глубинах гардероба прятался черный с капюшоном, комбинезон из какой-то несминаемой, вероятно, синтетической ткани. Кажется, Арина надевала его всего лишь раз, года два назад. Непривычно, неудобно, руки голые, и этот капюшон еще зачем-то? И цвет тоже не ее – черный. Готика какая-то!
Но, сегодня, в грозу, этот комбинезон – самое то. Черные туфли, напоминающие тапочки, к нему надо найти… Повесить бусы на шею, а любимые браслеты – на запястья. Еще сережки-колечки подобрать, само собой… Молодая женщина принялась перебирать содержимое специального сундучка, где хранились ее «сокровища».
Нашла целый комплект украшений из янтаря с серебром. Бижутерию Арина нежно любила, и всевозможных «цацек» и «фенечек» в ее коллекции таилось не счесть. И старинных, вернее даже старомодных, из советских времен еще, и современных, необычных, причудливых, вот как эти каффы в виде драконов, например, или это колье, напоминающее ошейник.
Арина надела комбинезон, щедро украсила себя поделками из янтаря. «Не похожа ли я на новогоднюю елку? – подумала молодая женщина, критически разглядывая себя в зеркале, со всеми этими бусами-браслетами. – С одной стороны, перебор, с другой стороны, я как-никак – креативный класс, творческая личность… – она иронически усмехнулась. – Так что мне можно. Профессия позволяет. Я не офисная дама, от меня никто дресс-кода не требует. Ну, и потом, если уже с художественной точки зрения, с эстетической рассуждать: комбинезон черного цвета, сдержанного… И фасона самого простого. Если бы на мне был другой наряд, пестрый и вычурный, то украшений бы вовсе не требовалось, с ними – образ вышел бы перегруженным. А так… Да, все сочетается. Только я теперь, кажется, похожа на какую-то героиню из «Игры престолов», что ли? Особенно если капюшон накинуть на голову!»
Арина вызвала такси, к пяти она уже подъехала к «Комбинату». Ливень к этому моменту немного стих, превратился в обычный дождь.
Но, к приятному удивлению, во дворике у входа в галерею толпилась длинная очередь. Тут же – множество автомобилей, фургончики с эмблемами нескольких телеканалов. Люди с камерами, какие-то известные персоны… Арина прошла внутрь через служебный вход, по специальному пропуску.