— Потому что было бы грѣшно и стыдно, закричалъ генералъ: — чтобы старикъ съ семерыми дѣтьми и съ разстроеннымъ здоровьемъ, служившій въ Индіи и въ равныхъ другихъ мѣстахъ, былъ разорёнъ и доведёнъ до нищенства оттого, что мошенникъ докторъ обманомъ заставилъ меня подписать подложную бумагу. А кажется, вы готовы посовѣтовать это молодому Фирмину, Джэкъ Мэк-Гиртеръ; а я скажу вамъ, что я считаю это весьма недружелюбнымъ съ вашей стороны; я буду васъ просить не мѣшаться въ мои дѣла, и я знаю кто этому причиной — ей Богу! Это ваша лучшая половина, Мэк-Гиртеръ — эта хитрая, самовластная, пронырливая…
— Еще что? заревѣлъ маіорь. — Ха-ха-ха! Не-уже-ли вы думаете, я не знаю, Бэйнисъ, кто заставилъ васъ сдѣлать это, что я, безъ малѣйшей нерѣшимости называю самымъ низкимъ и мошенническимъ поступкомъ — да! мошенническимъ ей богу! Яделикатничать не стану! Это Элиза подучила васъ. А если Тонъ Бёнчъ сказалъ вамъ, что вы нарушаете данное слово и поступаете низко, Томъ былъ правъ — и вы можете пріискать себѣ другого секунданта, генералъ Бэйнисъ, потому что я не хочу!
— Вы нарочно пріѣхали изъ Тура, Мэкъ, чтобы оскорблять меня? спросилъ генералъ.
— Я пріѣхалъ къ вамъ, какъ другъ, взять въ себѣ вашу бѣдную дѣвушку, къ которй вы очень жестоки, Бэйнисъ. Такъ вотъ какую награду я получилъ! Благодарю. Я не хочу больше грога, я и то уже пилъ слишкомъ много.
Пока воины ссорились, до нихъ донеслись женскіе голоса:
— Mais, madame! упрашивала баронесса.
— Taisez vous, madame, laissez moi tranquille, s'il vous filait! воскликнулъ хорошо знакомый голосъ генеральшаи Байнисъ, который, признаюсь, никогда не былъ пріятенъ мнѣ ни въ гнѣвѣ, ни въ хорошемъ расположеніи духа.
— А ваша малютка заснула въ моей комнатѣ, опять сказала хозяйка.
— Vous n'avez pas droit d'appeler mademoiselle Baynis petite! закричала генеральша.
Бэйнисъ, самъ ссорившійся въ эту минуту, задрожалъ, услыхавъ голосъ жены. На его разсержонномъ лицѣ появилось испуганное выраженіе. Онъ сталъ помышлять о средствахъ къ побѣгу.
Несчастный былъ этотъ день. Между тѣмъ, какъ мужья ссорились въ столовой за грогомъ, жены ихъ бранились за чаемъ въ гостиной. Я не знаю, гдѣ были другіе жильцы, Филиппъ мнѣ не говорилъ. Можетъ быть они ушли, чтобы дать сестрамъ свободу обниматься и говорить секреты. Эмили и Элиза пили чай и ссорились, также какъ и ихъ мужья.
Элиза сердилась зачѣмъ Эмили пріѣхала безъ приглашенія. Эмили, съ своей стороны, сердилась на Элизу за то, что та сердится.
— Право, Элиза, ты говоришь объ этомъ въ третій разъ съ тѣхъ-поръ, какъ мы пріѣхали, сказала оскорблённая мистриссъ Мэк-Гиртеръ. — Если бы ты пріѣхала въ Туръ со всѣмъ твоимъ семействомъ, и Мэкъ и я были бы рады вамъ; а твои дѣти, кажется, дѣлаютъ довольно шума въ домѣ.
— Жить въ своей квартирѣ не то, что въ гостинницѣ, Эмили. Здѣсь баронесса берётъ съ насъ въ три-дорога за всякую экстренную издержку, замѣтила мистриссъ Бэйнисъ.
— Я жалѣю, что я пріѣхала, Элиза. Не будемъ болѣе говорить онъ этомъ. Не могу же и уѣхать сегодня ночью.
— Какъ можно говорить такія непріятныя слова, Эмили! Хочешь еще чаю?
— Очень непріятно, Элиза, ѣхать день и ночь — а я никогда не могу спать въ дилижансѣ — спѣшишь къ сестрѣ, которую считаешь огорчонную, чтобы утѣшить её — и быть принятой такъ, какъ ты при… Ахъ, какъ я глупа!
Носовой платокъ осушаетъ слёзы. Нюхательный спиртъ возвращаетъ спокойствіе.
— Когда ты пріѣхала къ намъ въ Думдумъ съ двумя дѣтьми въ коклюшѣ, мы съ Мэкомъ приняли тебя совсѣмъ не такъ…
Элиза почувствовала угрызенія: она вспомнила доброту ее.
— Я не имѣла намѣренія, сестра, огорчать тебя, сказала она. — Но я очень несчастна, Эмили: поведеніе моей дочери дѣлаетъ несчастными насъ всѣхъ.
— Ты имѣешь самыя основательныя причины быть несчастною Элиза.
— О, да!
— Если какая-нибудь женщина на свѣтѣ должна чувствовать угрызенія, то это ты, Элиза Бэйнисъ. Безсонныя ночи! Каковы были мои ночи въ дилижансѣ въ сравненіи съ теми ночами, которыя должна проводить ты?
— Разумѣется, какъ нѣжная мать, я чувствую, что бѣдная Шарлотта несчастна.
— Но кто же сдѣлалъ ее несчастною, моя милая? вскричала мистриссъ Мэк-Гиртеръ. — Неудивительно, что Шарлотта несчастна! Можетъ ли дѣвушка быть помолвлена и интереснымъ, умнымъ, образованнымъ молодымъ человѣкомъ…
— Что! закричала мистриссъ Бэйнисъ.
— Всѣ твои письма со мною. Развѣ ты не писала мнѣ этого безпрестанно? ты бредила имъ, такъ что я даже думала, что ты сама въ него влюблена!
— Какое неприличное замѣчаніе! Никакая женщина, даже сестра не должна говорить этого мнѣ!
— Сходить мнѣ за письмами? Тамъ безпрестанно: «милый Филиппъ только-что насъ оставилъ. Милый Филиппъ болѣе чѣмъ сынъ для меня. Онъ нашъ спаситель!» Развѣ ты не писала этого мнѣ? А потому, что ты нашла жениха богаче для Шарлотты, ты выгнала изъ дома твоего спасителя!
— Эмили Мэк-Гиртеръ, я должна сидѣть здѣсь и слушать обвиненія въ преступленіяхъ отъ моей сестры, неприглашонной? замѣть неприглашонной! Можетъ ли жена маіора обращаться такимъ образомъ съ женою генерала? Хотя ты старше меня лѣтами я выше тебя чиномъ. И ты пріѣхала неприглашонная изъ Тура затѣмъ, чтобы оскорблять меня въ собственномъ моёмъ домѣ?
— Въ собственномъ твоёмъ? хорошъ домъ! онъ столько же принадлежитъ другимъ какъ и тебѣ.
— Каковъ бы онъ ни былъ, а я не приглашала тебя въ него!
— О, да! ты желаешь, чтобы я уѣхала ночью. Мэкъ!
— Эмили… закричала генеральша.
— Мэкъ… крикнула маіорша, отворивъ настежь дверь гостиной:- сестра хочетъ, чтобы я уѣхала — слышишь?
— Au mou de Dieu! madame, peusez à cette pauvre petite qui souffie à côté! закричала хозяйка.
— N'appelez pas mademoiselle Bayuis petite, s'il vous plait! загремѣла контральто мистриссъ Бэйнисъ.
— Maiopъ Мак-Гиртеръ! закричала Эмили, растворивъ настежь дверь столовой, гдѣ ссорились два джентльмэна. — Мэк-Гиртеръ! Моя сестра оскорбляетъ меня и говоритъ, что жена маіора…
— Какъ! и вы также бранитесь! вскричалъ генералъ.
— Бэйнисъ, Эмили Мэк-Гиртеръ оскорбила меня! вскричала мистриссъ Бэйнисъ.
— Это, кажется, было рѣшено заранѣе, заревѣлъ генералъ. — Маіоръ Мэк-Гиртеръ сдѣлалъ то же со мною, онъ забылъ, что онъ и я джентльмэны.
— Онъ оскорбляетъ тебя потому, что думаетъ что ты, какъ родственникъ, долженъ перенести отъ него, все, сказала жена генерала.
— Я не перенесу отъ него ничего! заревѣлъ генералъ.
Пока оба джентльмэна и жоны ихъ ссорятся, теперь уже въ передней, баронесса и служанка заглядываютъ въ дверь, а бѣдная Шарлотта, забывая на-время о своёмъ горѣ, удивляется о чомъ могутъ ссориться мать ея и тётка, отецъ и дядя? Жильцы и жилицы стояли въ корридорахъ и на площадкахъ въ различныхъ позахъ, выражавшихъ интересъ и насмѣшки. бѣдная полковница Бёнчъ, бѣдняжка, не знала, что генералъ съ ея полковникомъ поссорились смертельно. Она воображаетъ, что ссорятся только мистриссъ Бэйнисъ съ cecтpoй, а ей извѣстно, что онѣ ссорились лѣтъ двадцать сряду.
— Tonjours comme èa, ссорятся, vous savez, а потомъ опять помирятся, объясняла она своей пріятельницѣ француженкѣ.
Въ самомъ разгарѣ бури полковникъ Бёнчъ воротился съ своимъ другомъ и секундантомъ, докторомъ Маргеномъ. Онъ не зналъ, что еще двѣ битвы были даны, послѣ его собственнаго сраженія.
— Какъ вы поживаете, Мэк-Гиртеръ? говорить полковникъ. — Другъ мой, докторъ Мартенъ…
И глаза его какъ-будто хотѣли высвочить изъ головы его и прострѣлить насквозь грудъ генерала.
— Милая моя, тише! Эмили Мак-Гиртерь, не лучше ли намъ отложить до другого времени этотъ непріятную ссору? Насъ слушаетъ цѣлый домъ! шепнулъ генералъ. — Докторъ — полковникъ Бёнчъ — маіоръ Мэк-Гиртеръ, не лучше ли намъ войти въ столовую?
Генералъ и докторъ уходятъ первые, маіоръ и полковникъ останавливаются въ дверяхъ. Бёнчъ говоритъ Мэк-Гиртеру:
— Маіоръ, вы дѣйствуете какъ другъ генерала? Какъ это непріятно! Бэйнисъ сказалъ мнѣ такія вещи, какихъ я не могу перенести; а я знаю его слишкомъ хорошо и не могу ожидать чтобы онъ извинился!
— Онъ сказалъ мнѣ, Бёнчъ, такія вещи, какихъ я не перенесу отъ пятидесяти родственниковъ! заворчалъ маіоръ.
— Такъ вы не будете его секундантомъ?
— Я хочу послать къ нему моего секунданта. Пригласить меня въ себѣ въ домъ — и оскорбить Эмили и меня, когда мы пріѣхали — ей-богу у меня кровь кипитъ! Оскорбить насъ послѣ того, какъ мы цѣлыя сутки тряслись въ дилижансѣ и говорить, что насъ не приглашали! А сами прожили у насъ четыре мѣсяца въ Думдунѣ — дѣти были больны чортъ знаетъ чѣмъ — они уѣхали въ Европу, а вамъ пришлось заплатить доктору; а теперь…
Въ эту минуту дверь, у которой они стояли, отворилась — на эту площадку выходили три двери — и вышла молодая дѣвушка очень блѣдная и грустная, съ волосами распущенными по плечамъ, волосами прежде всегда висѣвшими въ богатыхъ локонахъ, но, вѣроятію, распустившимися отъ слёзъ.
— Это вы, дядя Мэкъ? Я узнала вашъ голосъ и тётушкинъ, сказала дѣвушка.
— Да, это я, Шарлотта, сказалъ дядя Мэкъ.
И, смотря на круглое личико, столь исполненное печали, дядя Мэкъ смягчился и обнялъ дѣвушку, говоря:
— Что съ тобою, моя милая?
Онъ совершенно забылъ, что намѣренъ завтра застрѣлить, ея отца.
— Какія у тебя горячія руки? прибавилъ онъ.
— Дядя, дядя! сказала она быстрымъ лихорадочнымъ шопотомъ: — я знаю, что вы пріѣхали за мной. Я слышала, какъ папа говорилъ съ вами, а мама и тётушка Эмили говорили совсѣмъ громко! Но если я и уѣду… я… я никогда не буду любить никого, кромѣ его!
— Кого, моя милая?
— Филиппа, дядюшка.
— Да, такъ и слѣдуетъ! сказалъ маіоръ.
Бѣдная дѣвушка, слышавшая съ своей постели ссору сестёръ, маіора, полковника, генерала, истерически вскрикнула и упала на руки дяди, смѣясь и рыдая въ одно и то жe время.
Это, разумѣется, вызвало мущинъ и дамъ изъ смежной комнаты.
— Это къ чему ты такъ себя дурачишь? заворчала мистриссъ Бэйнисъ.
— Ей-богу, Элиза, это уже черезчуръ! сказалъ генералъ совершенно побѣлѣвъ.
— Элиза, ты жестока! закричала мистриссъ Мэк-Гиртеръ.
— Она такова! вскрикнула мистриссъ Бёнчъ съ верхней площадки, гдѣ собрались другія жилицы, смотрѣвшія на эту семейную ссору.
Элиза Бэйнисъ догадалась, что она зашла слишкомъ далеко. Бѣдная Шарлотта была почти безъ памяти въ эту минуту и дико кричала:
— Никогда! никогда!
Вдругъ молодой человѣкъ съ бѣлокурыми волосами, съ рыжими усами, съ свирѣпыми глазами является и вскрикиваетъ:
— Что это? Я здѣсь, Шарлотта, Шарлотта!
Кто этотъ молодой человѣкъ? Мы только сейчасъ видѣли его прогуливающимся по Элисейскимъ Полямъ и спрятавшимся за дерево, когда полковникъ Бёнчъ пошолъ за своимъ секундантомъ, потомъ молодой человѣкъ видитъ, какъ фіакръ Мэк-Гиртера подъѣхалъ къ дому, потомъ онъ ждалъ и ждалъ, смотря на то верхнее окно, за которымъ, какъ вамъ извѣстно, его возлюбленная не отдыхала, потомъ, онъ видѣлъ, какъ пріѣхали Бёнчъ и дикторь Мартенъ, потомъ онъ прошолъ въ калитку сада и слышалъ, какъ ссорились мистриссъ Мэкъ и мистриссъ Бэйнисъ, потомъ изъ передней; гдѣ продолжалась баталія, раздался пронзительный, страшный смѣхъ и вопль бѣдной Шарлотты — и Филиппъ Фирминъ, влетѣлъ, какъ бомба, въ семейный кругъ сражавшихся и кричавшихъ.
— Это что такое? Шарлотта, я здѣсь! закричалъ Филиппъ своимъ громкимъ голосомъ.
Услышавъ его. Шарлотта вскрикнула еще пронзительнѣе и упала въ обморокъ — на этотъ разъ на плечо Филиппа.
— Какъ вы смѣете? сказала мистриссъ Бэйнисъ, бросая гнѣвные взгляды на молодого человѣка.
— Это все ты надѣлала, Элиза, сказала тётушка Эмили.
— Она, она! закричала полковница Бёнчъ съ верхней площадки.
Чарльзъ Бэйнисъ почувствовалъ, что онъ поступилъ какъ измѣнникъ и повѣсилъ голову. Онъ позволилъ дочери отдать своё сердце и она послушалась его. Увидѣвъ Филиппа, онъ, кажется, обрадовался, также какъ и маіоръ, хотя Филиппъ довольно грубо придвинулъ его къ стѣнѣ.
— Не-уже-ли этотъ пошлый скандалъ долженъ происходить въ передней передъ цѣлымъ домомъ? проговорила, задыхаясь, мистриссъ Бэйнисъ.
— Бёнчъ привёлъ меня прописать лекарство для этой молодой дѣвицы, сказалъ маленькій докторъ Мартенъ очень вѣжливо. — Сударыня, не угодно ли вамъ взять нюхательнаго спирта изъ аптеки и окружить её спокойствіемъ!
— Ступайте, мосьё Филиппъ. Довольно! вскричала баронесса, удерживая улыбку. — Ступайте въ вашу комнату, милочка!
— Баронесса! вскричала мистриссъ Бэйнисъ: — une mère…
Баронесса пожала плечами.
— Une mère, une belle mère, ma foi! сказала она.
Маіори Мэк-Гиртеръ совсѣмъ забылъ о дуэли, когда бѣдная Шарлотта поцаловала его, и вовсе не разсердился, увидѣвъ что дѣвушка ухватилась за руку Филиппа. Онъ смягчился при видѣ этого горя и этой невинности, но мистриссъ Бэйнисъ все продолжала изливать своё бѣшенство и говорила:
— Если генералъ не хочетъ защитить меня отъ оскорбленія, то мнѣ лучше уйти.
— Право это будетъ лучше! воскликнулъ Мак-Гиртеръ на это замѣчаніе.
Глаза доктора и полковника Бёнча сверкнули одобрительно.
— Allons, мосьё Филиппъ. Довольно — дайте мнѣ уложить её въ постель, продолжала баронесса. — Пойдёмте, милая миссъ!
Какая жалость, что спальная была такъ близко отъ того мѣста, гдѣ они стояли! Филиппъ чувствовалъ въ себѣ довольно силъ, чтобы отнести свою маленькую Шарлотту въ Тюильри. Раненое сердечко, прижавшееся къ его сердцу, разлучается съ нимъ съ живительнымъ біеніемъ. Баронесса и мать уводятъ Шарлотту; дверь сосѣдней комнаты запирается за нею. Грустное видѣніе исчезаетъ. Люди, ссорившіеся въ передней, стоятъ молча.
— Я услышалъ ея голосъ, сказалъ Филиппъ (отъ любви, гора, волненія, голова его шла кругомъ) и никакъ не могъ удержаться, чтобы не войти сюда.
— Конечно, конечно, молодой человѣкъ! сказалъ маіоръ Мэк-Гиртеръ, крѣпко пожимая руку Филиппа.
— Тише! тише! шепчетъ докторъ: — ей необходимо совершенное спокойствіе. Она довольно уже волновалась сегодня. Болѣе не надо сценъ, молодой человѣкъ.
Филиппъ говорилъ, что когда, среди его безпокойства, горя и сомнѣнія, онъ увидѣлъ руку, протянутую ему, онъ растрогался до такой степени, что принуждёнъ былъ бѣжать отъ стариковъ въ тёмную ночь, по проливному дождю.
Между тѣмъ, какъ Филиппъ, внѣ предѣловъ баронессы читалъ молитвы, проливалъ слёзы, произносилъ страшные обѣты, воины собрались въ столовой и удивиленный Огюстъ долженъ былъ принести грогъ въ третій раза, для чётырехъ джентльмэновъ собравшихся на конгрессъ, полковникъ, докторъ, маіоръ усѣлись по одну сторону стола, защищаться линіей стакановъ и бутылкой съ водкой. За этими фортификаціями ветераны ожидали своего врага, который, походивъ по комнатѣ взадъ и вперёдъ, наконецъ занялъ позицію передъ ними и приготовился къ атакѣ. Генералъ садится на своего cheval de bataille, но не могъ заставить его нападать такъ свирѣпо, какъ прежде. Бѣлый призракъ Шарлотты явился между воинами. Напрасно Бэйнисъ старался поднять шумъ и придумать ругательства. Слабый, смирный, но кровожадный старый генералъ увидалъ противъ себя и своего стараго товарища Бёнча, своего свояка Мэк-Гиртера и доктора. Каждый заимствовался мужествомъ отъ своего сосѣда и каждый цѣлился въ Бэйниса. Для самолюбія ветерана не было оскорбительно уступить трёмъ противникамъ и онъ могъ рѣшиться сказать доктору:
— Я, можетъ-быть, поторопился обвинить Бёнча — ну, прошу у него извиненія.
Послѣ этого и съ Мэк-Гиртеромъ примириться было нетрудно. Генералъ былъ не въ духѣ, очень разстроенъ событіями этого дня; онъ не имѣлъ дурного умысла и тому подобное. Если ужь старику пришлось глотать горькую пилюлю, его храбрые противники отвернулись, чтобы не смотрѣть, какъ онъ глотаетъ, и постарались, чтобы онъ проглотилъ её какъ можно скорѣе. Одинъ изъ участвовавшихъ разсказалъ своей женѣ о возникшей ссорѣ, но Бэйнисъ ни слова не сказалъ своей женѣ.
— Увѣряю васъ, сэръ, говаривалъ Филиппъ: — еслибы мистриссъ Бэйнисъ узнала объ этой ссорѣ, она согнала бы мужа съ постели ночью и послала бы его опять вызвать на дуэль своего стараго друга!
Но между Филиппомъ и мистриссъ Бэйнисъ не было любви; а въ тѣхъ, кого онъ ненавидитъ, онъ привыкъ видѣть мало хорошаго.
Итакъ шпаги воиновъ не были обнажены, кровь не была пролита. Но хотя старики размѣнялись вѣжливыми словами, Бёнчъ, Мэк-Гиртеръ и Бэйнисъ не могли перемѣнить своего мнѣнія, что съ Филиппомъ поступили жестоко и что благодѣтель семейства генерала Бэйниса заслуживалъ отъ него лучшаго обхожденія.
Между-тѣмъ благодѣтель шолъ долой по дождю въ полномъ восторгъ. Дождь и его собственныя слёзы освѣжили его. Возлюбленная лежала у его сердца и трепетъ надежды пробѣгалъ по членамъ Филиппа. Старые друзья ея отца протянули ему руку и велѣли ему не отчаяваться. Дуй вѣтеръ, лейся осенній дождь! Молодой человѣкъ бѣденъ и несчастливъ, но онъ уноситъ съ собой Надежду.
Глава XXIII ВЪ КОТОРОЙ МИСТРИССЪ МЭК-ГИРТЕРЪ ПОЛУЧИЛА НОВУЮ ШЛЯПКУ
Несчастный Филиппъ проспалъ крѣпко и долго, а Шарлотта покоилась сладостнымъ и освѣжительнымъ сномъ; отецъ и мать провели дурную ночь, и съ своей стороны я утверждаю, что они заслуживали этого. Хотя мистриссъ Бэйнисъ увѣряла, что имъ не давало спать храпѣнье Мэк-Гиртера (онъ съ женою занималъ комнату надъ спальнею своихъ родственниковъ) — я не говорю, чтобы сосѣдъ, имѣющій привычку храпѣть, былъ пріятенъ — но плохой товарищъ въ постели дурная совѣсть! Подъ ночнымъ чепчикомъ мистриссъ Бэйнисъ угрюмые глаза не смыкались всю ночь.
«Какъ смѣлъ этотъ молодой человѣкъ думаетъ она: „войти и всѣ разстроить? Какъ будетъ блѣдна завтра Шарлотта, когда мистриссъ Гели пріѣдетъ съ своимъ сыномъ! Когда она плакала, она становится отвратительна, вѣки и носъ покраснѣютъ. Пожалуй, она убѣжитъ, или скажетъ какую-нибудь глупость, какъ вчера. Лучше бы мнѣ никогда не видать этого другого молодого человѣка, съ его рыжей бородой и дырявыми сапогами! Если бы у меня были взрослые сыновья, онъ не осмѣлился бы врываться къ намъ въ домъ: они скоро наказали бы его за дерзость!“