– Молодые люди, – прошелестел он, – здесь так себя вести не принято.
– Ты тоже иди к черту! – крикнула Таня, и содержимое одного из бокалов – красное бордо – полетело в лицо метрдотелю; тот и глазом не моргнул, зато рядом возник еще один – тоже плотный и тоже лоснящийся, но с гораздо более равнодушной физиономией.
– Разрешите нам проводить вас к выходу, – произнес первый, улыбаясь.
Вино стекало с его носа и подбородка на белоснежную грудь.
– Принеси еще водки, – грубо приказала Таня, – и исчезни.
– Водки больше не будет, гражданка, – ответил первый; второй молчал и даже, как показалось Денису, не моргал. – И остального тоже. Прошу вас покинуть зал. Сейчас же.
Равнодушный все-таки моргнул, шагнул вперед и приглашающе протянул к Тане крепкую ладонь.
– Не трогай, – тихо посоветовал Денис.
Равнодушный продолжал выдвигать руку, наподобие шарнира, деловито, но не без некоторого изящества.
Можно было решить все миром. Встать, извиниться, улыбнуться, похлопать сотрудников общепита по плечам и гордо уйти, а где-нибудь в коридоре заплатить за разбитую посуду и испорченную манишку метрдотеля, купленную явно не в магазине сети «Все свое». Но тут вдоль невидимой стены ресторана, буквально в десяти шагах от Дениса, прошли, держась за руки, двое – мальчик и девочка, на двоих едва тридцать лет, оба в кроличьих кацавейках, румяные и смущенные обществом друг друга, типичное первое свидание; они повернули в сторону ресторана прекрасные юные лица и замедлили ход. Они явно никогда не были в ресторане для разложенцев и не понимали, что происходит. Денису стало тоскливо, он прикинул габариты метрдотеля и его приятеля и решил прорываться.
– Не трогай ее, – повторил он, уперся ногами в пол и вскочил, одновременно нанося удар кулаком снизу вверх, в живот невозмутимого – но попал словно в каменную стену. Далее его сильно сотрясло, словно от электрического разряда, ноги подогнулись, правое плечо сжали, как в тисках; с изумлением понимая, что его подошвы не касаются пола, Денис проплыл мимо жующей публики, наблюдавшей всю сцену без особого интереса – наверное, такое здесь происходило ежедневно, – к выходу из зала, потом – еще быстрее – по узкому коридору, пропитанному отвратительно густыми кухонными запахами, и обрушился на узкую кушетку в комнате без окон, заставленную ящиками с алкоголем, примерно как в схроне Глеба Студеникина.
Едва железная хватка ослабла, Денис опять тщательно уперся ногами и попытался встать, но невозмутимый молча обрушил ладонь на его темя.
Когда зрение и слух вернулись, комната была битком набита людьми из патруля. Невозмутимый исчез, а метрдотель стоял в углу и брезгливо возил мокрым платком по красному пятну на груди.
– Живой? – спросил один из патрульных, наклоняясь и заглядывая в лицо Дениса. – Идти можешь?
– Да.
– Тогда вставай.
– Где Таня? – прошептал Денис.
– Будет тебе и Таня, и все остальное. Пошли. А ты, – патрульный повернулся к метрдотелю, – отрегулируй своего дебила. Он его чуть не убил.
– Дебил отрегулирован, – с ненавистью ответил метрдотель. – А этого щенка я бы и сам убил. Его сучка испортила мне вещь.
– Разберемся, – небрежно сказал патрульный и сделал знак своим. – Принимайте клиента.
Глава 4
Ехали недолго. Гусеничный патрульный вездеход озадачил Дениса – абсолютно новый, ультрасовременный, однако насквозь пропитанный запахами казармы: как если бы рота солдат неделю жила в рубке космического корабля.
В конторе патруля было тихо, несколько младших чинов дремали перед телевизором, зажав автоматы меж коленей. В обезьяннике за мутным ударопрочным стеклом маялись несколько угрюмых нарушителей порядка, но Дениса провели мимо, на полутемный второй этаж. Московский патруль получал неограниченное количество синтетического авиационного керосина, но взамен отчаянно экономил на электричестве.
Дениса втолкнули в прохладный кабинет.
– Это у нас кто? – спросил сидящий за столом бледный человек в байковой рубахе.
– Дебошир. Из ресторана.
– Понятно.
Бледный владелец кабинета махнул рукой, властно и небрежно. Патрульные удалились.
– Привет, Денис, – произнес бледный. – Ну ты даешь, брат.
Денис огляделся. Кабинет был скромен, чист и богато декорирован плакатами с призывом беречь сбереженное. Над головой бледного висел транспарант с девизом патруля – неофициальным, но всем известным:
ЗАКОН НЕ В КОБУРЕ, А В ГОЛОВЕ.
– Присядь.
Денис повиновался.
Бледный вздохнул.
– Бляха медная, ничего не понимаю, – сказал он, ловко двигая пальцем по экрану компьютера и всматриваясь в строки и знаки. – Правильный парень, студент, мать – учительница… Что ты забыл в этой параше? В этом шалмане для разложенцев?
– Где Таня? – грубо спросил Денис.
– И зачем такому, как ты, такая, с позволения сказать, Таня?
– Где Таня?!
– Не рычи, – тихо, но твердо посоветовал хозяин кабинета. – Твои дела и так хуевые. А Таня твоя соскочила. Еще в кабаке. Бросила тебя твоя Таня. Показала, бляха медная, визиточку, очень серьезную. Некоего Юлия Голованова. Знаешь такого?
– Нет.
– Как это «нет»? – раздраженно воскликнул бледный. – Если ты с ним за одним столом сидел и за жизнь разговаривал?
– А, этот… Я его в первый раз видел. И больше видеть не хочу.
– А вот Таня твоя – захотела. Администратор обосрался и отпустил ее. Прилетел вертолет Голованова и забрал твою Таню. Еще до приезда патруля. Заплачено и за разбитую посуду, и за попытку порчи казенного имущества…
– Какую попытку?
– Ты хотел ударить работника заведения.
– Не хотел, – решительно произнес Денис, – а ударил.
– И как тебе ощущения?
– По-моему, палец выбил.
– Он мог тебя искалечить.
– Это был андроид?
Человек за столом кивнул.
Денис выругался и спросил:
– В этом кабаке вышибалы – андроиды?
– Только один.
– А говорят, они все на консервации.
– Говорят, в Москве кур доят, – сурово пошутил бледный. – А пошли – и сисек не нашли. Ты влез в серьезную беду, Денис. Кстати, меня зовут Вадим.
Денис осторожно потрогал гудящий затылок.
– Послушайте… Вадим. Я… как бы это сказать… против. Я сам погашу весь ущерб. Девушка ни при чем. Вся вина – на мне. Еще не хватало, чтобы какой-то разложенец за меня платил! Посмотрите мой файл. Я четыре года на сломе, у меня шесть тысяч часов общественных работ! Я могу весь этот кабак разнести на куски, и это мне обойдется в две-три тысячи часов…
– Ну, не в три, – примирительно произнес Вадим. – В тридцать три. Это очень крутое заведение, Денис. И вдобавок не простое. Принадлежит «Интуристу», бляха медная. Ты устроил скандал на глазах у зарубежных гостей столицы. Еще два года назад это вообще была расстрельная статья. Из-за тебя, бляха медная, какой-нибудь литиевый магнат из Гондураса больше не захочет сюда приезжать. Ты влип, Дениска. Круто влип.
– Я тебе не Дениска.
– А я тебе не «ты», а гражданин майор.
– Простите, гражданин майор, но я… Во-первых, не знал…
– Теперь будешь знать, бляха медная. А что во-вторых?
– Во-вторых… – Денис смешался. – Вы что, будете меня судить?
Майор взглянул с недоумением.
– Конечно. У нас это быстро. Сутки дадим на сборы и поиск адвоката и послезавтра осудим. Я даже скажу, бляха медная, что тебе светит. Примерно пять тыщ червонцев штрафа либо пятнадцать тыщ часов общественных работ. Шесть тыщ у тебя уже есть – остается еще девять. Это больше пяти лет, бляха медная! Поедешь на ферму, будешь навоз таскать, жуков колорадских собирать и все такое. Пять с половиной лет.
– Пятнадцать тысяч часов? – крикнул Денис. – За то, что я разбил стакан в ресторане для гнилых уродов, где андроиды работают вышибалами?
– А ты как хотел?
– Я хотел, чтоб таких ресторанов в моем городе вообще не было!
– А это не твой город, – усмехнулся майор. – Это, Дениска, пока еще мой город. Я ведь не простой майор. – Он положил на стол ярко-желтый значок. – Видишь, какой я майор, бляха медная?
– Вижу, – пробормотал Денис. – Налейте воды, пожалуйста.
– Обойдешься, – ответил майор, подул на значок, потер его об рукав и спрятал в карман рубахи. – Теперь слушай. Парень ты правильный, и вдобавок неглупый. Кроме того, общество вложило в тебя энергию. Ты без пяти минут специалист с высшим образованием, имеешь хорошие баллы, и мы это учтем, – майор сделал паузу. – Но не простим, бляха медная. А то получится, что если ты правильный гражданин и с ранней молодости ходишь на общественные работы, то тебе, бляха медная, можно безнаказанно хулиганить? Никому нельзя безнаказанно хулиганить. Даже мне. Кроме того, – майор опять всмотрелся в экран, – ты тоже не самый кристальный парень. Год на коммерческом сломе. За длинным то есть рублем ходил. Большой минус тебе. Ну и… Таня твоя, бляха медная – очень сомнительная девушка. Что у вас с ней?
Это тебя не касается, хотел ответить Денис, но решил промолчать. Девять тысяч часов, пять с половиной лет. Мама не поймет. А главное, за что?
– Ладно, – усмехнулся майор. – Я тоже люблю красивых женщин. Между нами, за этим делом сюда толпы приезжают. Со всего мира. Экстремальный секс-туризм, бляха медная! Мегаполис в снегах, медведи на Красной площади и лучшие в мире бабы по доступной цене. И никакие ресторанные драки их никогда не отпугнут…
– Тогда отпустите меня, – сказал Денис.
Майор зевнул.
– Отпущу, конечно… (Внутри у Дениса все прыгнуло.) Но не сразу. У тебя ведь есть пять минут времени?
– Конечно, – ответил Денис и понял, что не сможет удержаться от улыбки.
– Вот, – майор тоже улыбнулся. – Так лучше. Ты думал, я зверь какой-нибудь? Расслабься. Мы своих не ломаем. Мы ломаем только гадов. Разложенцев, бандитов, спекулянтов и прочих сволочей, бляха медная. Лично я собираюсь прижать твоего приятеля Юлия Голованова. А если не его, так другого, такого же. В моем городе богатые должны вести себя очень тихо. И строиться по первому свистку. Так всегда было. И при Иване Грозном, и при Петре Первом, и при Путине, бляха медная, с Медведевым. Согласен?
– Да, – сказал Денис. – Но Голованов мне не приятель.
– Тем более, – майор вздохнул и достал из ящика початую бутыль «Байкала-экстра-премиум». – На, пей. Только мне оставь. Я с шести утра на ногах.
– Спасибо, гражданин майор, – искренне сказал Денис.
– Вадим.
Денис поднес горлышко к губам, набрал в рот. Вода была теплая.
– Вы с Головановым говорили про семя и почву, – произнес майор. – Что за семя?
Денис поперхнулся и закашлялся. Хозяин кабинета не сводил с него взгляда.
– Я… – Денис еще раз прокашлялся и поставил бутылку на стол. Глаза слезились, затылок опять заболел. – Сейчас…
– Давай, говори. Только быстрее.
– Он сказал, что… семена стебля существовали всегда. С первого дня цивилизации. Потом кто-то решил, что час настал, и бросил семя в землю…
– Кто? – мгновенно спросил майор.
– Не знаю.
– Голованов сказал: «Кто-то бросил семя в землю»?
– Да.
– Он имел в виду себя?
– Не знаю. Мне так не показалось.
– А как тебе показалось? – с жаром спросил майор. – Это было полтора часа назад! Вспоминай, бляха медная! Кто «бросил семя в землю»?
– Кто-то.
Майор выдохнул.
– Слушай, студент. Разговор мы прослушивали. Это ты уже понял. Но штука в том, что богатые козлы всегда носят при себе глушители. Первоклассные, бляха медная. Китайские. Мы не можем писать то, что они говорят. Мы можем писать только то, что говорят, бляха медная, их собеседники. Мы тебя писали, мы девочку твою писали и Голованова тоже писали, но не записали. Я тебе тайны не выдал, потому что про глушители все знают. Теперь, бляха медная, вспоминай дословно разговор насчет семени. Интонации, выражение лица – все! Почему ты начал разговор про семена?
– Это он начал.
– А ты сразу подхватил. Значит, понял, о чем речь. Откуда знаешь про семена?
– Все знают про семена.
– Лично ты – откуда узнал про семена?
– Не помню. От друзей, еще в школе.
– Что за друзья, бляха медная?
– Не помню. В классе было тридцать восемь человек.
– И что друзья говорили про семена?
– Что… Есть семена травы. Зародыш грибницы.
– Где?
Денис облизнул губы.
– Об этом не говорили. Это просто легенда, понимаете? Пацанская страшилка. Якобы где-то существуют семена травы или одно семя… Один зародыш, эмбрион… Кто-то говорил, что семена лежат в земле тысячелетиями, и прорастают, когда наступает определенное время. Кто-то говорил другое: что до искоренения были особые лаборатории, там пытались расшифровать геном травы и клонировать семя, и это получилось… Ничего серьезного, обычная болтовня. Болтали про китайцев, про Новую Москву под Куполом. Про суборбитальные полеты. Про андроидов. Про Луну. Ну и про семя стебля… Мне этот Голованов не сказал ничего нового. Он меня в первый раз видел, я его тоже. Таня – моя подруга, у нее проблемы, она зачем-то поехала в центр и пришла в этот кабак…
– Откуда у нее деньги, бляха медная? На такой кабак? – У нее папа – небедный человек.
– А у тебя?
– А у меня вообще папы нет. И денег тоже.
– Тогда зачем ей ты?
– У нее спросите.
– Спросим, – кивнул майор. – Будь уверен. Кстати, сейчас ты сидишь в патруле, на допросе, а она, бляха медная, там с Головановым… – Он гнусно подмигнул Денису и сделал непристойный жест. – Вот какая у тебя подруга, Денис. Но это ваши с ней дела, а мне важно понять, зачем Голованов начал говорить с тобой про семя стебля?
– Я завел разговор про траву. Спросил его, когда ему жилось лучше. До искоренения или после. Голованов сказал, что он богатый и ему… ну, типа все равно. А потом сам заговорил про семя.
– Что еще он говорил про семя?
– Что для семени нужна почва.
– Так и сказал?
– Да.
– Что он имел в виду? Что за почва, какая почва?
– Не знаю.
– Что еще?
– Это все, – твердо сказал Денис, начинающий уставать от разговора. – Потом Голованов ушел. И второй тоже. Понимаете, они приняли Таню за проститутку. Подсели к ней, стали говорить, угощать… Когда Таня поняла, что эти гады просто так не отстанут, она позвонила мне. Я приехал. Я не в кабак пришел, а девушку выручить, понимаете? Я пришел, и Голованов сразу все понял. Из вежливости поговорил со мной пять минут и ушел. Даже не из вежливости, а… Ну, позабавиться хотел. Наверное, он не каждый день общается с теми, кто… Ну, в драных свитерах…
Майор кивнул. Помолчал. Тяжело вздохнул. Сильно отхлебнул из бутылки, причем воду погонял во рту, словно зубы чистил. Положил локти на стол, посмотрел на Дениса как на лучшего друга.
– Слушай меня, Денис, – сказал он негромко. – Слушай внимательно. Есть проблема. Это твоя проблема, и моя тоже. Это, бляха медная, наша общая проблема. Она заключается в том, что семени стебля не существует.
Денис опустил глаза в пол.
– Лаборатории действительно были, – продолжил майор. – До искоренения и после. Не одна и не две. Кроме того, старая грибница еще жива и дает побеги. Мы с этим боремся, но мякоть стебля до сих пор в продаже. За распространение, чтоб ты знал, мы расстреливаем без суда… Но ни одна из тех лабораторий, бляха медная, не смогла клонировать семя, или зародыш, или эмбрион. Семени нет, а слухи о нем – есть. Их кто-то распускает. Чтобы держать людей в страхе. Чтобы мы с тобой не строили новую жизнь, а боялись возврата к старой жизни. Мы ищем центр, бляха медная. Место, откуда ползут слухи. Если кто-то начнет говорить с тобой про семя стебля – ты должен будешь запомнить все и в точности рассказать об этом мне. Или моему человеку, бляха медная. Понял?
– Нет, – сказал Денис. – Я не занимаюсь такими вещами.
– Какими «такими»? – спокойно спросил майор. – Ты хочешь, чтобы кто-то мешал тебе жить? Пугал твою мать рассказами о том, что скоро в Москве опять вырастет трава? Ты женишься на хорошей девушке, ты родишь детей, бляха медная, – а какая-то сволочь будет шептать твоим детям, что есть такая… – Майор пощекотал пальцами воздух, – волшебная зеленая травка, которая сама растет и которую, бляха медная, можно кушать, и потом жить, ни о чем не думая? Ты этого хочешь?
Денис вдруг понял, что невероятно благодарен обаятельному бледному майору, его слова были доходчивы, а главное – искренни, его голос был приятен, его взгляд внушал уважение и к словам, и к их смыслу, и к маленькому чистому кабинету, где они звучали, мягко отскакивая от завешанных плакатами стен. Майор не говорил ничего нового, но наполнял каждую фразу особенной веселой яростью, которая всегда нравилась Денису в людях, – яростью внутренней, не истерично-показной, а полезной, прирученной; яростью глубокой правоты.
– Ты живешь в самой лучшей стране, – говорил майор, чуть подаваясь лицом и плечами к Денису. – Впервые за всю мировую историю у нас в России бесплатный хлеб. Впервые за всю историю у нас государство освободило бизнес от всякого давления. Мы, бляха медная, создали безналоговую зону размером с четыре Европы. Мы реформировали армию. Мы за каких-то пятнадцать лет, бляха медная, наполнили прилавки простой и дешевой едой. Мы запретили всю рекламу, кроме социально значимой. Мы сделали многое и сделаем еще больше. И вдруг какие-то уроды, вместо того чтобы помогать нам делать вещи, начинают пугать нас сказками о том, что завтра трава опять вырастет! Ты хочешь позволить таким уродам ходить рядом с тобой, бляха медная? По одним и тем же улицам? Ты хочешь, чтобы они, бляха медная, смеялись над тобой и шептали, бляха медная, в спину, что у тебя ничего, бляха медная, не получится? Хочешь?
Денису стало стыдно, и слезы навернулись на глаза; но он сделал над собой усилие и не заплакал.
Майор вздохнул.
– Если хочешь – тогда подписывай, бляха медная, государственное обвинение и послезавтра в восемь утра приходи на суд, получать свои пятнадцать тыщ…