– Так точно, – ответил Добрынин – и вдруг наткнулся на внимательный, оценивающий взгляд Шейдера. – Ты на меня так не смотри, – усмехнулся он. – Справимся, не сомневайся. Для нас вопрос о взятии комбината острее стоит. Поэтому мы за дело больше вашего болеем…
Шейдер молча кивнул.
– Хорошо, – одобрительно сказал Хасан. – Знаю, справитесь, поэтому тебе и досталось. Ладно, продолжим. Второй и третий пути – воздуховоды. Воздушные коллекторы. Оба – на западе, по ним пойдут остальные группы. Оба охраняются, и охраняются хорошо. Находятся в лесу, охрана – пять-шесть человек. Прямая связь с комбинатом отсутствует, вероятнее всего, обходятся сигнальными ракетами. Перещелкать их, подобравшись вплотную, не составит труда. Возьмем воздуховоды – и мы в дамках. Спускаемся вниз – и оказываемся в узловых точках. Неожиданный удар изнутри – полдела сделано. Главное закрепиться, а там уже легче пойдет. И конечно, все будьте готовы к неожиданностям. Растяжки, лягушки, ловчие ямы… – Он помолчал еще, прикидывая что-то и оглядел собравшихся. – Всем расклад понятен? Вопросы есть?
– А если не пролезем по коллекторам? – спросил Шейдер. – Сомнения у меня, командир…
– Ну не пролезем – так хоть дыхалку перекроем. Еще вопросы?
Бойцы молчали.
– Тогда оставшееся время ваше. Готовьтесь. Начинаем с рассветом.
* * *Так хреново Пупку не было уже давненько. Тупой болью ныла голова, дрожали руки, время от времени тихонько и как-то одухотворенно екало под ложечкой, и сразу же вслед за этим накатывали приступы такой жуткой тошноты, что хотело выблевать не только желудок, но и все кишки вплоть до прямой. И ведь знал вчера – так все и будет! Однако нет, не послушал Ёника…
Хорошей дури в их хозяйстве давно уж не водилось, все тареном из старых аптечек пробавлялись, но с неделю назад закончился и он. Пупок крепился-крепился – да и не выдержал. Выбрались позавчера с корешем в лес, насобирали грибов – здоровенных, как лопухи, мухоморов – да и сварили из них бодягу… Ведь предупреждал Ёник – не хряпай перед дежурством, херово будет… Зарядил вчера днем два куба. Сначала-то грибочки в самый сок пошли: на ржач пробило, потом мультики начались… Потом еще, когда племяннику вечером книжку читал про какого-то майора Ковалева, от которого нос сбежал – вот где коры ловил! Как представит этот нос в мундире генеральском, да как он из кареты ва-а-ажный такой выходит – аж скрючивает всего…
Однако с утра стало не до смеха. Дежурство – а он… ну никакущий. Хорошо – кореш от Вавилыча прикрыл, про понос соврал. Вавилыч брезгливый, проверять не стал, проканало. А то б несдобровать…
Вот и теперь, похоже, не отпустило еще – Пупок, сидя у дымящего костерка, разложенного неподалеку от речушки, часто дышал сквозь зубы, безуспешно пытался бороться с подступающей постепенно тошнотой.
– Слыш, Ёник, чёй-то там… – дрожащей рукой он указал на кучу мусора, лежащую на берегу метрах в сорока выше по течению. – Шевелится что ли…
Кореш мерзко ухмыльнулся и щелчком отправил докуренную самокрутку в вяло ползущую мимо мутную воду речки-вонючки.
– Ты бы вчера еще побольше хряпнул – у тебя б сейчас не только кучи ползали, но и деревья ходили. Идиот, – сплюнул он. – Не буду больше перед дежурством настой варить. Почти сутки еще сидеть, а ты размазней… Я что ль за тебя дежурить буду?
– Да ладно те, Ён, отойду скоро… Вот те крест! – побожился Пупок, пытаясь поднять ко лбу дрожащую руку со сложенными щепотью пальцами.
Кореш еще раз сплюнул и, поднявшись, нырнул в землянку, вырытую для дежурной смены в пологом берегу чуть выше выпирающей из земли поганой трубы. В прямом смысле поганой – труба полутораметрового диаметра тянулась от самого Периметра, метров четыреста под землей, и по ней в речушку стекали отходы бытовой и прочей внутренней жизнедеятельности жителей поселка. Именно ее-то и охраняли товарищи. Работенка считалась хреноватой и почетом особым не пользовалась – еще бы, кому ж охота сутки напролет нюхать вонищу, от которой порой аж глаза слезились! И хотя труба считалась стратегическим объектом – как же, шпиёны, мать их, могут через нее за Периметр проникнуть! – да только в народе давно уж получила название стратегической. В последние годы сюда ставили только пожилых мужиков да никчемушников вроде Пупка с Ёном. И правду сказать – какой уважающий себя шпион полезет через это говномесиво? И какая ж после этого скрытность, если его даже с насморком за версту учуешь?
А куча определенно двигалась. С самого утра еще где-то в районе ельничка лежала, метрах в сорока, под самыми деревьями у берега, а теперь вон у той коряги, что из воды торчит. Может, течением ее подмывает потихоньку, вот она и перекатывается?.. Хотя, есть и более простое объяснение – глюки. Ёник-то в норме, а на кучу ноль внимания – чего ж тогда Пупку париться? Глюки, мать их, точно.
Мусор – это ладно. Еще и не такое Пупок видывал. Вот сегодня утром, к примеру… Поднялся, глаза еле продрал после вчерашнего, пошел умываться. С горем пополам сполоснулся, рожу брить не стал – на кой? Оперся об умывальник, выпрямился, в осколок зеркала глянул – так и обмер… Виднеется в склянке его, Пупкова, рожа серая – а носа-то на месте и нет! Шатнуло Пупка, ухватился он покрепче за умывальник, вгляделся – мамочки!.. На месте носа – гладкое место, даже дырки заросли, а сам он куда-то на подбородок съехал и медленно-медленно продолжает вниз сползать! Заорал Пупок не своим голосом, принялся нос на место водворять – да не тут-то было! Только поставит – а шнобель проклятущий опять кренится, сползти норовит. Минут двадцать возился, еле прикрепил! Думал – пронесло…
Куда там. Дальше и того хуже стало…
Пока он с носом возился – правый глаз стал куда-то уезжать. Сполз сначала на щеку, а потом вообще на кадык съехал. За правым глазом – левый. Этот, сука, последователь Ильича, решил своим путем пойти – пополз на макушку. Рот вообще вертикально перекособочило… Не рожа стала – жопа натуральная. Вот тогда Пупок реально стреманулся. Заорал, заметался, последнее зеркало разбил. Хорошо Ёник вовремя приканал, успокоил другана. А то б не знай чего и делать. Вот это – страшила, так страшила. Начитался вчера перед сном. А мусор ползающий – ха!.. Даже смешно, ей-богу.
– Слышь, Пупыч, звонить пора! – послышался из землянки голос Ёника. – Ты старший смены, тебе положено!
Пупок попытался было подняться, но обнаружил, что сделать этого не в состоянии – колени затекли и разгибаться ни в какую не хотели. Да и пейзаж окружающий начал постепенно по кругу разгоняться, музычка задорная в ушах зазвучала… Оставалось только сидеть, материться сквозь сжатые судорожно зубы и терпеть, ожидая, когда же закончится эта веселая карусель.
– Не могу я! – прохрипел он в ответ. – Ён, доложи сам. Скажи – под елку ушел! Животом мается!
Из землянки послышался протяжный вздох, и кореш выбрался наружу, сжимая в руках телефонную трубку. Сам аппарат он держал в другой руке и за ним по земле волочился длинный кабель.
– Нет уж! Давай докладывай! Иначе Вавилыч обоим башку снимет!
Он пару раз крутанул диск и протянул трубку дружбану. Пришлось подчиниться.
– Центральная? – в горле першило, и потому вместо нормальных слов вырвался какой-то малопонятный петушиный сип.
– Центральная, центральная, – раздался в ответ сладкий, полный отборнейшего яда, голосок. – Что, Пупочка, хреново?
Пупок чертыхнулся – сегодня дежурила Верка, его бывшая. Года полтора как разбежались – надоело ей Пупковы выкидоны терпеть. С тех пор на дух его не выносила, обо всех косяках по команде докладывала. Сучка…
– Нормуль, Верунь, порядок, – он попытался изобразить голосом этот самый порядок, но не преуспел. Бывшая знала его как облупленного и не купилась.
– Слышу я, какой порядок… – пропело в трубке. – Готовься. Без премии тебя Вавилыч оставит, как пить дать. А может, и вовсе довольствие урежет…
– Слышь Веруньчик, ну будь ты человеком… – заканючил Пупок, но трубка уже пищала.
Он в сердцах швырнул трубку на рычажки и выругался:
– Нет, ну не сука, а?! Ведь опять вложит, стопудово! – Пупок поднял глаза на кореша, но того почему-то не интересовала эта актуальная обычно тема.
Ёник остановившимся взглядом смотрел куда-то за спину товарища и судорожно дергал рукоять сигнального пистолета, торчащую из-за пояса. В следующее же мгновение во лбу его вдруг образовалась странная темная дырка, но Пупок даже не успел подивиться этому – голова Ёника развалилась на несколько кусков, и какая-то серая дрянь с кровью вперемежку, плеснув, щедро оросила землю и телефонный аппарат, который кореш все еще держал в руках. Пупок, понимая, что сейчас произойдет непоправимое, вскочил – откуда только силы взялись! – разворачиваясь и срывая с плеча старый сорок седьмой «калаш»… Да только на том все и кончилось. Краем глаза он еще успел ухватить пустоту на берегу, возле коряги, где буквально минуту назад лежала куча – но и только. Откуда-то с неба, с самого зенита, прилетело темное, лохматое, врезалось в голову – и в следующее мгновение Пупок обнаружил, что вверх ногами летит куда-то в черную вязкую тьму беспамятства…
Присев у доходяги, навзничь лежащего на земле, Данил огляделся. Вокруг тишина, только птички напевают. Ощупал тощую, серую, в пупырышках, шею караульщика – пульс слабо, но прощупывался. Жить будет. Добрынин обернулся к кромке леса и махнул рукой. Тот час же из-под мелких елочек на опушке поднялось несколько фигур в мешковатых лохматых комбинезонах и, пригибаясь, побежали к нему. Подскочили, окружили, присели, контролируя периметр и дожидаясь приказов.
– Шрек – обоих в землянку. Живого вяжи, он нам нужен. Шейдер – остаешься здесь, с нами не идешь. Что хочешь делай – но чтоб в следующий сеанс этот «синяк» на связь с «Центральной» вышел и все по форме доложил. Следующий сеанс – через час, я отследил периодичность. Остальные – противогазы, ОЗК – и за мной.
Спустя пару минут облаченные в резину защитных комплектов фигуры одна за другой нырнули в темное, воняющее аммиачными испарениями жерло трубы.
Первое препятствие поджидало их неподалеку от входа. Луч головного фонаря высветил четыре перекрещивающихся толстенных металлических шеста, вмурованных в стенки трубы. Данил дернул на пробу один из них – тот сидел, как влитой. Сзади, из-за плеча, уже тянулась рука с пилкой по металлу.
– Слышь, командир, инструмент возьми, – послышался в наушнике голос Кубовича.
Данил дернул плечом, и рука с напильником исчезла.
– Ты что, Кубыч, обалдел? В трубе металл пилить – да нас за километр услышат! Звук знаешь как далеко идет? Может, на то оно и рассчитано…
– Ну извини, автогена у меня нет, – обиженно засопел боец.
– Пустите-ка, – сзади завозилось, и Добрынин почувствовал, как его отталкивает в сторону бронированная рука Профессора. – Сейчас прутки отогну слегка – пролезем.
Данил, упершись руками в резиновых перчатках в стенку трубы и стараясь не прикоснуться к ней телом, пропустил Семеныча вперед, а сам осторожно, чтобы не окунуться в мутный ручей нечистот, отполз назад, занимая его место.
– Ты осторожнее там, шуми поменьше!
– Сами знаем… – Профессор засопел, и Данил скорее почувствовал, чем увидел, как напряглась под квазиживой броней уника его спина. – Сейчас… ну-ка… а-а-а-агрх! – натужно выдохнул он.
Железо застонало, уступая. Взвизгнули, выходя из пазов, концы шестов, шкрябнули по металлу трубы, разносясь эхом в обе стороны.
– Готово.
Данил не ответил – замер, прислушивался. Вроде тихо… Слышали, нет?
– Вы чего там шумите? – раздался в наушнике злобный голос Шейдера. – Провалите операцию нахрен!
– Сильно?
– Да уж… порядком!
– Что телефон?
– Молчат.
Данил облегченно выдохнул, зашевелились и остальные.
– Ну ты Проф… дал прикурить, – послышался осипший от напряжения голос Сашки.
– Лучше б пилили… – добавил Ван.
Семеныч виновато хмыкнул:
– Да, мой косяк, согласен. Не думал, что так получится. Меняемся?
– Ползи вперед, – ответил Данил. – Если встретят – за тобой укроемся. Сам виноват.
– Тогда включаю защиту на полную, – не стал возражать тот. Нагнулся, протискиваясь сквозь образовавшуюся дыру – и вдруг замер на месте.
– Чего там? Застрял? – Данил пододвинулся вплотную, пытаясь заглянуть ему через плечо.
– Растяжка! – сдавленно прошипел Проф. – Вот ублюдки… Как умело поставили! Сразу за шестами торчит, вплотную! Если б пилили – точно бы сорвали, с гарантией!
– Так снимай! – Добрынин, осознавая, что могла сделать граната в замкнутом объеме трубы, разом пропотел. Тут даже не в осколках дело – уник весь основной удар примет, выдержит. А вот перепад давления всю группу положит, без вариантов.
Профессор возился пару минут, не больше.
– На… себе сунь…
Данил принял гранату, посмотрел – Ф1. Было б странно, если другую поставили… Тут и не нужно больше ничего. Караульщики прошляпят – так в трубе рванет. И ведь не будь уника – и впрямь пилили бы. А он все гадал, почему два алкаша на таком важном объекте?..
Труба шла все время прямо, только один раз слегка изогнувшись к востоку. Решеток, растяжек и других преград больше не попадалось, но Данил в какой-то момент понял, что предпочел бы десяток более сложных препятствий, чем всепоглощающую, какую-то даже глобальную, вселенскую вонь канализации. От нее не спасали даже противогазы. Она, казалось, проникала отовсюду: просачивалась сквозь фильтры, протискивалась между краями резины и кожей, лезла в малейшие щели в комбинезоне и даже проникала сквозь молекулы ткани ОЗК. Эх, провоняют, пожалуй! Все ж не зря они по Сашкиному примеру ОЗК оставили. Пригодились костюмы напоследок. После этой кишки их только выкинуть и остается!
Стенки трубы, десятилетиями видевшие только эту отвратительную кашу, исторгаемую человеческими организмами, словно соплями были покрыты толстым слоем мерзкой мутно-сизоватой слизи. Она мелкими сталактитами свисала с потолка, медленными, ленивыми струйками сползала по стенам, капала в текущий внизу ручеек, и от всего этого великолепия хотелось выблевать свой желудок. Идти было трудно, ноги норовили разъехаться в разные стороны, подошвы бахил не давали уверенного сцепления на скользком, покрытом мутной гадостью металле. Пару раз Данил чуть было не упал, почувствовав под подошвой что-то скользкое и отвратительно-податливое, но оба раза успел ухватиться за ранец жизнеобеспечения топающего впереди Семеныча, и только это спасло его от скупывания в тошнотворном месиве. Проф же стоял на ногах как влитой – широкие копытообразные подошвы ботинок уника словно цеплялись за скользкий пол тысячью мелких коготков, и свернуть его владельца с места не представлялось никакой возможности.
В наушнике не раздавалось ни слова. Слышно было лишь натужное сопение, хрип, да изредка – мучительно подавляемые рвотные позывы, от которых самому хотелось расслабить мышцы живота и предоставить желудку полную свободу действия и самовыражения. Спустя какое-то время Данилу начало уже казаться, что это не труба даже, а нутро, требуха какого-то великана, кишка, по которой его отряд путешествует в поисках выхода вот уже добрый десяток лет…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем труба выпустила их из своей мерзкого плена. Стенки внезапно разошлись в стороны и вверх, и отряд оказался в канализационном коллекторе – клетушке пять на пять с лениво вращающимся под потолком большим четырехлопастным вентилятором и двумя входящими трубами меньшего диаметра.
– Время? – выпрямившись, спросил Данил у Семеныча – за своим дозиметром лезть было далеко, а у Профессора часы всегда перед глазами, на внутреннем экране шлема.
– Двадцать минут до начала, – отозвался тот.
– Успеваем? – озаботился стоящий рядом Сашка.
– Должны успеть, – ответил Данил.
– Куда идти? – подал голос Ван, тыкая рукой в уходящие в разные стороны трубы. – Вилка.
В наушнике вдруг зашипело, и далекий голос Шейдера – сигнал глушила толща земли над головой – сказал:
– Слышь, Добрыня, вам везет. У меня тут «синяк» очнулся. Я его попытал немного – с применением, так сказать… Утверждает, что труба выйдет в коллектор, а из него, если уйти правой трубой, – это вы в отстойник попадете. Туда обычная вода после хознужд стекает, не дерьмо. Отстойник у самого забора находится, в глухом углу. Из него люк в сараюшку. Там серьезной охраны нет, только дедка божий одуванчик сидит. Правда, у деда тревожная кнопка всегда под рукой – так что вы уж там действуйте аккуратно и быстро!
– Люк заперт?
– Да. Железный засов на крышке снаружи.
– Сарай на открытой местности?
Шейдер помолчал немного – вероятно, переадресовывал вопрос «синяку» – и ответил:
– Нет. Его складская стена загораживает, глухая. Неподалеку цистерна. Укрыться можно…
– Понял, принято, – отозвался Данил и ткнул пальцем в правую трубу, откуда и в самом деле падал небольшой водопадик. – Нам туда.
– Слава тебе, Господи, – с облегчением произнес Кубович. – Хоть ноги ополоснуть…
Труба, ведущая в отстойник, была поуже, и диверсантам пришлось встать на колени. Одно утешало: вода – это все-таки вода, хоть и после хознужд. Да и воняло тут на порядок меньше, чем в общей канализации. Данил рискнул даже слегка оттянуть резину противогаза и втянуть пару раз носом воздух – ничего так… Попахивает, конечно, но не разит наповал.
Вторая часть пути была недолгой – или просто не такой мучительной, чтоб казаться бесконечной. Всего пара минут перемещения колено-локтевым способом – и диверсанты выбрались в большой резервуар, заполненный по колено. Кубович, Ван и Сашка тут же принялись, чертыхаясь в полголоса, оттирать бахилы, а Профессор и Шрек по знаку командира заняли позицию рядом с металлической лестницей к круглому люку в потолке.
– Время?
– Двенадцать минут.
Данил кивнул.
– Хорош там прихорашиваться, – яростно зашипел он, стягивая противогаз. – До начала десять минут, мать вашу, а вы марафет наводите!