— Она поощряетъ его раззорить дѣтей для этого… этого негоднаго стараго скота! закричала мистриссъ Брандонъ. — Это выведетъ изъ терпѣнія хоть кого!
Она схватила свою шляпу со стола, надѣла её на голову и вышла изъ комнаты въ сильномъ гнѣвѣ.
Моя жена, всплеснувъ руками, прошептана нѣсколько словъ о прощеніи чужихъ грѣховъ.
— Да, сказалъ Фирминъ, сильно растроганный:- такъ повелѣваетъ Господь. Вы правы, милая Лора. Я пережилъ тяжолое время; страшный мракъ сомнѣнія и печали напалъ на мою душу, когда я разсуждалъ съ собою объ этомъ. И прежде чѣмъ я рѣшился поступить; какъ вы желаете. Но большая тяжесть спала съ моего сердца съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ видѣть каково мое поведеніе должно бить. Сколько сотенъ людей также, какъ и я, имѣли потери и вынесли ихъ! Я заплачу по этому векселю и предостерегу написавшаго его, чтобъ… чтобъ онъ пощадилъ меня вперёдъ.
Когда Сестрица ушла въ припадкѣ негодованія, вы видите, что я остался въ меньшинствѣ въ военномъ совѣтѣ, и оппозиція была мнѣ не подъ силу. Я перешолъ къ мнѣнію большинства, Навѣрно, я не единственный мущина, находящійся подъ женскимъ вліяніемъ,
— Какое счастье, что мы не купили тогда ситцевъ! сказала Лора смѣясь. — Знаете ли, тамъ были два такіе хорошенькіе, что Шарлотта не могла рѣшиться, который взять.
Филиппъ захохоталъ своимъ смѣхомъ, отъ котораго тряслись окна. Онъ былъ очень веселъ. Для человѣка, готовившагося раззориться, онъ находился въ самомъ завидномъ расположеніи духа. Знала ли Шарлотта о… объ этомъ векселѣ, который угрожалъ ему? Нѣтъ. Это растревожило бы её бѣдняжку. Филиппъ ей не говорилъ. Онъ хотѣлъ скрыть это отъ нея. Кчему было нарушать спокойствіе этого невиннаго ребёнка? Вы видите, мы всѣ обращались съ мистриссъ Шарлоттой, какъ съ ребёнкомъ. Лора говорила, что не ея дѣло подавать совѣты мужу и женѣ (какъ будто она не всегда читала нравоученія Филиппу и его молодой женѣ!), но теперь она думала, что мистриссъ Филиппъ непремѣнно должна знать настоящее положеніе Филиппа, какая опасность угрожаетъ.
— И какъ удивительно и справедливо поступили вы! прибавила эта восторженная дама.
Когда мы поѣхали въ кэбѣ къ Шарлоттѣ, чтобъ разсказать ей въ чомъ дѣло. Господи помилуй! она не огорчилась, не растревожилась, не испугалась совсѣмъ. Мистриссъ Брандонъ только что была у ней и разсказала ей, что случилось, а она сказала:
— Разумѣется, Филиппъ долженъ помочь отцу.
Мистриссъ Брандонъ ушла почти въ бѣшенствѣ и даже была груба; она не простила бы ей, только отъ знаетъ, какъ Сестрица любитъ Филиппа; а разумѣется она должна помочь доктору Фирмину; и въ какой ужасной нуждѣ долженъ онъ былъ находиться, чтобъ сдѣлать это! Но вѣдь онъ предупредилъ Филиппа, и такъ далѣе.
— А на счоть ситца, Лора, мы ужъ должны остаться при старыхъ чехлахъ. Они продержатся до будущаго года.
Вотъ какимъ образомъ мистриссъ Шарлотта приняла извѣстіе, которое Филиппъ отъ нея скрылъ, чтобы не испугать её, какъ будто любящая женщина будетъ бояться раздѣлить несчастье съ своимъ мужемъ!
Такимъ образомъ Сестрица сдѣлала тщетное усиліе привлечь Шарлотту на свою сторону. Мы посмотрѣли на письмо доктора и удостовѣрились въ числѣ векселя. Онъ долженъ былъ явиться къ Филиппу черезъ нѣсколько дней. Гёнтъ ли привёзъ его? Безъ сомнѣнія, мошенникъ предъявитъ его законнымъ порядкомъ. Съ рѣшительнымъ духомъ приготовились мы принять привезшаго тетиву.
Глава XXXVIII ПРИВЕЗШІЙ ТЕТИВУ
Бѣдная Сестрица ушла изъ Мильманской улицы, разсердившись на Филиппа, на жену его, на намѣреніе супруговъ принять раззореніе, угрожавшее имъ.
"Триста восемьдесятъ-шесть фунтовъ" думала она: "заплатить за этого стараго негодяя! У Филиппа не найдётся столько со всей его мебёлью и съ тѣмъ, что онъ отложилъ. Я знаю что онъ сдѣлаетъ: онъ займётъ денегъ отъ ростовщиковъ, дастъ имъ векселей, а потомъ возобновитъ ихъ и кончитъ тѣмъ, что раззорится. Когда онъ заплатитъ по этому векселю, старый негодяй поддѣлаетъ другой, а эта милая жонушка велитъ ему заплатить; а эти бѣдняжечки пойдутъ милостыню просить, если не придутъ за хлѣбомъ ко мнѣ, который всегда для нихъ готовъ, Господь съ ними!"
Она сосчитала — это было не трудно — свои собственныя наличныя деньги. Она чувствовала, что выплатить четыреста фунтовъ изъ дохода Филиппа было невозможно.
— А то, что хранится въ моёмъ чулкѣ, онъ еще не долженъ брать, разсуждала она:- это имъ понадобится, когда гордость ихъ смирится и мои милочки будутъ голодать!
Не зная, куда ей обратиться за утѣшеніемъ и совѣтомъ, мистриссъ Брандонъ отправилась къ своему доброму другу, доктору Гуденофу, который всегда радушно принималъ Сестрицу.
Она нашла Гуденофа одного въ его большой столовой, за очень не длиннымъ обѣдомъ, послѣ визитовъ въ его больницу и къ его пятидесяти паціентамъ, между которыми, я думаю, было больше бѣдныхъ чѣмъ богатыхъ. Услышавъ извѣстіе, принесённое сидѣлкой, докторъ разбранилъ Филиппа и его мошенника отца, "такъ что утѣшительно было слышать", говорила намъ послѣ мистриссъ Брандонъ. Потомъ Гуденофъ вышелъ изъ столовой въ библіотеку, вынулъ связку ключей, отперъ бюро и вынулъ изъ него переплетённую книгу, которая была просто банкирская. Должно быть, чтеніе этой книги понравилось почтенному доктору, потому что на его почтенныхъ чертахъ появилась усмѣшка, и онъ тотчасъ не вынулъ изъ письменной шкатулки небольшую тетрадь сѣрой бумаги, на каждой страницѣ которой были написаны имена банкировъ: Стёмни, Роуди и К.; на этой сѣрой бумагѣ докторъ написалъ рецептъ денежнаго пріёма и подалъ своему маленькому другу.
— Вотъ вамъ, глупенькая! сказалъ онъ. — Отецъ мошенникъ, но сынъ славный малый; а вамъ, глупенькой, я долженъ помочь въ этомъ дѣлѣ, или вы раззоритесь. Отдайте это тому человѣку за вексель. О, постойте! Сколько денегъ въ домѣ? Можетъ быть видъ банковыхъ билетовъ и золота прельститъ его больше чека.
Докторъ опорожнилъ свои карманы; не знаю сколько тамъ нашлось блестящихъ шиллинговъ и совереновъ, завёрнутыхъ въ бумагу; опорожнилъ ящикъ, въ которомъ было еще больше золота и серебра, потомъ сходилъ въ свою спальную и воротился съ бумажникомъ, набитымъ банковыми билетами, и изъ всего этого составилъ нужную сумму и отдалъ её Сестрицѣ.
— Отдайте этому человѣку и постарайтесь за это взять вексель отъ него. Не говорите, что это мои деньги, скажите, что это ваши и больше неоткуда взять; улестите его, наговорите ему разной лжи. Сердце ваше отъ этого не разорвётся. Какой безсмертный мошенникъ этотъ Фирминъ! Хотя изъ двухъ случаевъ, которые я пробовалъ въ больницѣ…
Тутъ докторъ вступилъ въ медицинскій разговоръ съ своей любимой сидѣлкой, который я не возьму на себя передавать не врачамъ.
Сестрица призвала благословеніе Господа на доктора Гуденофа и отёрла свои влажные глаза носовымъ платкомъ, спрятала билеты и золото трепещущей рукою и пошла лёгкими шагами и съ счастливымъ сердцемъ. На тоттенгэмской дорогѣ она пришла въ раздумье, идти ли ей домой или отнести эти деньги къ мистриссъ Филиппъ? Нѣтъ; ихъ разговоръ былъ сегодня не очень пріятенъ, они размѣнялись довольно запальчивыми словами, и наша Сестрица должна была признаться себѣ, что она была нѣсколько груба въ своёмъ послѣдвемъ разговорѣ съ Шарлоттой. А Сестрица была горда, ей не хотѣлось признаться, что она была непочтительна въ своёмъ поведеніи къ этой молодой женщинѣ. Она была слишкомъ самолюбива для этого. Развѣ мы говорили, что наша пріятельница была изъята отъ предразсудковъ и суётностей этого нечестиваго міра? Выручить Филиппа, выкупить гибельный вексель, пойти съ нимъ къ Шарлоттѣ и сказать: "Вотъ, мистриссъ Филиппъ, свобода вашего мужа"- это было для нея рѣдкимъ торжествомъ! A Филиппъ долженъ дать честное слово, что это будетъ послѣдніи вексель, по которому онъ заплатитъ за отца. Съ этими счастливыми мыслями въ сердцѣ, мистриссъ Брандонъ пришла въ Торнгофскую улицу и захотѣла поужинать. Свѣчи освѣщали ея сторы, такъ что можно было всякому видѣть съ улицы, что она дома; и вотъ часовъ въ десять на мостовой раздались тяжолые шаги, которые, я не сомнѣваюсь, заставили Сестрицу вздрогнуть. Тяжолые шаги остановились передъ ея окномъ, a потомъ послышались на ступеняхъ ея дома. Когда раздался звонокъ, я считаю весьма вѣроятнымъ, что щоки ея вспыхнули. Она сама отворила дверь.
— Какъ! это вы, мистеръ Гёнтъ? Я никакъ… то-есть, я думала, что вы можетъ быть придёте.
Освѣщаемый луною, сіявшей позади его, Гёнтъ шатаясь вошолъ.
— Какъ вы комфортэбельно посиживнаете за вашимъ столикомъ, сказалъ Гёнтъ въ шляпѣ надвинутой на глаза.
— Не хотите ли войти и присѣсть за этотъ столикъ? сказала улыбающаяся хозяйка.
Разумѣется, Гёнтъ присядетъ. Грязная шляпа снята съ головы и онъ входитъ въ маленькую комнатку бѣдной Сестрицы, стараясь принять небрежный, свѣтскій видъ. Грязная рука тотчасъ схватилась за бутылку.
— Какъ! и вы попиваете немножко? говоритъ онъ, любезно подмигивая мистриссъ Брандовъ и бутылкѣ.
Она признаётся, что понемножку пьётъ. На огнѣ кипитъ чайникъ, — не приготовитъ ли самъ мистеръ Гёнтъ стаканчикъ для себѣ?
Когда она повернулась вынуть изъ буфета стаканъ, она знала, что Гёнтъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы порядкомъ хлѣбнуть изъ бутылки.
— Пожалуйста не стѣсняйтесь, говоритъ весело Сестрица: — въ буфетѣ есть еще!
Гёнтъ пьётъ за здоровье хозяйки, она кланяется ему, улыбается и прихлёбываетъ изъ своей рюмки, и такая кажется хорошенькая, румяная и весёлая. Щоки ея похожи на яблоки, фигура стройна и граціозна, и платье всегда сидитъ на ней отлично. При свѣтѣ свѣчей не видвы серебристыя линія въ ея свѣтлыхъ волосахъ и знаковъ, сдѣланныхъ временемъ въ ея глазахъ. Гёнтъ смотрятъ на неё съ восторгомъ.
— Право вы кажетесь моложе и красивѣе, чѣмъ тогда какъ… какъ я видѣлъ васъ въ первый разъ.
— Ахъ, мистеръ Гёнтъ! кричитъ мистриссъ Брандомъ съ вспыхнувшими щеками, что очень къ ней идётъ: — не напоминайте этого времени, и того… тоги негодяя, который поступилъ со мною такъ жестоко!
— Онъ былъ злодѣй, Каролина, поступивъ такимъ образомъ съ такою женщиной, какъ вы! У этого человѣка нѣтъ правилъ; онъ былъ дурнымъ человѣкомъ съ самаго начала, научилъ меня играть, ввёлъ меня въ долги, познакомивъ съ своими знатными товарищами. Я былъ тогда простодушнымъ молодымъ человѣкомъ и думалъ, что водить знакомство съ вельможами, дававшими большіе обѣды, было отлично. Это онъ сбилъ меня съ пути, увѣряю васъ. Я могъ бы получить приходъ, жениться на доброй женѣ, сдѣлаться бишопомъ, ей-богу! потому что у меня были большія дарованія, Каролина; только я былъ чертовски лѣнивъ и любилъ карты и кости.
— Брандонъ всегда говорилъ, что вы были однимъ изъ самыхъ талантливыхъ людей въ коллегіи; онъ всегда это говорилъ я помню, очень почтительно замѣтила хозяйка.
— Говорилъ? Онъ сказалъ обо мнѣ доброе слово. Фирминъ не былъ талантливъ. Благодарю; вы приготовляете тамъ горячо и хорошо, что отказаться нельзя, хотя я пилъ уже довольно.
— А я думаю, что вы, мущины, можете пить всегда. Вы говорили, что мистеръ Фирминъ…
— Да я говорилъ, что Фирминъ былъ щоголь, у него было какое-то величиственное обращеніе.
— Да, было! со вздохомъ сказала Каролина.
И навѣрно ея мысли вернулись съ давнопрошедшему времени, когда этотъ величественный джентльмэнъ плѣнилъ её.
— Я старался не отставать отъ него, вотъ что и раззорило меня! Я разумѣется поссорился съ моимъ старымъ отцомъ изъ-за денегъ, станъ лѣниться и былъ выключенъ изъ коллегіи. Потомъ посыпались на меня счоты. Даже теперь нѣкоторые еще не уплачены. Неужели вы думаете, что если бы я не находился въ стѣснённыхъ обстоятельствахъ то я сдѣлалъ бы это съ вами, Каролина? Бѣдная, невинная страдалица! Какъ это было постыдно!
— Да, постыдно! вскричала Каролина. — Этому я противорѣчить не стану. Оба вы поступили жестоко съ бѣдной дѣвушкой.
— Злодѣйски. Но Фирминъ поступилъ хуже меня. Онъ держалъ меня въ рукахъ. Это онъ увлёкъ меня къ дурному. Это онъ втянулъ меня въ долги, и вотъ въ это.
Это значило стаканъ грога.
— Отецъ не захотѣлъ меня видѣть на смертномъ одрѣ. Братья и сёстры поссорились со мною; и я всѣмъ этилъ обязанъ Фирмину — всѣмъ! Какъ вы думаете, раззоривъ меня, долженъ ли онъ былъ заплатить мнѣ?
И онъ стукнулъ по столу своей грязной рукою. Она оставила грязные знаки на бѣлой скатерти Сестрицы.
— А мнѣ, мистеръ Гёнтъ? Что онъ долженъ былъ мнѣ? спросила Гёнта хозяйка.
— Каролина! закричалъ Гёнтъ: — я заставилъ Фирмина многое заплатить мнѣ обратно, но я хочу еще.
Онъ засунулъ руку въ карманъ и ухватился за что-то.
"Вексель тамъ", подумала Каролина,
Она навѣрно поблѣднѣла, но онъ не примѣтилъ ея блѣдности. Всё его вниманіе было устремлено на питьё, тщеславіе и мщеніе.
— Онъ много долженъ мнѣ, и уже заплатилъ много; а зaплатитъ еще больше. Неужели вы думаете, я позволю раззорить себя и оскорбить, и не отмщу? Надо было бы намъ видѣть его лицо, когда я явился къ нему въ Нью-Йоркъ и сказалъ:
"— Старый товарищъ, я здѣсь". Онъ поблѣднѣлъ какъ полотно. "Я никогда тебя не оставлю. Пойдёмъ-ка въ таверну да выпьемъ". Онъ былъ принуждёнъ пойти. Теперь онъ въ моей власти, говорю вамъ.
Гёнтъ засмѣялся смѣхомъ, который вовсе не билъ пріятенъ. Послѣ нѣкотораго молчанія, онъ продолжалъ:
— Каролина, вы ненавидите его? или вы любите человѣка, который бросилъ васъ и поступилъ съ вами какъ злодѣй? Нѣкоторыя женщины любятъ, я знаю такихъ женщинъ. Я могъ бы назвать вамъ и другихъ злодѣевъ, но я не назову. Вы ненавидите Фирмина, этого плѣшиваго, этого дерзкаго негодяя, который наложилъ руку на меня и ударилъ меня на этой улицѣ. Вы ненавидите его, я говорю! Я поддѣлъ ихъ обоихъ! — вотъ здѣсь у меня въ карманѣ — обоихъ!
— Что же у вамъ тутъ? проговорила Каролина едва дыша.
— Вамъ-то что до этого!
Онъ опустился на стулъ, подмигнулъ и съ торжествомъ тряхнулъ рюмкой.
— Это для меня всё-равно; я ни отъ одного изъ нихъ пользы не видала, говорили, бѣдная Каролина съ замирающимъ сердцемъ. — Поговоримъ о чомъ-нибудь другомъ, а не объ этихъ двухъ негодныхъ людяхъ. Если вы были весели въ тотъ вечеръ — а я никогда не обращаю вниманія на то, что говоритъ джентльмэнъ, когда онъ выпьетъ рюмку — такому высокому мущинѣ ударить старика… Стыдъ… стыдъ! И ужъ я отдѣлала его за это!
— Стало быть, вы ненавидите ихъ! кричитъ Гёнтъ, вскочивъ и сжавъ кулакъ, а потомъ опятъ опускаясь на стулъ.
— Имѣю ли я причины любить ихъ, мистеръ Гёнтъ? Садитесь и выпейте немножко…
— Нѣтъ, вы не имѣете причины ихъ любить. Вы ихъ ненавидите.
— Я ихъ ненавижу. Посмотрите… обѣщайте… я поддѣлъ ихъ обоихъ… Каролина… ударить пастора? Что вы скажете на это?
Опять вскочивъ со стула и прислонившись къ стѣнѣ (на которой висѣлъ портретъ Филиппа, работы Ридли), Гёнтъ вынулъ свой грязный бумажникъ, высыпалъ изъ него бумаги на полъ и на столъ, схватилъ одну грязною рукою, захохоталъ и закричалъ:
— Я васъ поймалъ! Вотъ оно. Что вы скажете на это? Лондонь, іюля 4. Черезъ пять мѣсяцевъ обѣщаю заплатить. Нѣтъ, не заплатишь.
— Мистеръ Гёнтъ, дайте мнѣ взглянуть, сказала хозяйка. — Это что? вексель?
— Молодой поручился заплатить за старика, отвѣтилъ Гёнтъ съ шипящимъ смѣхомъ.
— На сколько?
— На триста-восемдесятъ-шесть.
— Что вы за это возьмёте? Я у васъ куплю.
— А сколько вы дадите?
И Гёнтъ смѣётся, подмигиваетъ, пьётъ, слёзы выступаютъ на его пьяныхъ глазахъ, онъ отираетъ ихъ одной рукой, и говоритъ опят':
— Сколько вы дадите?
Когда бѣдная Кэролина подошла въ своему шкапу и вынула оттуда банковые билеты и золото, полученные ею мы знаемъ отъ кого, и изъ ящика кучку своихъ собственныхъ скопленныхъ денегъ и трепещущими руками выложила всё это на блюдо, я никогда не слыхалъ въ точности сколько выложила она. Но должно быть, она выложила всё что у ней было, потому что она ощупала свои карманы и опорожнила ихъ, потомъ опять воротилась къ шкапу, вынула оттуда ложки, вилки, брошку и часы; она выложила все это на блюдо и сказала:
— Мистеръ Гёнтъ, я всё это отдамъ вамъ за этотъ вексель, и посмотрѣла на портретъ Филиппа, висѣвшій на стѣнѣ,- Возьмите, продолжала она: — и отдайте мнѣ то.
— Какъ! у васъ есть столько! вскричалъ Гёнтъ. — Да вы богачка, ей-боту! Сколько тутъ у васъ, сочтите!
Она сказала ему, на сколько тутъ золота, банковыхъ балетовъ, серебра и вещей.
Въ головѣ этого негодяя пробѣжала мысль.
— Если вы столько предлагаете, сказалъ онъ: — значитъ вексель стоитъ больше; вѣрно этотъ человѣкъ разбогатѣлъ.
— Выпейте еще немножко и поговоримъ, сказала бѣдная Сестрица, и красиво разложила свои сокровища на блюдѣ и улыбаясь Гёнту, хохотавшему на ея стулѣ.
— Каролина, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: — ВЫ еще любите этого плѣшиваго мошенника! Вотъ оно что! Это такъ похоже на женщинъ! Гдѣ вы достали столько денегъ? Послушайте, со всѣмъ этимъ, и съ этимъ векселемъ въ карманѣ мы прекрасно проживемъ. А когда эти деньги выйдутъ, я знаю кто намъ дастъ еще, кто не можетъ намъ отказать. Послушайте, Каролина, милая Каролина! Я старикъ, я это знаю; но я человѣкъ добрый, я классическій учоный и джентльмэнъ.
Классическій учоный и джентльмэнъ такъ косился своими пьяными глазамм, что бѣдная женщина, которой онъ являлся женихомъ, ужасно испугалась, поблѣднѣла и отшатнулась назадъ съ такимъ отвращеніемъ и страхомъ, что даже ея гость замѣтилъ это.
— Я сказалъ, что я учоный и джентльмэнъ! закричалъ онъ. — Вы сомнѣваетесь въ этомъ? Я ничѣмъ не хуже Фирмина. Я не такъ высокъ. Но я переведу и латинскіе и греческіе стихи не хуже чѣмъ онъ или всякій другой. Вы хотите оскорбить меня? Развѣ я не знаю, кто вы? Лучше что ли вы учонаго и пастора? Или, когда классическій учоный предлагаетъ вамъ свою руку и свой состояніе, вы считаете себя выше его и отказываете ему?