Искушение чародея(сборник) - Кир Булычёв 31 стр.


Но Корнелий уже вскарабкался с папками на стул, тихонько постанывая, забросил папки наверх и совершенно разбитый буквально свалился вниз, прямо на пол.

– Прострелило… – прошептал он, так как боль была такой силы, что Корнелию казалось – он и говорить не может.

– Простите, что вы говорите, Корнелий Иванович?

– Прострелило… – повторил Удалов. – Шевельнуться не могу.

– Сидите, миленький, я «Скорую» вызову. Говорила же вам – сама! Ах, вы такой безотказный! Когда-нибудь ваша безотказность сыграет с вами злую шутку! – Елена Анатольевна сняла трубку. – «Скорая»? Пришлите машину к стройконторе…

Секретарша подвела Корнелий Ивановича к мягкому диванчику для посетителей, но присесть бедный страдалец так и не смог из-за сильных болей в спине и плече. Так и стоял до приезда «Скорой». И только когда фельдшер сделала ему какой-то волшебный укол, он, отказавшись ложиться на носилки, сам прошел в «неотложку» и присел на койку. Машина шустро докатила его до больницы. Корнелию настолько полегчало, что он на радостях сам прошел в отделение, дошел до палаты и прилег на койку.

В больницу сразу прибежала Ксения – Елена Анатольевна первым делом позвонила жене, – приволокла апельсины, рыдая, пообещала: «Корнеюшка больше ничего-ничего делать по дому не будет. Лишь бы поправился!» Во что Удалову верилось с трудом. Выболтав все соседские новости, рассказав, что сынок сегодня получил пять по математике, Ксения ушла, чмокнув мужа в лоб. Потом пришла верная Елена Анатольевна и тоже принесла пару апельсинов. Пожелала начальнику скорейшего выздоровления, сообщила, что искал его какой-то неприятный, скользкий тип, и ушла. Корнелий решил воспользоваться затишьем между посетителями и начал поудобнее пристраиваться в кровати, как кто-то уверенно стукнул в дверь, затем она приоткрылась, и в палату вошел невысокий лысый мужчина в костюме. Незнакомец сжимал в руках пакет с угадывающимися в нем апельсинами. «Почему-то все несут в больницу апельсины, будто ничего другого больше не найти», – подумал Удалов.

– Как вы себя чувствуете, дорогой Корнелий Иванович? – заботливо склонился над лежащим в постели Удаловым посетитель. – Меня зовут Игорь Михайлович. Фамилия вам ни о чем не скажет, поэтому опустим ее. А я прихожу сегодня к вам в контору, а ваша любезная Елена Анатольевна говорит, мол, в больнице начальник.

– Спину потянул, – коротко пояснил Удалов, гадая, что нужно таинственному Игорю Михайловичу Без фамилии.

– А вы, наверное, думаете, что нужно этому странному Игорю Михайловичу? – словно прочитав мысли Удалова, дробно засмеялся посетитель, будто пуговицы по полу рассыпал.

Удалов смутился, заелозил руками по одеялу, забормотал что-то невразумительное, мол, ничего подобного, что вы!

– Подумали, подумали, – продолжал сладко улыбаться Игорь Михайлович. – И в самом деле, извините за каламбур, я к вам по делу! Вы же у нас начальник стройконторы? – Удалов молча кивнул. – Отличненько. Видите ли, какое у меня к вам дело, дорогой мой Корнелий Иванович. Я строю дом. Домик. Маленький такой, недалеко от Копенгагена. По случаю землицы достался небольшой кусочек, решил отстроиться, дерево посадить. А там глядишь, и сына рожу, – он снова дробно засмеялся. – Так вот… – потирая пухлые ручки, продолжал Игорь Михайлович. – У вас же есть обломки кирпича на стройке?

– Из битого кирпича вы вряд ли дом построите, – мрачно заметил Корнелий Иванович, а про себя подумал: – Какой неприятный тип!

– Вы совершенно правы, – делано умилился Игорь Михайлович. – Из обломков – ничего, но… но ведь, Корнелий Иванович, вы можете, – он присел на краешек кровати и перешел на шепот, – списать под битый и целый кирпич! А деньги – вам!

– Вы что мне предлагаете? – через боль приподнялся в постели Корнелий Иванович, решая, ему самому прогнать посетителя или позвать медсестру.

– Я предлагаю, чтобы вы оформили для меня целый кирпич под видом битого, а деньги взяли себе, – с совершенно невинным видом, будто речь шла о чем-то самом обыкновенном, пояснил посетитель.

Удалов даже задохнулся от его наглости, и вдруг почувствовал, что он хочет сделать для этого пусть и неприятного ему человека все, о чем он просит. Просто невозможно, до чего хочет помочь ему построить домик! Прямо счастливым делается при мысли, что поможет сейчас этому несимпатичному Игорю Михайловичу. Странное дело, человек неприятен, а помогать ему – приятно…

– Хорошо, – согласился Удалов и даже сам испугался собственного ответа. – Только кирпича пока нет, с завода не отгрузили.

– Нет, не стоит так торопиться с ответом, Корнелий Иванович, – снисходительно улыбнулся Игорь Михайлович. – Я же понимаю, что вам нужно подумать. Через неделю…

– Кирпич будет через две.

– Хорошо, через две недели я к вам зайду, и мы обсудим детали, – посетитель положил на край кровати пакет с апельсинами. – Это вам. Быстрее поправляйтесь. – И вышел.

Корнелий, не чувствуя боли, вскочил с кровати.

– Что я наделал?! Что теперь будет? Что делать? – Удалов метался по палате и вдруг остановился, озаренный новой мыслью. – Я знаю, к кому нужно идти, знаю! – Он стремительно бросился по коридору, как был – в полосатой больничной пижаме.

//-- * * * --//

– Лев Христофорович, миленький, – Удалов кинулся к опасливо отодвинувшемуся от него Минцу. – Родненький, это я из больницы сбежал, не пугайтесь! – одной рукой болящий Удалов держался за бок, другой прижимал плечо, постоянно постанывал и покряхтывал. – Спасите, пожалуйста! Это же ужас какой-то! Я так больше не могу! А если кто потребует у меня миллион? Где я его возьму? Грабить пойду? Сделайте что-нибудь! А тут еще это… в больнице!

– Корнелий Иванович, ты успокойся и обстоятельно все расскажи, – посоветовал профессор. – Я ничего не понимаю…

– Я и сам ничего не понимаю, – Удалов схватился за голову, тут же охнул и потер плечо. – Прострелило меня тут, – пояснил он и тут же вернулся к наболевшей теме. – Выполняю все, о чем ни попросят. Это же ужас какой-то.

– Кто просит? – поинтересовался из угла комнаты не замеченный Удаловым Саша Грубин.

– Все… – простонал Удалов. – Кирпичи задержали, я ничего, разрешил. Стройка горит, но я разрешил! Какая-то девчонка просила собаку, я купил – за собственные деньги. Незнакомому ребенку. Дома все переделал, соседям, друзьям. Что ни попросят, все делаю. Но это стало последней каплей!

– Что стало последней каплей? – Лев Христофорович по-отечески приобнял вконец расстроенного Удалова за плечи, усадил в кресло, налил чаю.

– Пришел ко мне какой-то местный делец, кирпич захотел купить. Наш, со стройки! Продай, говорит, мне его под видом битого, а деньги себе в карман положи.

– А много денег предложил? – не удержался Грубин.

– Ах! – отмахнулся от Саши Корнелий. – Я согласился! Я… согласился! – он всхлипнул. – Спасите меня, люди добрые! Что же это происходит? Спасите меня, – и прошептал-прошипел: – Он же через две недели придет подробности оговаривать! Спасло только то, что кирпич еще не привезли с завода. А то я бы его прямо сейчас ему продал.

– То, что кирпич пока не продан, – хорошо, – философски заметил Саша. – А с чего все это началось?

– Не знаю, – убитым голосом ответил Удалов.

– А ты вспомни, – Минц долил Удалову чаю. – А мы обязательно разберемся.

– Разберитесь, родненькие, разберитесь. Лев Христофорович, – Удалов умоляюще прижал руки к груди. – Вы же голова, профессор. Придумайте, как меня спасти. Почему я вдруг таким безотказным стал?

– Да ты всегда такой был, Корнелий Иванович, – заметил Минц. – Все всегда пользуются твоей добротой.

– Все всегда пользуются моей добротой, – повторил Корнелий Иванович. – Все пользуются моей… Вспомнил! «Все пользуются моей добротой»! Вспомнил! Все началось одним утром…

И он рассказал, как пришел несколько дней назад на работу, вход в стройконтору был закрыт асфальтоукладочным катком. Грубин при этих словах как-то немного побледнел. А когда Удалов, ведомый твердой рукой Минца, не позволявшей ему упустить ни малейшей детали, дошел до непонятной грязно-розовой жвачки на катке, то и вообще побелел.

– На катке? Но этого не может быть! – Грубин умоляюще взглянул на Минца. – Просто не может быть! У меня же и образования нет! Но… Лев Христофорович, я, кажется, знаю, в чем здесь дело…

– Да? И в чем же? – поинтересовался Лев Христофорович.

– Я философский камень делал … – зажмурившись, выпалил Грубин.

– И как? – прищурился Минц.

– Как видите… Раны он не заживлял… Ну, я его в окно-то и выкинул, а там как раз каток ехал. Он его и переехал… – виновато засопел Грубин и тут же гордо вскинул голову: – Но ведь получилось! Получилось! Корнелий Иванович вдохнул пыль и сам стал этим… – он помахал перед носом пальцем, – этим… «Исполнителем»… камнем… Он же желания исполняет! Ему цены нет! Его надо беречь!

– Его, может, еще на опыты сдать надо… – взорвался Минц. – Ты понимаешь, что ты наделал?

– Не надо меня на опыты, – испугался Корнелий Иванович. – Просто сделайте меня, как раньше, а?

– Тихо! – одновременно приказали Саша и Минц. И Удалов послушно замолк.

– Я тебе говорил, что без образования в науке делать нечего? Говорил… что ж ты наделал? – укоризненно посмотрел на друга Минц. – Он желания исполняет собственными руками! Чужие желания – своими руками.

– Но ведь, Лев Христофорович, вы это сможете исправить?

– Смогу, – просто согласился Минц. – Смогу. А ты заодно посмотришь, как работают настоящие профессионалы. Корнелий Иванович, мне у вас кровь взять нужно. И хорошенько подумать…

Удалов молча протянул руку, отчаянно моргая глазами.

– Ох, боже мой. Говорите, Корнелий Иванович, говорите, – сообразил Минц. – Нужно быть осторожнее при вас, а то так что-нибудь брякнешь… идите домой, отоспитесь. Как только будет готово, я дам знать.

– Я завтра зайду, узнаю, как дела? – жалобно, с надеждой спросил Удалов.

– Да. Нет! Завтра у меня гости, – вспомнил Минц, – будет сам Орехов, артист, кумир женщин в возрасте от 18 до 100, мне будет некогда.

– А как же я? – позволил себе напомнить Удалов. – Кирпич же…

– Я знаю. Послезавтра приходите, оба, – решил Минц. – К этому времени все сделаю.

//-- * * * --//

Через два дня гордый Минц продемонстрировал Удалову и Грубину маленькую пробирочку с голубоватой жидкостью.

– Здесь антидот, так сказать, – довольным голосом пояснил он.

– Что? – не понял Удалов. – Антидот? Из чего?

– Не из чего, а из кого! Из комара, – и Минц радостно захихикал. – Подумать только – из комара. Я перепробовал все. Человека – себя то есть. А что делать? Наука требует жертв. Собаку, кошку, рыбку, даже мух. Ни-че-го… И вдруг – смотрю, комар летает. Вот его, думаю, еще не пробовал. Кинулся ловить, Орехов сначала перепугался, думал, я умом тронулся. Пришлось объяснять – без подробностей, конечно, – что это для опыта. Проводил его и взялся за дело. И вот он – результат.

– Выжимка из комара? – уточнил Удалов.

– Не совсем, конечно, но мысль верная. Теперь это нужно выпить и дело в шляпе. Пейте! – он протянул Корнелию Ивановичу пробирку. – Не бойтесь, не ядовитая. Смелее!

Дрожащими руками Удалов поднес пробирку к губам и одним глотком опустошил.

– Ну… попросите у меня что-нибудь? – умоляюще поглядел он на Минца.

– А проползите-ка под столом, уважаемый Корнелий Иванович, – развязно предложил Грубин.

Удалов поддернул штаны, присогнул колени, а затем резко выпрямился.

– Да что вы себе позволяете?! Сами там ползите!

– Работает! Лев Христофорович, работает! – в восторге заорал Саша. – Вы – гений!

– Ну, я всегда это знал, – немного смущаясь, согласился Минц. – Я столько лет этому учился. Ну, любезный, теперь можете смело идти в контору и посылать вашего дельца куда подальше.

– Да, да. Теперь могу, – Удалов сиял, как начищенный самовар. – Спасибо вам, дорогой вы мой! Спасибо! Я пойду.

– Но если вдруг что, вы приходите, – Минц проводил гостя до двери.

– Если – что? – перепугался Корнелий Иванович.<

> – Ну, это просто образное выражение такое.

– А-а-а, – протянул Удалов, – тогда, если что – обращусь, – пожав хозяину руку и махнув Саше, вышел.

Он шел под дождем, не замечая его. Все казалось Корнелию Ивановичу особенно прекрасным сегодня. И дети, прыгающие по лужам, и машины, несущиеся по улицам, и улыбающиеся ему женщины, идущие навстречу… все улыбающиеся женщины, идущие навстречу. Они улыбались, строили глазки, а одна особо активная молодая особа лет двадцати пяти даже прижалась к нему в автобусе. Правда, справедливости ради стоит заметить, в автобусе было много народу, поэтому Корнелий Иванович справедливо не придал этому значения. Единственно, что немного удивило, – почти все женщины из автобуса вышли вместе с ним и пошли следом. Но Удалов шагал слишком быстро, и скоро женщины остались позади. В остальном же день ничем не отличался от всех предыдущих.

Елена Анатольевна, как обычно, принесла бумаги на подпись. Как всегда, подавала их начальнику через стол, но чем больше она находилась в кабинете, тем необычнее себя вела. Сначала она просто поправляла прическу, и без того идеальную, затем стала одергивать юбку-карандаш, потом расстегнула верхнюю пуговку блузки. А потом произошло вообще нечто невообразимое, отчего Корнелия Ивановича сначала обдало жаром, а потом резко – холодом.

Елена Анатольевна обошла стол и встала за спиной шефа. Подавая бумаги, она склонилась вперед, отчего бок ее прижался к плечу начальника, и стала по одной выкладывать бумаги на стол перед Удаловым. Корнелий Иванович сдвинулся влево, бок Елены Анатольевны проследовал следом. Удалов подвинулся еще немного, Елена Анатольевна не отставала. В конце концов отступать стало некуда – колено Удалова уперлось в боковую стенку стола.

– Елена Анатольевна, с вами все в порядке? – смущаясь, спросил он верную секретаршу.

– Ах, Корнелий Иванович… – прошептала та, заливаясь краской, собрала бумаги и, кокетливо виляя бедрами, стремительно вышла из кабинета.

Удалов на секунду завис в раздумьях. Явно что-то происходило. Но он никак не мог нащупать ниточку, которая привела бы его к решению проблемы. А тут еще Елена Анатольевна, томно вздыхая, сообщила по селектору, что к нему посетительница.

Посетительница влетела в кабинет раскрасневшаяся, явно настроенная на эмоциональный разговор, решительно пробежала до самого стола начальника стройконторы, не забыв от порога представиться: «Надежда Синевратова, председатель ТСЖ № 3» и вдруг стушевалась. Лицо ее резко побледнело, а затем щеки внезапно залились свекольным румянцем. Она поправила прическу (при этом движении Удалов замер), одернула юбку (Удалов затаил дыхание) и разгладила складочки на блузке на груди (тут Удалов непроизвольно повернул стол одним боком ближе к стене, а сам повернулся спиной в другую сторону, облокотился о столешницу).

– Я вас слушаю.

– Ах, – выдохнула посетительница, – прошу меня извинить… Я совсем не хотела вас беспокоить, Корнелий…

– Иванович, – подсказал Удалов.

– Корнелий Иванович, – кокетливо повела глазами дама. – Ах, можно я буду называть вас просто – Корнелий?

– Я это… того… – Корнелий Иванович повернул стул еще сильнее, пытаясь перекрыть посетительнице пути к собственному телу, так как стало понятно – сейчас она подойдет к нему, вон, уже подбирается.

– Корнелий, у вас такое мужественное лицо!

Удалов искоса глянул на себя в зеркало. Лицо как лицо, обыкновенное, залысины вон намечаются. Хотя чего уж – намечаются, наметились. А дама подбиралась все ближе. Когда незнакомка достигла стола, Корнелий Иванович резко отодвинул придвинутую часть стола и позорно отступил из кабинета.

– Корнелий Иванович, – в голосе Елены Анатольевны послышались знакомые вибрации, услышанные у незнакомки. С потемневшими глазами она шагнула к Корнелию, тот обреченно всхрюкнув, ломанулся наружу, стремительно проскочил через группу женщин, стоящих у входа, – одна из них показалась похожей на темпераментную двадцатипятилетнюю особу, прижимавшуюся к нему в транспорте, – торпедой пронесся по улице и влетел в первый же подошедший к остановке автобус.

– Какой номер? – спросил Удалов у кондукторши, еле переводя дыхание.

– На стекле написано было, – недружелюбно бросила та, подошла к Корнелию. – Платите за… Ах, мужчина, будьте так любезны, – голос ее моментально поменялся. Теперь он просто звенел, подобно весеннему ручейку, – оплатите, пожалуйста, проезд, – она поправила прическу, и тут нервы Удалова сдали окончательно. Он закричал, чтобы водитель остановил транспорт, прямо здесь! Немедленно! И только двери раскрылись, выскочил наружу. Вслед ему неслось: «Мужчина, куда же вы?», но Корнелий, не задерживаясь ни на мгновение, огромными шагами несся к дому Минца. «Он меня спасет! Он должен!» – повторял про себя Удалов, и эта мысль поддерживала его силы. Обернувшись перед самым подъездом профессора, Корнелий, к своему ужасу, увидел идущих в том же направлении Елену Анатольевну, сегодняшнюю посетительницу, узнал парочку женщин из толпы у стройконторы, сзади спешила кондукторша из автобуса. К ним присоединилась пара женщин, мимо которых Удалов имел несчастье пробежать. Корнелий влетел в подъезд и с наслаждением услышал легкий щелчок, с которым сработал кодовый замок.

//-- * * * --//

Пока Удалов звонил в квартиру Минца, соседняя дверь приоткрылась, и в щелке показался любопытный глаз. Корнелий с ужасом подумал, что это может быть женщина, и его кинуло в жар. Если сейчас Минца не окажется дома? Что делать? Наружу не выйдешь, здесь тоже оставаться опасно. Остается только чердак. Корнелий поднял голову, словно пытаясь сквозь лестницу разглядеть верхнюю часть дома. И тут раздался спасительный звук открываемого замка.

Назад Дальше