Гордеев, стараясь не шуметь, скользнул к окну и потянул вниз ручку внутренней рамы. Устройство запора было древнее, с тягами, однако работало исправно и без скрипа. Он распахнул одну, затем вторую раму и, опершись рукой на подоконник, рывком выбросил тело наружу. Окно немедленно за ним затворилось.
Мягко приземлившись, Станислав выпрямился и, шагнув в сторону, прижался к стене, чтобы его не смогли увидеть из номера. Он прислушался к окружающим шумам и огляделся. Погони за ним не было, а разглядеть что-то в темноте и опустившемся тумане было мудрено. Постояв еще пару минут, Гордеев осторожно двинулся вдоль кирпичной стены, ориентируясь на далекий рассеянный свет уличного фонаря.
Добравшись до конца дома, он обогнул его и, перегнувшись через невысокий заборчик, осторожно выглянул из-за угла. Никакого движения в опасной близости Станислав не обнаружил.
Слева в нескольких шагах темнела тумба объявлений. Справа в отдалении перед входом в гостиницу стоял автомобиль-фургон с включенными габаритными огнями. Хотя из-за тумана Стас не видел ни номера, ни надписей на бортах, а лишь различал очертания машины, сомнений, что на ней прибыли полицейские, не возникало.
Что стоит за этой проверкой документов? Обычная формальность или кто-то навел полицейских на гостиницу, сообщив им о странном госте, третьи сутки не выходящем из номера? Разумного ответа на эти вопросы не было, оставалось лишь гадать.
Выжидать, когда уедут полицейские, сидя в саду, смысла не было. Если они начнут осматривать гостиницу снаружи, могут случайно натолкнуться на Стаса. Поэтому он решил под покровом темноты и тумана передислоцироваться на другую сторону улицы в расположенный там скверик и попробовать подобраться поближе к входу, чтобы точнее оценить обстановку.
Стас оперся обеими руками на заборчик, попробовал его на прочность и, сильно оттолкнувшись ногами от земли, взмыл над штакетинами. Он еще находился в прыжке, как неожиданно из-за тумбы ему в лицо ударил острый луч фонаря и раздался громкий окрик: «Хальт!»
Сознание сработало автоматически, в доли секунды Гордеев оценил обстановку и принял решение. Едва Станислав почувствовал под ногами асфальт, он сделал обманное движение и стремительным переступом ушел в сторону, вырываясь из светового пучка, слепившего глаза. Луч фонаря метнулся следом, но опоздал. Гордееву хватило короткого мгновения, чтобы разглядеть в сумраке темную фигуру человека, выступившего из-за тумбы, и атаковать его.
Неизвестный, а это без сомнения был полицейский, успел осветить летящего к нему Станислава, но среагировать на нападение уже не сумел. В яростном прыжке Гор врезался каблуком ботинка в грудь человека и отбросил его на несколько шагов назад. Он упал спиной на мостовую. Фонарь, выпавший из рук, ударился об асфальт, звякнул разбитым стеклом и погас.
Стас понял, что здесь ему делать уже нечего. Если раньше теплилась надежда, что полицейские, не обнаружив в гостинице беспаспортных элементов, уедут и он возвратится в номер, то после произошедшего инцидента было понятно, что следует как можно скорее и дальше уносить ноги, а вместе с ногами все, что находится над ними и носит фамилию Гордеев.
Нанесение тяжких телесных повреждений стражу правопорядка в любой стране, тем более в законопослушной Германии, — преступление из ряда вон выходящее. И в том, что повреждения тяжелые, можно было не сомневаться. От расстройства чувств Станислав приложился каблуком к полицейскому со всей что ни на есть пролетарской старательностью. Пара ребер точно сломаны. Так что, считай, попал Стасик в очередную криминальную сводку по разделу особо опасных преступлений.
Скрыться от полиции — единственный выход. Как тот Колобок, что от бабушки и дедушки ушел: я от русского жмурика смылся, а от тебя, немец-колбасник, и подавно свалю…
С этими мыслями Гордеев ринулся в темноту, удаляясь от лежащего на мостовой полицейского, кстати, уже начавшего подавать признаки жизни. От стоящей у входа в гостиницу машины слышались громкие возгласы. По идее, следовало бежать подальше от полиции, но это было бы слишком просто, если не бездарно. Не тому в свое время учили Станислава.
Гор отбежал по улице на десяток шагов, остановился, прижавшись к забору, и осмотрелся. От машины к месту происшествия спешили люди. Один, второй… а вот и третий нарисовался. Гордееву на фоне расплывчатого ореола уличного фонаря были хорошо видны силуэты полицейских. А вот стражи порядка Стаса видеть не могли: улица за его спиной была не освещена.
Станислав скользящими шагами пересек мостовую и перебрался в сквер. Скрытно перемещаясь от дерева к дереву, он двинулся в сторону входа в гостиницу. По дороге Гордеев разминулся с полицейскими, торопящимися на помощь коллеге. И он тоже ускорил движение, углубившись в аллею, обрамленную высоким кустарником, за которым его трудно было разглядеть с мостовой.
Добравшись до траверса входа в гостиницу, Станислав на секунду остановился, оценивая обстановку. На ступеньках гостиницы под фонарем стоял полицейский в форме и, активно жестикулируя, что-то громко обсуждал с полной дамой. Та отвечала ему тонким, визгливым голосом. По тону женщины чувствовалось, что она оправдывается перед правоохранителем. Стас видел эту даму в тот день, когда его заселяли в номер. Она сидела за столом в одной из комнат, выходящих в холл, склонившись над бумагами. Вероятно, это была управляющая гостиницы или, возможно, ее хозяйка.
Наблюдаемая сцена оптимизма Гордееву точно не прибавила. Возвращение в гостиницу было ему заказано.
Глава 3. Неприкаянный вечер
Считаные секунды понадобились Стасу, чтобы проанализировать сложившуюся ситуацию. Хотя чего тут было анализировать: он как был вне закона, так вне его и остался. Правда, если ранее Гордеев исполнял роль неприметной мышки-норушки, то после короткого знакомства с дрезденской полицией, выразившегося в паре сломанных ребер служителю закона, он автоматически переходил в образ зайки-побегайки.
Станислав досадливо мотнул головой. Что-то его на русский фольклор потянуло: Колобок, зайка-побегайка… Не иначе, ностальгия прорезалась по родному лубку, совку и так далее, по списку. Рановато что-то! Ладно, сейчас не до соплей и слез о былом, думать надо, как уматывать отсюда, причем чем дальше, тем лучше.
Документов у него нет, полиция в ближайшие минуты, как только уточнит у гостиничных работников внешность преступника, объявит его в розыск. Связь с потенциальными работодателями, притащившими его в Дрезден, у Стаса отсутствует и в ближайшем будущем не предвидится. Это в пассиве.
А что в активе? Деньги кое-какие имеются. Где-то около двухсот евро. Почти состояние при его нынешнем положении. Еврики ему в Праге выдали на карманные расходы. А еще есть голова и руки-ноги. Немало!
Другого выхода, кроме как убраться подальше от гостиницы, залечь на дно, а потом попытаться связаться с теми, кто привез его сюда, нет. Как связаться? Ну, можно дать весточку им через горничную. Она если не в деле, то, по крайней мере, симпатизирует ему. Иначе зачем этой женщине было извещать Станислава о полицейской проверке.
Но додумывать он будет позже, а сейчас марш-марш вперед.
Гордеев напряг память, припоминая, с какой стороны они с веселым блондином на «Опеле» подъехали к гостинице, и с удовлетворением отметил, что интуитивно выбрал верный, точнее — знакомый маршрут. Память подсказывала, что если он без проблем минует три квартала, то выйдет на оживленную улицу. Там среди народа затеряться проще, время не позднее, да и транспорт найти можно, чтобы удалиться подальше от места, где засветился перед полицией.
Стас бесшумно миновал сквер, оставив позади стражей порядка, и уперся в глухой забор. Дальше следовало или выходить на узкую улицу и двигаться по ней, или продолжать пробираться дворами. Хотя он и отошел уже метров на триста от гостиницы, недавняя встреча с полицейским, прятавшимся за тумбой, склоняла Гордеева к варианту бегства через «огороды». Вдруг эти ребята перекрыли подходы с двух сторон, и едва он выйдет на мостовую, тут же из темноты: «Хальт!» и свет в лицо.
Но и дворами в темноте пробираться счастья немного. Заборы, деревья и прочие препятствия не большая проблема, не впервой по пересеченной местности ходить. Но если братья наши меньшие на сцену выйдут, штаны рвать начнут, а то и до глотки захотят добраться… Нет, уж лучше по прямой драпать, а там как повезет. Один раз вывернулся, а где раз прокатило, глядишь, и второй повезет.
Перемахнув через невысокие кусты, Гордеев что есть духу припустил по мостовой. Первые сто метров он двигался, «качая маятник», то есть через каждые три-четыре шага делал рывок то в одну, то в другую сторону, а через пару шагов возвращался обратно на прямую. Бежал Стас легко, обучен был и опыт соответствующий имелся. Конечно, сейчас его вряд ли ловили в перекрестье оптического прицела, но «маятник» являлся еще и хорошей защитой от неожиданностей типа полицейского из-за тумбы.
Когда, по его мнению, опасность внезапного нападения из темноты миновала, Станислав перешел с зигзага на обычный бег. Дорога шла под горку, бежалось легко, гостиница и встревоженные стражи порядка с каждым шагом отдалялись.
Улица, к которой он стремился, оказалась в этот час не столь оживленной и людной, какой была днем. Правда, автомобилей, несмотря на опустившийся на город туман, на проезжей части было достаточно, а вот люди попадались редко.
Гордеев свернул вправо, хотя с таким же успехом мог повернуть и налево, и быстрым шагом прошел еще с квартал.
Несколько раз он оглядывался, высматривая такси. Одну машину пропустил, уж очень быстро она вынырнула из тумана. А вот вторая, повинуясь взмаху его руки, остановилась у тротуара.
Он сел на заднее сиденье, закрыл дверь и спросил у водителя, разговаривает ли тот по-английски. Шофер со старанием произнес несколько фраз, из которых Стас понял, что языком туманного Альбиона тот владеет примерно так же, как и он сам немецким.
Правда, объясняться долго не пришлось. Слов «биг найт клаб», «герлз», «виски», дополненные соответствующими, понятными во всем мире жестами, вполне хватило, чтобы водитель услужливо мотнул головой, выдал громкое «Yes, sir!» и они отправились в путешествие по ночному Дрездену.
Стас внимательно прочитывал таблички с названиями улиц, по которым они двигались, хотя они ему ничего не говорили. Города Гордеев не знал, а потому Грюнерштрассе в его понимании разнилась от Шверинер и Вайсенхаузштрассе лишь шириной проезжей части и количеством рекламы. Единственно знакомым было название «Будапештерштрассе». Надо полагать, двигаясь по этой «штрассе», можно попасть в столицу Венгрии. Знать бы только, в какую сторону колеса крутить…
Правда, долго ехать не пришлось. Минут через пятнадцать такси остановилось на перекрестке. Тумана здесь было поменьше, а людей куда как больше. Станислав разглядел, что все или двигались в боковую улицу, или выходили из нее. Водитель произнес длинную фразу на смеси немецкого и английского, из которой Гордеев с трудом, но все же понял, что они прибыли в район так называемых «красных фонарей».
Это было, конечно, не то, на что рассчитывал Стас. Он надеялся, что попадет в ночной развлекательный центр, где сможет затеряться, провести ночь не на улице, а в тепле, и, возможно, завести знакомство с какой-нибудь местной девицей с жилплощадью. А здесь с его капиталами не развернуться и девушку на халяву с ходу не снять. Но делать нечего, куда случай и таксист его доставили, там ему и место. Кысмет, если по-восточному, а по-русски — судьба, значит.
Гордеев расплатился с водителем такси, вышел из машины и влился в людской поток. Честно говоря, потока, тем паче — толпы на улице «красных фонарей» не наблюдалось, но народу все же было достаточно, чтобы затеряться, стать одним из многих.
Станислав, приняв непринужденный вид, неспешно зашагал по вымощенной ровным булыжником «ред штрассе». Он, как и другие, с интересом разглядывал вывески над дверями, где загадочно, а где открыто зовущие к безумствам, а также полуобнаженных в комнатах-витринах женщин, предлагающих себя прохожим. Правда, интерес носил характер чисто познавательный. Безумств на сегодня Стасу хватало с избытком, а дамы за стеклами, выставленные напоказ, ему совсем не понравились. Все женщины были не первой свежести, такой же молодости и с откровенной скукой на лице, которую не могли замаскировать даже через несколько слоев грубого макияжа. Они чем-то походили на унылых торговок, продающих залежалый товар: хозяин приказал стоять, вот и стою, все одно деньщина идет, а дома муж пьяный, сын-двоечник, свекровь-зануда…
Пройдя «веселую» улицу от начала до конца, Гордеев понял, что здесь ему делать нечего, надо искать свое счастье, которое в данный момент олицетворяла ночь, проведенная не на улице, а в более уютном месте. Нет, конечно, и здесь можно было просидеть до утра в кинотеатре, где гонят порнушку, или в стриптиз-баре, но Стас глубоко сомневался, что его капиталов хватит хотя бы до половины ночи. В приличный отель без документов не сунешься, а неприличный, где тебя примут, лишь заплати деньги, в чужом городе еще надо было найти. На вокзале не переночуешь, возможно, его приметы уже передали патрулям. А значит, надо искать тихую норку, в которой можно затаиться до утра. Кстати, и перекусить не грех, время ужина уже прошло.
Станислав остановился на углу и огляделся. Посетители улицы «красных фонарей», выходя из нее на перекресток, почти все поворачивали направо. Недолго думая, Гордеев последовал их примеру и не ошибся. Пройдя пару кварталов, он вышел на небольшую площадь с фонтаном посередине, от которой в разные стороны расходились хорошо освещенные узкие улочки, пестревшие изобилием вывесок. Фонтан не работал, а вот многие магазинчики были открыты. И не только они.
Промтовары Стаса не интересовали, но от продуктов в готовом виде, годных к немедленному употреблению, он бы не отказался. Издали Гордеев разглядел пару нужных вывесок, привлекательно сиявших над тротуарами. На одной готическим шрифтом было написано что-то про рыцаря, и он сам был изображен в шлеме с перьями, с поднятым забралом и кружкой пенящегося пива. Вторая была поскромнее, хотя с какой стороны на эту скромность смотреть. Под надписью «гаштет» была также изображена кружка пива и ниже цифрами горело: «1644». Надо полагать, или эта пивная-гаштет была открыта в том далеком году, или здесь продавали пиво, сваренное по рецептам того времени.
В общем-то, Станислава больше интересовало не пиво, а закуска к нему, особо не раздумывая, он выбрал ближайшее заведение, которым оказался гаштет с годом на вывеске.
Пивная была небольшой и уютной. Из десятка столиков примерно половина была занята. Не успел Гордеев усесться, как к нему, приветливо улыбаясь, подошла официантка. Она коротко что-то прощебетала по-немецки, надо полагать, интересуясь, что будет заказывать клиент. Оглянувшись по сторонам, точнее — по столикам, Стас определился с ужином. «Айн бир» — одно пиво, «фир вюрстен» — четыре сосиски, «унд брот» — и хлеб. Это немногое, что он мог выговорить по-немецки. Правда, в произнесении слова «сосиски» Станислав, кажется, сделал ошибку, потому что официантка улыбнулась, однако переспрашивать не стала, видимо, поняла, что ему нужно.
Через три минуты заказ стоял на столе. Еще с десяток ушло на утоление голода. Макая сосиски в горчицу, которая здесь была совсем не острой, Стас закусывал их серым пресным хлебом, нарезанным тонкими ломтиками. Ужин был не сказать, что вкусным, но питательным.
Следующие пятнадцать минут Гордеев цедил пиво и посматривал по сторонам. Увы, здесь его ждало разочарование. Никого похожего на девицу, кандидатку на близкое знакомство, или подпитого бюргера, с которым можно было бы подружиться в обнимку с зеленым змием, Стас не обнаружил. За столиками сидели все больше немолодые пары да еще негромко гуляла компания из четырех немецких мужиков. Ни к тем, ни к другим желание набиваться в друзья не появилось по причине полной бесперспективности данного занятия. Допив пиво, Гордеев решил попытать счастья в другом месте.
На улице было безветренно и сыро. Туман немного рассеялся.
Станислав огляделся по сторонам и, не обнаружив для себя ничего интересного, не спеша двинулся к альтернативному «рыцарскому» гаштету. Внутрь он заходить не стал, а оценил обстановку в заведении через стекло. И здесь практически один в один повторялась почти домашняя идиллия пивной «1644».
Несколько расстроенный, Гордеев побрел дальше в поисках друзей и ночлега. За час он обнаружил еще четыре питейных заведения и одно танцевальное. Гаштеты при всем их внешнем разнообразии походили друг на друга внутренним содержанием.
От их правильности едва не тошнило. Ни моря разливанного, ни разгула «гуляй, братва!», ни пьяных лобзаний, ни морды в салате, ни ищущих взглядов подпитых девиц… Все чинно, благородно, аж плюнуть от тоски хочется на мытый пол.
Танцевальное же заведение оказалось тусовкой для тех, кому далеко «за…». Лысые толстые герры и бесформенные бесцветные фрау колыхались на паркете под мелодии далекой юности.
Смотрелось более грустно, чем смешно.
Но, как говорится, кто ищет, тот обрящет. Едва Станислав миновал танцзал, прикидывая, в какую сторону направить ему свои стопы, как из-за угла вывернулась четверка молодых людей лет восемнадцати-двадцати. Гордееву они не понравились с первого взгляда, хотя и отвечали некоторым критериям его поисков. Они были явно в подпитии и вели себя шумно, смеясь, что-то выкрикивая по-немецки. А не пришлись они по душе Стасу тем, что были одеты все как один в черные кожаные куртки и бриты наголо. Первое, что пришло ему в голову, было короткое, но емкое слово «наци». И еще он припомнил, что на территории бывшей ГДР, где он имел сейчас честь находиться в роли безъязычного «понаехали тут», данное движение носило характер крайне радикального. А из этого следовало, что ему стоит поберечь не только пенсне, но и саму голову.