И я не намѣренъ заниматься непріятными дѣлами болѣе чѣмъ сострадательный и проворный операторъ, которому я осмѣлился уподобить себя. Если у моей хорошенькой Шарлотты надо выдернуть зубъ, онъ будетъ выдернутъ чрезвычайно осторожно. Что касается до рыжебородой челюсти Филиппа, я не прочь, чтобы Филиппъ немножко разревѣлся. Однако эти раны остаются на всю жизнь. Мы всѣ страдали, весьма вѣроятно, что вы, моя милая юная миссъ, или мой милый юноша, читающіе эту скромную страницу, будете также страдать въ своё время. Вы не умрёте отъ операціи, но она мучительна, и много лѣтъ спустя, когда рана разболится, печальная трагедія опять разыграется.
Филиппъ любилъ, чтобы его возлюбленная выѣзжала, танцовала смѣялась, возбуждала восторгъ, была счастлива. Она невинно разсказывала ему о своихъ балахъ, вечерахъ, удовольствіяхъ, кавалерахъ. Въ первый сезонъ выѣзда ничто не ускользаетъ отъ дѣвушки. Не слыхали ли вы какъ онѣ разсказываютъ о нарядахъ матушекъ, о комплиментахъ молодыхъ людей, о поведеніи дѣвушекъ и мало ли еще о чѣмъ!
Шарлотта болтала обо всёмъ Филиппу, а Филиппъ хохоталъ во всё горло. Какъ могъ человѣкъ недавно разорившійся, человѣкъ, только-что обманувшійся въ ожиданіи на счотъ полученія наслѣдства отъ своего родственника-графа, человѣкъ, у котораго сапоги въ такомъ плачевномъ состояніи, какъ могъ онъ такъ смѣяться и быть такъ веселъ? Какъ смѣетъ такой дерзкій нищій, какъ Рингудъ Туисденъ, назвалъ своего кузена, быть счастливымъ! Дѣло въ томъ, но этотъ смѣхъ, какъ пощёчина, заставилъ щоки этихъ трёхъ Туисденовъ покраснѣть. Весёлость Филиппа прогоняла тучи съ нѣжнаго личика Шарлотты. Сомнѣнія, заставлявшія биться ея сердце, исчезали. Шарлотта лицемѣрила, что случается иногда со всѣми добрыми женщинами. У ней были огорченія, она скрывала ихъ отъ Филиппа. Ея сомнѣнія и опасенія исчезали, когда она глядѣла въ его честные голубые глаза. Она не говорила ему о тѣхъ мучительныхъ ночахъ, когда ея глаза бывали заплаканы и безсонны. Старуха въ бѣлой кофтѣ, въ ночномъ чепчикѣ приходила по ночамъ въ ея кровати и своимъ угрюмымъ голосомъ лаяла противъ Филиппа. Костлявый палецъ этой старухи указывалъ на всѣ недостатки Филиппа. Она вздёргивала носъ, говоря о трубкѣ бѣднаго молодого человѣка, его трубкѣ, его собесѣдницѣ и утѣшительницѣ, когда его возлюбленной не было съ нимъ. Старуха разсуждала о вчерашнихъ кавалерахъ, объ очевидномъ вниманіи мущинъ, о вѣжливости ихъ и благородномъ обращеніи.
А когда кончалась ночная битва и мать Шарлотты оставляли въ покоѣ бѣдную дѣвушку, иногда баронесса С*, сидѣвшая за своими книгами и счотами и не спавшая отъ своихъ собственныхъ заботъ, прокрадывалась къ Шарлоттѣ утѣшать её и приносила ей какую-нибудь тизану превосходную для нервовъ, и говорила съ нею о…о томъ, что Шарлотта любила слушать болѣе всего. И хотя С* бывала вѣжлива къ мистриссь Бэйнисъ утромъ, какъ ей предписывалъ долгъ, она признавалась, что часто чувствовала желаніе задушить генеральшу за ея поведеніе съ этимъ ангельчикомъ, ея дочерью; и всё только потому, что отъ мосьё Филиппа пахнетъ трубкой.
— Какъ! семейство, обязанное вамъ насущнымъ хлѣбомъ, бросаетъ васъ изъ-за трубки! Трусы! трусы! Дочь солдата этого не боится! Послушайте, мосьё Филиппъ, сказала баронесса нашему другу. Когда дѣла дошли до крайности:- знаете, что я сдѣлала бы на вашемъ мѣстѣ? Французу я этого не сказала бы — это разумѣется само собой — но въ Англіи иначе дѣлаются эти вещи. У меня нѣтъ денегъ, но у меня есть кашмировая шаль. Возьмите её; и будь я на вашемъ мѣстѣ, я сдѣлала бы маленькую поѣздку въ Гретна-Гринъ.
Теперь, если вамъ угодно, мы оставимъ Элисейскія Поля, проберёмся въ предмѣстье Сент-Онарэ и войдёмъ въ ворота дома занимаемаго англійскимъ посольствомъ прямо, въ канцелярію. Тамъ мы найдёмъ мистера Моткома, мистера Лаундиса, мистера Гакина и нашего пріятеля Уальсингэма Рели, сидящихъ за своими стаканами среди значительныхъ клубовъ дыма. Верхомъ на своёмъ стулѣ, какъ на лошади, сидитъ юный ирландецъ О'Руркъ. Нѣкоторые изъ этихъ джентльмэновъ списываютъ крупнымъ почеркомъ депеши на почтовой бумагѣ. Но работа, кажется, не весьма спѣшная, разговоръ продолжается.
— Кто давалъ? спрашиваетъ Моткомъ.
— Разумѣется, мулатъ. Мы не можемъ тягаться съ такимъ туго набитымъ кошелькомъ. Посмотрѣли бы вы, какъ онъ гримасничалъ, когда подали счотъ. Тридцать франковъ за бутылку рейнвейна. Онъ почти пожелтѣлъ, когда прочолъ итогъ. Онъ рано отослалъ жену. Какъ долго эта дѣвушка таскалась по Лондону и, какъ подумаешь, что она подцѣпила миліонера наконецъ! Отелло страшно скупъ и дьявольски ревнуетъ свою нему.
— Какъ зовутъ этого маленькаго человѣчка, который тамъ напился и началъ плакать о старикѣ Рингудѣ?
— Туисденъ, братъ жены. Развѣ вы не знаете обманщика Туисдена, отца? Юноша еще непріятнѣе родителя.
— Преотвратительная скотина! Непремѣнно хотѣлъ ѣхать въ Ламоаньону, гдѣ были танцы и ласнкнэ. Зачѣмъ вы не были, Гели?
Мистеръ Гели. — Я терпѣть этого не могу. Эти размазанныя старыя актрисы противны мнѣ. Какая мнѣ польза выигрывать деньги у Моткома, у котораго ихъ нѣтъ? Не-уже-ли, вы думаете, мнѣ пріятно танцовать съ старой Кародаль? Она напоминаетъ мнѣ мою бабушку, только она старше. Я удивляюсь, какъ вы можете тамъ бывать!
О'Руркь. — Тамъ была Серизетта. Вотъ ужь вы не видали никогда…
Мистеръ Гели. — Шарлотта, Шарлотта, о!..
Мистеръ Лаундисъ. — Это та дѣвушка, которую онъ встрѣчаетъ на вечерахъ, гдѣ онъ бываетъ для того, чтобы имъ восхищались.
Мистеръ Гели. — Лучше пить чай, чѣмъ такъ, какъ вы, туманить свою голову плохимъ шампанскимъ. Лучше смотрѣть, слушать, видѣть и танцовать съ скромною дѣвушкой, чѣмъ таскаться по тавернамъ съ нарумяненными старыми вѣдьмами, какъ эта Серизетта, у которой лицо какъ печоное яблоко. О! Шарлотта! Шарлотта!..
Мистеръ Лаундисъ. — Гели бредитъ этой дѣвушкой, у которой такая противная мать въ жолтомъ платьѣ и старикъ отецъ — добрый, старый воинъ въ поношеномъ старомъ сюртукѣ — которая была на прошломъ балѣ?
Мистеръ Моткомъ. — Гели точно также съ ума сходилъ отъ датчанки. Знаете, Гели, вы сочинили для нея столько стиховъ и писали домой къ матери, просила у ней позволенія жениться!
О'Руркъ. — Я думаю, что онъ довольно великъ, чтобы жениться одному безъ позволенія — только за него никто нейдётъ, потому что онъ такой безобразный.
Мистеръ Гели. — Очень хорошо, О'Руркъ. Очень мило и хорошо. Вы забавляете общество анекдотами. Угодно вамъ продолжатъ?
Голосъ за дверьми. — Доложите: мосьё Рингудъ Туисденъ, силь-ву-пле!
Слуга. — Мосьё Туисденъ.
Мистеръ Туисденъ. — Мистеръ Лаундисъ, какъ вы поживаете?
Мистеръ Гели. — Лаундисъ необыкновенно блистателенъ сегодня.
Мистеръ Туисденъ. — Не утомился послѣ вчерашняго? А вы курите? Благодарю. Я курю рѣдко; но если вы тамъ добры — какъ необыкновенно хороша мадамъ Серизетта! Этотъ табакъ немножко крѣпокъ, а я немножко разстроенъ сегодня, Кстати, кто этотъ Бутцовъ, который игралъ съ нами въ ланскнэ? Онъ изъ лифляндскихъ или гессенскихъ Бутцововъ. Я помню, что я встрѣчалъ князя Бутцова у дяди моей матери, лорда Рингуда. Вы его знали?
Мистеръ Лаундисъ. — Обѣдалъ съ нимъ три мѣсяца тому назадъ у Trois Frères.
Мистеръ Туисденъ. — А бывали въ Уипгэмѣ? Я воспитывался тамъ. Говорили, что я буду его наслѣдникомъ. Онъ очень меня любилъ. Онъ былъ мой крёстный отецъ. Уипгэмъ, мистеръ Лаундисъ, лучшее мѣсто въ Англіи, кромѣ Частуорта и тому подобнаго. Его выстроилъ мой дѣдъ — то-есть я хочу сказать, мой прадѣдъ, потому что я вѣдь изъ Рингудской фамиліи. Мать моя была родной племянницей лорда Рингуда. Мой дѣдъ былъ его роднымъ братомъ, а я…
Мистеръ Лаундисъ. — Благодарю, я теперь вижу.
Мистеръ Туисденъ. — Эта сигара, право… я её брошу. Я говорилъ, что въ Уипгэмѣ, гдѣ я былъ воспитанъ, насъ бывало за обѣдомъ сорокъ человѣкъ.
Мистеръ Лаунидисъ. — И обѣды были хорошіе?
Мистеръ Туисденъ. — Французскій поваръ, два помощника, три поварёнка, кромѣ судомоекъ и разныхъ разностей.
Мистеръ Лаундисъ. — Какъ здоровье мистриссъ Улькомъ сегодня? Славнымъ обѣдомъ угостилъ насъ вчера Улькомъ!
Мистеръ Туисденъ. — У него много денегъ, много. Я надѣюсь Лаундисъ, когда вы пріѣдете въ Лондонъ — какъ только пріѣдете, помните — я угощу васъ старымъ портвейномъ…
Мистеръ Гели. — Не-уже-ли никто не выгонитъ эту скотину?
Слуга. — Monsieur Chesham pent il voir М. Firmin?
Мистеръ Чешамъ. — Конечно. Войдете, Фирминъ.
Мистеръ Туисденъ. — Мистеръ Фирминъ — мистеръ Фир… кто? Hе-уже-ли вы принимаете этого человѣка?
Мистеръ Чешамъ. — Какого человѣка? что вы хотите этимъ сказать?
Мистеръ Лаунидисъ. — И обѣды были хорошіе?
Мистеръ Туисденъ. — Французскій поваръ, два помощника, три поварёнка, кромѣ судомоекъ и разныхъ разностей.
Мистеръ Лаундисъ. — Какъ здоровье мистриссъ Улькомъ сегодня? Славнымъ обѣдомъ угостилъ насъ вчера Улькомъ!
Мистеръ Туисденъ. — У него много денегъ, много. Я надѣюсь Лаундисъ, когда вы пріѣдете въ Лондонъ — какъ только пріѣдете, помните — я угощу васъ старымъ портвейномъ…
Мистеръ Гели. — Не-уже-ли никто не выгонитъ эту скотину?
Слуга. — Monsieur Chesham pent il voir М. Firmin?
Мистеръ Чешамъ. — Конечно. Войдете, Фирминъ.
Мистеръ Туисденъ. — Мистеръ Фирминъ — мистеръ Фир… кто? Hе-уже-ли вы принимаете этого человѣка?
Мистеръ Чешамъ. — Какого человѣка? что вы хотите этимъ сказать?
Мистеръ Туисденъ. — Этого негод… о! — то-есть — извините.
Мистеръ Фирминъ входя, мистеру Чешаму. — Какія новости сегодня? Что вы говорили объ этомъ — нельзя ли мнѣ? (онъ говоритъ по секрету съ мистеромъ Чешамомъ, увидевъ мистера Туисдена). — Какъ, у васъ бываетъ этотъ болванъ?
Мистеръ Лаундисъ. — Вы знаете мистера Туисдена, мистеръ Фирминъ? Онъ только что говорилъ о васъ.
Мистеръ Фирминъ. — Говорилъ обо мнѣ? Тѣмъ хуже для меня.
Мистеръ Туисденъ. — Сэръ, вы не имѣете права говорить со мною такимъ образомъ! Не заговаривайте со мною, я не буду съ вами говоритъ, сэръ! Доброе утро, мистеръ Лаундисъ! Вспомните ваше обѣщаніе обѣдать у насъ, когда вы пріѣдете въ Лондонъ. И — одно слово — (онъ хватаетъ за пуговицу мистера Лаундиса. Онъ имѣетъ очень большое сходство съ Туисденомъ старшимъ) — мы останемся здѣсь еще дней десять. Кажется, у лэди Эстриджъ что-то будетъ на слѣдующей недѣлѣ. Я оставилъ наши карточки и…
Мистеръ Лаундисъ. — Остерегайтесь, онъ будетъ тамъ (указываетъ на мистера Фирмина.)
Мистеръ Туисденъ. — Какъ, этотъ нищій? Не-уже-ли вы хотите сказать, что лэди Эстриджъ принимаетъ такого… Прощайте, прощайте! (Мистеръ Туисденъ уходитъ.)
Мистеръ Фирминъ. — Это мой кузенъ. Мы въ ссорѣ. Я увѣренъ, что онъ говорилъ обо мнѣ.
Мистеръ Лаундисъ. — Ну, если уже вы догадались, то я скажу что онъ говорилъ о васъ.
Мистеръ Фирминъ. — Не вѣрьте ему, мистеръ Лаундисъ. Это мой совѣтъ.
Мистеръ Гели (сочиняетъ за своимъ письменнымъ столомъ). «Дѣва съ румянцемъ на ланитахъ, о! Шарлотта, Шар…
Онъ кусаетъ перо и быстро набрасываетъ риѳмы на казённой бумагѣ.
Мистеръ Фирминъ. — Что онъ говоритъ? онъ сказалъ Шарлотта…
Мистеръ Лаундисъ. — Онъ вѣчно влюблёнъ и сочиняетъ поэмы; завернётъ ихъ въ бумагу и влюбится въ другую. Сядьте и выкурите сигару.
Мистеръ Фирминъ. — Не могу остаться, долженъ писать моё письмо.
Мистеръ Лаундисъ. — Кто написалъ эту статью противъ Пиля?
Мистеръ Фирминъ. — Не могу сказать. Секретъ. Прощайте.
(Мистеръ Фирминъ уходитъ.)
Мистеръ Чешамъ. — По моему мнѣнію это самая неблагонамѣренная и неумѣренная статья. Эта Пэлль-Мэльская газета позволяетъ себѣ весьма безполезныя вольности.
Мистеръ Лаундисъ. — Чешамъ не любитъ называть лопату лопатой, онъ называетъ её земледѣльческимъ орудіемъ. Передъ вами обширная карьера, Чешамъ. Вы благоразумны и серьёзны не по лѣтамъ. Намъ немножко скучно съ вами, но мы всѣ уважаемъ васъ — право уважаемъ. Какой былъ текстъ проповѣди въ прошлое воскресенье? Кстати, Гели, ахъ, вы злодѣй, и вы ходили слушать эту проповѣдь!
Мистеръ Чешамъ. — Нечего вамъ краснѣть, Гели. Я не охотникъ до шутокъ, а эти шутки кажутся мнѣ вовсе незабавными, Лаундись.
Мистеръ Лаундисъ. — Вы ходите въ церковь потому, что вы хорошій человѣкъ, потому-что ваша тётка была за бишопомъ или что-нибудь въ этомъ родѣ. Но Гели ходитъ потому, что онъ лицемѣръ, завьётъ себѣ волосы и поётъ изъ одной книги съ хорошенькой миссъ Бэйнисъ — экой грѣшникъ! и домой-то вы пошли вмѣстѣ съ ними — мои сёстры видѣли васъ — вы проводили ихъ до дома — ей-богу! проводили. Я разскажу вашей матери!
Мистеръ Чешамъ. — Я желалъ бы, чтобы вы не шумѣли такъ и дали мнѣ заняться моимъ дѣломъ, Лаундисъ. Вы…
Тутъ Асмодей выводитъ насъ изъ комнаты и мы теряемъ остальной разговоръ молодыхъ людей. Но, я думаю, мы довольно слышали, чтобы знать, какое направленіе приняли мысли молодого Гели. Съ семнадцатилѣтняго возраста (теперь ему двадцать три года) этотъ романическій юноша постоянно былъ влюблёнъ, разумѣется, въ дочь своего учителя, въ лавочницу, въ сестру своего пріятеля, въ прелестную датчанку въ прошломъ году, а теперь, я очень боюсь, что одна наша молоденькая знакомая привлекла вниманіе этого пылкаго Дон-Жуана. Всякій разъ, какъ Гели влюбится, онъ думаетъ, что его страсть продолжится вѣчно, выбираетъ въ повѣренные перваго встрѣчнаго, проливаетъ обильныя слёзы и сочиняетъ стихи. Помните, какъ въ предыдущей главѣ мы говорили, что мистриссъ Тёффинъ, она не будетъ приглашать Филиппа на свои soirée, и объявила его непріятнымъ молодымъ человѣкомъ? Она съ радостью принимала Уальсингэма Гели съ его томнымъ видомъ, поникшею головою, бѣлокурыми кудрями и цвѣткомъ въ петлицѣ; мистеръ Гели, пылко гонявшійся за высокою миссъ Блэкломъ, бывалъ у мистриссъ Тёффинъ и былъ принимаемъ тамъ съ почотомъ; а потомъ вашъ мотылёкъ перепорхнулъ къ миссъ Бэйнисъ. миссъ Бейнисъ такъ любила танцовать, что носилась бы и съ куклой, а Гели, отличавшійся въ разныхъ Chaumières, Mabilles (или какія публичныя танцовальныя мѣста были тогда въ модѣ), былъ прелюбезный и прекрасный кавалеръ. Шарлотта разсказала на слѣдующій день Филиппу, какого милаго кавалера она нашла — бѣдному Филиппу, неприглашонному на этотъ вечеръ. А Филиппъ сказалъ, что онъ знаетъ этого маленькаго человѣчка, что, кажется, онъ богатъ, что онъ сочиняетъ прехорошенькія стихи — словомъ, Филиппъ по своей львиной замашкѣ смотрѣлъ на маленькаго Гели, какъ левъ смотритъ на болонку.
А этотъ маленькій лукавецъ умѣлъ придумывать разныя хитрости. У него была очень тонкая чувствительность и прекрасный вкусъ, который очень скоро прельщался невинностью и красотой. Слёзы у него являлись, я не скажу по заказу, потому-что слѣзы лились изъ его глазъ противъ его воли. Невинность и свѣжесть Шарлотты наполняли его живѣйшимъ удовольствіемъ. Bon Deiu! Что такое были эта высокая миссъ Блэклокъ, бывшая уже на тысячи балахъ, въ сравненіи съ этимъ, безыскусственнымъ счастливымъ созданіемъ? Онъ перепорхнулъ отъ миссъ Блэклокъ къ Шарлоттѣ, какъ только увидалъ нашу молоденькую пріятельницу; а Блэклоки, знавшіе всѣ и о нёмъ и о его деньгахъ, и о его матери, и о его надеждахъ — имѣвшія его стихи въ своихъ жалкихъ альбомахъ и помнившія, что онъ каждый день скакалъ возлѣ ихъ коляски въ Булонскомъ Лѣсу — нахмурились, когда онъ бросилъ ихъ и всё танцовалъ съ этой миссъ Бэйнисъ, которая жила въ квартирѣ со столомъ и пріѣзжала на вечера въ фіакрѣ съ своей противной старой матерью! Блэклоки перестали существоватъ для мистера Гели. Онѣ пригласили его обѣдать, а онъ совсѣмъ о томъ забылъ! Онъ не приходилъ уже къ нимъ въ ложу въ оперѣ и не чувствовалъ ни малѣйшихъ угрызеній, не имѣлъ никакихъ воспоминаній.
Какою свѣжестью, какою невинностью, какимъ весёлымъ добродушіемъ отличалась Шарлотта! Мистеръ Гели тронутъ, нѣжно заинтересованъ; ея безыскусственный голосъ заставляетъ его трепетать; онъ дрожитъ, когда вальсируетъ съ нею. Ей нечего скрывать. Она разсказала ему всё, что ему хотѣлось знать: это ея первая зима въ Парижѣ, ея первый сезонъ выѣзда. Она прежде была только на двухъ балахъ и два раза въ театрѣ. Они жили въ Элисейскихъ Поляхъ у баронессы О*. Они были у мистриссъ Дашъ и у мистриссъ Блэнкъ, и она думаетъ, что они ѣдутъ къ мистриссъ Старсъ въ пятницу. А бываетъ ли она въ церкви? Разумѣется въ улицѣ Агессо, и мистеръ Гели отправился въ церковь въ слѣдующее воскресенье. А дома пѣлъ романсы собственнаго сочиненія, акомпанируя себѣ на гитарѣ. Онъ пѣлъ и въ гостяхъ. У него былъ прехорошенькій голосъ. Я полагаю, что всѣ поэмы, сочиненныя Гели, были внушены миссъ Бэйнисъ. Онъ началъ писать о ней и о себѣ послѣ перваго вечера, въ который увидалъ ей. Онъ курилъ сигары и пилъ зелёный чай. Онъ былъ такъ блѣденъ — такъ блѣденъ и грустенъ, что ему самому было жаль себя, когда онъ глядѣлся въ зеркало въ своей квартирѣ, въ улицѣ Миромекиль. Онъ сравнивалъ себя съ морякомъ, потерпѣвшимъ крушеніе, и съ человѣкомъ, погребённымъ заживо и возвращоннымъ къ жизни. И онъ плакалъ наединѣ самъ съ собою. А на слѣдующій день онъ отправился къ своей матери и сестрѣ въ Hôtel de la Terrasse, и плакалъ передѣ ними и говорилъ, что на этотъ разъ влюблёнъ навсегда. Сестра назвала его дуракомъ. Наплакавшись вдоволь, онъ пообѣдалъ съ прекраснымъ аппетитомъ. И всѣхъ и каждаго бралъ онъ въ повѣренные, какъ онъ дѣлалъ всегда, когда быль влюблёнъ; онъ всегда разсказывалъ, всегда сочинилъ стихи, всегда плакалъ. А что касается до миссъ Блэклокъ, то трупъ этой любви онъ зарылъ глубоко въ океанѣ своей души. Волны поглотили миссъ Блэклокъ.