– Вы же знаете: мы не убиваем себе подобных.
– Вы вообще никого не убиваете. Даже животных. Если речь не идет о шахматной игре. Может быть, в играх вы компенсируете свой недостаток агрессии в реальной жизни!
– Разве моя игра так уж агрессивна?
– Ваша – нет. Вы умеете брать верх, не унижая соперника. Насчет Руссо можно поспорить… Нет, я не хочу с ним играть. Кому интересен партнер, который всегда выигрывает?
– Но ведь я тоже всегда выигрываю, – заметил Оберт.
– Потому только, что я недостаточно сильно играю. А Руссо – потому что он играет слишком сильно. Улавливаете разницу?
– Ну еще бы… Я просто выигрываю. И тем самым оставляю вам надежду. «Питай надежды; испытывай скорее спокойное веселье, чем буйную радость; стремись скорее к разнообразию удовольствий, чем к их излишеству; переживай удивление и восхищение от знакомства с новшествами!..»[4] – вдруг возгласил Оберт с неожиданным воодушевлением. Эхайн смотрел на него с легкой оторопью. – Гм… Руссо… он не выигрывает, а побеждает, потому что он сильнее и будет сильнее во веки веков.
– Вот именно. Какой же эхайн смирится с мыслью о собственной неполноценности? Что станет с его самооценкой?
Несколько минут они молча двигали фигуры по доске.
– Де Врисс болен, и очень серьезно, – сказал Ктелларн. – Мне сказал об этом капрал Даринуэрн. А чуть позже – доктор Сатнунк, который его осматривал.
– Я знаю.
– Как вы можете знать? Вы же почти не выходите из дома.
– И тем не менее…
– Может быть, вы даже знаете, в чем причина его нездоровья?
– Разумеется.
Плохо залеченная рана. На Земле лечат не так, как в Эхайноре. Мы восстанавливаем целостность тканей и покровов с помощью естественной регенерации. А вы только тормозите разрушительные процессы и не слишком умело пытаетесь сращивать края ран. Улавливаете разницу?
– Не очень.
– Просто примите как данность. И не забывайте: мы здесь все больны. Кто-то больше, кто-то меньше. Как морские рыбы, выпущенные в затхлый пруд. Трепыхаемся, плещем плавниками, шевелим жабрами… и медленно умираем.
– Но ведь никто до сих пор не умер.
– Потому что тоже вы оставили нам надежду, – усмехнулся Оберт. – Прозорливо и даже благоразумно. Мы живы потому только, что хотим вернуться домой.
– Надеетесь на спасение? Вам не кажется, что Земля пренебрегла двумястами своими согражданами ради нерушимости своих гуманистических идеалов?
– Вы опять за свое…
– Если вас могли спасти, почему не сделали это раньше?
– Я не знаю. Наверное, это не так легко, как хотелось бы им… и нам. Это повышает вашу самооценку?
– А если все затянется на десятилетия? – спросил Ктелларн, пропустив колкость мимо ушей.
– У меня нет ответа. Только предчувствие… что-то должно начать происходить. Либо ваше начальство решит избавиться от нас тем или иным способом – уничтожить или отпустить на свободу. Либо все же нас вызволят свои.
– А если ничего не начнет происходить?
Оберт помолчал, внимательно разглядывая собеседника.
– Мне куда более любопытно знать, что вы станете делать, когда мы начнем умирать, – сказал он.
– Хотите, скажу?
– Хочу.
– Ничего не станем делать. Конечно, это громадное везение, что до сих пор все вы живы и относительно благополучны. Но когда это случится… как это говорится в вашей священной книге… «предоставь мертвым погребать своих мертвецов».
– Спаситель имел в виду несколько иное, нежели вы.
– Главная прелесть Библии состоит в том, что там есть цитаты на все случаи жизни, и даже вне контекста они звучат остроумно… Так вот, мы предоставим вам хоронить своих мертвецов. Пока вы не вымрете все. А Федерация, с нашей помощью, будет продолжать думать, что вас по-прежнему двести, как и было. Неведение об истинном положении вещей так успокаивает…
– Нас уже не двести, – сказал Оберт. – Нас двести шестнадцать.
– Да, как выяснилось, люди неплохо размножаются в неволе. В отличие от некоторых других видов животных.
Оберт стиснул зубы. «Ненавижу, – подумал он. – Иногда я чувствую, что мог бы его убить. Он это понимает или нет?» Взгляд его невольно сместился к всеми забытому на подоконнике хоксагу. «Только руку протянуть. И знать бы еще, как привести в действие… Хотел бы я посмотреть, как ты поведешь себя в этот момент, сохранишь ли свою спесь, останешься ли разумным и довольно-таки наглым существом или обратишься в запуганную тварь, изнывающую от одного только страха боли…»
– Вам доводилось убивать, янрирр? – спросил он.
– Забавный вопрос, – пожал тот плечами. – Я эхайн. Меня учили этому с детства. Я офицер Космического флота Черной Руки. Примите во внимание два Суда справедливости и силы, на которых мне с оружием довелось отстоять собственную честь.
– Мат, – с наслаждением произнес Оберт.
– Что? – переспросил эхайн рассеянно.
– Вам мат, капитан.
С минуту, а то и дольше, Ктелларн таращился на игровую доску.
– Уже? – наконец спросил он, старательно изображая хладнокровие. – Так быстро? Похоже, я не на шутку раззадорил вас.
– Ну что вы… Меня многое волнует в этой жизни, но только не ваши подначки. Шахматы намного сложнее той игры, что вы ведете со мной за пределами деревянной доски.
Ктелларн молча встал и порывисто вышел на улицу. Оттуда донесся глухой звук удара, стену коттеджа тряхнуло, в хозяйственном пристрое посыпалась какая-то посуда. «И кто из нас двоих животное? – мстительно подумал Оберт. – Чудо, что Руссо до сей поры не остался без крыши над головой!»
И он снова посмотрел на хоксаг. «Не сейчас. Будет еще подходящая минута… когда я узнаю или подсмотрю, как эта штука работает, когда окончательно вытесню ненавистью свой страх. И когда не смогу уговорить себя, что будет еще случай поудобнее».
Вернувшись, Ктелларн выглядел обычно и даже улыбался почти приветливо. Только, как бы невзначай, спрятал за спину левую руку. «Башкой нужно было, она явно покрепче», – продолжал мысленно потешаться Оберт.
– Еще партию?
– Почему бы нет? Но на сей раз я бы предпочел увидеть приз…
Притворно хмурясь, Ктелларн извлек из нагрудного кармана форменной куртки кристаллик в квадратной оправке из черного пластика, напоминающего эбонит, и неспешно, соразмеряя движения с величием момента, опустил в центр шахматной доски.
– Что здесь? – осведомился Оберт, стараясь казаться безразличным.
– Не все ли равно? – хохотнул Ктелларн.
«Словно сцена обольщения из ветхозаветного водевиля, – подумал Оберт. – А мы – актеришки провинциального театра в маленьком, затерянном среди звездных россыпей мирке. Но, любезный враг мой, сейчас у тебя нет ни единого шанса на победу. За возможность обладать этим кристалликом я буду безжалостен, как старина Руссо, я растопчу тебя и унижу…»
Титания в бешенстве
При виде Климовой всем, не исключая Кратова, захотелось сделаться невидимыми или по крайней мере достаточно миниатюрными, чтобы юркнуть в кусты за скамейкой и там затаиться. Это желание было написано даже на застывшем лице Голиафа, что в сочетании с горьким сожалением по поводу расколоченной посуды сообщало ему выражение опереточного комика.
– Леночка, ты совершенно напрасно… – быстро заговорил Кратов. И осекся, вдруг услышав внутренним ухом, насколько омерзительно звучит его жалкий лепет.
– Чем вы тут заняты, господа? – спросила звенящим от ненависти голосом Климова.
Голиаф звучно прочистил горло.
– Э… м-м… если угодно… мы обсуждаем план по безопасному извлечению Северина Мо… – он поморщился и тут же поправился: – Вашего сына оттуда, куда он имел неосторожность угодить.
– Собственно, мы даже знаем, где он сейчас… – предпринял вторую попытку Кратов и снова замолчал.
Климова не удостоила его взгляда.
– Кстати, как вы нас нашли? – строго осведомился Вревский. Если в этот момент он и походил на эльфа, то на изрядно потрепанного жизнью. – И как вообще сюда попали?!
Носов страдальчески поморщился. Подобные вопросы были в равной степени неуместны и несообразны, и уж лучше им было бы оставаться риторическими. Впрочем, Климова и не собиралась на них откликаться.
– Пока вы обсуждаете свои планы, – сказала она, – не возражаете ли, если я начну действовать?
– Это плохая идея! – воскликнул Голиаф. – Просто ужасная идея! Думаю, что…
– А мне плевать на то, о чем вы думаете, – сказала Климова. – У меня есть сын. Вы приняли на себя ответственность за его безопасность. Вы не справились. Тупо и бездарно не справились. Мне было обещано, что нас оставят в покое навсегда. Вы меня обманули… Теперь моя очередь решать мои проблемы.
– Лена, выслушай меня, – проговорил Кратов.
– Я уже однажды сделала такую глупость.
– И все же дай мне еще один шанс…
– И все же дай мне еще один шанс…
Климова упорно не смотрела в его сторону.
– Хорошо, говори, – наконец позволила она.
– Это не было операцией Департамента оборонных проектов.
– Да?! Что же это было?
– Ты можешь думать что угодно, но… твой мальчик повзрослел. Не забывай, что он эхайн, а эхайны взрослеют раньше.
– Не произноси при мне этих слов!
– Хорошо, постараюсь… Сева почувствовал себя достаточно взрослым, чтобы самому принимать решения. Да, он еще подросток, дитя – для тебя, для меня… для всех. Но не для себя самого. И он – опять-таки неожиданно для всех! – начал совершать поступки. Никто не ожидал, что он на такое способен. Он же никогда не совершал поступков! Поэтому он всех застал врасплох.
– Еще недавно он и не помышлял об этом. Что же его так изменило? Или кто?
– Он получил слишком много информации, – тихо сказал Носов.
– От кого?!
– От меня, – сказал Кратов. – От Забродского. От Ольги. И от тебя, кстати, тоже. Ты знаешь, что бывает, когда достигнута критическая масса.
– Где он сейчас?
– По нашим сведениям, на Анаптинувике, – сказал Голиаф. – Это один из миров Черной Руки…
Климова наконец бросила короткий взгляд на Кратова. Тому понадобилось некоторое усилие, дабы убедить себя, что это не залп из фогратора и уворачиваться необязательно.
– Эхайнор, – сказала она почти спокойно. – А ведь я даже не удивлена. Эхайнор… Но, если мне не изменяет память, туда нет доступа гражданам Федерации. Кто научил, кто помог моему сыну? Я бы очень хотела знать, очень…
– Это… – начал было Голиаф, но Кратов опередил его:
– У нас есть предположения на сей счет, мы собираемся их проверить. И наказать виновных.
– Уж постарайся, пожалуйста, – сказала Титания. – Как ты и обещал. Не мне же этим заниматься… Или все же мне?
– Госпожа Климова, – торжественным голосом произнес Вревский. Он уже собрался с духом, вернул себе утраченное в первые минуты лицо и снова выглядел впечатляюще. – От имени Департамента оборонных проектов мы приносим вам искренние извинения за все допущенные ошибки. Мы намерены в самое ближайшее время их исправить и вернуть вашего сына домой. Живым и невредимым.
Носов, стиснув зубы, отвернулся. Он тоже неплохо умел притворяться, но всему были свои пределы. «Что мы творим? – подумал он. – Кого мы пытаемся обмануть? Зачем?! Мы сами загоняем себя в тупик, откуда никогда уже не выйдем хорошими людьми».
– Один месяц, – сказал Кратов. – Дай нам только один месяц. За меньший срок мы просто не управимся. А больший – неприемлем ни для кого в пределах Федерации.
– Хорошо, – сказала Климова. – Один короткий месяц – тридцать дней. Кстати, время пошло. – Она покачала у него перед носом указательным пальцем, словно маятником метронома. – Тик-так, тик-так… Но если у вас не получится, не окажитесь ненароком на моем пути.
Климова повернулась и быстро зашагала прочь. Задержалась лишь на мгновение – чтобы смахнуть наземь случайно устоявшую на своем постаменте вазу. Голиаф невольно втянул голову в плечи.
– Откуда вы взяли этот чертов месяц? – спросил он. – Почему же не год? Мы не уложимся.
– Конечно, – согласился Носов. – Спецоперация требует слишком серьезной подготовки. Даже если мы попросим поддержки у Галактического Братства.
– А мы безусловно попросим, – сказал Кратов. – Так или иначе… И в наших общих интересах все же управиться за один месяц.
– Пожалуй, – вздохнул Вревский. – С одной стороны эхайны, с другой – Климова. Воевать на два фронта всегда было нелегко. В таких ситуациях я всегда чувствую себя дилетантом.
– Так мы и есть дилетанты, – мрачно заметил Кратов. – Что, не знали?
– И мне это уже порядком надоело, – промолвил Носов.
– Что тебе надоело? – спросил Кратов.
Носов обреченно усмехнулся. «Быть гнусным лжецом», – подумал он. А вслух ответил:
– Быть дилетантом.
Кратов задумчиво посмотрел на него сверху вниз.
– Пошел ты знаешь куда, – сказал он наконец.
Факты биографии мичмана Нунгатау
Когда за мичманом закрылась дверь, гранд-адмирал озорно крутанулся в кресле и с дивной легкостью закинул ноги на стол.
– Сволочь, – сказал он энергично. – Кхэри чистейшего розлива. Терпеть их не могу, а вы? Не отвечайте. Никогда не знаешь, чего от них ждать, а значит – жди какого-нибудь негодяйства, и не ошибешься. Главное – правильная и сильная мотивация. Ну, это универсальный рецепт, и не только для дрессировки всех этих кхэри… ксухегри… Кстати, вольно, контр-адмирал. – Каннорк выдохнул колом стоявший внутри воздух и ослабил колени. – Что вы стоите, как идол Праматери всех женщин? Вы здесь хозяин, а я гость.
– Как прикажете, янрирр, – прошелестел Каннорк.
Похоже, приложения три точка четыре все-таки не существовало.
– Присаживайтесь, дружище. Ах да… Впрочем, согласитесь, если кресло одно, то восседать в нем должен старший, а я старше вас и по званию, и по возрасту, не говоря уж о месте в административной иерархии… Вы ждете моих объяснений? Хотя я и не обязан их давать… впрочем, извольте. Вас интересует, отчего я не выгляжу чересчур удивленным при самом употреблении фантастического термина «келументари» применительно к реальной действительности? Потому что я точно знаю: келументари существуют. Можно не верить в демонов и в первичные силы, можно, как это ни кощунственно прозвучит, усомниться в Стихии Стихий… но келументари реальны. Я скажу вам больше: они были всегда. Это долгая история… Без малого двадцать лет назад мы эффективно использовали уникальный шанс навсегда избавиться от них. Успокоились все… только не я. В моих счетных книгах обнаружилась недостача в восемь единиц. Восемь детей-келументари в возрасте от двух до десяти лет[6].
– Келументари размножались? – осторожно спросил Каннорк.
– Вы будете смеяться, но они практически ничем не отличаются от обычных эхайнов. Келументари мог бы сейчас находиться в этом кабинете, и вам в голову не пришло бы, кто же это так бойко беседует с вами на философские темы. Разумеется, они размножаются, у них та же половая дивергенция. У них есть имена: того, кто нам нужен, зовут Нгаара Тирэнн Тиллантарн… Особенности, которые превращают их в инкарнацию Темных Стихий, лежат в иной плоскости, нежели банальный этногенез… На чем я остановился?
– Восемь детей.
– Да, восемь… Очень скоро по своим каналам нам удалось достоверно установить гибель семерых выродков. Но остался один, который исчез. И коль скоро я не знал, что он мертв, то вынужден был полагать его живым. И ждать, что рано или поздно он объявится.
Вьюргахихх не глядя вытолкнул конверт на середину стола.
– Он и объявился. Внезапно. По правде говоря, я не ждал его так скоро. Люди взрослеют медленно…
– Люди? – вскинул брови Каннорк.
– Кто же еще! Только они, со своей слепой терпимостью, со своей генетической неразборчивостью могли принять и воспитать последнего из келументари…
Каннорк обессиленно прислонился плечом к стене. Мерзкий постыдный трепет, нутряной, до самых костей, теперь понемногу утихал, сменяясь обычной меланхолической уверенностью.
– Я было решил, – промолвил он вернувшимся голосом, – что вы упомянули «наших древних противников» в качестве эмоциональной фигуры речи, дабы придать весомости своим словам и побудить мичмана Нунгатау к вящему рвению в исполнении его служебного долга. Как вы справедливо заметили – сильная мотивация…
– Не без того. Фигура… гм… Но мне не пришлось лгать. Семнадцать лет этот келументари провел в окружении людей, в самом сердце Федерации, ничем не обнаружив своей дьявольской сущности. Им бы следовало удавить его в колыбели… или, уж если на то пошло, ему следовало бы явить свои качества там, где от них была бы ощутимая польза Эхайнору. Но что случилось, то случилось. Теперь он здесь, в пределах моей досягаемости. И я даже рад, что смогу сыграть с ним в догонялки… и что наконец-то все закончится. Так или эдак.
– Если все, что рассказывают о келументари, правда… вам достался нелегкий соперник, янрирр гранд-адмирал.
– Я небольшой ценитель игры в поддавки. Сильный противник – мечта настоящего эхайна… В старых байках много преувеличений. Во всяком случае, келументари остается существом из плоти и крови, он уязвим, в его жилах течет кровь, и если ее выпустить, он умрет… надеюсь. Ведь как-то же его можно уничтожить! Удалось же нам истребить всех его сородичей… Люди, сами того не ведая, сослужили нам добрую службу: они не готовили из него разведчика и воина. У них такое, благодарение Стихии Стихий, не принято. Это обычный инфантильный юнец, с человеческими понятиями о добре и зле. Следовательно, он уязвим вдвойне. Но зато воинов готовили из нас с вами. И мы обязаны использовать это преимущество как можно лучше и скорее. Не питайте иллюзий, Каннорк: соперник достался не только мне, но и вам, и всей контрразведке Черной Руки, и мичману Нунгатау… Кстати, о мичмане.