Однажды, когда в знойный полдень он взбирался на гору, его покинуло свойственное ему добродушие.
– Собака алькальд! – вскричал он. – На что же это похоже? Отнять у человека средства к существованию, отнять лучшего друга на свете! – И при воспоминании о любимом товарище, делившем с ним его труды и невзгоды, он преисполнился нежностью. – Увы, мой милый осел! – воскликнул он, опустив на землю ношу и вытирая мокрое от пота лицо. – Увы, мой милый осел! Ручаюсь, что ты помнишь своего хозяина! Ручаюсь, что тебе недостает твоих кувшинов, бедная ты моя скотина!
В довершение всех его горестей всякий раз, как он возвращался домой, жена встречала его жалобами и причитаниями; она, бесспорно, имела перед ним известное преимущество, так как предостерегала от столь нелепого гостеприимства, с которого и начались все их несчастья; как женщина умная и многоопытная, она пользовалась любым случаем, чтобы ткнуть ему в глаза свою прозорливость и превосходство своего ума. Если дети хотели есть или нуждались в новой одежде, она обыкновенно насмешливо отвечала на их приставания:
– Подите к отцу, он – наследник альгамбрского короля Чико[9]; он владеет сокровищами, что хранятся в ларчике мавра.
Был ли хоть один смертный столь жестоко и несправедливо наказан за то, что сотворил доброе дело? Бедный Перехиль страдал и духом и телом, но все же кротко сносил насмешки жены. Наконец, как-то вечером, после трудного и знойного дня, когда она, по обыкновению, допекала его язвительными речами, терпение его лопнуло. Он, правда, не отважился вступить в пререкания, но его гневный взгляд остановился на сандаловом ларчике, стоявшем на полке с приоткрытою крышкой и как бы издевательски скалившем зубы при виде его невыносимых мучений. Схватив ларчик, он в сердцах швырнул его на пол.
– В недобрый час я тебя впервые увидел! – вскричал он во гневе. – И приютил под моим кровом твоего хозяина!
Когда ларчик упал на пол, его крышка отскочила и из него вывалился пергаментный свиток.
Несколько мгновений Перехиль мрачно и безмолвно смотрел на выпавший свиток пергамента. Затем, собравшись с мыслями, он подумал: «Кто знает, а вдруг это и в самом деле какая-нибудь важная рукопись; ведь мавр, очевидно, недаром хранил ее с такою заботливостью». Он поднял свиток, сунул себе за пазуху и на следующий день, продавая на улицах воду, остановился перед лавкою одного танжерского мавра, торговавшего на базаре духами и драгоценностями, и попросил его изъяснить содержание рукописи.
Мавр внимательно прочитал свиток, погладил рукою бороду и усмехнулся.
– Эта рукопись, – сказал он, – представляет собой заклинание, при помощи которого можно найти заколдованные сокровища, пребывающие во власти магических чар. Здесь сказано, что оно обладает столь могучею силою, что перед ним не устоят ни крепчайшие замки и запоры, ни даже сама адамантовая скала.
– Ба! – вскричал маленький гальего. – Что мне до этого? Я не волшебник и ничего не смыслю в спрятанных под землею сокровищах! – Сказав это, он взвалил на плечо кувшин и, оставив свиток у мавра, пустился в свои дневные странствия по улицам города.
На исходе дня, придя в сумерки к альгамбрскому колодцу, он застал там множество обычных собравшихся посудачить посетителей этого места, и их беседа, как нередко случается в эти призрачные часы, вертелась вокруг старинных легенд и преданий с участием сверхъестественных сил. Будучи бедны как церковные мыши, они с особой горячностью обсуждали широко распространенные рассказы о заколдованных кладах, укрытых маврами в различных местах Альгамбры. При этом они наперебой высказывали уверенность, что глубоко в земле, под Семиярусной башней, несомненно, находятся бесчисленные сокровища.
Эти рассказы произвели на беднягу Перехиля необыкновенно сильное впечатление, и когда он темной дорогой в одиночестве возвращался домой, в его уме не было иных дум, кроме мыслей о мавританских сокровищах. «А что, если в башне и впрямь находится клад и с помощью заклинания, оставленного мною у мавра, мне удастся заполучить его?» Восторг, порожденный в нем этой мыслью, был столь внезапен, что он едва не уронил наполненный водою кувшин.
В эту ночь он метался, ворочался на своем ложе и почти не сомкнул глаз из-за грез, будораживших его воображение. Едва дождавшись рассвета, он поспешил к мавру и поделился с ним своими мечтами.
– Ты умеешь читать по-арабски, – сказал он, – давай пойдем и испробуем заклинание; если у нас ничего не выйдет, нам от этого никакого убытку не станется, если же будет прок, мы разделим поровну найденные сокровища.
– Погоди! – воскликнул магометанин. – Это заклинание само по себе не обладает никакой силой; его необходимо читать в полуночный час при свете свечи, изготовленной по особому способу, и притом из таких веществ, достать которые не в моей власти. Без этой свечи свиток бессилен.
– Отлично! – вскричал маленький гальего. – У меня есть такая свеча, я ее принесу в мгновение ока.
Промолвив эти слова, он пустился домой и вскоре явился с огарком желтой свечи, тем самым, который он нашел в сандаловом ларчике.
Мавр ощупал и понюхал его.
– Эта свеча, – сказал он, – изготовлена из желтого воска, к которому добавлены редкие и драгоценные благовония. Именно о такой свече и говорит рукопись. Пока она горит, заклинанию послушны крепчайшие стены и наиболее сокровенные тайники. Но горе тому, кто замешкается и даст ей угаснуть. Расступившиеся стены сомкнутся, несчастный подпадет власти чар и навеки останется взаперти вместе с сокровищами.
Они условились испытать заклинание в ту же ночь. В поздний час, когда не бодрствует никто, кроме сов и летучих мышей, они поднялись на поросшую лесом гору Альгамбры и приблизились к ужасной башне, окруженной деревьями и прославленной множеством жутких преданий.
Пробираясь при свете фонаря сквозь заросли кустов и груды камней, они отыскали вход в ее подземелье и со страхом и трепетом сошли по ступеням лестницы, пробитой в скале. Она вела в пустое, сырое и мрачное помещение, из которого новая лестница опускалась в еще более глубокий подвал. Подобным образом им пришлось пройти по четырем лестницам, которые вели в такое же количество расположенных одно под другим подземелий, причем пол четвертого оказался глухим и непроницаемым, и хотя, согласно преданию, под ним находились еще три подземелья, утверждали, будто проникнуть в них невозможно, так как доступ в эту часть башни преграждают неодолимые чары. В этом подземелье было сыро, холодно и пахло плесенью; фонарь бросал лишь несколько слепых и тусклых лучей. Мавр и гальего некоторое время томились здесь ожиданием, пока наконец не послышались отдаленные и глухие удары часов на сторожевой башне. Пробило полночь. Лишь только замолк последний удар, они зажгли восковую свечу. Распространился запах мирры, ладана и стираксы[10].
Мавр глухим голосом принялся читать заклинание. Не успел он окончить, как раздался подземный гул. Земля задрожала, пол расступился, и под ним открылась новая лестница. Трепеща от страха, они сошли вниз и с помощью фонаря обнаружили, что попали в подземелье, стены которого испещрены арабскими надписями. Посредине находился большой, окованный семью стальными обручами сундук, с обеих сторон которого сидели в полном вооружении два очарованных мавра; они были неподвижны, как статуи, ибо пребывали во власти колдовских чар. Перед сундуком стояли кувшины, наполненные золотом, серебром и драгоценными камнями. Погружая в самый большой из них руку по локоть, наши кладоискатели всякий раз вытаскивали пригоршни монет из светлого мавританского золота, браслеты и золотые украшения разного рода; иногда им попадались также роскошные ожерелья из заморского жемчуга. Дрожа всем телом, почти задыхаясь от волнения, набивали они свои карманы добычею и тревожно косились на двух угрюмых и неподвижных зачарованных мавров, смотревших на них немигающим взглядом. Вдруг им почудился какой-то загадочный шум, и, объятые страхом, толкая друг друга, они пустились вверх по лестнице и, достигнув верхнего подземелья, погасили свечу. Тотчас же раздался грохот, и пол снова сомкнулся.
Исполненные ужаса, не останавливались они до тех пор, пока не выбрались из башни и не увидели звезд, мерцавших в просветах деревьев. Затем, усевшись на дерне, они поровну разделили добычу, решив на этот раз ограничиться только сливками, которые им удалось снять с кувшинов, с тем чтобы прийти сюда снова и опустошить их до дна. Дабы не сомневаться друг в друге, они поделили также между собой талисман, причем одному достался свиток, другому – свеча. Покончив с этим, они с легким сердцем и туго набитыми карманами отправились обратно в Гранаду. Спускаясь с горы, предусмотрительный мавр шепнул на ухо простодушному водоносу слово совета.
– Дружище Перехиль, – сказал он, – все происшедшее должно быть погребено между нами, пока мы не спрячем сокровища в безопасное место. Дойди слух о них до ушей алькальда, и мы погибли.
– Разумеется, – ответил гальего, – это сущая правда.
– Дружище Перехиль, – продолжал мавр, – ты человек, сколько я знаю, благоразумный, и я не сомневаюсь, что не станешь болтать, но ты не один, у тебя есть жена.
– Моя жена не узнает об этом ни слова, – решительно заявил маленький водонос.
– Довольно, – сказал мавр, – уповаю на твое благоразумие и обещание.
Никогда ни одно обещание не давалось, быть может, более твердо и искренно, но… увы! Разве может муж утаить что-нибудь от жены? И уж конечно, такой муж, как водонос Перехиль, который был одним из самых любящих и покорных мужей. Возвратившись домой, он нашел жену мрачно забившейся в угол.
– Чудесно, – вскричала она, едва он вошел, – ты изволил наконец воротиться, прошлявшись ночь напролет. Удивляюсь, как это ты не привел с собой нового мавра!
Затем, разразившись рыданиями, она стала заламывать руки и бить себя в грудь.
– О, как я несчастна! – воскликнула она. – Что меня ожидает! Мой дом разорен и ограблен нотариусами и альгвасилами, мой муж – бездельник, который, вместо того чтобы зарабатывать на семью, днем и ночью шляется с неверными маврами! Бедные мои дети! Что ожидает нас? Нам предстоит побираться на улице!
Бедняга Перехиль был настолько растроган горем супруги, что не мог удержаться от слез. Сердце его было столь же полно, как карман, и укротить его было ему не по силам. Запустив руку в последний, он извлек из него три или четыре больших золотых монеты и сунул их ей за корсаж. Бедная женщина оцепенела от изумления и не могла понять, что означает этот золотой дождь. Прежде чем она успела прийти в себя, маленький гальего вытащил еще золотую цепочку и, помахивая ею перед глазами жены и растянув рот до ушей, принялся лихо отплясывать.
– Пресвятая Дева, помилуй нас, – вскричала она. – Что ты натворил, Перехиль? Нет, нет, того быть не может – ты не грабитель и не убийца!
Едва эта мысль мелькнула в мозгу бедной женщины, как она твердо в нее уверовала. Она уже видела невдалеке пред собою тюрьму, виселицу и на ней маленького кривоногого Перехиля; подавленная ужасом, порожденным ее воображением, она впала в отчаянную истерику.
Что оставалось делать бедному мужу? Он не располагал никакими иными средствами, чтобы успокоить жену и разогнать кошмары ее фантазии, как поведать начистоту историю своего обогащения. Он это и сделал, взяв с нее торжественное обещание сохранять его рассказ в тайне.
Попытка описать ее радость оказалась бы непосильной. Она обняла мужа и чуть не задушила в своих объятиях.
– Ну, а теперь, жена, – воскликнул, ликуя, маленький человечек, – что ты можешь сказать о наследстве мавра? Отныне никогда не мешай мне помогать ближнему, когда он в нужде.
Славный гальего улегся на свою овечью шкуру и уснул так сладко, как если бы покоился на перине. Другое дело жена: она выпотрошила его карманы и, разложив содержимое на циновке, долго считала золотые монеты арабской чеканки, примеряла ожерелье и серьги, мечтая о том, как она вырядится, когда ей будет позволено воспользоваться богатствами.
На следующее утро Перехиль взял большую золотую монету и, придя в лавку ювелира, заявил, что нашел ее среди развалин Альгамбры. Ювелир обнаружил на ней арабскую надпись и увидел, что эта монета из червонного золота; тем не менее он предложил только треть ее стоимости, и это вполне устроило водоноса. Перехиль накупил для своего выводка нового платья, игрушек, всяческой снеди, сластей и, возвратившись к своему жилищу, собрал вокруг себя ребятишек, устроил хоровод, плясал внутри круга и чувствовал себя счастливейшим из отцов.
Супруга водоноса свое обещание хранить тайну держала с поразительной твердостью. Целых полтора дня ходила она с таинственным видом и колотящимся сердцем и молчала, хотя была окружена завзятыми сплетницами. Правда, она не могла не напустить на себя некоторой важности, извинялась за рваное платье и говорила, что заказала баскинью[11], отделанную золотым кружевом и такими же пуговицами, и новую кружевную мантилью. Она намекала на намерение мужа оставить промысел водоноса, не совсем подходящий его здоровью. И вообще она думает, что на лето они уедут в деревню и что горный воздух принесет пользу детям – ведь в знойное время года в городе нет никакого житья.
Соседки переглядывались между собой и решили, что бедная женщина чуточку спятила; едва она отходила в сторону, как ее манеры, ужимки и притязания делались предметом всеобщего издевательства и веселья.
Если ей как-то удавалось сдерживаться на людях, то она сторицей вознаграждала себя в своем доме и, надев на шею нитку роскошного заморского жемчуга, на руки – мавританские браслеты, а на голову алмазный султан, прохаживалась в своих грязных лохмотьях по горнице, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться собой у разбитого зеркала. Побуждаемая простодушным тщеславием, она никак не могла устоять перед искушением показаться в окне и насладиться эффектом, который произведет своей роскошью на прохожих.
Судьбе было угодно, чтобы Педрильо Педруго, уже известный нам всеведущий и вездесущий цирюльник, как раз в этот момент сидел без дела в своей лавке напротив, и его вечно бдительное око уловило сверканье алмазов. В одно мгновение он оказался у маленького оконца, служившего ему наблюдательным пунктом, и принялся разглядывать оборванную жену водоноса, которая была убрана драгоценностями с великолепием восточной невесты. Составив в уме реестр ее драгоценностей, он помчался со всею возможною прытью к алькальду. Через некоторое время вечно голодный альгвасил снова понесся по следу, и не успело еще закатиться солнце, как беднягу Перехиля опять схватили и повлекли пред грозные очи алькальда.
– Как же так, негодяй! – яростно заорал алькальд. – Ты клялся, что неверный, умерший у тебя в доме, не оставил ничего, кроме пустой шкатулки, а теперь я слышу, что твоя жена щеголяет в лохмотьях, увешанная алмазами и жемчугами. Презренная же ты тварь, однако! Приготовься вернуть добычу, отнятую тобой у несчастной жертвы, и мигом взлететь на виселицу, которая уже давно по тебе соскучилась.
Испуганный водонос пал на колени и чистосердечно рассказал о поразительном способе, при помощи которого так внезапно разбогател. Алькальд, альгвасил и цирюльник развесив уши слушали эту арабскую сказку о зачарованных мавританских сокровищах. Альгвасилу было поручено разыскать и доставить мавра, который читал заклинание. Мавр, представ пред алькальдом и увидев себя в руках гарпий закона[12], обезумел от страха. Заметив водоноса, который стоял с виноватым видом и потупленным взором, он сразу же понял, в чем дело.
– Жалкий скот, – сказал он, проходя мимо, – не говорил ли я, чтобы ты не разболтал этого дела своей жене.
Показания мавра в точности совпали с рассказом его товарища, но алькальд делал вид, будто не верит, и грозил тюрьмою и пытками.
– Успокойтесь, сеньор алькальд, – сказал мусульманин, к которому снова возвратились его обычное самообладание и лукавство. – Не будем ссориться и воспользуемся дарами судьбы. Об этом деле не знает никто, кроме нас; сохраним же и впредь нашу тайну. Сокровищ башни хватит на всех. Пообещайте справедливый дележ, и все уладится как нельзя лучше; если нет – подземелье навсегда останется замурованным.
Алькальд, отойдя в сторонку, посоветовался с альгвасилом. Последний был старой лисою.
– Пока вы не овладели сокровищами, – сказал он, – обещайте все, что угодно. А потом вы наложите на них руку; если он и его сообщник посмеют роптать, припугните их, как колдунов и неверных, хорошим костром.
Алькальд полностью одобрил совет альгвасила. Сменив гнев на милость и повернувшись к мавру, он произнес:
– Все, что вы рассказываете, в высшей степени странно, хотя, быть может, и отвечает действительности. Я должен, однако, воочию удостовериться в правдивости ваших рассказов. Сегодня ночью, в моем присутствии, вы повторите заклинанье. Если в башне окажутся зачарованные богатства, мы дружески разделим их между собой – и делу конец; если вы лжете, то тогда не ждите пощады. А пока отправляйтесь в тюрьму.
Мавр и водонос охотно согласились на эти условия, так как были уверены, что испытание подтвердит справедливость их слов.
Около полуночи алькальд в сопровождении альгвасила и вездесущего брадобрея – все трое вооруженные до зубов – потихоньку вышли из дому. Они вели мавра и водоноса – своих пленников – и захватили с собой крепкого и выносливого осла, который принадлежал когда-то маленькому гальего и которому предстояло везти на себе ожидаемые сокровища. Не замеченные никем, подошли они к башне и, привязав осла к старой смоковнице, сошли в четвертый ярус скрытых под башнею подземелий.