– К тому же у меня, скажем так, уже есть своя клиентура, постоянная.
Грошев вдруг заговорил тише, как бы потайным голосом.
– Есть монетосы весьма недешевые, – сказал он. – Как те же барабаны. Конечно, эти монеты не с дырками, там более легкие повреждения, по гурту замятины, механика мелкая или царапки…
Грошев вдруг улыбнулся.
– Царапки, да… Одним словом, довожу монету до состояния почти анц.
– Анц?
– Анциркулейтед, – пояснил Грошев. – Не бывшей в обороте. Некоторым нравятся такие. А другие любят, чтобы монета была ходячей, заслуженной. Так что работаю потихоньку. В свободное от уроков время.
Грошев вернул монету в ведро, достал из стола пульт и запустил кондиционер – в мастерской оказался кондиционер.
– А цель? – осторожно спросил Синцов. – Цель есть? Ну вот ты всем этим занимаешься… а зачем? Чего хочешь?
– Не знаю, – пожал плечами Грошев. – Я еще слишком молод, чтобы знать, я еще думаю. Вот ты знаешь, чем займешься в жизни?
– Нет… – признался Синцов.
Он на самом деле не знал. Отец видел его экономистом, мама отчего-то ветеринаром, сам Синцов еще не решил. То есть еще не выбрал… ни экономистом, ни ветеринаром становиться не хотелось.
– Вот и я не знаю, – сказал Грошев. – Вроде пора уже определяться в жизни. Но пока что-то мыслей нет.
– А зачем вся эта химия?
– Эликсир варю, – усмехнулся Грошев. – То есть не варю, а так, экспериментирую. Про электролиз слыхал?
– Так, немного. Кажется, по физике что-то рассказывали…
– Значит, принцип знаешь, – утвердительно сказал Грошев. – Хочу разработать процесс, чтобы серебро осаждалось только на поврежденные места…
Синцов скривился. Почувствовал, что с информацией перебор. Грошев вывалил на него слишком много, так что Синцов перестал воспринимать суть. Сначала про удачу, потом про какалики, теперь про барабаны, монисто, электролизы, честного бизнесмена, и все это на фоне недешевых компьютеров, «Лендкрузеров» и борцов с неправильной парковкой. В Гривске оказалась повышенная плотность кипения жизни.
– Короче, хочу разработать умный электролит, – понял Грошев. – Чтобы сам монеты лечил.
Синцов поглядел на Грошева с уважением, но не удержался и спросил:
– А философский камень не пробовал?
– Нет, – серьезно ответил Грошев. – Философский камень – слишком кропотливая работа, для его синтеза нужен счетчик молекул, сам понимаешь, у меня его нет. Я писал в Массачусетский технологический, но они ответили, что сейчас не пришлют, сами философский камень варят.
Синцов растерялся, а Грошев хихикнул.
– Это шутка. Философский камень открыли еще в пятидесятых годах прошлого века. Однако есть одно «но» – трансмутация элементов требует колоссальных затрат энергии, так что овчинка сильно не стоит выделки. Когда придумают неисчерпаемый источник энергии, тогда золото будет дешевле железа. Тогда вообще все будет.
– Золотые яблоки Солнца… – вздохнул Синцов.
– Север, буркнул капитан, – теперь Грошев поглядел на него с уважением. – Север. Любишь Брэдбери?
– Да не. Не знаю, нравится кое-что, ну там, где детишки за «Плейстейшн» скормили предков львам, например.
– Это «Вельд», – уточнил Грошев. – Хороший рассказ.
– Ну да, поучительный. А мне еще нравился тот, где парень убил вампира, начинив его фамильным серебром.
– «Постоялец со второго этажа», – напомнил Грошев. – Это из раннего.
– Отец заставлял читать, – сказал Синцов. – Для расширения кругозора. Говорил, что хорошая фантастика, как цемент, – структурирует мышление.
– Правильно, структурирует. Правильно и делал, что заставлял, – заметил Грошев. – А меня мой не заставлял, все самому пришлось…
Синцов вдруг отметил, что Грошев изменился. Выпрямился, что ли, вот эта его троллевость исчезла, огонек в глазах показался, блеск, точно из-под пластиковой наружности манекена неожиданно проступила кровь.
– Если бы получилось найти неисчерпаемый источник энергии, то все бы сразу наладилось, – сказал Грошев. – Вот ты представь. Любые материалы – даром. Тепло – даром, все даром. Антигравитация, гасители инерции, бессмертие, наверное… Космос. Новые материалы позволят осваивать космос… Будущее наступило бы, счастье всякое…
Впрочем, продлилось это недолго, шкура отвердела, Грошев вернулся в свое обычное состояние, замолчал, ссутулился, запечалился и сник, и снова стал самим собой.
– Ладно, – сказал Грошев. – Давай работать, что ли. Ты ведь помогать мне пришел?
– Ну да. А что мне делать-то? Тоже чистить?
– Не, чищу я сам, это требует определенной сноровки. То есть довольно высокой сноровки, конечно.
Грошев принялся объяснять.
– Чистка – это искусство, я же говорил. Монет нарыть любой дурак может, вот почистить – другое. Монету восстановить… Одним словом, не все так просто. Раньше я не очень понимал, потом осознал всю прелесть…
– В чем же прелесть? – улыбнулся Синцов.
– Есть, есть, – загадочно покивал головой Грошев. – Когда чистишь монету, сильно сосредоточиваешься, отключаешься от всего… Ну, это потом. Я бы научил тебя чистить, но тут времени надо много и склад ума определенный. Но тебе и не надо. Твоя задача в другом. Ты займешься перебором.
– Это как?
Грошев поднял один из привезенных Лобановым мешков, срезал с него пломбу, высыпал в миску деньги. Рубли. Вручил миску Синцову.
Ощущения необычные, отметил Синцов. Миска денег.
– Все просто, – сказал Грошев. – Твоя задача отделить рубли определенных годов. В одну банку скидываешь девяносто седьмой и восьмой, а еще две тысячи первый-второй-третий. Вот и все.
– А потом?
– Первый, второй, третий годы сами по себе ценны, в девяносто восьмом и седьмом надо искать вот такое.
Грошев снял с полки небольшую толстую книжку, вручил Синцову. Книжка оказалась, конечно же, альбомчиком для монет, только все монеты были одинаковыми. Рубли. Девяносто седьмой. Девяносто восьмой.
– Смотри на реверс – это где единичка. Примерно на двух часах завиток…
– Что на двух часах? – не понял Синцов.
– Если представить монету как циферблат, то завиток на двух часах. Завиток заходит за кант, видишь?
Синцов видел.
– Если завиток заходит за кант – монета ценная. Если он за кант не заходит – обычная.
– И все?
– И все. Просто. Если заметишь на монете что-то необычное – говори.
Действительно просто. Синцов набрал в горсть рублей и принялся разбирать. Очень скоро он открыл, как перебирать монеты эффективнее, и стал отделять нужное от ненужного гораздо быстрее. Правда, из монет, которые требовались Грошеву, попадались только девяносто седьмой и девяносто восьмой, перебрав полторы тысячи, Синцов накидал почти полную поллитровую баклажку. После этого Синцов взял книжку с рублями и стал сравнивать. Рубли были затертые и заурядные, Синцов сравнивал их с образцовыми рублями, и два раза ему казалось, что широкий кант есть. Подходил Грошев и опытным глазом определял, что рубли обычные.
На втором мешке Синцов ощутил некое отупение, хотя отметил, что теперь он может определять ширину канта уже на глаз. Но все равно он кидал их в банку, а когда банка наполнилась, проверил их еще раз.
Широкого канта не попадалось.
На третьем мешке у Синцова заболели глаза. Даже не заболели, а как-то одеревенели, стали тяжелыми и неповоротливыми, и эта неповоротливость начала ощутимо просачиваться в мозг. Пальцы покрылись темным неприятным налетом. Закончилось это понятно как – Синцов забрал очередную пригоршню мелочи и рассыпал ее по полу. Он сунулся ее собирать, но Грошев остановил, объяснив, что ничего не надо подбирать, упало, значит, все, уплыло. Синцов взял еще монет.
– Не, хватит на сегодня, – остановил Грошев. – С непривычки зрение сломаешь.
– Это да…
Синцов потянулся к глазам.
– Стоп, – остановил Грошев. – До глаз дотрагиваться нельзя, руки мой сначала.
Раковина находилась в дальнем углу мастерской, Синцов направился туда, перешагивая через коробки, железки, мешки и бутылки. Интересно, ему здесь не тошно? Вот жить внутри всего этого старого железа?
– Там пузырек с антисептиком еще, помоешь – сразу побрызгай на всякий случай. Сам понимаешь, грязищи на деньгах…
– Угу.
Вода в кране оказалась горячая, Синцов мыл руки с удовольствием – в доме у бабушки горячей воды не водилось, только холодная, горячую же добывали кипячением. Бабушку это не удручало, с гигиеническими целями она через день подтапливала баню и окуривала помещение антимикробными дымами. У Грошевых же блага цивилизации присутствовали вовсю.
Синцов мыл руки. Жидкое мыло пахло елками, за окном поднялся ветерок, и самолетные флюгеры во дворе теперь зашевелили крыльями, и поднялись в воздух какие-то узкие серебристые ленты, точно ожили медузы, потянули в небо стальные нити.
Рядом с умывальником на стене имелось электрополотеце, Синцов поднес ладони, полотенце зажужжало. Оно оказалось неожиданно мощным, ладони прогибались под напором. Определенно цивилизация.
– По кофейку? – спросил Грошев.
– Не, не усну потом, – отказался Синцов. – Слишком всего, башка взорвется.
– Как знаешь. А я привык, могу кофе хоть перед сном, кофе мой друг. Газировку тогда будешь?
– Можно.
Грошев снял с полки сифон, стеклянный, в оплетке, блестящий хромом. Синцов думал, что это предмет собирательства, но оказалось, что сифон вполне дееспособен – Грошев вставил в приемник баллончик, повернул немного, потом сразу резко и сильно, точно сворачивая шею гусю, колба наполнилась бурлящими газами. Грошев достал стакан голубоватого стекла с полупрозрачными вензелями, наполнил его газировкой, вручил Синцову.
Шипучка оказалась холодной и вкусной, Синцов выпил два стакана, икнул, газ потек через нос, выбил слезы.
– Крепкая, зараза, – всхлипнул Синцов. – А я думал, сифон тоже… капиталовложение.
– Так и есть, – Грошев снова раскочегаривал кофемашину. – Удачное вложение, кстати, купил за стольник, помыл, почистил, уже сейчас полторы предлагают, дождусь двух и скину. А пока пей газировку на здоровье.
Синцов пил и с иронией отмечал, что газировка из сифона за полторы тысячи гораздо вкусней газировки из безымянного графина.
– Что завтра будем делать? – Синцов кивнул на мешки. – Опять перебирать?
– Не, пока переждем, не идет монета, видимо. У меня биметалла есть мешок, по магазинам солянку собирал, надо будет его посмотреть. Покатаемся, может.
– Куда?
– Подумаю вечером.
– Понятно. А это что? – Синцов кивнул на ящик, стоящий рядом с диваном и прикрытый грязноватой дерюжкой. – Тоже запасы?
– Угу. У меня тут везде запасы, глянь, если хочешь.
Синцов поднял тряпку. В ящике лежали альбомы, несколько штук, корешок к корешку.
– Монеты?
– Не, не монеты.
И охота спать… Синцов достал альбом. Тоже тяжелый. Но какой-то более основательный, дорогой с виду.
– Тут вещи уже реально интересные, – с уважением произнес Грошев. – Можешь посмотреть, только осторожно.
Синцов откинул обложку. Сначала решил, что тоже монеты, но какие-то странные, самодельные что ли. В верхнем левом кармашке алюминиевая, тусклая, с изображением трех обрамленных колосьями винных бутылок и надписью «ВОДКА».
– Жетон на водку? – спросил Синцов. – Такое было?
– Сколько угодно, – кивнул Грошев. – Посмотри на первых листах, много интересного откроешь.
Синцов начал перелистывать. Грошев снова рассказывал, Синцов подумал, что у него скопилось слишком много информации, которую ему некому было передать.
– Жетоны гораздо интереснее монет, – Грошев налил кофе. – Монета безлика и безъязыка. Она может побывать в руках у тысяч человек и ничего не рассказать о них. Жетон – другое дело. Жетон – это история. Вон там на третьем листе жетон «5 ведер горячей воды ВГУ», видишь?
Синцов открыл третий лист. Сверху желтел латунью кругляк, «5 ведеръ горячей воды ВГУ», да уж. Судя по яти, еще дореволюционный, где-то горячую воду продавали ведрами, отличный, наверное, бизнес.
– Город Вольск, Саратовская губерния, жетон Городской Управы, – сказал Грошев. – Богатый, кстати, городок на берегу Хопра. Возле бань стояли специальные водоразборные будки, где жители города могли получить горячую воду. Жетоны выдавали людям на цементных заводах, потому что они не могли нагреть эту воду в своих общежитиях, а мыться хоть иногда требовалось. Жетон можно было продать, обменять, человек мог скопить несколько жетонов и обменять их на двадцативедерный жетон. Если учесть, что население города было невелико, то тираж этих жетонов весьма и весьма ограничен.
– Интересно… – искренне произнес Синцов. – Слушай, я не знал совсем, что так все…
Он вдруг представил этот самый Вольск. Хопер, цементные заводы, люди, которые выходят из ворот этих заводов в цементной пыли и похожие на серых пепельных зомби с растертыми глазами, вот они идут по улицам, зажимая в кулаках жетоны на горячую воду…
Спать охота.
– Седьмой лист, второй сверху, третий слева, – порекомендовал Грошев. – Тоже весьма примечательная вещица, в чем-то раритет, посмотри.
Синцов открыл лист семь.
Круглый, черное железо, чуть ржавый. Буквы, как водится, полустерты и скучны, Синцов сощурился и прочитал «Домоуправление ЦИАМ НКАП 1 литр кипяток».
– Литр кипятка? Уже литр?
– Это жетон из шарашки, – негромко сказал Грошев. – Во всяком случае, я так предполагаю. Что такое шарашка, знаешь?
– Примерно…
– В шарашках никакого денежного оборота не допускалось, сам понимаешь, номерные предприятия. Но за хорошую работу полагалось поощрение – кипяток, портянки, селедка. НКАП – это Наркомат авиационной промышленности. По этому жетону вполне мог получать кипяток сам Королев. Это не просто железка, это артефакт эпохи. Это время, это кровь. Дорога в космос.
Грошев поднял кружку с кофе к потолку.
Синцов не думал, что проблема кипятка и горячей воды стояла в стране настолько остро, почему-то Королев, идущий по лестнице за кипятком с чайником, ему не представился. Но он вполне допускал, что такое могло случаться.
– Почти за каждым жетоном есть такая история. Это как приложение к вещи, бэкграунд, бонус. Ну, за телефонными или за жетонами метро, конечно, нет, а вот за такими есть. Жетонисты как раз такие истории ценят, собирают их, записывают. Я тоже собираю, целый блокнотик собрал. Может, издать?
– Истории, конечно, удивительные…
– Да, мир удивителен, – буднично перебил Грошев. – У меня тут несколько неплохих жетонных лотов, я над этим давно работал, неплохое вложение получилось. Годиков через пять сброшу, пожалуй.
– И сколько такой стоит? – Синцов постучал по альбому.
Грошев не ответил.
Синцов закрыл альбом, убрал его обратно в ящик. Он чувствовал себя нехорошо. Пусто как-то. Слишком много вокруг… Он не мог понять чего. Денег? Надежд на деньги? Или просто надежд. Информации.
– День прошел – и вот итог, – голос у Грошева сделался официальным, он достал из кармана пятисотрублевую купюру, протянул Синцову. – Как договаривались, гонорар.
Синцов взял деньги.
– Ничего же не нашли… – напомнил он осторожно.
Ему не хотелось возвращать деньги, но все равно, как-то… Слишком много и слишком на пустом месте.
Грошев зевнул, подул на кофе.
– Бывает, – ответил он. – Сегодня не нашли, завтра найдем. Три мешка перебрали, уже хорошо. Все идет по плану. Не дергайся, Кость, одна хорошая находка все окупит.
– Ну все равно… – Синцов с сомнением глядел на деньги. – Пусть хоть за два дня.
– За два так за два, – не стал спорить Грошев. – Как хочешь. Кстати, после перебора всегда спать хочется.
Синцов зевнул.
– Это как считать овец. Даже лучше.
– Считать овец…
– Ага. Поэтому кофе.
Синцов зевнул еще сильнее. Ему тоже захотелось кофе, но он вдруг подумал, что если он согласится на кофе, то не уснет до завтрашнего утра.
– Я пойду, – сказал он. – У меня что-то на самом деле… Голова кружится.
– Давай. До завтра. После обеда заглядывай, ладно?
Ага.
До дома Синцов добрался быстро. Боялся уснуть по пути.
Глава 5. Чугунный Дон Кихот
С утра бабушка напекла блинов, и Синцов ими сильно объелся. Блины были совсем не такими, как их пекла мама, вкуснее и легче, так что, съев один, сразу же хотелось съесть другой, отчего остановиться не получилось. К блинам бабушка выдала банку сгущенки, Синцов еще с начальной школы помнил, что сгущенка – коварный продукт, если ею увлечься, то можно быстро слопать полбанки, а после такого количества обязательно захочется спать, как от счета овец. Но противостоять блинам и сгущенке Синцов не смог и съел много, так что после завтрака с трудом вылез из-за стола.
Что делать дальше, Синцов не представлял. Грошев его ждал лишь после обеда, а пока… В Интернет отчего-то идти не хотелось, Синцов решил, что это от усталости мозга. Для очистки совести предложил бабушке наносить воды и нарубить дров, чем вызвал у нее веселье. Синцов не понял отчего – отец рассказывал, как все его детство прошло в подобных упражнениях – в обязательном ежедневном наполнении сорокаведерной поливочной кадки летом и в колке дров осенью, зимой и весной, и что именно этот труд крайне благотворно повлиял на становление его характера.
Синцов полагал, что за прошедшее время в Гривске изменилось мало что, и заранее морально настроился на нечеловеческие лишения и изнуряющую работу, однако реальность преподнесла ему приятный сюрприз. Как оказалось, в бабушкин дом давно проведен газ, посредством которого осуществляется отопление, печка же сохраняется на всякий случай и с декоративными целями, так что в рубке дров надобности нет. Нет ее и в поливке, поскольку давно уже проведена вода и вода эта разбрызгивается с помощью поливальной машинки. Так что бабушка сказала, что необходимости в помощи нет, ну разве что потом сходить за хлебом, совсем потом, послезавтра. На обед же бабушка пообещала гороховый суп, гороховый суп Синцов уважал. На всякий случай он предложил бабушке почистить картошки, но та только отмахнулась.