Инвентаризация, вспомнил Синцов и позавидовал грошевской обстоятельности. Хотя тут, наверное, без обстоятельности никак. Столько всего…
– Так ты тоже веришь? – повторил вопрос Синцов.
– Я что, псих? – не отрываясь от работы, ответил Грошев.
– Но в удачу ты же веришь, – напомнил Синцов. – В удачу, в жизненные полосы, в странные совпадения? В мистику. В медведя.
Про медведя Синцов сказал с трудом. С утра он старался не думать о медведях, но преуспел в этом не сильно, то и дело медведи прорывались.
Синцов насыпал монет в длинную пластиковую кювету, латунью запахло сильнее.
– В мистику верю, – Грошев положил на приборный стол очередной жетон. – В архангела Михаила, пошедшего за красноголовиками, нет, я ведь не дурак. А медведь… Да плюнь ты на этого медведя, случайность…
Но тем не менее фальшфайер он вчера взял, подумал Синцов. Человек предусмотрительный, более чем предусмотрительный.
– Зачем ты тогда эти жетоны проверяешь? Это…
Синцов указал на желтый приборчик.
– Это ведь дозиметр?
– Ага, дозиметр.
– Архангел Михаил ходил за грибами в ветровке из чистого радия? – спросил Синцов.
Грошев хихикнул, не оборачиваясь, показал Синцову большой палец правой руки. Настроение у него было приподнятое, вчерашний день Грошева явно вдохновил.
– Все не так романтично, – сказал Грошев. – Кто его знает, в чем там архангелы расхаживают… Короче, есть версия, что часть жетонов была отштампована из металла, вывезенного из Припяти. Это, конечно, легенда, но проверить, в чем там на самом деле Михаил прогуливался, не мешает. В девяностые годы в стране бардак творился, металл действительно всякий был. Береженого, как говорится…
Грошев подержал дозиметр над жетоном.
– Нормально, – сказал он. – Нормальный для металла фон.
– А тебе радиоактивные попадались вообще? – спросил Синцов.
Он потрогал биметаллические монеты, взял одну. Астраханская область.
– Пару раз, – ответил Грошев. – Как-то взял партию жетонов со Шпицбергена, они фонили слегонца. Не сильно, в пределах нормы, но все равно. Потом «шайба», помню, была в отличном качестве и Карл Маркс еще. Эти вот хорошо звенели. В восемь раз выше предельно допустимых, думаю, на самом деле из Чернобыльской зоны.
– Как это? – не понял Синцов. – Как оттуда можно достать?
– Книжку «Пикник на обочине» читал?
– Да…
Другая монета. Приморский край.
– Вот так, примерно. Сталкеры работают не покладая рук. Оттуда уже почти все вывезли, знаешь, сколько активного хабара по стране ходит? Вот и приходится предохраняться. Да и вообще, дозиметр в хозяйстве вещь небесполезная.
– И что ты с ними сделал? С «шайбой» и Марксом? Которые фонили?
Грошев улыбнулся и снова поводил дозиметром над монетой.
– Лобанову на день рождения подарил, что еще? Он советы любит, уже восемь наборов юбилейки собрал, дурачок. И один ходячки, что, конечно, сильно. Помню, «шайбе» сильно обрадовался…
И, глядя на изменившееся лицо Синцова, рассмеялся.
– Шутка, – успокоил он. – Шутка и юмор. В болото их выкинул. Отъехал подальше от города и в болото. Глубоко и надежно. Через тысячу лет не найдут, не переживай. Я человек разумный и современный, я даже лампочки не выкидываю, собираю в ящик. А Лобанов всех нас переживет, он человек без воображения, таким в жизни легче.
Я тоже, подумал Синцов. Человек без воображения. Мне и мама всегда это говорила. И это правда. Ничего мне по-настоящему не нравится. И книги вроде читаю, и фильмы смотрю, и в игры поиграть… А по-настоящему ничего не цепляет. И вот даже это собирательство, тоже мимо. Да, интересно, да, забавно, да, деньги, серебро в кармане, потом на золото поменяю. Но все равно не волнует. То есть, может, и волнует, но только совсем чуть.
Синцов немного себя пожалел. Обидно, когда так, ничего не хочется. Что делать?
Боровск, немного попятнел Боровск.
Наверное, и удача из-за этого зацепилась. Втянулась в пустоту, заполнила вакуум. Удача, безликая старуха, встреченная в лесу, лучше бы ее не встречать. Бабка-Синюшка, прав был Бажов, синюшка.
– Деньги вообще загадочная вещь, – Грошев снова смотрел в окуляр микроскопа. – С ними много забавных историй связано, в основном…
Грошев что-то записал в блокнот.
– В основном не очень веселых почему-то. Один мой знакомый нашел странную монету, три рубля тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Он был опытный коллекционер и, разумеется, знал, что такой монеты не бывает. Однако нашел он ее при таких обстоятельствах, что возможность подлога исключалась – в закладке в подвале собственного дома.
Грошев снова записал, погрыз ручку.
– Скорее всего, это было чье-то оригинальное творчество, но требовалось в этом убедиться. Коллекционер стал изучать вопрос и постепенно провалился в эту монету. Монета его сожрала.
– Как это?
– Такое иногда случается, – кивнул Грошев. – Человек смотрит на монету, изучает ее, каждую выбоинку, каждую царапинку, каждую деталь штемпеля. Он знает ее досконально, знает расстояния между деталями и кантом, количество рубчиков на гурте, знает все. Он может представить ее с закрытыми глазами и представляет ее перед сном, а потом она начинает сниться. Потом он видит ее уже наяву, все мысли его сходятся к этой монете…
Синцов представил и несколько порадовался, что у него небогато с воображением. Ну разве что медведи…
– Говорят, что есть такие монеты… – задумчиво произнес Грошев, отвлекшись от блокнота и микроскопа. – Монеты – это… вообще не очень светлое дело…
– Почему это?
– Потому что…
Грошев замолчал, видимо, все никак не мог подобрать формулировку.
– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Ты знаешь, какие монеты самые известные?
– Так сразу не скажу…
Но почти тут же Синцов вспомнил.
– Хотя вспомнил, – кивнул он.
– Хорошо в школе учишься, – заметил Грошев. – Или книжек много читал. Или и то и другое.
– Тридцать тетрадрахм, – сказал Синцов. – Самые известные монеты в человеческой истории.
– По поводу идентификации точных данных нет, в Римской империи ходило много серебряных монет, – заметил Грошев. – Статеры, сикли, тетрадрахмы. Так что какие именно – неизвестно.
Грошев улыбнулся.
Ряжск.
– Теперь ты понимаешь, что нумизматика – это темненькое, – сказал он. – Порой весьма темненькое.
– Но ведь это было… Две тысячи с лишним лет назад.
– Есть легенда, что они до сих пор в обороте, – негромко произнес Грошев. – Конечно, с годами они изменили вид. Предполагают, что они вообще любят менять свой облик и могут выглядеть совершенно заурядно. Как пять рублей две тысячи восьмого. Как пятак восемьдесят первого. Как квотер. Как десять пфеннигов. Как доллар. Как совершенно любая монета. Они не прочь поиграть, и один из них сейчас может находиться в твоем кармане…
Как-то похолодало. То ли от слов Грошева, то ли действительно, но похолодало. Все-таки, наверное, Грошев, он рассказывал слишком хорошо, театрально и мрачно, так что Синцов почувствовал. Темненькое.
Снова Ряжск.
– Представь, это лежит у тебя в кармане, а ты не знаешь. Или получаешь на сдачу в магазине и тоже не знаешь. Или в старой копилке, ты берешь это в руки – и все…
Грошев зловеще пошевелил глазами.
– Жизнь твоя превращается в нумизматический пепел, – спокойно сказал он. – И немногим удается всплыть на поверхность, весьма немногим. Это затягивает. Сначала у тебя есть одна монета, и ты думаешь – а не стоит ли тебе купить еще одну, чтобы первой не скучно было? И ты покупаешь или выпрашиваешь у тети в обмен на китайский будильник, причем выпрашиваешь сразу десяток, почти задаром… И все. Все свободные деньги ты начинаешь тратить на них, только на них, выискивая самые лучшие, в идеальном сохране, в еще более идеальном сохране…
Грошев потряс головой, словно пытаясь избавиться от морока.
– А потом?
– А потом ты обнаруживаешь, что тебе семьдесят шесть лет, твои дети – неудачники, твои внуки идиоты, всю свою жизнь ты провел в поисках штампованного металла, ничего не видел, нигде не был, да в придачу рак поджелудочной железы и скоро касса…
– Что? – перебил Синцов.
– Ничего, – ответил Грошев. – Платить за все надо. За каждый поступок, за каждое желание. Помнишь, что Чучел говорил? Что все собирательство от лукавого? Думаю, в чем-то он был прав. Поэтому я предпочитаю жетоны. Это проще. И… Не имеет такого негативного бэкграунда. А потом я уже давно…
Грошев замолчал.
Азов.
– Что давно? – тут же переспросил Синцов.
– В жизни есть главные вещи и есть вещи не главные, – неожиданно серьезно сказал Грошев. – Тому, кто их путает, позавидовать сложно.
Великий Устюг.
– Да, позавидовать сложно, – печально сказал Грошев. – Сложно…
– А что стало с тем? Ну, который хотел узнать про три рубля?
– Расследование так ничем толком не закончилось, он не смог выяснить происхождение этой монеты. По всем признакам она должна была быть настоящей, вес, рука и клеймо миницмейстера, возраст и состав серебра.
Архангельская область. Прилипла к Астраханской.
– Но найти ни одного упоминания про эту монету в литературе или в архивах не удалось. Поэтому ее отказались внести в каталоги, как фантазийную. И ценность ее, соответственно, заключалась лишь в цене металла.
– И?
– Он спился. А умер после того, как потерял свою монету в автобусе – он с ней расстаться не мог и везде с собой таскал. Умер от расстройства через два дня.
Выборг. Совсем поцарапанный Выборг, наверное, не пойдет.
– Не повезло, – посочувствовал Синцов.
– Да, не повезло. Кстати, что касается везения, – Грошев повернулся и поглядел на Синцова. – Как я уже и говорил, госпожа Удача просто поцеловала нас в лоб.
– Это как?
– Это так, – Грошев указал на жетоны, разложенные по столику. – Сразу двадцать три жетона! И просто так, на ровном месте! И Чучел их отдал даром. Такого с ним никогда не случалось. Твоя заслуга. Даже если посчитать по пятьсот рублей, то это почти десять тысяч. Как?
– Нормально…
– Я считаю, что очень хорошо. Если учитывать вчерашнего магнитного Гагарина и вчерашний же жетон… Двадцать четвертый. Я считаю, что результат отличный. Сколько стоит Гагарин, я вообще не знаю, думаю, немало. Во всяком случае, я про такую монету вообще не слышал. Удача на нашей стороне, Костян, и это надо использовать.
Синцов опять вспомнил вчерашнего медведя, вспомнил железный привкус во рту, гадость какая…
– А медведь? – напомнил Синцов.
– Медведь – это флуктуация, – отмахнулся Грошев. – Случайность же. Не стоит обращать на него внимания, медведь периодически встречается на пути…
– Хороша флуктуация, – поежился Синцов.
– Так и есть. Каждому по жизни иногда встречается медведь, и с этим ничего не поделать. Кстати, медведь – это тоже проявление везения – медведь оказался сытый и относительно миролюбивый, мог бы и побаловаться вздумать. Тогда бы файером не отделались. Ты перебирай монеты – это хорошо нервы успокаивает. Ну, сам знаешь.
Синцов продолжил перебирать монеты. Да, нервы успокаивались. А после вчерашнего медведя он отчего-то вообще спал как убитый. Крепко и сильно, только медведи снились.
Биметалл. Республика Коми.
Задача была, как обычно, несложная, Синцов доставал монеты из кюветы, разглядывал их и сортировал по разновидностям: города, республики, министерства, памятные даты, перепись населения. Монеты были грязные и пятнистые, так что Грошев скоро выдал Синцову пупырчатые перчатки, чтобы не портить пальцы.
Работа действительно несложная и в чем-то интересная. Синцов никогда не думал, что биметаллических монет так много. Иногда ему давали их на сдачу в магазине, он разглядывал их равнодушно и никогда не думал их собирать, для него они все казались совершенно одинаковыми, а тут…
– Ты меняй периодически ракурс, – посоветовал Грошев. – А то скоро глаза сломаешь. Примерно на каждой пятой монете надо смотреть вдаль. Гигиена зрения в нумизматике – важная вещь. А то в старости будешь совсем слепой.
Дербент.
Синцов положил Дербент в сторону, Дербент выглядел как новый, блестел, Грошев велел монеты с блеском откладывать.
Запикала мультиварка, в ней на верстаке настаивался состав для чистки, состав вкусно пах хлебом или кашей, вкусно. Прохладно было, над головой шумел кондиционер, к нему тоже были прикреплены черные волосы магнитофонной пленки, и они пошевеливались, пропуская через себя холодный воздух.
– Монеты что, варить будешь? – поинтересовался Синцов. – Не облезут?
– Не, – Грошев оторвался от экрана и стал смотреть в окуляр перископа. – Не облезут, технология отработана. Обычные немного погреем, потомим, грязь сойдет, помоем с тонкой содой, высушим на солнышке, будут как новенькие почти. Конечно, фанаты мешковины мытые монеты в коллекции не возьмут, но обычные, рядовые коллекционеры вполне их уважают. Недорого и прилично. Прибыль невелика, но зато стабильна.
– Ты говорил, у Лобанова сестра в банке? – напомнил Синцов. – Она, наверное, может взять…
– Уже не очень-то и может, – вздохнул Грошев. – У ихнего директора сын по биметаллу работает, так что Лобанову редко что перепадает. А то, что перепадает, Лоб не продает, а в сейф складывает – на будущее. Спиртом моет, лаком покрывает – и в сейф. Лоб наивный человек, думает, что может новый ЧЯП приключиться.
Грошев рассмеялся каким-то консервированным смехом, точно смеялась старая банка из-под томатной пасты.
– А он не может приключиться?
– Вряд ли, – Грошев принялся подстраивать объектив микроскопа и рассуждать вслух. – Биметалл – это пузырь, раздутый барыгами, и этот пузырь рано или поздно лопнет – не может быть столько коллекционеров в одной стране. Это как увлечение собаками, помнишь? Лет семь назад все, как ненормальные, заводили собак бойцовских пород, потом покупали травматические пистолеты и ножи, сейчас в монеты ударились. А до этого марки. Ты в курсе, что раньше все собирали марки – и кто собирает их сейчас? Ты хоть одного знаешь?
Синцов не мог вспомнить. Про филателистов он знал только из книг, вживую никогда не видал.
– Филателисты вымерли, теперь вместо них собиратели биметалла. Скупают этот лом, выставляют в альбомах, в Интернет выкладывают. Когда народ очнется – эту дребедень будут сдавать в магазины по номиналу, но сейчас да, сейчас истерия. Продают в каждом сувенирном ларьке, в каждом канцелярском магазине, всякий контролер в автобусе теперь нумизмат. Да еще и бонист. А еще и Олимпиада на носу…
– А Олимпиада-то при чем? – не понял Синцов.
– Олимпиада… Олимпиада – это праздник, который всегда с тобой.
Грошев измерил, взвесил и сфотографировал очередной жетон. Синцову попалась Вологда.
– Олимпиада – это пир нумизматических барыг, – объяснил он. – Будет выпущено огромное количество монет, банкнот, наборов, медалей, жетонов. Творцы раритетов на монетных дворах тоже подсуетятся и наштампуют перепутов. Разогреется собирательская паника… Одним словом, можно много бабла поднять. Очень много.
Грошев взял следующий жетон, провел дозиметром, положил на весы, переместил под микроскоп.
Мценск.
– Лобанов уже тормоза срывает, хочет в Сочи ехать за хабаром, – усмехнулся Грошев. – Ну и за хоккеистов поболеть тоже. А ты как, в Сочи поедешь?
– Нет, – ответил Синцов. – То есть не знаю, не думал. Время еще есть.
– Времени нет, – наставительно сказал Грошев. – Его вообще очень мало, надо думать и делать сейчас, завтра может быть поздно. А потом еще чемпионат мира по футболу…
Грошев смотрел в микроскоп, осторожно перевернул жетон другой стороной.
– Зачем ты их снимаешь?
– В любом деле требуется систематичность, – ответил Грошев, не отрываясь от микроскопа. – Жетонов Гривской ГТС очень мало, и я хочу учесть каждый. Каждый индивидуален…
– Ты говорил, их около тысячи…
– Я нашел восемьдесят три. Все восемьдесят три измерил и зафиксировал…
– Зачем они тебе все-таки?
– Это очень просто, – Грошев достал устройство, чем-то похожее на автоматный магазин, но только не для патронов, а для монет – округлый пластиковый корпус и множество изолированных ячеек. – Про Гривскую ГТС мало кто знает пока, я и, может, еще парочка продвинутых жетонистов вроде Чучела. Да и то… Вряд ли Чучел стал бы об этом свистеть направо-налево. Гривской ГТС нет ни в каталогах, ни на сайте, ни в коллекциях. Но…
Грошев начал собирать жетоны в обойму.
– Но это изменится. Я вижу тенденции, я чувствую… – Грошев вставлял жетоны в обойму, и Синцов снова отметил сходство с оружием.
Словно Грошев собирался в бой. И лицо у него такое было, чегеваристое, Синцов увидел это.
– Я соберу столько, сколько смогу, – сказал Грошев. – Как можно больше…
– А если запустить байку про архангела Михаила, то новым жетонам будет обеспечена неплохая реклама, – закончил Синцов.
– Ты прирожденный жетонист, – похвалил Грошев. – Жаль, что ты здесь только на лето, можно было бы поработать. С другой стороны, и в городе… Ладно, потом.
Грошев вогнал в обойму последний жетон, взвесил ее на ладони и убрал в карман.
– Как у тебя там? Перебирается?
Синцов опустил руку в кювету и достал из нее монету.
Пермский край.
– Пермский край…
Синцов вгляделся в монету и действительно рассмотрел медведя, крест и корону, а потом и соответствующую надпись, которую он с трудом различил – монета была сильно засаленной, коричневой, в черных пятнах.
– Ну-ка, – Грошев забрал монету, взглянул, сощурив глаз. – Действительно, мишка. Конечно, состояние не идеал, но мы ее немного сварим, и все будет ок.
Грошев улыбнулся.
– Вот она, – с удовольствием ухмыльнулся Грошев. – Везет просто поразительно. В наши дни найти Пермский край в обороте… Это как пять тысяч на дороге. Обратно поздравляю!
Грошев поздравил Синцова, торжественно пожал ему руку.
– Рад за тебя еще раз, Костян. Баланс твоего личного счета изрядно пополнился. Скоро наработаешь на золото. Хорошо поработали сегодня, теперь пора нам прогуляться.