– Ворон, – ответил тот, кивнув едва заметно. – Доктор Кратов.
– Доктор Вревский…
– Полагаю, мы не станем тратить время на обмен любезностями, – сказал Голиаф. – Перейдем сразу к конкретике. Прошу садиться. Нам понадобится стол?
– Да, – сказал Носов. – Возможно, мне придется развернуть здесь свой видеал.
– Твой заветный видеал, – усмехнулся самым краешком рта Вревский. Он едва сдвинул брови, – у него вообще была очень экономная мимика, – и прямо из земли, растолкав палую хвою, вспучился большой белый гриб и обернулся невысоким круглым столом. – Мы здесь потому, что положение дел с заложниками стало совершенно неприемлемым для всех административных институтов Федерации.
– Появились новые сведения? – быстро спросил Кратов.
– Нет, – еле слышно сказал Носов.
Почти все его усилия уходили на то, чтобы не позволить Кратову прочесть его эмоциональный фон. «Применение эхайнским патрулем энергоразрядного оружия… ранения, несовместимые с жизнью…» Обо всем этом надлежало молчать, пока не придет исключающее всякую надежду на благополучный исход подтверждение от Номада.
– Нет. Разве это что-то меняет? – Вревский пожал плечами. – Ситуация и без новых сведений столь же абсурдна, сколь и нетерпима. От нас требуют эффективных действий, причем в кратчайшие сроки. И, собственно говоря, меня удивляет только то, что в такой резкой форме этот вопрос не поднимался намного раньше.
– Похоже, инцидент с Морозовым стал последней каплей в чаше терпения, – проворчал Носов.
– Да, задачу возвращения Морозова и освобождения заложников никто там, – Голиаф указал большим пальцем куда-то себе за спину, – разделять не намерен. Они просто хотят, чтоб граждане Федерации не околачивались по враждебным территориям. И, уж разумеется, речи быть не может о каких-то сроках продолжительнее нескольких месяцев. Нам обещана любая помощь и выдан полный карт-бланш. – Носов недоверчиво хмыкнул, и Голиаф с ядовитой иронией уточнил: – Перспектива силовых акций не обсуждалась.
– Как они там у себя это видят? – спросил Носов. – Без силовых акций?
– Они видят решение двух поставленных перед нами задач так и только так. И мы не имеем права выходить за рамки, которые нам отведены Наблюдательным советом.
– Лично я не представляю… – начал было Эрик.
– Я тоже представляю это довольно слабо, – прервал его Вревский, – но другого выбора у нас нет. Впрочем… в самом крайнем случае… нам было позволено использовать фактор непреодолимой силы.
– Ну хоть что-то…
– Бескровно и строго в пределах разумной целесообразности.
– А кому нужно кровопролитие? – усмехнулся Носов. – Исторически доказанная неэффективность…
Кратов, усмехаясь, произнес:
Голиаф посмотрел на него в некотором смятении, а затем сдержанно осведомился:
– Доктор Кратов, у вас по случаю не образовались какие-то новые дипломатические рычаги воздействия на Черных эхайнов?
– Увы, нет. Но я намерен проверить одну свою давнюю ксенологическую гипотезу… и если она подтвердится, применить на практике.
– Он у нас такой же затейник, как и секретник, – заметил Носов.
– И все же вам придется поделиться со мной своими тайнами, – твердо сказал Голиаф.
– Никакие это не тайны, – сказал Кратов. – С недавних пор меня занимает тема ангелидов. Как вы знаете, это…
– Я знаю, кто такие ангелиды, – перебил его Вревский.
– Так вот: мне показалось, что мы недооцениваем размеры ксеноэкспансии в дела человечества…
– Вы хотели сказать – Федерации?
– Нет, именно человечества. Федерация – всего лишь обозначение общественно-политического устройства нашей цивилизации. Мы развиваем культурную конвергенцию с близкими нам галактическими расами и ничего не имеем против экономической экспансии в приемлемых для нас формах. Но здесь я подразумевал эволюционный, если угодно – антропогенный аспект этой темы.
– Вы уверены, что это имеет какое-то отношение к нашим высокоприоритетным задачам?
– В широком смысле – нет. На настоящий момент тема ангелидов, как я ее понимаю, целиком и полностью относится к компетенции ксенологии. Но за недостатком времени я не собираюсь исследовать ее углубленно… этим я займусь чуть позже, когда двести один человек ступит на поверхность любого из миров Федерации.
– Двести человек и один эхайн, – поправил Носов. – И не факт, что последний… – Он едва не сказал «вернется» и постарался, чтобы пауза, вызванная неточным выбором слова, осталась для Консула незамеченной. – …пожелает вернуться.
– Пусть он прежде сам изложит свои намерения собственной матери, в собственном доме и по достижении возраста самостоятельности! – Кратов начал закипать.
– Не отвлекайтесь, – строго сказал Голиаф. – Что там с вашими ангелидами?
– Да, конечно… Мне кажется, что мы сможем использовать эту покуда весьма расплывчатую тему в узком и совершенно конкретном качестве.
– И каким же образом?
– Кажется, кое-кто только что упомянул матушку юного Морозова, – нервно проговорил Носов.
– Ну, я упомянул, – ответил Кратов. – Что, не следовало?
– Пожалуй, – сказал Носов. – Похоже, мы разбудили лихо.
По аллее легким стремительным шагом на них надвигалась Елена Климова. Не шла, а именно надвигалась. Как стихия, как самый разрушительный ураган. По мере приближения непринужденными жестами она сносила с постаментов все вазы на своем пути.
– Коллекционный фарфор, – слегка задохнувшись от невиданного вандализма, промолвил Вревский трагическим голосом. – Эпоха Мин. Бесценный антиквариат. Вдребезги, все вдребезги…
– Не о том беспокоитесь, коллега, – сказал Кратов. – Сейчас она до нас доберется.
Возвышение мичмана Нунгатау
– Итак, мичман? Я жду.
Пока бедолага кхэри, с которого мигом, как шелуха с переспелого зерна, слетела вся наглость, беззвучно шлепал губами на манер выброшенного на берег осклизлого обитателя вод, гранд-адмирал Вьюргахихх протиснулся между ним и Каннорком к столу и сграбастал розовый конверт.
– Вы намерены отвечать на мой вопрос?
– Д-да, янрирр…
– Ну так самое время начать.
– Ке… келументари – это предание. Миф… Никто не верит, что они существовали. О них рассказывают всякую шрехну… всякий вздор.
– Тогда как вы относитесь к тому, что здесь написано? – Вьюргахихх повертел злосчастным конвертом перед носом мичмана Нунгатау.
– Виноват… Не могу судить… не ознакомлен…
– Ложь, – с наслаждением произнес гранд-адмирал, – есть одно из десяти наитягчайших согрешений, что вверг в наши души демон-антином Юагрморн, с тем чтобы отвратить нас от духосообразности и совершенства Стихии Стихий. Хотя вы как этнический кхэри вправе и не разделять наши религиозные догматы… А уж говорить о лжи перед лицом своего военачальника и вовсе не приходится.
Что ж, гранд-адмирал не был слишком сведущ в этнических нюансах. И не в пример более образованные персоны терялись в предположениях, во что на самом деле верили и чему поклонялись кхэри. Многие сходились на том, что в числе их добродетелей правдолюбие – наипаче в отношении начальства, да еще чуждого исповедания, – не упоминалось. Но в том, что кхэри издавна славились дерзостью и своенравием, разногласий не было. А уж о их упрямстве ходили не только легенды, но и анекдоты. Дерзить в лицо гранд-адмиралу мог бы только безумец с суицидальными наклонностями. Гнуть свое до последнего – только чистокровный кхэри.
– Не могу судить, – повторил мичман и набычился.
– Я облегчу вашу задачу, – сказал гранд-адмирал, хотя на самом деле намерен был облегчить ее в первую очередь себе. – Келументари – не миф. Информация о том, что один из этих выродков некоторое время тому назад вторгся извне в пределы Эхайнора, вызывает мое полное доверие. «Извне», как подразумевается, – из той части обитаемой Галактики, где его пригрели и выпестовали. Кто выпестовал? Наши древние противники. Я почти двадцать лет ждал этого дня. И я к нему готов… Поскольку на меня возложена ответственность за покой и благополучие внутренних миров Черной Руки, я сделаю все, чтобы найти и обезвредить выродка келументари прежде, чем он обрушит в преисподнюю все, что мы с вами любим и охраняем. Что скажете, мичман?
– Верный слуга янрирра… – пробормотал Нунгатау, теряясь в догадках, куда клонит гранд-адмирал.
Каннорк был озадачен и того более, но счел за благо повременить с вопросами. Например, с таким: откуда Вьюргахихх вообще узнал о содержании конверта.
– Я буду откровенен с вами, и скоро вы поймете, отчего, – продолжал гранд-адмирал.
«Кажется, я уже понял, – подумал Каннорк и вновь облился холодным потом. – Неужели существует еще и приложение три точка четыре?! Я не трус… я эхайн, а значит – прирожденный воин, презрение к смерти у меня в крови… но я не готов умирать сейчас! Особенно так бесславно, будто скот на скотобойне…» На самый короткий миг он вдруг испытал братские чувства к мичману, которого незадолго перед этим с жестоким равнодушием готов был спровадить на ту самую скотобойню, где равнодушно и беспощадно соблюдаются высшие государственные соображения.
– Т’гард Аттамунтиарн, военный атташе Черной Руки в халифате Рагуррааханаш, вернулся в расположение миссии мрачный и одновременно восторженный, – с артистическими интонациями вещал гранд-адмирал, удобно расположившись в единственном кресле. – На расспросы сослуживцев отвечать отказался. Но вечером того же дня, ввиду употребления небывалой для него дозы горячительного, сделался несколько более обычного словоохотлив и сообщил, что во время своего вояжа имел фантастическую встречу с собственной мечтой. От развития темы, впрочем, уклонился. Еще чуть позднее, во время амурного свидания с некой высокородной янтайрн, каковая по счастливому стечению обстоятельств оказалась нашим штатным информатором, обмолвился в том смысле, что видел живого, полного сил и вполне юного на вид келументари из рода Тиллантарн. – Вьюргахихх пересказывал содержимое розового конверта наизусть, хотя продолжал держать его под ладонью даже невскрытым. – Покуда упомянутый информатор составлял послание в мой офис, келументари благополучно достиг пределов Эхайнора и не таясь объявился в космопорте Анаптинувики… Благодарение Стихии Стихий, что наделила крупицей ума капитан-командора, вашего начальника: он верно интерпретировал полученную от компетентных служб космопорта информацию и стал действовать в полном соответствии с особым распоряжением Директора Бюро военно-космической разведки за номером… Впрочем, воображаю, как этот олух потешался над содержанием сего авторитетного документа!
Мичман Нунгатау побагровел. Вероятно, так и обстояло дело, и он в той потехе принимал живейшее участие.
– Так вот, мичман, – сказал гранд-адмирал зловещим шепотом. – В наш безмятежный и радостный мир пришел келументари. Если вам рассказывали милые сказочки о творимых этими выродками чудесах, то сказки эти – ложь. Если вас пугали на сон грядущий страшными историями об их запредельных злодеяниях, то это – ложь. Ибо ничего милого и доброго в келументари изначально нет, а несомое ими зло во сто крат ужаснее всех ночных кошмаров. Келументари молод, полон сил и амбиций. Но я должен остановить его прежде, чем его амбиции обретут реальные очертания, и я его остановлю. А вы, мичман, мне поможете.
– В-верный слуга…
– И когда все закончится нашей победой, я обрету покой, а вы – титул, родовое имя и подлинную честь эхайна. Т’гард Нунгатау – звучит недурно, не так ли?
Мичман закрыл глаза и мечтательно улыбнулся.
– Да, янрирр гранд-адмирал, – промолвил он внезапно выровнявшимся голосом. – Звучит просто потрясающе.
– Значит, мы с вами сработаемся. Верно, вы не знали, что за пределами этого офиса вас ждала расстрельная команда. Ну, это мы так ее называем, на деле же никто стрелять в вас не намеревался, ликвидация имела бы место бесшумно и нечувствительно… Таковы правила. Но я решил, что вы еще способны прекрасно послужить Эхайнору. Цените это и помните, кто подарил вам жизнь. И это не последний из моих подарков, ибо я щедр с теми, кто мне полезен.
Нунгатау совершил трудное глотательное движение. Мысль о том, что у него только что хотели отнять жизнь, но вместо этого вернули обратно – и даже с прибытком! – поразила его своей новизной до самых печенок.
«А я? Что со мной?!» – потерянно гадал контр-адмирал Каннорк, поникший и всеми забытый.
– Что я должен сделать для моего гранд-адмирала? – прорычал мичман Нунгатау, на глазах набирая значительности.
– Возвращайтесь на Анаптинувику. Я дам вам в подчинение своих людей… Найдите мне этого келументари. Ведь вы следопыт? Пройдите по следам от космопорта до его логова. И приведите мне его живым. Невредимым – не требую… Учтите, мичман: вы не единственный, кто займется поисками. Вполне возможно, что его и след простыл с Анаптинувики. Но я на вас надеюсь. Что-то вещует мне, что в этой гонке нужно ставить на новичка. – Гранд-адмирал покопался в нагрудном кармане кителя с искроблещущим шитьем, извлек оттуда плоский керамический медальон на металлической цепи и толкнул его пальцем по столешице в направлении мичмана. – Вот, возьмите, и ежели вознамеритесь утерять, то исключительно сразу после собственной башки. Как это у вас, на кнакабуме… вдогонец по тибрязу.
Нунгатау сграбастал медальон со всевозможным проворством, словно это была его бессмертная душа. «Церрег», личный знак гранд-адмирала, поднимавший любые шлагбаумы и открывавший самые невообразимые врата, и сам – маленькие овальные врата в умопомрачительное будущее.
– Да, янрирр гранд-адмирал. Я не подведу. Вдогонец по тибрязу.
– Еще бы! – усмехнулся Вьюргахихх. – Еще бы вы вякнули что-то иное. Я бы сам вас порвал прямо тут… А теперь отправляйтесь в Административный дивизион, в замок Кебарн. Испытание не для слабодушных натур… ну да вы, я уверен, справитесь. Отыщете в Персоналиуме квартирмейстера Рамиакту – кстати, ваш сородич-кхэри… он введет вас в курс дела и снабдит необходимыми полномочиями. И помните: теперь у вас один хозяин – я. – Выдержав паузу, добавил: – Ах, да: еще Стихия Стихий… но высшими силами вы не настолько востребованы, как о себе мните.
Игры разумов
– Какими предпочтете первую партию? – спросил Дирк Оберт соперника.
– Не знаю, понимаете ли вы это или нет, но ваша манера начинать игру с унижения моего достоинства эхайна и воина… – проворчал капитан Ктелларн, впрочем – без особого раздражения.
– Что мешает вам использовать против меня то же оружие?
– Я не настолько хорошо владею вашим языком, чтобы уметь вывести вас из равновесия. Порой складывается впечатление, что вас вообще ничто в этой жизни не волнует.
– Отчего же… Волнует, и многое. Например, оставили ли вы дома свой скерн и где прячете хоксаг…
Усмехаясь, капитан извлек из-за сапога тонкий черный стек с витой рукоятью и небольшим утолщением на конце.
– Видите, я кладу его на подоконник, – сказал он. – У вас ведь не возникнет вредных иллюзий, будто вы способны им завладеть?
– Я даже не знаю, что потом с ним делать, – пожал плечами Оберт. – Могу пораниться.
– Вы правы, в обращении с этой игрушкой необходим навык. Я знавал офицеров, которые в серьезном подпитии либо по накурке пускали хоксаг в дело и сами же оставались без пальцев или чего поважнее…
Оберт подровнял пешечный строй, щелчком смахнул невидимую пушинку с кельтского крестика на шапочке белого короля.
– Итак, янрирр?
– Белыми, черт возьми!
Усмехаясь, Оберт перевернул доску черными фигурами к себе.
– Ваш ход, капитан.
Ктелларн расстегнул воротник мундира, сдвинул брови, беззвучно пошевелил губами (иногда Оберту думалось, что эхайн относится к игре, как к некому мистическому акту, и перед тем, как двинуть вперед королевскую пешку, молитвой призывает на помощь добрых духов своего народа… хотя Руссо, который лучше других разбирался в эхайнской культуре, утверждал, что в наиболее распространенной мировой религии эхайнов нет ни добрых духов, ни злых, а в качестве божественных сущностей выступают объективированные аллегории Десяти Стихий, и постоянно путался в их перечислении) и принялся, как обычно, разыгрывать испанскую партию.
– Любопытно, почему вы избрали меня для оттачивания своего гроссмейстерского мастерства, – сказал Оберт. – В поселке есть куда более сильные игроки. Тот же Леклерк. Или Руссо. Последний даже участвовал в каких-то региональных чемпионатах.
– Да, я знаю, – ответил Ктелларн. – Леклерк молчит во время игры и все время потеет. Как будто боится одновременно и проиграть, и выиграть. Кому интересен партнер, который только сопит и потеет? А этот ваш Руссо мурлычет под нос какие-то отвратительные песенки и рассказывает несмешные анекдоты. И вдобавок выигрывает. Выигрывает всегда, с предопределенностью смены времени суток. Однажды он играл со мной, стоя спиной к доске и любуясь закатом. И даже когда я, сгорая от стыда, украл с доски одну из его ладей, он все равно выиграл, потому что ему не нужны были две ладьи. Ему вообще не нужна половина фигур, чтобы поставить мне мат. Хорошо, что к нему я приходил без скерна, без хоксага, только что не без штанов… Это было не только унизительно, а и оскорбительно. Любого эхайна за такое бесчинство я давно призвал бы на Суд справедливости и силы и порезал бы на ремни. Или он меня… Но поступать так с вами бессмысленно. Вы не в состоянии защитить свою честь смертью обидчика.
– Вы же знаете: мы не убиваем себе подобных.
– Вы вообще никого не убиваете. Даже животных. Если речь не идет о шахматной игре. Может быть, в играх вы компенсируете свой недостаток агрессии в реальной жизни!
– Разве моя игра так уж агрессивна?
– Ваша – нет. Вы умеете брать верх, не унижая соперника. Насчет Руссо можно поспорить… Нет, я не хочу с ним играть. Кому интересен партнер, который всегда выигрывает?
– Но ведь я тоже всегда выигрываю, – заметил Оберт.