– Я умею обращаться с детьми, – сказал Муравский. – У меня четверо племянников!
Кратов вдруг несолидно хихикнул.
– Однажды я потерял собственную дочь, – сказал он. – Это было забавно и поучительно. Мы отправились на несколько дней в национальный парк Тарангире, весело и познавательно провели там время, а вернувшись в лагерь, обнаружили отсутствие Иветты. Выждав какое-то время и убедившись, что она не возникла из ниоткуда, как это обычно случалось дома, мы начали тревожиться. Даже не знаю, кто сильнее – я или моя Марси. Все же это не городское окружение, а довольно-таки дикая природа! Приведя мысли в порядок и выслушав несколько советов от опытных родителей, что обитали по соседству, я связался со службой глобального мониторинга – с тем ее подразделением, что занято поисками пропавших людей. Они сообщили мне, что могут использовать поиск психоэмоциональных схем лишь с согласия обладателей таковых схем… знаешь, бывают ситуации, когда человек не уверен в том, где окажется завтра и будет ли в состоянии вернуться в лоно цивилизации самостоятельно… какие-нибудь исследователи затерянных миров или экстремалы, искатели острых ощущений в жерлах потухших вулканов. Но поскольку речь шла о ребенке, то достаточно было заручиться согласием родителей. Таковое согласие было немедленно получено, наши полномочия нашли свое подтверждение по их каналам, после чего спустя десять минут… очень, скажу тебе, долгих минут!.. нас известили, что обладатель искомой схемы мирно почивает на вязанке хвороста, приготовленной для употребления дикими слонами в пищу, в полутора милях от лагеря. И что упомянутые дикие слоны ошиваются неподалеку, но угрозы ребенку не представляют, поскольку за ними наблюдает старший егерь бвана[15] Андабавамакади, человек в высшей степени ответственный и умелый. Первой нашей реакцией было: что ж этот ответственный егерь не сообщил никому, что на вверенном ему участке территории дрыхнет потерявшийся несмышленыш?! Оказалось, что сообщил, но поступил подобно пророку Мухаммеду, который не отважился беспокоить спящую кошку ценой отрезанного рукава своего халата, то есть будить и выяснять имя не стал… Утром дитя выспалось, позавтракало и объяснило наивным родителям, что хотело своими глазами увидеть, как спят слоны, но так случилось, что уснуло намного раньше. Притом намерений своих означенное дитя не оставляет, а следовательно, либо оно остается здесь жить вместе с егерем, пока не удовлетворит жажду знаний, либо мы к ней присоединяемся. Перспективой обрести на своей шее вдобавок к стаду слонов еще и человеческого детеныша бвана Андабавамакади вдохновлен был незначительно. Что будет, спросил он осторожно, если биби кидого[16] Иветта поранит пятку или занозит пальчик? Собственно, угрозы он ожидал от меня, но я лишь выразил надежду, что дитя не утратило еще навыков самостоятельного оказания первой помощи, каким ее постоянно обучают. А ожидаемая угроза явилась откуда не ждали: матушка, существо эфирное и златокудрое, обещала убить нашего доброго егеря никому еще не известными способами, причем столько раз, сколько будет заноз.
– И чем закончилось? – спросил Муравский с живым интересом.
– С третьей попытки нам удалось совместить свои биологические циклы со слоновьими. Оказывается, слоны в большинстве своем действительно спят стоя. Но слонята могут себе позволить сон на боку. Как, ты не знал?!
– У меня четверо племянников, – сказал Муравский. – Но нет своих детей. Мне некогда! Кто-то же должен заниматься и ксенологией, а не только слонами!
Мичман Нунгатау наводит шороху
Мичман пинком – как всегда и мечтал! – распахнул дверь офиса службы безопасности космопорта «Анаптинувика-Эллеск». Еще никого не видя, он заранее испытывал праведную ненависть ко всякому, кто мог бы ожидать его за этой дверью. «Псекацаги, – думал он. – А еще туда же… служба безопасности… кто угодно может войти и перебить всех, как крыс в чулане. Крысы и есть…» Привставшему ему навстречу с выражением крайнего недоумения на помятом лице старшему инспектору он с порога ткнул в нос гранд-адмиральский церрег и, пропуская мимо ушей потрясенное «С кем имею честь… какому событию обязан…», начал командовать, обращаясь сугубо через плечо и самым хамским голосом, на какой оказался способен:
– Сержант, найти патрульных – тех, что участвовали в задержании, допросить с пристрастием. Особенно того идиота, что открыл огонь не разобравшись. Справитесь сами или как?
– Обижать изволите, янрирр мичман, – ухмыльнулся Аунгу. – Разрешите исполнять?
– И поживее. Ефрейтор, разыскать девицу, что подняла тревогу, и доставить сюда. Отказов не принимать, силу применять в крайнем случае… Рядовой, займите пост за дверью, никого званием ниже полковника не пускать. Для ефрейтора с девицей сделать исключение.
Затем Нунгатау придвинул пустующее кресло к столу и расположился в нем с максимальным комфортом.
– Мичман, не слишком ли много вы себе позволяете? – спросил старший инспектор негромко.
– По-моему, в самый раз, – удовлетворенно ответил тот.
– Не забывайте, что мой гражданский чин в табели о рангах существенно выше вашего воинского звания.
– Как вы понимаете, церрег не только нас уравнивает, но и дает мне изрядное преимущество.
– Не спорю, личный знак высокопоставленной особы снабжает вас исключительными полномочиями, но не правом на исключительную дерзость…
– Дерзость? Я всего лишь подстегиваю нашу беседу, чтобы не топтаться на месте попусту. – Мичман привстал в кресле, подался вперед и навис над столом. – Что-то не так? Проявляю неуважение? Можете потребовать удовлетворения. Суд справедливости и силы никто еще не отменял.
Лицо старшего инспектора окаменело. «А ведь он и впрямь готов бросить мне вызов, – быстро понял мичман. – Было бы забавно… хотя и не ко времени. Да и как оно все еще обернется! Может быть, потом как-нибудь… когда я стану посвободнее». И он благоразумно поспешил понизить градус возникшего напряжения:
– Но ведь у вас нет намерения воспрепятствовать выполнению особо важного задания?
– Что это значит? – спросил старший инспектор, хмурясь.
– Лишь то, что вы сейчас изложите мне все подробности одного инцидента трехдневной давности. Напомню: вы задержали – с применением, кстати, чрезмерной силы! – молодого эхайнского аристократа из рода Тиллантарн…
Старший инспектор потупил взор.
– Намерений нанести ущерб чести и достоинству высокородной персоны не было, – буркнул он. – Нет нужды вам объяснять: живем на фронтире. Приходится пребывать в постоянной готовности к провокациям и попыткам инфильтрации резидентуры потенциального противника…
– Юнец представлял явную угрозу интересам и безопасности Эхайнора? – спросил Нунгатау с легкой иронией.
– Он вел себя необычно.
– В чем это выражалось? Он был одет в лепестки цветов и плети лиан? С трудом изъяснялся? Стрелял из скерна по люстрам?
– Да вы поэт, мичман, – сказал старший инспектор. – Одет был не в лепестки, хотя и странновато. По люстрам не стрелял за неимением подходящего оружия. Но говорил с неустановленным акцентом, неверно подбирал слова и выглядел дезориентированным.
– И это дало вам основания подозревать в нем шпиона этелекхов? – уточнил Нунгатау.
– По долгу службы я обязан по всякому сомнительному случаю учинять надлежащее дознание. С тем, чтобы пресечь саму возможность…
– Дайте сообразить, – прервал его мичман. – Все задержанные вами шпионы вели себя подобным образом?
Он понимал, что далеко отклоняется от цели допроса, но ничего не мог с собой поделать. Просто не мог упустить случая поквитаться хотя бы с одним идиотом старше себя по возрасту, должности и званию. Пускай даже и при помощи заветного церрега.
– Гм… к счастью, на вверенном мне объекте еще ни один шпион не появлялся.
– Любопытно мне знать, что же их удерживает? Весть о том, что службу безопасности здесь возглавляет лично старший инспектор… э-э?..
– Итарну Рунтунк Имсантуарн, к вашим услугам, – мрачно сказал тот.
– И вы серьезно полагаете, старший испектор Имсантуарн, что всякий этелекх, решив прокрасться на территорию Черной Руки Эхайнора с недобрыми намерениями, оденется клоуном, станет трындеть со смешным акцентом, путать падежи и палить по люстрам?
– Дались вам эти люстры! – сказал старший инспектор с раздражением.
– Этелекхи не глупее нас с вами, – промолвил мичман с мстительным наслаждением. – И уж вам они точно дадут изрядную фору. Будь все иначе, вы уже давно заведовали бы вышибалами в какой-нибудь зачуханной хабарени на Маудзариэне. А этелекхи подбирали бы объедки на заднем дворе. Вы ведь знаете, как называется метрополия этелекхов?
– Она называется «Земля», – сказал Имсантуарн. – Самим этелекхам и невдомек, что мы обозначаем их мир эхайнским астронимом «Маудзариэн». Кстати, я слыхал, что наши миры они называют правильно.
– Она называется «Земля», – сказал Имсантуарн. – Самим этелекхам и невдомек, что мы обозначаем их мир эхайнским астронимом «Маудзариэн». Кстати, я слыхал, что наши миры они называют правильно.
– И к чему я веду, старший инспектор?
– К чему же? – не понял тот.
– Например, к тому, что к аннексии наших территорий они готовятся не в пример более серьезно, нежели вы – к их незваным визитам. Так вот, касаясь их умственных достоинств: настоящий шпион этелекхов будет выглядеть, вести себя и говорить в точности как эхайн. Как мы с вами, а то и почище. Он просквозит мимо вас, и вы даже глаз в его сторону не скосите. Он будет шексязиться у вас в офисе, вертя на пальце тартег… или церрег… (Мичман сознавал, что его заносит, но остановиться уже не мог.) А вы будете сидеть напротив него вот так, как сейчас сидите передо мной, и лепетать какую-нибудь подобострастную чушь. Странно, что я, полевой унтер, должен объяснять эту простую истину вам – эксперту, профессионалу…
– По всему видно было, что это не шпион, – пробормотал старший инспектор, покорно проглотив все пущенные в его адрес оскорбления.
– Конечно, не шпион! – подтвердил мичман со злорадством. – Самый последний мисхазер, подорвавши штакет с зузырягом, будет выглядеть дезориентированным и неверно подбирать слова, а уж нарядится так, что охренеешь… Зачем было в него стрелять? Он оказывал сопротивление?
– Это была ошибка. Молодой человек желал продемонстрировать нам имеющееся у него холодное оружие… довольно безобидное, как выяснилось впоследствии, скорее декоративного свойства, нежели пригодное для употребления в боевых целях… а может быть, собирался предъявить нам тартег. Мы не касались этой темы в ходе последующего допроса…
– Коли парень явно не в себе, так чем глушить его на месте, не лучше ли было вызвать доктора?
– Мы и вызвали. Позже.
– Ну еще бы… О чем вы с ним говорили, когда он пришел в себя?
– О целях визита. О том, откуда он прибыл и куда намерен следовать дальше. Не скрою, я пытался уличить его в несообразностях…
– …и разоблачить как важного шпиона этелекхов, – покивал мичман. – Кем же ему еще быть! Не душевнобольным же, в конце концов. Или, что не в пример обиднее, оббацаным гнячкой и прочими веселыми растениями! За безобидного психа по служебной лестнице не продвинут и внеочередного звания не дадут… Так что там у него было не так с тартегом?
– С тартегом у юноши все было в полном порядке. Очень древний и прекрасно изготовленный тартег, и он безусловно принадлежал своему владельцу, а не был им похищен либо позаимствован на время. Вы, верно, знаете, как это проверяется…
– Знаю, – сказал Нунгатау. – Итак, вы в замешательстве понимаете, что только что шмортанули обладателя тартега, и не простого тартега, а очень древнего и влиятельного. И чувствуете, как на вашей заднице сходятся прицелы самого серьезного оружия, какое только способны себе вообразить. Какую глупость вы предприняли в качестве следующего своего шага?
– Я уже устал выслушивать оскорбления, – поморщился старший инспектор. – Что, если я прямо сейчас шлепну вас из личного скерна?
– У вас будут неприятности. Большие неприятности от самых влиятельных персон, уж будьте покойны.
– Разве могут мои неприятности сравниться с вашими? Допустим, меня разжалуют и сошлют на какой-нибудь Троктарк. А вас упакуют в черный пластиковый мешок и вскорости пустят на переработку…
– Наберитесь терпения, – пожал плечами Нунгатау. – Я не девочка, любезностям не обучен, делаю свою работу грубовато. То есть не так изящно, как вы привыкли. Ну так вас и не часто допрашивают, старший инспектор. Зато теперь на своей холке поймете, каково было тому парню с тартегом, когда вы принялись задавать ему неприятные вопросы… грубо и неизящно.
Старший инспектор побагровел.
– Возможно, вы правы, – сказал он. – Но я старался быть деликатным, насколько возможно в сложившейся ситуации. Наша беседа…
– Допрос, – безжалостно поправил мичман.
– Ну хорошо, допрос… он затянулся сверх всяких приличий. Парень все время терял сознание.
– Куда ему сошлось залпом из парализатора?
– Вроде бы штатно, в правое плечо – чтобы вывести из строя боевую правую руку. Доктор сказал, что парализующий эффект прошел без последствий. Причиной обмороков было что-то иное. Какая-то реакция психосоматического типа, если я ничего не путаю. Юноша отключался без видимых причин трижды за небольшое время.
– Я могу поговорить с доктором?
– Можете. Когда он вернется из Майртэнтэ. Это поселение ссыльных каторжан, и оно…
– Я знаю, что такое Майртэнтэ, – сказал мичман. – И знаю, что оно у демона-антинома в заднице. И что с вашим доктором нельзя будет связаться, пока он не закончит там все свои дела. Проклятие, здесь что – один доктор на весь континент?
– Выездной осмотр контингента, – равнодушно пояснил старший инспектор. – Туда отправилась сборная бригада медиков, из числа опытных специалистов, имеющих опыт общения с каторжанами. Если все пройдет благополучно, доктор вернется в конце декады. А если не слишком… то можете рассчитывать на осмотр его останков.
– Вы чрезвычайно меня ободрили, – буркнул Нунгатау. – Что дальше?
– Пока юноша валялся в очередной отключке в лазарете, куда его доставили после инцидента, я вынужден был информировать о случившемся капитан-командора Хэйхилгенташорха. Ему… как и вам… не понравилось, что по обладателю тартега стреляли из парализатора. Когда я продемонстрировал ему снимок тартега, недовольство капитан-командора сделалось несовместимым с нормами официального общения. («Старина капком начал орать, колотить кулаками по столу и валить тебя, псекацага, злыми солдатскими хренами», – злорадно подумал мичман.) На этом мы расстались. («Он тебя вышвырнул из кабинета и отправил стоять навытяжку в изголовье оскорбленного действием аристократа, пока тот не соизволит вернуться в сознание. А уж потом, успокоившись, сверился с Высоким родовым сводом, чтобы узнать, кому и куда адресовать униженные извинения за инцидент. И по каким-нибудь ссылкам понял, с кем имеет дело. Или обратился к какой-нибудь секретной базе данных. Или вызвал начальника гарнизонной секретной части капитана Аумиссирмарха – кстати, что с ним? последовал за капкомом в забвенную глушь? отделался каким-нибудь страшным обетом молчания? – и тот ему объяснил, как поступить, в каких терминах составить донесение и какого цвета конверт для транспортировки оного употребить. Одного только наш добрый секретчик не объяснил: какая участь ожидает капкома в тот момент, когда содержимое донесения станет известно гранд-адмиралу…») Вернувшись, я застал юношу в добром здравии и счел за благо продолжить беседу.
– Допрос, – машинально ввернул мичман.
– Это нельзя уже было назвать допросом, – возразил старший инспектор. – Мое видение ситуации изменилось. Стало очевидно, что это не агент этелекхов, а молодой человек, попавший в сложные жизненные обстоятельства. Мы мирно побеседовали и в процессе общения пришли к обоюдному согласию, что причин для его дальнейшего пребывания в лазарете, а наипаче под моим наблюдением, не существует.
– И вы его отпустили, – промолвил мичман.
– Да, – подтвердил Имсантуарн. – Я его отпустил. Если быть точным, я простился и оставил его на попечение медицинского персонала. Как мне доложили позднее, янрирр Тиллантарн недолго задержался в лазарете после моего ухода.
– В чем выразилось упомянутое вами «обоюдное согласие»?
– Я не помню в подробностях. Возможно, он выразил желание покинуть лазарет. И я не нашелся, что возразить.
– Разве капитан-командор не потребовал от вас держать молодого человека под строжайшим присмотром?
– Потребовал, – сказал старший инспектор. – Но в ходе беседы я счел разумным нарушить это требование. В конце концов, я не обязан подчиняться гарнизонному начальству.
«Любопытно, как тебе это сошло с рук», – подумал Нунгатау.
– Я удовлетворил ваше любопытство, мичман? – спросил старший инспектор.
– Слегка, – сказал тот. – На шлаперик.
«Ничего от тебя больше не добиться, олух несчастный. Изволите видеть – обоюдное согласие!»
– Тогда и я хотел бы задать вопрос, – промолвил старший инспектор. – Кто был этот юноша? Из-за чего, собственно, такая суета?
«Так я тебе и сказал!»
– Молодой аристократ с нездоровой тягой к приключениям. Его потеряли родные и близкие.
– Если вам представится такая возможность, – сказал старший инспектор, выпрямившись во весь рост и преисполнившись значительности, – прошу уведомить старейшин рода, что не имел в виду нанести оскорбление их достойному отпрыску, а всего лишь исполнял служебный долг в меру своего умения и понимания оного.
– Уж доведу, будьте покойны, – обещал Нунгатау. – Уж так доведу, что… Но не расслабляйтесь: ничего еще не закончилось. И было бы очень неплохо с вашей стороны, если этот высокородный юнец вдруг обнаружится в пределах досягаемости, уважительно и в то же время непреклонно поумерить его прыть. Не забыв при этом известить меня.