Далее я вывел принт-скрин одного из постов того самого блога. Здесь описывалась милая студенческая шутка, результатом которой стал фиолетовый цвет лысины одного известного ученого.
Далее я открыл одну занятную биографию. Отец – Ананидзе Михаил Вахтангович, родился, работал… Все это было неинтересно. А вот матерью значилась некая Ладыгина Н. А. Ей была посвящена буквально пара строк, но выходило, что это именно она проживала в 1968 году в Академгородке, это ее обожателем был средних лет невзрачный тип. Сложить два плюс два сумела бы даже Светланка. Студенты – сокурсники Ладыгиной? одногруппники? просто друзья? – решили отвадить пришлого научного сотрудника. А вот чтобы не лез к юным барышням, старый козел! Опозоренный в глазах возлюбленной фиолетововолосый (или фиолетоволысый) Гранин ретировался.
Я посмотрел на пометки, сделанные на листке. Призадумался. Можно ли так возненавидеть девушку за то, что она когда-то отказала в нежных чувствах? Можно ли пронести эту ненависть через сорок с лишним лет и начать мстить не ей даже, не Ананидзе Михаилу Вахтанговичу, который так или иначе «отбил» у Гранина объект могучей страсти, – не им обоим, а их сыну? Потому что в занятной биографии значилось, что настоящая фамилия Ивана Петрова – Ананидзе.
Чего добивался Аристарх Филиппович? Что Петров покинет сцену, будучи столь же сильно опозорен, как он сам когда-то? Этого не произошло, мегазвезда оказалась толстокожей, отряхнулась, отмылась ацетоном и продолжила концертный тур. И тогда Гранин задумал убийство. А чтобы вышло уж совсем символично, дождался, пока гастроли докатятся до Новосибирска.
Я сложил листочки, постучал ими по столу, выравнивая стопочку, захлопнул крышку ноутбука, сверху положил материалы и довольно потянулся. Первый час. Режим сбит на фиг. Но зато мне будет что рассказать ребятам, когда завтра в отделении примут мой вызов.
Я умылся, разделся и лег, предвкушая завтрашний день. Да, я не герой, хотя когда-то и метил в герои. Но я, уже даже не будучи Иным, практически распутал преступление и подготовил плацдарм для работы оперативников. То, что сейчас у меня на руках, – еще не доказательства, но этих данных будет достаточно для того, чтобы завести дело.
Интересно, как он это проворачивал? Ну, понятно, что каким-то образом во время лекций по скайпу внушал студентам, что им необходимо сделать назавтра. В частности, закупиться воздушными шариками и чернилами, приобрести билет на концерт, не вызвать подозрения у службы безопасности… «Даю установку!» – говорил профессор Кашпировский, и моя бабушка приникала к телевизионному экрану, надеясь вылечить хоть что-нибудь. «Вмешиваясь в процесс посредством ввода в исследуемый материал…» – говорил профессор Гранин через скайп, и студенты наполнялись решимостью наказать певца-выскочку. Почему не все из них? Почему лишь около десятка всякий раз? Ну, предположим, что наиболее интенсивному воздействию подвергался только первый ряд многочисленных аудиторий. Или на экране своего ноутбука профессор видел ограниченное количество лиц. Остальные, как и слушатели в зимнем саду, либо зачарованно внимали, либо зевали и засыпали.
Аристарх Филиппович – Иной, это ежу ясно. Но техника, в частности компьютеры, не говоря уж о программном обеспечении и способах передачи информации на расстояния, не слишком-то любит магию. Или магия – технику. Каким же образом Гранину удалось соединить ноутбук, скайп и Wi-Fi с заклинаниями подчинения? Откуда он брал необходимую энергию – не электрическую, понятно, а магическую, – откуда он брал столько Силы, чтобы регулярно добиваться нужного результата? Все девятнадцать лет, проведенные в санатории, напитывался хвойным духом?
И тут я понял.
Ого, чувак, да тебе не в запрещенном использовании Силы обвинения будут предъявлены, не в покушении на убийство шансонье, а в самых натуральных убийствах. Циничных и беспощадных. Потому что «скорые» приезжали в санаторий всегда аккурат накануне очередной лекции.
* * *Баланс моего мобильного почему-то оказался на нуле, и спозаранок я спустился в холл, чтобы сделать звонок от администратора.
Здесь толпился народ, кто-то всхлипывал, кто-то шумно выражал негодование. Поднявшись на цыпочки, я посмотрел поверх голов. В ответвлении коридорчика, чертыхаясь, возились санитары с носилками, сплошь покрытыми белой простыней. В том самом ответвлении коридорчика, где было всего два номера.
Застыв, я смотрел на носилки и не мог понять, как же так… Да, ему стало хуже в последние дни, но, по словам врачей, Семен Борисович должен был восстановиться к концу этой недели. Мы уже строили планы, мы обсуждали, какой склон лесной горки лучше подойдет для катания на ледянках… Толпа раздалась, и сердце сжалось: после смерти «дедок ООО» казался совсем маленьким, ссохшимся…
– Хорошо, что Светланка не видит… – пробормотал я.
– Бедная девочка! – совсем рядом всхлипнул Семен Борисович.
Мне показалось, что сквозь меня пропустили высоковольтный разряд. Если он здесь, живой, тогда… не Светина же грузная бабушка там, на носилках? Ведь не ее же эта золотистая кудряшка, вылезшая из-под простыни?..
– Твою ма-ааать! – заорал я и кинулся по лестнице на второй этаж.
Мне было плевать на Петрова и на студентов, мне были безразличны умершие здесь старики и старухи, я даже Семена Борисовича недолго бы оплакивал. Но Светланку, мразь, я тебе не прощу. Я не герой, но тебя я возьму лично, и потому молись всем богам, ответственным за реакцию, ибо есть только одно место, где ты можешь от меня скрыться, – Сумрак. Но я тебя туда не упущу.
Я преодолел половину коридора, когда затрезвонил мобильный. Я лишился Силы, но даже теперь мне не понадобилось смотреть на экран с веселеньким электронным циферблатом, чтобы понять, кто звонит.
– Да! – рявкнул я.
– Идешь? – скучным тоном осведомился шеф.
– Иду, – раздраженно ответил я, догадываясь, что однажды он мне это припомнит.
– Ничего не забыл? – зевнув, спросил он.
Я остановился, будто врезался в стену. Вокруг все наливалось красным (КРАСНАЯ ДВЕРЬ!), коридор изогнулся, на миг взметнулась вверх ковровая дорожка – и тут я вспомнил!
Отшвырнув мобильник, я ринулся назад, вниз, в холл.
Это была хорошая задумка, и она замечательно сработала. Да, я болен, у меня изношенное сердце. Да, мне совсем не обязательно было выкладываться досуха во время той операции. Да, санаторий – прекрасное место, чтобы восстановиться, если ты не обладаешь Силой. Самая лучшая легенда – та, которую не приходится придумывать.
Я подбежал к пожарному щитку (КРАСНАЯ ДВЕРЬ!), усмехнувшись, перевел взгляд на красную коробочку, за стеклом которой призывно лоснилась кнопка сигнала общей тревоги. Дозорный водитель Михалыч не зря стоял тут, пока меня регистрировали!
Коротким тычком разбив стекло, я вдавил кнопку.
Сила, законсервированная здесь до поры, полилась в меня густым, мощным, стремительным потоком. Иному было не подобраться к хитрому, коварному, умному профессору Гранину. А беззащитному человечку с частично откорректированной памятью – вполне. Шеф все верно рассчитал. Но теперь, когда я вычислил и нарушителя, и его метод, можно было не скрываться. Доказательств хватит.
Не теряя времени, я переместился на первый слой и мгновенно взмыл на второй этаж прямиком через старенькие потолочные перекрытия. Номер Гранина был в десятке шагов. Слив в ладонь энергию, которой хватило бы на самый гигантский в мире файербол, я побежал.
Он меня учуял, и когда я ворвался в комнату – в окне как раз мелькнули его желтые пятки. Он несся по снегу в глубь леса. Усмехнувшись, я перемахнул через подоконник и помчался следом. Я не герой. Но сегодня я убью свою жертву.
И пусть бесится шеф, что я не доставлю Аристарха Филипповича живым, – в конце концов, у нас есть компьютерная служба, вот пусть и разбирается с ноутом профессора, соображает, как и что он проворачивал. А Завулон побесится – и простит.
Алекс де Клемешье. По Иному этапу
[2]
Темные появились внезапно. А может, это просто Санька так зачитался, что их появление стало для него неожиданностью. Вроде еще пару минут назад чужих в бараке не было, и вдруг – нате вам, подступили к двухъярусным нарам вплотную, смотрят напряженно, играют желваками. Санька вообще не помнил, чтобы Темные заходили в этот барак. Если требовалось о чем-то перетереть – присылали к Горынычу шныря из обычных людей, назначали встречу на нейтральной территории. Но такое случалось крайне редко, в основном же пятерка Темных демонстративно не замечала двоих Светлых, отбывающих наказание за старые, еще людские грехи. Барак же, в котором проживали Санька и Горыныч, был для них… ну, не то чтобы запретной зоной, скорее – зафаршмаченной локалкой, оскверненным Светлой аурой местом. И вдруг – явились все пятеро.
Санька отложил книгу и легко соскочил со шконки. Сейчас не было нужды рисоваться, посматривать свысока в прямом и переносном смысле. Раз они пришли сами – значит, либо разговор слишком серьезный, и тогда лучше базарить лицом к лицу, глаза в глаза… либо будут бить, и тогда тем более лучше стоять на полу, чем падать с верхнего яруса. Рискуя несколько уронить собственное достоинство, Санька все же не удержался, бросил взгляд за спины Темным: как на грех, Горыныч куда-то запропастился, ждать неурочного визита Степанова из Светлого Надзора было и вовсе делом опрометчивым, а надеяться на соседей по бараку попросту глупо – заступаться они точно не полезут, и стало быть – расклад один к пяти.
Впрочем, стояли Темные тесно, и впереди – их «смотрящий» Фагот. Такое построение давало основания все же думать о беседе, а не об избиении. Да и вины за собою Санька никакой не припоминал.
– Похавал? – участливо спросил Темный «смотрящий» задушевным басом. Поговаривали, что кличку ему дали в честь Фагота-Коровьева, фактически правой руки Воланда. Санька еще на воле читал перепечатанные на машинке под копирку листки писчей бумаги – опальный роман «Мастер и Маргарита», но никакого сходства между тем Фаготом и этим не замечал. Зато низкий голос «смотрящего» действительно напоминал завораживающие, пугающие звуки, которые умел издавать одноименный музыкальный инструмент.
Санька не успел даже обдумать как следует, отчего это Темный интересуется его ужином, а Фагот озадачил пуще прежнего.
– Вкусно было? – совсем ласково осведомился «смотрящий».
* * *Сотрудник Ночного Дозора Евгений Угорь прибыл в исправительно-трудовую колонию спозаранок. Он понятия не имел, что наплело (то бишь – внушило) его непосредственное руководство начальнику колонии по телефону, но бумажной волокиты, сопутствующей любому посещению зоны, удалось избежать. Дело, расследовать которое он был сюда направлен, не казалось слишком уж сложным, и думать так у Евгения было две причины.
Во-первых, в следственном отделе Угорь находился на стажировке. Ну, то есть в Дозоре-то он числился более шести лет, но большую часть этого срока был обычным оперативником, патрулировал ночами улицы, выезжал по вызовам, захватывал нарушителей. И даже когда год назад Сибиряк направил Евгения руководить новым отделом в районном центре, по сути, для сотрудника мало что изменилось – дежурства, патрулирование, постановка на учет Иных, проживающих в окрестных селах и тайге, регистрация временно пребывающих и редкие-редкие задержания. Рутина! Кому-то этого было в самый раз, Евгению – откровенно мало.
В итоге он подошел к областному начальству: дескать, так и так, смилуйся, государыня рыбка, опять моя сущность Иная бунтует, уж не хочет она быть безвольным исполнителем, хочет росту! Сибиряк отнесся с пониманием – уровень Евгения за время службы чуток подтянулся, за неполный год руководства районным отделом проявил он себя исполнительным сотрудником. Ну а что были в тот год накладки – так и ситуация сложилась нестандартная. Тайная община под боком и плетущиеся вокруг нее интриги, бессумеречные аномалии и явление Ворожея – такое не каждое столетие происходит, и даже дозорным более высоких рангов многое оказалось не по плечу.
В общем, дабы не чувствовал себя Угорь начальником на фиктивной должности, дабы рос и развивался, дабы мог впоследствии руководить полноценным отделом с укомплектованным штатом, устроены ему были подготовительные курсы. В конце концов, разве это дело, что обычный деревенский оперуполномоченный милиционер в психологии преступника понимает куда больше, чем сотрудник Дозора?
И вот, после обучения под присмотром старших коллег – своеобразная практика, первый самостоятельный выезд. Ну, стали бы сюда посылать неопытного новичка, если бы дело выглядело сложным?
Вторая причина – замкнутое пространство колонии и ограниченный круг подозреваемых. Убить четверых Иных – на это не каждый способен. Снять повторно показания со всех так или иначе причастных, покрутиться на месте преступления, а там уж все кусочки мозаики сами встанут на свои места.
Сибиряк предупредил, что Дневной Дозор будет вести параллельное расследование, но вступать ли в контакт с их представителем, делиться ли добытыми фактами и умозаключениями – все это оставалось на усмотрение Евгения. «Действуй по обстоятельствам!» – напутствовало руководство, и Угорь для себя решил, что не допустит таких обстоятельств, чтобы пришлось обратиться к сотруднику Дневного Дозора за информацией и уж тем более за помощью. Разобраться надлежит самому. При участии Светлого Надзора, разумеется.
Честно говоря, Угорь понятия не имел, как обстоят дела у иностранных коллег, а в Советском Союзе издавна при тюрьмах, исправительных колониях и лагерях полагалось иметь отделения Надзоров, для нормального функционирования которых было достаточно по одному представителю от Светлых и Темных. В обязанности тюремных Надзоров входило выявление потенциальных Иных среди отбывающих срок, их инициация, просвещение и обучение под присмотром. Ну, в самом-то деле, уголовники – такие же люди, даром что в сей момент находятся в заключении. В их среде потенциальные Иные встречаются не реже, чем на воле. Наоборот: очень многие неинициированные обладают хорошо развитой интуицией, им подчас везет в самых разных вещах – от карточных игр до серьезного мошенничества. Многим легко удается обман, многие неосознанно, но довольно четко определяют, где и какую вещь можно безнаказанно присвоить или, скажем, продать на сторону кое-что из государственного имущества, казенных материалов. А уж в какой переулок свернуть, чтобы укрыться от погони, в какой хибаре залечь на дно, чтобы милиция сроду не отыскала, они определяют и того проще. В общем, у потенциальных Иных частенько возникают искушения воспользоваться необъяснимым «природным даром» и совершить преступление. Если в среднем на десять тысяч обычных людей приходился всего один Иной, то на зоне концентрация потенциальных Иных зачастую была раз в пять больше.
Когда преступник уже инициирован, когда уже распробовал открывшиеся возможности, силами милиции и прокуратуры с ним не управиться: такого и не поймаешь, и не осудишь, и не удержишь в человеческих местах лишения свободы. Ловить нарушителей-Иных – работа Дозоров, и разбираются с такими преступниками по-другому, и наказание они отбывают отнюдь не в обычных тюрьмах. А вот за теми, кто имеет предрасположенность, но пока еще ни разу не заглядывал в Сумрак, нужен глаз да глаз.
Условия в зонах такие, что спонтанная инициация может произойти в любой момент, а эмоциональное состояние зэков далеко от того, в котором первый шаг в поднятую тень сделает тебя Светлым. Соответственно, один Надзор стремился пополнить ряды Дневного Дозора умелыми бойцами из криминального мира, убийцами и ворами, а второй Надзор пытался не допустить, чтобы из мест заключения выходили сплошь Темные, занимался перевоспитанием, наставлял на путь исправления. Плюс ко всему, по обоюдному решению Дозоров (приложение к Великому Договору, двустороннее поддоговорное обязательство № 65/17), заключенным обеих мастей надлежало отбыть наказание за человеческие преступления в полной мере, и лишь потом – на свободу с чистой совестью и новой аурой. А как удержать в застенках урку, если он уже научился на первый слой перемещаться да сквозь решетки шастать? Вот и приходилось сотрудникам Надзоров контролировать своих подопечных, проводить с ними беседы, обучать простейшим заклинаниям и премудростям Иной жизни, но при этом – держать на строгом поводке, то есть не давать пользоваться магией нигде, кроме занятий. Помимо наложенных на зэков персональных заклятий, блокирующих их собственную Силу, по всей колонии – в бараках, в столовой, на плацу, в промзоне – были развешаны следящие и охранные амулеты.
Кстати, не допускать стычек между инициированными Светлыми и Темными уголовниками также было заботой Надзоров. Не магических стычек, невозможных по причине наложенных заклятий, а самых обычных, с мордобоем и членовредительством. Их – Светлых и Темных – даже в разные бараки селили. Во избежание.
И вот при всем при этом – четыре трупа на вверенной территории, ограниченной высоченным забором с колючей проволокой и следящими амулетами. Три Темных мага и один Светлый. Убиты и мгновенно развеяны в Сумраке воздействием третьего уровня. Все четверо – одновременно и в одном месте, буквально на одном пятачке.
Выезжая из конторы в колонию, Угорь был искренне уверен в том, что решить все вопросы он успеет до обеда, максимум – до вечера. Однако чем дольше он изучал материалы, тем более запутанным казалось дело. Вернее, информации, задокументированной и подшитой в папку, было столько, что приходилось изрядно напрягать извилины, сортируя факты, имеющие значение для расследования и не имеющие такового. В итоге Евгений натурально запарился и вышел подышать свежим воздухом.