И онъ съ любовью припомнилъ имена двадцати мѣстъ, гдѣ могъ весело проиграть деньги въ своей молодости.
Послѣ довольно продолжительнаго пребыванія за границей, мистерь Фирминъ воротился на родину, получилъ позволеніе опять вступить въ университетъ и вышелъ съ степенью баккалавра медицины. Мы разсказывали какъ онъ бѣжалъ съ племянницей лорда Рингуда и подвернулся гнѣву этого вельможи; кромѣ гнѣва и ругательствъ его сіятельство не могъ сдѣлать ничего. Молодая дѣвушка была свободна выйти за кого хотѣла, а ея дядя отвергнуть или принять его. Мы видѣли, что его сіятельство не прощалъ её до-тѣхъ-поръ, пока не нашолъ удобнымъ простить. Каковы были намѣренія лорда Рингуда относительно его имѣнія, сколько онъ скопилъ, кто будетъ его наслѣдникомъ — никто не зналъ. Разумѣется, многіе сильно этимъ интересовались. Мистриссъ Туисденъ съ мужемъ и дѣтьми были голодны и бѣдны. Если дядюшка Рингудъ оставилъ деньги, онѣ очень пригодились бы этимъ трёмъ бѣдняжечкамъ, отецъ которыхъ не имѣлъ такого большого дохода, какъ докторъ Фирминъ. Филиппъ былъ милый, добрый, откровенный, любезный, сумасбродный малый; они всѣ его любили. Но у него были свои недостатки, которыхъ нельзя было скрыть, и вотъ недостатки бѣднаго Филя постоянно разбирались при дядюшкѣ Рингудѣ милыми родственниками, которые знали ихъ слишкомъ хорошо. Малые родственники! какъ они добры! Я не думаю, чтобы тётка Филиппа бранила его передъ милордомъ. Эта смирная женщина спокойно и кротко выставляла права своихъ любимцевъ и съ любовью распространялась о настоящемъ достаточномъ состояніи молодого человѣка и о его великолѣпныхъ будущихъ надеждахъ. Теперь проценты съ тридцати тысячъ фунтовъ, а потомъ наслѣдство послѣ отца, который такъ много накопилъ — чего еще нужно молодому человѣку? можетъ-быть и этого уже слишкомъ много для него. Можетъ-быть онъ слишкомъ богатъ для того, чтобы трудиться. Хитрый старый пэръ соглашался съ своей племянницей и понималъ какъ нельзя лучше на что она мѣтила.
— Тысяча фунтовъ годоваго дохода! Что такое тысяча? ворчалъ старый лордъ. Этого мало для того, чтобы играть роль джентльмэна и слишкомъ довольно для того, чтобы заставить лѣниться молодого человѣка.
— Ахъ, право, ужь какъ этого мало! вздыхала мистриссъ Туисденъ. — Съ такимъ большимъ домомъ, жалованьемъ мистера Туисдена, просто, нечѣмъ жить.
— Нечѣмъ жить! Можно умереть съ голода, ворчалъ милордъ съ своей обычной откровенностью. — Развѣ я не знаю чего стоитъ хозяйство и не вижу, какъ вы экономничаете. Буфетчики и лакеи, экипажи и лошади, обѣды — хотя твои обѣды, Марія, не знамениты.
— Они очень дурны, я знаю, что они дурны, говоритъ лэди съ сокрушеніемъ: — но мы не въ состояніи давать обѣдовъ лучше.
— Лучше, разумѣется, вы не можете. Вы глиняные горшки и плаваете съ мѣдными горшками. Я видѣлъ намедни: Туисденъ гуляетъ по Сент-Джэмской улицѣ съ Родсомъ, этимъ долговязымъ. (Тутъ милордъ засмѣялся и выказалъ множество клыковъ, которые придавали особенно свирѣпый видъ его сіятельству, когда онъ былъ въ весёломъ расположеніи духа). Если Туисденъ гуляетъ съ высокимъ человѣкомъ, онъ всегда старается не отставать отъ него — ты это знаешь.
Натурально, бѣдная Марія знала странности своего мужа, но она не сказала, что ей не нужно напоминать о нихъ.
— Онъ такъ запыхался, что едва могъ говорить, продолжалъ дядюшка Рингудь:- но онъ растягивалъ свои маленькія ножки и старался не отставать. Онъ низенькій, le cher marі, но у него много отваги. Эти низенькіе люди часто бываютъ таковы. Я видѣлъ какъ онъ до смерти уставалъ на охотѣ, а пробирался по вспаханнымъ полямъ за людьми, у которыхъ были ноги вдвое длиннѣе чѣмъ у него. Вмѣсто большого дома и кучи лѣнтяевъ-слугъ, зачѣмъ вы не наймёте одну горничную и не ѣдите баранину за обѣдомъ, Марія? Вы съ ума сходите, стараясь свести концы съ концами — ты сама это знаешь. Ты не спишь по ночамъ отъ этого: я знаю это очень хорошо. Вы нанимаете домъ, который годится для людей вчетверо васъ богаче. Я даю вамъ моего повара, но я не могу обѣдать у васъ, если не пришлю своего вина. Зачѣмъ вы не возьмёте бутылку портера, кусокъ баранины и коровьи рубцы — это чудо какъ вкусно! Бѣдствія, навлекаемыя на самихъ себя людьми, которые стараются жить выше своихъ средствъ, ужасно смѣшны, ей-богу! Взгляните-ка на этого молодца, который отворилъ мнѣ дверь, онъ такъ высокъ, какъ мои собственные лакеи. Переѣзжайте-ка въ тихую улицу, въ Бельгрэвію, гдѣ-нибудь, и наймите опрятную горничную. Никто не станетъ думать о васъ на волосъ хуже — и вы будете жить такъ хорошо, какъ если бы жили здѣсь съ прибавочной еще тысячей фунтовъ въ годъ. Совѣтъ, который я вамъ подаю, стоитъ этихъ денегъ.
— Совѣтъ очень хорошій; но я думаю, сэръ, что я предпочла бы тысячу фунтовъ, сказала мистриссъ Туисденъ.
— Разумѣется. Вотъ это слѣдствіе вашего фальшиваго положенія. Въ докторѣ хорошо то, что онъ гордъ какъ Луциферъ, и сынъ его также. Они не жадны къ деньгамъ; они поддерживаютъ свою независимость. Когда я въ первый разъ пригласилъ его, я думалъ, что онъ какъ родственникъ, будетъ лечить меня даромъ, но онъ не хотѣлъ; онъ потребовалъ платы, ей-богу! не хотѣлъ пріѣзжать безъ этого. Чертовски невыносимый человѣкъ этотъ Фирминъ. И молодой такой же.
Но когда Туисденъ и его сынъ (можетъ-быть по наущеніямъ мистриссъ Туисденъ) старались разъ или два выказать независимость въ присутствіи этого льва, онъ разревѣлся, накинулся на нихъ, такъ что они убѣжали отъ его воя. Это напоминаетъ мнѣ одну старую исторію, которую я слышалъ — совсѣмъ старую, старую исторію, которую добрые старики въ клубѣ любятъ вспоминать — о милордѣ, когда онъ былъ еще Лордомъ Синкбарзомъ, онъ оскорбилъ отставного лейтенанта, который отхлесталъ его сіятельство самымъ секретнымъ образомъ. Говорили, что Лордъ Синкбарзъ наткнулся на браконьеровъ, но на самомъ-то дѣлѣ, это милордъ стрѣлялъ чужую дичь, а лейтенантъ защищалъ свою собственность. Я не говорю, что это былъ вельможа образцовый; но когда собственныя страсти или интересы не сбивали его съ толку, это былъ вельможа весьма проницательный, съ юморомъ и съ здравымъ смысломъ, и могъ при случаѣ подати хорошій совѣть. Если люди хотѣли становиться на колѣна и цаловать его сапоги — прекрасно! Но тотъ, кто не хотѣлъ, былъ свободенъ не производить этой операціи. Самъ папа не требуетъ этой церемоніи отъ протестантовъ; и если они не хотятъ цаловать его туфеля, никто и не думаетъ совать имъ насильно его въ ротъ. Филь и его отецъ, вѣроятно, не хотѣли трепетать передъ старикомъ, не потому, что они знали, что онъ былъ забіяка, котораго можно было свалить съ ногъ, но потому, что это были люди умные, которымъ всё равно, кто былъ забіяка, кто нѣтъ.
Я сказалъ вамъ, что я люблю Филиппа Фирмина, хотя надо признаться, что у этого молодого человѣка было много недостатковъ и что его карьера, особенно въ ранней юности, была вовсе не примѣрною. Извинялъ ли я когда его поведеніе съ отцомъ, сказалъ ли слово въ извиненіе его краткой и незнаменитой университетской карьеры? Я сознаюсь въ его промахахъ, съ тѣмъ чистосердечіемъ, съ которымъ мои друзья говорятъ о моихъ. Кто не видитъ слабости своего друга, кто такъ слѣпъ, что не примѣчаетъ огромнаго бревна въ глазу своего брата? развѣ женщины двѣ-три и то весьма рѣдко; но и онѣ разочаруются когда-нибудь. Какъ человѣкъ свѣтскій, я пишу о моихъ друзьяхъ какъ о свѣтскихъ братьяхъ. Не-уже-ли вы думаете, что здѣсь много ангеловъ? Я опять скажу можетъ быть женщины двѣ-три. Что же касается до васъ и до меня, мой добрый сэръ, есть ли на нашихъ плечахъ какіе-нибудь знаки крылышкъ? Молчите. Прекратите ваши ворчливыя циническія замѣчанія и продолжайте вашъ разсказъ.
Когда вы идёте по жизненному пути спотыкаясь, скользя и опять вскакивая на ноги, плачевно сознавая свою несчастную слабость и молясь съ сокрушеннымъ сердцемъ, чтобы не впасть въ искушеніе, не смотрѣли ли вы часто на другихъ грѣшниковъ? не соображали ли съ ужаснымъ участіемъ о ихъ карьерѣ? Есть нѣкоторые, на кого съ самаго ихъ дѣтства мрачный Ариманъ [13] наложилъ свою ужасную печать: дѣтьми они были уже развращены, злы на языкъ, въ нѣжномъ возрастѣ уже жестоки; имъ слѣдовало бы еще быть правдивыми и великодушными (они вчера лежали у материнской груди), а они фальшивы и холодны и жадны преждевременно. Они почти еще младенцы, а уже эгоистичны какъ старики; подъ ихъ чистосердечными личиками виднѣются хитрость и злость и отвратительно преждевременное лукавство. Я могу припомнить такихъ дѣтей, и въ незабытомъ дѣтствѣ въ глубокой дали, вижу эту печальную процессію enfans perdus. Да спасётъ ихъ небо; потомъ есть тотъ сомнительный классъ людей, которые, еще на искушеніи, падаютъ и опять встаютъ, которые часто остаются побѣдителями въ битвѣ жизни, которые побиты, ранены, взяты въ плѣнъ, но спасаются и иногда побѣждаютъ. Потомъ есть счастливый классъ людей, въ которыхъ не бываетъ никакого сомнѣнія: они безукоризненны и въ одеждѣ бѣлоснѣжной; для нихъ добродѣтель легка; въ ихъ чистой груди пріютилась вѣра, а холодное сомнѣніе не имѣетъ доступа туда; они были дѣтьми добры, молодыми людьми добры; сдѣлались мужьями и отцами и всё-таки остались добры. Почему первый воспитанникъ въ нашей школѣ могъ писать греческіе ямбы безъ усилій и безъ ошибки? Другіе изъ насъ покрывали страницы безконечными слезами и помарками, и несмотря на всѣ свои труды, все-таки оставались послѣдними въ классѣ. Нашъ пріятель Филиппъ принадлежитъ къ среднему классу, въ которомъ, вѣроятно, находимся мы съ вами, любезный сэръ — не навсегда, я надѣюсь, включены мы въ этотъ ужасный третій классъ, о которомъ было упомянуто.
Филиппъ поступилъ изъ школы въ университетъ и тамъ отличился; не многіе родители захотѣли бы, чтобы сыновья ихъ отличались такимъ образомъ. Что онъ охотился, давалъ обѣды, былъ лучшимъ гребцомъ на одной изъ лучшихъ лодокъ на рѣкѣ, онъ говорилъ рѣчи въ политическомъ клубѣ — все это было очень хорошо. Но зачѣмъ онъ выражалъ такія ужасно радикальныя мнѣнія, онъ, съ благородной кровью въ своихъ жилахъ и сынъ человѣка, выгоды котораго требовали, чтобы онъ поддерживалъ хорошія сношенія съ знатными людьми?
— Ну, Педеннисъ, сказалъ мнѣ докторъ Фирминъ со слезами на глазахъ и искренняя горесть изображалась на его красивомъ, блѣдномъ лицѣ: — почему Филиппъ Фирминъ, дѣды котораго съ обѣихъ сторонъ благородно дрались за своего короля, забываетъ правила своей фамиліи, и… и не нахожу словъ сказать вамъ какъ глубоко онъ разочаровываетъ меня. Я слышалъ, что онъ въ этомъ ужасномъ ихъ клубѣ защищали, Богъ знаетъ какія мнѣнія! Я самъ былъ довольно сумасбродомъ въ университетѣ, но я былъ джентльмэнъ.
— Мальчики, сэръ, всегда мальчики, убѣждалъ я. Они будутъ защищать всё аргументовъ ради; и Филиппъ также охотно взялъ бы и другую сторону.
— Лордъ Эксминстеръ и лордъ Сен-Денисъ разсказали мнѣ объ этомъ въ клубѣ. Увѣряю васъ, на меня это сдѣлало самое тягостное впечатлѣніе, вскричалъ отецъ — жестокая мысль для отца! а я надѣялся, что онъ будетъ представителемъ мѣстечка лорда Рингуда; я надѣялся гораздо лучшаго для него и отъ него. Онъ не утѣшаетъ меня. Вы видѣли какъ онъ обращался со мною въ одинъ вечеръ? Отецъ можетъ жить, я думаю, въ другихъ отношеніяхъ съ своимъ единственнымъ сыномъ.
И съ прерывающимся голосомъ, съ блѣдными щеками и съ истинной скорбью въ сердцѣ несчастный докторъ ушолъ.
Какъ воспиталъ докторъ своего сына, что молодой человѣкъ былъ такъ непокоренъ? Самъ ли мальчикъ былъ виноватъ въ этомъ непослушаніи или отецъ его? Докторъ Фирминъ ужасался, кажется, отъ того, что ужасались его добрые друзья доктринъ Филя. Въ это время моей жизни, когда я былъ молодъ, я чувствовалъ коварное удовольствіе бѣсить старика и заставлять его говорить, что я «опасный человѣкъ». Теперь я готовъ сказать, что Неронъ былъ съ весьма изящными дарованіями: и съ излюбленнымъ характеромъ. Я хвалю успѣхъ и восхищаюсь имъ, гдѣ бы я его ни встрѣтилъ. Я извиняю недостатки и недальновидность, особенно въ тѣхъ, кто выше меня, и чувствую, что если мы знали всё, мы судили бы о нихъ совершенно различнымъ образомъ, Можетъ быть мнѣ уже не вѣрить такъ, какъ вѣрили преждѣ. Но я не оскорбляю никого, я надѣюсь, что не оскорбляю. Развѣ я сказалъ что-нибудь непріятное? Чортъ побери, опять ошибся! Я беру это выраженіе назадъ. Я сожалѣю о нёмъ. Я прямо его опровергаю.
Такъ-какъ я готовъ извинять всѣхъ, пусть бѣдный Филиппъ воспользуется этой кроткой амнистіей; и если онъ раздражилъ своего отца, какъ это дѣйствительно и было, будемъ надѣяться, будемъ увѣрены, что онъ вовсе былъ не такъ чоренъ, какъ старый джентльмэнъ описывалъ его. Если я описалъ стараго джентльмэна нѣсколько чорными красками, почему знать, можетъ быть это ошибка не цвѣта его лица, a моего зрѣнія? Филь былъ непокоренъ, потому что онъ былъ смѣлъ, сумасброденъ и молодъ. Отецъ его оскорблялся весьма естественно, оскорблялся расточительностью и шалостями мальчика. Они опять сойдутся какъ слѣдуетъ отцу и сыну. Эти маленькія несогласія сгладятся впослѣдствіи. Мальчикъ вёлъ сумасбродную жизнь, онъ принуждёнъ былъ выйти изъ университета. Онъ внушалъ своему отцу часы безпокойства и безсонныя ночи. Но постойте, отецъ, a вы-то что? Показали ли вы сыну примѣръ довѣрія, любви и уваженія? пріучали ли вы его къ добродѣтели, учили ли правдѣ дитя на вашихъ колѣнахъ?
Что сдѣлало Филиппа сумасброднымъ, расточительнымъ и непокорнымъ? Вылечившись отъ той болѣзни, въ которой мы видѣли его, онъ изъ школы отправился своею дорогою въ университетъ и тамъ началъ вести жизнь, какую ведутъ сумасбродные молодые люди. Послѣ болѣзни его обращеніе къ отцу измѣнилось, а старшій Фирминъ, какъ-будто боялся разспрашивать сына объ этой перемѣнѣ. Онъ жилъ какъ въ своёмъ собственномъ домѣ, приходилъ и отлучался когда хотѣлъ, распоряжался слугами, которые его баловали, тратилъ доходъ, который былъ укрѣплёнъ за его матерью и ея дѣтьми, и щедро раздавалъ его бѣднымъ знакомымъ. На увѣщанія старыхъ друзей онъ отвѣчалъ, что онъ имѣетъ право распоряжаться своею собственностью, что тотъ, кто бѣденъ можетъ трудиться, а у него есть чѣмъ жить, не имѣя нужды корпѣть надъ классиками и математикой. Онъ былъ замѣшанъ въ разныхъ шалостяхъ; профессора его не видали, но онъ былъ слишкомъ хорошо знакомъ съ университетской полиціей. Еслибы я записалъ исторію о пребыванія въ университетѣ мистера Филиппа Фирмина, это была бы исторія Лѣниваго Подмастерья [14] которому пасторъ и учителя справедливо предсказывали дурное. Его видѣли въ Лондонѣ, когда отецъ и профессора предполагали его больнымъ въ его университетской квартирѣ. Онъ познакомился съ весёлыми товарищами, короткость съ которыми огорчала его отца. Онъ прямо сказалъ изумлённому дядѣ Туисдену на Лондонской улицѣ, что онъ навѣрно ошибается — онъ французъ, онъ не говорить по-англійски. Онъ дерзко глядѣлъ въ лицо ректору своей коллегіи, онъ ускакалъ въ университетъ съ быстротою Тёрлиня [15], чтобы находиться на своей квартирѣ, когда будетъ производиться слѣдствіе. Я боюсь, что нѣтъ никакого сомнѣнія, что Филь забилъ гвоздями дверь профессора, чтобы тотъ не могъ выйти изъ своей квартиры на другой день. Мистеръ Оксь засталъ его на мѣстѣ преступленія. Шалунъ долженъ былъ оставить университетъ. Желалъ бы я сказать, что онъ раскаялся, но онъ безпечно явился передъ отцомъ, сказалъ, что въ университетѣ онъ не дѣлаетъ ничего хорошаго, что ему гораздо лучше оставить университетъ и отправился за границу, во Францію и въ Италію, куда не наше дѣла слѣдовать за нимъ. Что-то отравило благородную кровь. Когда-то добрый и честный юноша сдѣлался сумасброденъ и безпеченъ. Денегъ у него было вдоволь; онъ имѣлъ своихъ лошадей, свой экипажъ и даровую квартиру въ домѣ отца. Но отецъ и сынъ рѣдко встрѣчались и почти никогда не обѣдали вмѣстѣ.
— Я знаю, гдѣ онъ бываетъ, но не знаю его друзей, Пенденнисъ, говорилъ старшій Фирминъ. — Я не думаю, чтобы они были порочны, но эта компанія самая низкая. Я не обвиняю его въ порокахъ — замѣтьте, но въ лѣности, въ пагубномъ пристрастіи къ низкому обществу и къ сумасбродной самоубійственной рѣшимости пренебрегать возможностью на успѣхъ въ жизни. Ахъ! подумайте, гдѣ бы онъ могъ быть теперь и гдѣ онъ?
Гдѣ онъ? Не пугайтесь, Филиппъ только лѣнился, Филиппъ могъ заниматься гораздо прилежнѣе, гораздо полезнѣе, но и гораздо хуже. Я самъ такъ недавно занимался тѣмъ же, чѣмъ Филиппъ, что не могъ раздѣлять негодованіе доктора Фирмина на дурное поведеніе и дурныхъ товарищей его сына. Когда Фирминъ самъ кутилъ, онъ дрался, интриговалъ и картёжничалъ въ хорошемъ обществѣ. Филь выбиралъ своихъ друзей между бандитами, о которыхъ никто не слыхивалъ въ модномъ свѣтѣ. Можетъ быть ему хотѣлось играть роль принца между этими сообщниками; можетъ быть онъ былъ не прочь отъ лести, которую доставлялъ ему полный кошелёкъ между людьми, по большей части съ тощими карманами. Въ школѣ и въ своей краткой университетской карьерѣ онъ подружился съ людьми, которыя жили въ свѣтѣ и съ которыми онъ былъ и послѣ коротко знакомъ.
— Эти приходятъ и стучатъ въ парадную дверь, говаривалъ онъ съ своимъ прежнимъ смѣхомъ:- а бандиты входить черезъ анатомическую комнату. Я знаю изъ нихъ очень честныхъ; не одни бѣдные разбойники заслуживаютъ висѣлицу иногда.
Подобно многимъ молодымъ джентльмэнамъ, неимѣющимъ намѣренія серьёзно заниматься юриспруденціей, Филиппъ записался студентомъ въ одну изъ коллегій правовѣдѣнія и посѣщалъ лекціи, хотя увѣрялъ, что его совѣсть не позволяетъ ему практиковать (я не защищаю мнѣній этого щекотливаго моралиста, а только излагаю ихъ.) Онъ и тутъ познакомился съ темпльскими бандитами. У него была квартира въ Пергаментномъ Ряду, на двери которой вы могли прочитать: «Мистеръ Кассиди,» Мистеръ Ф.*** Фирминъ, Михтеръ Ванжонъ; но могли ли эти джентльмэны подвинуть Филиппа къ жизни? Кассиди былъ газетный стенографъ, а молодой Ванжонъ держалъ пари и вѣчно бывалъ на скачкахъ. Докторъ Фирминъ терпѣть не могъ журналистовъ и газетчиковъ, считалъ ихъ принадлежащими: къ опасному классу и обращался съ ними съ осторожной любезностью.
— Взгляни-ка на отца, Пенъ, говаривалъ Филиппъ, настоящему лѣтописцу:- онъ всегда смотритъ на васъ съ тайнымъ подозрѣніемъ и никакъ не можетъ опомниться отъ удивленія, это вы джентльмэны. Я люблю, когда онъ играетъ съ вами роль лорда Чатама, снисходительно обращается съ вами, даётъ вамъ цаловать свою руку. Онъ считаетъ себя лучше васъ — развѣ вы не видите? О, это образецъ père noble! Мнѣ слѣдовало бы быть сэромъ Чарльзомъ Грандисономъ.