У Нади язык так и чесался рявкнуть: «Кто пить-то заставлял? В день сделки?!»
Но она промолчала, ограничилась уничижительным взглядом.
В такси ехали молча. Полуянов поместился сзади, рядом с алкоголичкой. К неудовольствию водителя, то и дело открывал окошко. Изабель (Надя видела со своего переднего места) кривилась, морщилась, охала, однако дорогу выдержала, не осрамилась. Зато, едва поднялись в квартиру, сразу бросилась в ванную, и звуки оттуда раздались характерные.
— Фу, гадость какая! — возмущенно произнесла Надя. И обернулась к Полуянову: — Ты мне так и не рассказал, что случилось. Почему она вдруг набралась? Из своей квартиры не хочет уезжать?
— Я, честно говоря, сам не понял, — развел руками журналист. — Когда приехал, дверь была не заперта, Изабель сидела в гостиной — уже в состоянии риз. Почти полную бутылку коньяка уговорила! С утра-то! Требовать объяснений, сама понимаешь, бесполезно. Но она что-то бормотала про труп.
— Труп?!
— Ее труп, — саркастически уточнил Полуянов. — На лестничной площадке, у лифта.
— Это как? — опешила Надя.
— Не знаю, — вздохнул Дмитрий. — Когда я на этаж поднялся, никаких трупов там, естественно, не было. Как и следов крови или еще чего-нибудь в этом роде.
— Слушай, у нее все-таки с головой неполадки. А справку из дурдома она купила.
— Да знаешь, Надь, я бы с тобой согласился, — задумчиво произнес Дима, — но только разбитый аквариум и мертвых рыбок я своими глазами видел. И ту фотографию, с мертвой тренершей. Так что сегодня тоже что-то запросто могло быть…
— Но кому это надо?
— Тому, кто хочет свести Изабель с ума.
— А зачем?
— Если б, Надюха, я понимал!
— Ох, Дима, — встревожилась Митрофанова, — ты, конечно, можешь меня эгоисткой назвать… но я боюсь одного: чтобы у нее вот сейчас, в ближайшее время, крыша не съехала. Тогда нашу сделку опротестуют. Слушай, а может, все напасти и правда связаны с продажей квартиры?! Некто хочет, чтобы хозяйку признали недееспособной, и тогда…
— Ну, и чего, собственно, тогда? — подхватил мяч журналист. — Продажу запретят, назначат опекуна. Это — ее отец, который давно живет за границей. А кому выгода?
— Ну… а вдруг Изабель на самом деле замужем? — осенила Надю новая версия. — Тогда имуществом будет муж распоряжаться. Какой-нибудь юркий провинциал…
— Уже обдумал, даже проверял, — лаконично отозвался Дима. — Нет. Изабель — свободная девушка.
И Митрофанова сама не поняла, как у нее вырвалось:
— А ты и рад.
— Слушай, Надюха, — нахмурился Димка. — Ну сколько можно? Мы ведь с тобой обо всем договорились. Заключили соглашение, что расследуем это дело вместе. Я не веду за твоей спиной тайных игр и ничего от тебя не скрываю…
— Давай просто бросим все, — жалобно произнесла Митрофанова. — Уедем отсюда прямо сейчас. А она пусть сама со своими трупами, с мертвыми рыбками и со всем прочим разбирается.
В Димкиных глазах мелькнуло смятение. «Ура! Чуть поднажму — и согласится!» — возликовала было Митрофанова, но в этот момент — как она только умудряется все делать некстати? — в гостиную явилась Изабель. В банном халатике, волосы мокрые, ноги голые — прямо семейное утро, ей-богу! Нимало не смущаясь своим неглиже, плюхнулась на диван. Несчастными глазами взглянула на Полуянова, закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись.
Димка тут же бросился, сел рядом, принялся утешать — спасибо, хоть по руке не гладил:
— Изабель, все, все… Пожалуйста, не плачь. Все закончилось. Все хорошо.
А она уже и голову Полуянову на плечо опустила, нахалка. Бормочет:
— Он… оно… оно такое ужасное было… И смотрело — прямо на меня…
— А что — «оно»? Ты можешь объяснить толком?
— Ну… я даже не знаю, как описать. Типа манекена. Но лицо у него — мое. Только мертвое. Такие глаза ужасные, навыкате. Рот открыт. Струйка крови на подбородке.
— Как у манекена может быть открыт рот? — встряла в монолог Надя.
— Не знаю! Но это точно была я! И одежда — моя, джинсы со стразиками, они в Москве одни такие, я их из Рима привезла, туфельки «Прада»!
— Минуточку, — нахмурился журналист. — А одежда что, пропала?
— Откуда пропала? — не поняла Изабель.
— Из шкафа твоего, — не без ехидства подсказала Надя.
— Я… а я не знаю… я не смотрела. Сейчас, конечно, я проверю… я просто не догадалась!
— Просто кладезь сообразительности, — прокомментировала Митрофанова, когда Изабель вышла.
— Ты бы видела, в каком она состоянии была, — защитил девушку Полуянов. — Я вообще боялся, что ее сейчас удар хватит.
«И очень было бы хорошо, — подумалось Митрофановой, — хотя нет… тогда бы и квартира нам не досталась… впрочем, я уже никакой квартиры не хочу».
Чуть не впервые в жизни ей самой захотелось не просто выпить, а напиться. Как Изабель, вдрызг.
Надя постаралась отогнать вредные мысли… однако театр абсурда продолжался. В гостиную вновь вошла мулаточка. Через плечо перекинуты джинсики (со стразовым рисунком на правой штанине, удивительная пошлятина!), в руках розовая обувная коробка с золотым прадовским логотипом.
— Вот, все на месте! — растерянно пробормотала она.
— А одежда на манекене — точно эта была?
— Да, да! Я и стразики на штанине помню, и туфли мои любимые!
— То есть труп раздели — и одежду вернули обратно, — ехидно прокомментировала Митрофанова.
— Но сюда никто не заходил, — тревожно произнесла Изабель. — Не мог зайти! Я никому ключи не даю!
Надя даже напоминать не стала, что у домработницы Тамары Кирилловны они есть. И вообще ей все меньше и меньше верилось в историю с манекеном. Как это может быть? Подбросили, потом забрали? Еще и одежду вернули в шкаф?
Дамочка просто решила напиться, а чтобы не ругали, что она сделку сорвала, придумала совершенно глупую байку.
— Изабель, а вы на сегодня курьера вызывали? — спросил вдруг Полуянов.
— Кого?
— Курьера. Из фирмы по поставке спортивных тренажеров.
— Н-нет, — решительно помотала головой Изабель. — Как я могла, если они вовремя никогда не являются, а мне в восемь утра уже из дома надо было выйти?
Полуянов обернулся к Наде, объяснил:
— Я, когда приехал, успокоил ее немного. И в душ отправил, чтобы протрезвела. А пока она мылась, сбегал вниз, поговорил с консьержем. Тот и сказал, что в семь тридцать пришел молодой парень с большой спортивной сумкой. Вроде как к Истоминой.
— Парень? — воскликнула Изабель. — А как он выглядел, этот парень?
— Консьерж про него сказал: типичный курьер. Среднего роста, волосы русые, стрижен коротко, ногти грязные.
— Я… я вообще даже не представляю… — Мулатка задумалась, лоб перерезала глубокая морщина. Впрочем, уже секунд через двадцать мыслительный процесс завершился, и девушка радостно выкрикнула: — Ну, все ясно! Она этого парня и наняла!
— Кто — «она»? — насторожился Полуянов.
— Ну, я ведь говорила вам! Юлька, Базанова! Она меня ненавидит!
— Изабель, я полагаю, что вы неправы, — мягко заговорил Полуянов. — Я общался с Юлией Аркадьевной. Это абсолютно трезвая, расчетливая, твердо стоящая на земле женщина. Она может мстить, но никогда не будет фотографировать трупы, убивать рыбок и подбрасывать вам под дверь манекены. Давайте думать в другую сторону. Вспоминайте — в вашем окружении! — человека с неустойчивой психикой. Непризнанного гения. Истеричную подружку…
— Но… — попыталась возразить мулаточка, однако Полуянов перебил ее:
— Изабель, вам мстит личность необычная, яркая. Мимо такой — или такого — не пройдешь, обязательно заметишь. Вспоминайте, вспоминайте, кому вы насолили?..
— Я… я не знаю! Я правда не знаю! И врагов у меня нет, мы только с Юлькой ругаемся по поводу салона! Но раз вы говорите, что это не она…
— А господин Золотой? — вкрадчиво произнес журналист.
— Да что вы все о нем! Шапочный знакомый. Он вроде Пети Листермана. С ним просто положено дружить, понимаете?
— У вас с ним были разногласия? Споры? Конфликты? Может, он пытался ухаживать, а вы ему отказали?
— Ну… — Изабель задумалась. — Споров у нас не было. А ухаживать — да, ухаживал. Так это обычное дело. Я привыкла. Фотографы — они вообще народ приставучий. — Она замолчала и улыбнулась.
— И что? — поторопил Дима.
— Да все как обычно! В ресторан с ним сходила, полапать дала. Чуть-чуть. Фотки согласилась сделать эти его странные, будто я мертвая… Но я не обижала его ничем!
Митрофанова еле заметно дернула плечом. Лично она считала Золотого — при всех его причудах — дядечкой полностью адекватным. И если бы он взялся мстить Изабель, действовал бы, как homo sapiens. Чего проще: уговорить глупышку на обнаженные фотки, а потом слить в Интернет. Но строить из мертвых рыбок фигуры синхронного плавания? Подбрасывать под дверь манекены? Он явно не дурак. И, судя по фигуре, далеко не спортсмен.
Спортсмен, спортсмен…
— Изабель, а это может быть кто-то из вашей команды? — спросила Надя.
— Что? — растерялась мулатка.
— Ну, вы же спортом занимались! Выступали — не знаю, в двойке, в четверке! Как у ваших подруг судьба сложилась?
— Да по-разному, — пожала плечами мулатка. — Кто в тренеры ушел, кто в бизнес, кто замуж вышел. Мы встречаемся иногда. Все, по-моему, нормальные. Психов нет.
— А есть кто-то, у кого жизнь после спорта совсем не сложилась?
— Ну, Люська няней работает, — начала перечислять Изабель, — жалуется все время. Наташка Гусева квартиру продала и в Крым уехала, художницей стала. Море, типа, она рисует. Ирка еще Стеклова. Вот она — не знаю, чем сейчас занимается. Но деньги у нее водятся. Квартиру, говорят, купила, дачу строит.
Начала теребить нос, намотала на палец волосы, закусила губу. Надя с Димой терпеливо ждали. И Изабель наконец снова заговорила:
— Ирка выглядит такой в себе уверенной. Хотя данные у нее, прямо скажем, средненькие. Но только она все равно, по-моему, страдает, что в ее честь никогда российский гимн не звучал. И до сих пор злится, что ей пришлось из плаванья уйти. Из-за меня.
— Из-за тебя? — насторожился Полуянов.
— Ну да. Страшно давно все это было.
— Не важно. Рассказывай, — велел Дима.
Изабель, много лет назад
Уж каким пришлось соловьем разливаться, чтобы Ирку тоже затащить на вечеринку!
— Спросят тебя про Японию, о чем рассказывать будешь? — возмущалась Изабель. — Про холодный бассейн и как в номере гостиничном телевизор смотрела?
А подруга — будто старушка. Ворчит, охает:
— Изабель, но этот твой Такиши — очень подозрительный тип! Ты говоришь, он совсем молодой парень. Но в дорогущем костюме. Да еще и по-русски прекрасно шпарит! Он мафиози, наверное! На Дальний Восток наркотики возит!
— О чем ты, какие наркотики?! Я ведь тебе объясняла: у него мама русская, и в университете он язык учит. А что одет хорошо… Такиши напрямую не говорил, но, я так поняла, у него папа очень богатый. Владелец корпорации. Представляешь, как круто!
Но легче стену кирпичную сдвинуть, чем Ирку убедить.
— Быть такого не может. Я смотрела фильм про Японию: сыновья директоров корпорации никогда не выделываются! Ходят в стареньких джинсах, и денег карманных у них даже меньше, чем у обычных студентов.
— Ну, значит, ему русская мама дорогую одежду покупает! Все, Ирка, надоела ты мне. Ни слова больше не скажу. Пойду одна. А ты потом всю жизнь будешь жалеть.
…И подруга, конечно, сдалась.
Мини-юбки, да и вообще нарядных вещей в ее багаже не имелось, но Изабель жадничать не стала — поделилась роскошными брючками «под кожу», туфлями на каблуках, открытым топом. И накраситься Ирке помогла.
Когда сбегали (в девять вечера) из отеля, натолкнулись на двух девиц из основного состава сборной. Те выходили из лифта (в руках пакеты из супермаркета) и аж столбом застыли, когда увидели наряженных, щедро накрашенных запасных.
— Куда это вы собрались? — удивленно спросила одна.
— У нас вообще-то отбой через полчаса, — проскрипела вторая.
— Да мы… мы только в магазинчик, на пятнадцать минут, — заюлила Иришка.
Но Изабель — вся в предвкушении от встречи с Такиши — не удержалась:
— Эх вы, девчонки! В самый удивительный город мира приехали — и не видели в нем ничего.
— Так мы не развлекаться сюда приехали, — сузила глаза первая из девиц.
А вторая злорадно добавила:
— А что будет, если к вам в номер тренер зайдет, отбой проверить?
— Девочки, миленькие, пожалуйста! — взмолилась Ирка. — Прикройте нас! Мы только часок прогуляемся и вернемся, честное слово!
— Не знаю, не знаю, надо ли прикрывать таких, как вы, — протянула первая, и обе спортсменки пошли дальше по коридору.
Ирка, конечно, страшно расстроилась и всю дорогу до ресторана скулила, ахала, грозилась вернуться обратно в отель. Изабель ее не слушала, она улыбалась — японской ночи, тихому шелесту реки Сумиды, предстоящей встрече с красавцем Такиши.
— Куда ты меня привела? — продолжала ворчать подруга. — Трущобы какие-то. Вот это — ресторан?! Настоящая забегаловка, как на Казанском вокзале!
— Что бы ты понимала, — хмыкнула Изабель. — В Японии на внешний вид внимание вообще не обращают, главное — содержание. Ты посмотри, какие сюда люди ходят, — махнула она в сторону парковочных мест, где стоял ослепительно-белый лимузин.
…Едва звякнул в честь прихода новых посетителей колокольчик, как Такиши бросился к ним. Опустился перед Изабель на одно колено:
— Ты пришла, о прекрасная дама!
Девушка унюхала ощутимый запах спиртного. Впрочем, язык не заплетается, глаза влюбленные — ситуация, похоже, пока под контролем.
Молодой человек приветливо пожал руку Ирине. Познакомил ее со своим другом. Изабель с насмешкой подумала, что они с Такиши похожи — оба выбрали себе в наперсники серых мышек.
Она больше не обращала внимания на Иришку. Между делом уминала японскую еду, без умолку болтала с Такиши, пила саке, а на закуску прекрасно шел имбирь (в Японии он не красный, как у нас, а кремово-белый).
Подруга, к счастью, ненадолго прекратила свое занудство — наворачивала со страшной скоростью суши и роллы. Повар не успевал подавать — в подобных ресторанчиках на стол никогда не выставляют готовые «сеты», а выдают вкуснятину по одной, по мере готовности.
Такиши ел мало. Ему даже повар что-то сказал, причем весьма хмуро.
— Обижается? — улыбнулась Изабель.
— Велит закусывать. Боится, чтоб сакэ назад не пошло, — хмыкнул парень.
…В одиннадцать вечера ресторанный персонал засуетился.
— Закрываются, — объяснил Такиши. — Ну, что? На дискотеку рванем?
— Изабель, мы идем в гостиницу! — отчаянно выкрикнула Ирина.
— Ир, да ладно тебе! — После саке Изабель было море по колено. — Прикольно! На дискотеке всякие готы, эмо. Хоть посмотрим, как в Японии тусят!
— Глупая ты. И безответственная, — вздохнула абсолютно трезвая подруга. Поджала губы, поднялась: — Я никуда не пойду.
— Я тэба провожу до гостиница! — подхватился друг Такиши (он тоже говорил по-русски, но куда хуже).
— Ша, дети! — фыркнул Такиши (похоже, русская мама щедро научила его нашему сленгу). — Всем стоять. В отель так в отель. Но не пешком же!
Он расплатился по счету. Встал. И подвел компанию прямехонько к белоснежному лимузину. Рисуясь, щелкнул брелком сигнализации и велел:
— Загружайтесь! У папы взял, вас, красавиц, побаловать!
«Водительское место слева — пусто, — отметила Изабель, — ах, ну да. Это же Япония. Тут шоферы справа. Хотя какой шофер, если он машину сам открывал?»
— А кто поведет? — испуганно взглянула она на Такиши.
— Как кто? — возмутился парень. — Конечно, я!
— Но ты ведь пьяный!
— Брось. Саке — оно слабенькое, не то что ваша водка с пивом! Давайте, давайте, прыгайте! Тут ехать два шага.
— Он хорьошо водить, — вступился друг Такиши. — Не бояться!
Но Изабель все равно было страшно. Папа учил ее никогда не садиться в машину, если за рулем нетрезвый.
И тут вдруг девушку осенило.
— Ирка, ты ведь саке не пила? — обернулась она к подруге.
— Нет.
— И машину водить умеешь. Подростковую автошколу закончила, вождение сдала с первого раза. И мама тебе рулить дает, сама хвасталась!
— Нет, нет, Изабель, о чем ты?! — испугалась Ирина. — Тут движение в другую сторону, я никогда не решусь. И машина длиннющая, я на такой даже со стоянки не выеду.
— Да ладно тебе, попробуй! Это ведь такой прикол! Потом всем рассказывать будешь!
Тут и Такиши подключился:
— О, вы умеете водить? Тогда, пожалуйста, окажите нам услугу. И сами получите несравненное удовольствие. Коробка-автомат, машина маневренная, послушная…
— Да у меня и прав нет!
— Кому они тут нужны! — отмахнулся молодой японец.
— Я боюсь! — продолжала упорствовать Ирина.
— Все, — разозлилась Изабель, — еще одно слово — и ты мне больше не подруга!
Иришка взглянула затравленно. А Такиши — буквально запихал ее за руль. Включил зажигание и сказал:
— Поехали, милая!
— Лизка! — отчаянно крикнула Ира. — Сядь со мной рядом, я боюсь!
— Ну, перелезай вперед, — позвал японец. — Сиденье широкое, поместимся.
А Иришка перекрестилась и тронула автомобиль с места. Поехала. Сначала робко и осторожно, потом все быстрей и быстрей.
— Отлично, лапочка! — подбадривал Такиши. — Сейчас чуть притормаживай, поворачиваем налево.
Девушка, слегка неуверенно, но исполнила маневр.
— Ты гений! Ты просто водительский гений! — разорялся японец (Изабель даже обидно стало).
А Ира, пьяная от своих успехов, ехала все быстрее, быстрее… И, конечно, не заметила, что по пешеходному переходу с японской неспешностью идут люди. Такиши тоже среагировал слишком поздно.