— …А вот и мое царство, кошмар детишек и девственниц!
Ирена остановилась на пороге. «Царство» было обширное, стерильно-чистое и укомплектованное всем необходимым.
На любые случаи жизни.
* * *— Это ожог?
— Нет, это родимое пятно…
Она не могла сдержать нервной дрожи — как всегда, когда приходилось впускать в свое тело бесстрастные докторские инструменты.
— Не напрягайтесь. Ведь не больно?
— Больно…
— Расслабьтесь, Ирена.
Она смотрела в потолок. В белую круглую лампу. Одну из многих.
— Кто это вас так запугал?
Она подумала, говорить или нет.
— Послать на казнь… можно только здорового человека. А экспертиза по поводу моего здоровья…
— Черт… Чего еще ждать от этих коновалов?! Плюньте и навсегда забудьте.
Снова звякнул металл.
— Когда у меня была своя клиника, я выгнал одного дурака за полную профнепригодность… Вы знаете, куда он устроился на работу? В эту самую экспертизу!
— У вас была своя клиника? — спросила она механически.
— А разве в это трудно поверить? Я так несолидно выгляжу?
Она смолчала.
— Вам не холодно, Ирена?
— Нет…
— Еще чуть-чуть… Да. Вот и все. Слезайте.
За перегородкой зазвучала льющаяся вода. Ирена перевела дыхание. С трудом слезла, заковыляла к своей одежде.
— Вы вот браните коновалов, — она заступила босой ногой за край половика и вздрогнула, ощутив холод бетонного пола. — А, между прочим, это для вас они добывали первые доказательства моей пригодности…
Ник не ответил. Лил воду, лязгал железом.
— А теперь вы гордо отчитаетесь перед Семиролем, — пробормотала она, нервно вздрагивая. — Все в порядке, самка исправна и готова к размножению…
— Вы оделись? — глухо спросил Ник.
Она натянула туфли и выбралась из-за ширмы.
Ник уже снял свой синий стерильный халат. В цинковой раковине горой лежали перчатки и инструменты, рядом тихонько помигивал лампочками автоклав.
— Что вы обо мне думаете, Ирена?
Она привычно промолчала.
— Догадываюсь… Я циник. Доктор-смерть на службе вампира. Да?
Он вдруг улыбнулся. Ирена удивилась — секунду назад ей показалось, что Ник напряжен и зол.
— Ирена… Хотите еще кофе?
* * *— Вы спрашиваете себя… Что же, это чучело, хвалящееся своей вы-со-чай-шей квалификацией, не смогло найти другой работы, кроме как на этой комфортабельной фабрике-бойне?
Ник не шутил. Хотя и улыбался.
Магнитные рыбки рядком лежали на столе. Вне своего аквариума они казались просто аляповатыми игрушками.
— Вы будете живы и свободны… Живы и свободны, — повторил Ник, и в его словах ей послышалась вдруг странная безнадежность.
Она нервно стукнула зубами о край фарфоровой чашечки.
— И вы, с вашей вы-со-чай-шей квалификацией, не смогли найти другой работы, кроме как на этой комфортабельной фабрике-бойне? — передразнила слово в слово.
Он вздрогнул — возможно, от настоящего отвращения, прозвучавшего в ее словах.
— Ирена… Видите ли. Спросите себя, как я здесь оказался?
Равнодушно прищурившись, Ирена допивала вторую чашку кофе. На нее снизошло сонное спокойствие. Она будет жить — и ладно…
— А почему я должна спрашивать себя? Спрошу лучше вас…
Ник грустно улыбнулся.
— А я вам не отвечу…
Он вытащил из кармана связку ключей. Поводил над обсыхающими магнитными рыбками; пластмассовые тельца задергались.
— Гальваника, — констатировал Ник мрачно. — Оживление трупа… Ирена. Я бы молчал… Но рано или поздно вы все равно узнаете. А для меня лучше рано, ведь пациент должен доверять врачу… По крайней мере не испытывать к нему отвращения… Спросите.
— Что?
— Как я сюда попал.
И этот тоже похож на Анджея, подумала Ирена сонно. Вечный театр, проигрывание ситуаций…
— Дорогой Ник. Скажите мне, пожалуйста, и как же вы сюда попали?
Он отозвался без улыбки:
— Так же, как и вы. В робе смертника. Без надежды выжить.
Ирена ногтем провела по краю чашки. Двумя пальцами взяла за плавник самую крупную рыбу. Опустила в аквариум; рыбка ожила. Заструилась в переплетении водорослей.
— Молчите, Ирена… Вы не любите говорить. Сюда… на ферму… раз в несколько месяцев привозят обреченного человека. Иногда чаще… В основном это подонки, Ирена, ах, какие отморозки… Я не могу… судить Яна. Ему нужна эта кровь, нужна для жизни, вот он и… Никто никогда не присутствует при этом. Я только приблизительно знаю, как это происходит… А потом Сит и Трош кремируют труп. Ян не садист, он никогда не издевается над жертвами, нет…
Ирена взяла за плавник следующую рыбку. Взвесила на ладони. Уронила в аквариум:
— Сит и…
— И Трош. Нас четверо — Я, Сит, Трош и Эльза… Все смертники. Сит охранник и управляющий, я врач, Трош инженер, Эльза возится с животными… Тут ведь куры, кролики, две коровы, натуральное, в общем, хозяйство… Работы хватает.
Ирена подняла за хвост третью рыбку, но хвост оторвался, и рыба упала в недопитый кофе.
— Видите ли, Ирена… Каждому из нас Ян дал шанс. Мы живем — хотя по всем законам, по всем документам давно умерли… Ходим по этой земле. Смотрим на эти горы. Хохочем над глупыми шутками ведущего в телешоу. Озабочены тем, что весной вода размывает дорогу, что осенью ветер сносит антенну, и ее надо чинить… Что коровы болеют. Что сараи давно пора перекрасить… Да мало ли забот. Из которых, в общем-то, и состоит это длинное развлечение — жизнь…
— За что? — спросила Ирена, выуживая из чашки бесхвостую рыбку. — За что — их? За что — вас? Ошибка? Как я?
— Нет, — Ник горделиво покачал головой. — Я, например, убийца… Четырнадцать убийств. И во всех я признался.
Чашка в Ирениных руках опрокинулась на бок. Фарфоровая ручка легко отделилась от нее, и белый скол заблестел, как обнажившаяся кость.
— У меня был свой госпиталь, Ирена… И свой большой участок. Я четырежды в жизни решился на криминальный аборт… не буду сейчас вдаваться в подробности. И десять раз… Ну, вы знаете, что такое эвтаназия?
Ирена молчала. Не сводила глаз с его спокойного лица.
— Эти старые несчастные люди… видите ли, очень тяжело умирать… от некоторых болезней. Они просили меня… и я им помогал. Десять человек. На протяжении двенадцати лет… Сейчас мне сорок пять. И шесть из них я живу здесь, у Яна, после приговора и собственной смерти… Вы молчите, Ирена. Молчите. У меня выработалась скверная привычка — я могу болтать часами… И даже без собеседника.
— Это пожизненное заключение? — спросила Ирена медленно. — Ему нужны рабы?
— Ему? Яну? Рабы? Нет… У нас здесь совершенно добровольное, достаточно гармоничное сообщество… Хотя таких, например, как Сит, я в той жизни на дух не переносил. Добрейшая Эльза, в прошлом проститутка, а теперь заботливая скотница… Искренне любит животных. И мужчин, надо сказать, любит всех без исключения… М-да. Неплохой парень Трош… Толку от него мало, зато здоровый, кровь с молоком… гм. Еще были двое на моей памяти… Видите, Ирена, как мало. За шесть лет всего шестеро… с вами семь… Да. Так вот те двое задумали и осуществили виртуозный побег…
Ник отхлебнул от своей чашки. Закашлялся.
— …Виртуозный побег. Один был в прошлом десантник, здоровенный парень, водил все виды транспорта, голым на морозе по несколько часов выдерживал… А другой — стратег и идеолог, в прошлом журналист… Продумали все… Смылись.
Ник сгреб оставшихся рыбок обеими руками, так, пригоршней, кинул в аквариум. Взлетели брызги.
— Они бежали? — спросила Ирена, наблюдая, как по очереди оживают рыбки.
— Да говорю же — смылись… А на другой день Ян приехал мрачный, и оба тела привез в машине — досуха высосанные, без капельки крови, желтенькие такие… — Ника передернуло. — Куда в него столько жидкости влезло… И как он их достал… Черт его знает. Упырь. Да и горы тут такие… Да. Спасибо Яну, что хоть показательной казни проводить не стал…
— Мой ребенок будет вампиром? — спросила Ирена и не услышала собственного голоса.
Ник услышал. А может быть, догадался.
— Я не вру вам… вы помните? Так вот, с большой дозой вероятности — да. Но совсем не обязательно, Ирена. Не обязательно.
* * *Несколько часов она честно пролежала с закрытыми глазами. Потом выудила из упаковки горошину полученного от Ника снотворного, проглотила ее — и погрузилась в скверное подобие сна.
Ей снились мышата, которых приходилось кормить из бутылочки с соской. Молоко проливалось, не попадая в зубастые ротики, Ирена маялась, меняя одну дырявую соску за другой…
Усилием воли она выкарабкалась из сна. Перевернулась на другой бок; экзамен, а она не знает ни единого вопроса. Водит ручкой по бумаге, записывая общие пустые фразы, и растет предчувствие позора, провала, а ведь она преподаватель… как стыдно…
Она застонала во сне. Села на кровати, включила свет. Сунула руку под подушку, вытащила свою первую книжку. Раскрыла на середине — текст был совершенно чужой. Уродливые фразы, сентиментальные глупые слова, патетические вскрики…
Открылась дверь и вошел Семироль.
— Что?.. — она выронила книжку, порываясь повыше натянуть одеяло.
Ни слова не говоря, адвокат-упырь сел на край кровати. Усмехнулся, не разжимая губ. Взял за край Ирениного одеяла, рванул, сбрасывая на пол.
— Что вы…
— Вы ведь согласны, — с усмешкой сказал Семироль. — Вы согласились. Или ТАК, или смерть…
— Я не…
— Не согласны?
И он разжал губы, но Ирена успела зажмуриться на долю секунды раньше, чем в свете ночника блеснули острые, как бритвы, клыки.
— Я… да…
Его тело оказалось тяжелым, как земля. Как будто на Ирену вскарабкался, похотливо суча гусеницами, средних размеров танк.
— А-а-а!
Под грузом вампира ее грудь сплющилась, не давая возможности вдохнуть. Ее ребра вот-вот треснут. Ее живот…
…Она закричала.
Одеяло валялось на полу.
Ирена чувствовала себя мокрым коконом, облепленным слоями ночной сорочки. Сгустком ужаса и отвращения.
Окно едва обозначилось серым прямоугольником рассвета.
— Ой нет…
Сон был все еще здесь. Тень сна.
* * *— Ирена, хотите погулять?
Она оторвалась от созерцания гор за окном. Недоверчиво посмотрела на Ника:
— А что, прогулки позволены?
— Прогулки желательны… А с медицинской точки зрения прямо-таки необходимы. Прогулки способствуют нормальному сну, а со сном, как я погляжу, у нас все нарастающие проблемы…
Она вздохнула:
— А вы всерьез взялись за меня. За мое здоровье. За здоровье самки перед осеменением…
Ник сделал кислое лицо.
Ирена поймала себя на мысли, что ее раздражение вялое и во многом деланное. Возможно, она ко всему на свете притерпелась, а может, осужденный врач обладает неким особенным обаянием, — но ей не противно его общество. Несмотря на специфичность их взаимоотношений. Несмотря даже на неприятности вчерашнего осмотра.
— Ян еще привезет вам зимнюю одежду, а пока я могу одолжить вам свою собственную куртку… С удовольствием одолжу, Ирена.
…Горы подернуты были полосами тумана. В первую минуту у Ирены от свежего воздуха закружилась голова, она ухватилась за вовремя подставленную руку сопровождающего.
Так. Гаражи. Сараи. Ограда… Собак нет. Доктор прав — надо гулять, восстанавливать силы, они ей еще понадобятся. Интересно, вчерашний рассказ о неудачливых беглецах — случаен? Или Ник имел целью напугать ее, отбить охоту ко всяким замыслам такого рода?
Она мрачно усмехнулась. Ник расценил ее усмешку по-своему:
— Красиво, правда, Ирена? Великолепное место…
Она прикусила язык. Она могла бы пошутить в том духе, что, мол, «великолепное место» попросту содрано моделятором-Анджеем с видового календаря. Но отчего-то ей казалось, что теперь подобные шутки неуместны.
— Ирена, я хотел бы… чтобы между нами было как можно меньше… мусора. Напряжения, домыслов, зла… Ян циник? Да, конечно. И я циник? В какой-то степени… Вы — самка для осеменения? Да и… нет. Речь идет о… маленьком человеке, который без вашей помощи никогда не появится на свет. И о другом человеке, мужчине, который хотел бы иметь ребенка, но по многим причинам… ну, вы понимаете. Вся ситуация выглядит, конечно, ужасно — но подумайте… в конце концов — это… гуманистическая миссия. Не смейтесь, я понимаю, что смешно и сентиментально выражаюсь… Но разве я не прав, Ирена? А?
Она тщетно попыталась убрать с лица желчную усмешку:
— Вы меня уговариваете?
— Я? Нет… то есть да. Я уговариваю вас… увидеть во всем этом добрые стороны.
Они остановились перед запертой калиткой. Ник помедлил, вытащил из кармана свои ключи; Ирена изо всех сил попыталась скрыть нервную дрожь. Вот как, выбраться за пределы ограды так элементарно просто…
Они вышли на дорогу. Прошли сто метров в сторону перевала; Ирена оглянулась, чтобы окинуть взглядом всю ферму целиком.
Вдалеке, у приземистого длинного строения, которое Ирена определила как хлев, прошла женская фигурка в ярко-алом свитере. Глухо хлопнула дверь.
Над котельной — во всяком случае Ирена решила, что это котельная, — поднимался белый дымок. Над крышей дома имелся флюгер с жестяной вертушкой, огромная антенна смотрела в небо разинутым серым глазом. Флигель. Хозяйственные постройки. Дальше — глухая стена леса…
Она вспомнила свой собственный тихий двор. Свой НАСТОЯЩИЙ дом, а не тот, оскверненный неведомым гостем… Без горелого тряпья в камине. С серьезным Сэнсеем, ежечасно обегающим территорию по периметру…
А ведь Сэнсей никого к себе не подпустит, — подумала она, холодея. Так и умрет с голоду на пороге доверенного ему дома… Там, в реальности. Там…
Прошло больше месяца. Почти пятьдесят дней…
А там, в большом мире, прошло пять. И Сэнсей все еще ждет ее. И господин Петер… неужели у него не предусмотрено никаких аварийных вариантов?!
Вынырнуть в реальность. Еще десять дней продлятся каникулы… А там — явиться на заседание кафедры, обнять Карательницу, поцеловать ее в напудренный нос, зарыдать на пропахшей парфюмерией груди…
Рванул ветер, заставив ее плотнее запахнуть слишком большую для нее мужскую куртку. На глаза навернулись слезы — наверное, от ветра…
Ник тоже поежился — он вышел без шапки, а тонкий щегольской шарфик вряд ли мог защитить от холода.
— Я знаю, о чем вы думаете, Ирена. Вы думаете смыться. Поверьте старожилу… Не стоит и пробовать.
— Да?
Помимо ее воли в этом слове послышалось нескрываемое презрение.
— Да… Вы думаете — здоровый мужик, а так легко примирился с пожизненным заключением… как и прочие. Как Сит, который — теоретически — может задушить Яна одной рукой. Как Трош, который… Гм. Трош из нас самый нервный. Потому я пока не буду вас знакомить.
— Не больно-то рвусь…
— Вам по горло хватает и одного болтуна? Меня?
Ирена мельком взглянула на собеседника. Ник улыбался.
Из-за далекого поворота вынырнула машина. Ирена вздрогнула; машина — вездеход — скрылась из глаз и появилась снова. Издали дорога казалась такой, что неясно было, почему букашка на колесах до сих пор не сорвалась с серпантина и не летит в пропасть…
— А вот и Ян, — сказал Ник, и Ирена не смогла определить чувства, с которым эти слова были произнесены.
* * *Семироль вылез из машины — Ирена сразу увидела, что он весел, несмотря на осунувшееся, серое лицо с темными кругами под глазами.
— Вы гуляете? Отлично. Великолепно. Я рад, что вы нашли общий язык…
— Ну как? — осведомился Ник вместо приветствия.
Семироль пожал плечами:
— Отложили слушания… Но все напрасно. Дело практически сделано, процесс, считай, выигран, хотя с самого начала у меня были сомнения… Ирена, вы выглядите уставшей.
— Вы тоже, — отозвалась она после паузы.
— Я-то работал с утра до рассвета, и сделал, можно сказать, невозможное… И взялся еще за два дела. И привлек за клевету одного смелого газетчика… А вы? Плохо спите?
— Ирена тоже работает, — негромко сказал Ник за ее спиной. — Проделывает внутреннюю работу… Я убеждаю ее в гуманности ее миссии… надеюсь, что мои слова возымеют на нее… скорое действие.
Семироль цепко глянул Ирене в глаза, и ей стало не по себе от этого взгляда. Она потупилась.
— Ирена интересовалась, — все так же негромко продолжал Ник, — не убьешь ли ты ее ПОСЛЕ.
Ирена резко обернулась. Ник обезоруживающе улыбнулся:
— Да, у нас с Яном такие отношения… доверительные. Я хотел еще раз развеять ваши сомнения… что в этом бестактного?
— Я сдержу слово, — спокойно подтвердил Семироль. — Слово, данное Ирене… а она сдержит свое. Да?
Ирена попыталась вспомнить, обещала ли она что-то адвокату-упырю — и не смогла.
* * *— …Энергичная вдова задумала отсудить крупный кусок у фирмы, в которой служил ее погибший муж… Я очень редко работаю без аванса, но, во-первых, дело очень перспективное… А во-вторых, жалко женщину. Дети, долги, все такое… Ирена, что ж вы ничего не едите?
Ирена послушно положила в рот кусок ветчины.
— С таким выражением лица обычно едят картон, — сообщил Ник. — С ужасом предполагаю, что у нашей Ирены атрофировались вкусовые рецепторы… Ну-ка, покажите доктору язык!
— Я не ваша Ирена, — сказала она, с трудом проталкивая в горло полупережеванное мясо. — Оставьте меня в покое.
— Другой бы оскорбился, — с постным лицом пробормотал Ник. — А я так даже извинюсь… Извините. Сфамильярничал.
Ирена смотрела в тарелку.
Она все ждала, что Семироль, насытившись, окинет ее оценивающим взглядом и скажет, вытирая губы салфеткой: «Ну что же… Вставайте, Ирена. Идем».