Из крошечного динамика послышался писклявый голос Канавара:
– Возможно, я несколько неправильно выразился. Как мне стало известно, сегодня рано утром ваши заклятые враги в лице Масса сделали несколько телефонных звонков. Они связались со всеми организациями, находящимися в непосредственной близости от местоположения всех Чудес света, в том числе и с нашим музеем в Бодруме. С моими работодателями. Естественно, к тому моменту я, скажем так, упомянул о наших приключениях парочке своих доверенных друзей…
Мой затылок ударился о кожаный подголовник кресла.
– Это никакой не взлом, Канавар, – прошипел я. – Это называется не уметь держать язык за зубами! Вы не должны были никому ничего рассказывать!
– Но… пережитое имеет колоссальное археологическое значение! – оправдывался Канавар.
– Канавар, вы сказали им, куда мы направляемся? – перебил его Касс.
Возникла пауза. Затем едва слышное:
– Mea culpa.
Седовласый мужчина нажал кнопку отключения связи:
– С латинского это означает «виноват». Мы получили ответ.
Он вновь опустился в мягкое кожаное кресло, прикрыл глаза и сжал пальцами виски. Комната погрузилась в напряженное молчание. Касс пнул меня под столом. Не поднимая рук с колен, он указал на нашего нового знакомого.
«Омфалос», – одними губами произнес он.
Не знаю, был ли это вопрос или утверждение. Но у меня по спине побежали мурашки.
Что, если это правда?
Этот мужчина вел себя очень уверенно. Он был собран, умен, ловко уходил от ответов. До сих пор так нам и не представился. Держался холодно, говорил ровно столько, сколько хотел сказать, и знал латинский. Внимания к себе не привлекал, но при этом мог пригвоздить тебя к месту одним взглядом или жестом. Чем не портрет настоящего лидера?
От этой мысли у меня заныло сердце.
Ведь это означало, что он больше не являлся самой охраняемой тайной «ИК». Он был здесь, с нами, действовал на виду у всех. Устроил сцену в такси. Ошибся в предположении о том, как нас выследили, из-за чего был вынужден пойти на неоправданный риск, тем самым проявив слабость. Для меня это был очень важный знак. «ИК», организация с более чем столетней историей, находилась на краю гибели.
А Масса были уже где-то рядом. Сильнее, чем когда-либо. Готовые занять место победителя.
Я посмотрел в окно. Под нами туристы в коронах статуи Свободы из зеленого пенопласта бродили по Центральному парку. Некоторые бросали цветы на круглую мозаику с одним-единственным словом:
IMAGINE.
Я отвернулся.
Мне совсем не хотелось этого делать.
Глава 43 Стали сдавать нервы
Доктор Бредли сдернула с пальцев латексные перчатки. Ее лицо казалось разом постаревшим и усталым.
– С Эли все будет в порядке. На этот раз. Спасибо моим нью-йоркским коллегам. Они настоящие волшебники.
Мы с Кассом стояли на пороге на скорую руку оборудованной операционной и смотрели, как двое других врачей осторожно отцепляют от тела Эли электроды. Ее губы едва заметно шевельнулись. Я услышал тихий стон. Медики «ИК» покидали палату в компании седовласого мужчины – Номер Первый, он же Омфалос, – и мы сердечно пожали им руки. Торквин тихо сидел на стуле, на котором едва помещался.
– Укулеле нет… – с грустью произнес он, ни к кому особо не обращаясь.
– Прекрасная новость, доктор Бредли, – сказал я. – Нам только что сказали, что мы должны немедленно увезти Эли.
Она покачала головой:
– Ей понадобится еще какое-то время на восстановление. Я уже сообщила об этом Номеру Первому.
Касс бросил на меня озадаченный взгляд.
– Когда вы успели с ним поговорить? – я тоже удивился.
– Мы не говорили. Не напрямую. – Она указала на монитор на стене. – Он присылал нам сообщения.
– Какой хитрюга, – прокомментировал Касс. – Я даже не заметил, чтобы он доставал телефон, а ты, Джек?
– Доставал телефон… о чем вы? – спросила доктор Бредли. – Вы виделись с Номером Первым?
– Он ехал с нами в такси, – ответил я.
Доктор Бредли выронила трубочку от капельницы:
– Он – что?!
Прежде чем мы успели ответить, к нам из коридора подбежал наш сосед по такси:
– Они у нас на хвосте. Масса. Мы взломали их переписку, и сейчас они ушли в молчанку.
– Вы знаете, где они? – спросила доктор Бредли.
– Точно не известно, приземлились они уже в Нью-Йорке или нет, – ответил он. – Если девочка еще не в состоянии, двум другим придется отправиться в музей без нее.
– Не двум, – буркнул Торквин. – Трем.
Монитор за нашими спинами пискнул, и на нем появилось сообщение:
НЕ ТАК БЫСТРО.
Касс подпрыгнул:
– Кто это?
Ответом стали новые строчки на экране:
ЗДРАВСТВУЙ, ЦЕЗАРЬ. ПРОШУ ПРОСТИТЬ МЕНЯ ЗА МОЛЧАНИЕ. АНОНИМНОСТЬ – НАШ КЛЮЧ К БЕЗОПАСНОСТИ. ТЫ И ДЖЕК ХОРОШО ВЫГЛЯДИТЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ПЕРЕЖИЛ ПУТЕШЕСТВИЕ В ЦАРСТВО МЕРТВЫХ И НЕКОМПЕТЕНТНОСТЬ МИСТЕРА КРАУСА.
Лицо седовласого мужчины растеряло всю свою невозмутимость:
– Браслеты с иридием стали добросовестным заблуждением.
– Подождите… так вы не Омфалос? – Касс медленно перевел взгляд с него на экран. – Это… вы?
МЫ ПОДВЕРГЛИСЬ ОПАСНОСТИ НА ВСЕХ УРОВНЯХ. ПОКА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ РЕОРГАНИЗАЦИЯ, ИНСТИТУТ КАРАИ ПЕРЕХОДИТ В АВТОНОМНЫЙ РЕЖИМ ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ. МИСТЕР КРАУС ОБЕСПЕЧИТ УНИЧТОЖЕНИЕ ВСЕХ СВИДЕТЕЛЬСТВ НАШЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ.
– У меня тут пациент! – воскликнула доктор Бредли. – Ей необходим покой. Возможны новые приступы. Нам понадобится помощь!
– Я… Я в порядке, – тихо проговорила Эли, с трудом присаживаясь на койке. – Может, на марафон пока записываться не стоит, но я в норме.
БРАВО. ВОЗЬМИТЕ ВСЕ, ЧТО ВАМ ПОНАДОБИТСЯ ДЛЯ ПРОДОЛЖЕНИЯ ВАШЕЙ МИССИИ. НО ПОМНИТЕ, ЧЕМ МЕНЬШЕ МЕСТА ОНО ЗАЙМЕТ, ТЕМ ЛУЧШЕ. Я СОЗЫВАЮ КОМИТЕТ ИЗ НАШИХ ЛУЧШИХ СПЕЦИАЛИСТОВ ИЗ ЧИСЛА ТЕХ, КТО ЕЩЕ В ДЕЛЕ. МЫ СВЯЖЕМСЯ С ВАМИ КАК ТОЛЬКО СМОЖЕМ.
– Что это значит для нас? – повысила голос доктор Бредли. – Чем ваше временное отстранение поможет «ИК»?
АВТОМОБИЛЬ ДЛЯ ТОРКВИНА ПРИБУДЕТ РОВНО ЧЕРЕЗ 20 МИНУТ НА ПАРКОВКУ ДЛЯ ГРУЗОВОГО ТРАНСПОРТА НА ВЕСТ 67-Ю МЕЖДУ БРОДВЕЕМ И КОЛАМБУС. ЖДИ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ. ДО ТЕХ ПОР МУЖАЙСЯ.
Торквин резко встал, уронив стул.
– Оставить Избранных? Не могу. Ни за что!
Экран вновь вспыхнул цепочками букв:
Я ПОЛАГАЮСЬ НА ТЕБЯ КАК НА ОСНОВУ НАШЕГО ФИЗИЧЕСКОГО ВОССТАНОВЛЕНИЯ И ПРОШУ, ПОМНИ, ЧТО ЛЮБОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ БУДЕТ ИМЕТЬ ПОСЛЕДСТВИЯ.
Я увидел, как Торквин сжал кулаки, и легонько толкнул его локтем. В коридоре стоял мужчина, которого до этого я никогда не видел, – почти такой же огромный, как Торквин, и с пистолетом на поясе, совсем не похожим на игрушку.
Кулаки Торквина разжались.
Мистер Краус вытер лоб и бросил на нашего Рыжебородого сочувственный взгляд:
– Брат, поверь мне, выбора у тебя нет.
* * *Через семь минут мы остановились у длинного здания с широкими каменными ступенями.
– Что это за чувак на коне? – спросил Касс, глядя на статую какого-то героического всадника в компании индейца.
– Теодор Рузвельт, – ответил папа, выходя из такси с сумкой, внутри которой лежали оба локули. – Он и его отец сыграли огромную роль в основании этого места.
Мы начали подниматься по ступенькам и миновали группу школьников примерно моего возраста. Гримасничая и откровенно скучая, они делали селфи на фоне статуи Рузвельта. Одна из девочек посмотрела на меня и тут же отвернулась, хихикая. Она раздражала, но хотя бы была нормальная. На секунду я представил, как мы с папой, тоже как совершенно нормальные люди, идем в музей… Мысль об этом… Скажем прямо, была чудовищно приятной.
Вот только шансы на то, что это когда-нибудь произойдет, были призрачные.
Я не переставая оглядывался по сторонам. Не знаю, что я искал. Массаримы могли быть кем угодно.
– Парень, как насчет чашки кофе всего за доллар?
От неожиданности у меня перехватило дыхание, и я отпрыгнул от мужчины в рваной одежде и со слипшимися в сосульки грязными волосами, стоящего на ступеньке выше нас и протягивающего нам кружку.
– Спокойно, Джек, – попросила Эли, нашарив в кармане пару монет и бросив их в кружку.
– Да благословит тебя Бог, – поблагодарил мужчина и подмигнул мне. – А ты побереги нервы, малец. Они не восстанавливаются.
«Спокойно. Эли права».
Папа завел нас в музейный холл, где стоял огромный скелет динозавра, поднявшегося на задние лапы.
– Выглядит знакомо, – пробормотал Касс.
Я кивнул. Он напоминал почти такой же, только поменьше размерами, скелет в вестибюле Дома Вендерса на острове. Мы встали в конце длинной змеевидной очереди за билетами, и я задрал голову, чтобы рассмотреть голову динозавра.
И чуть не упустил из виду мужчину в черной сутане в выставочном зале за скелетом.
Я ткнул папу локтем в бок:
– Смотри!
– Масса? – тут же спросил папа.
– Где? – встрепенулся Касс.
– Тебе показалось, – предположила Эли.
– Где? – встрепенулся Касс.
– Тебе показалось, – предположила Эли.
– Обычные люди в сутанах не ходят! – заорал я. И со всех ног бросился вперед.
Промчавшись мимо проверяющего билеты, я вбежал в выставочный зал. Это была комната с высоким потолком и балконом, в центре которой находилась круглая экспозиция с огромными слонами. Пространство вокруг было заполнено семьями и школьными группами. Я побежал вправо, по пути подпрыгивая, чтобы взглянуть поверх людских голов.
Вон он!
Я заметил его по колышущейся во время ходьбы сутане. Я думал, он направлялся в другой конец зала, но, похоже, что-то заставило его передумать, и, прибавив шагу, он совершил полный круг вокруг экспозиции и теперь шел назад к холлу.
Вдруг он заметил меня?
– Простите… извините… – Протиснувшись сквозь толпу и едва не уронив попавшегося мне на пути двухлетнего малыша, я выскочил из зала.
Обе боковые стороны холла занимали лифты, но на этом этаже сейчас была лишь одна кабина, и ее створки как раз закрывались, готовясь увезти целую группу набившихся внутрь людей. Прежде чем они окончательно захлопнулись, я успел заметить бородатое лицо и кусок черной ткани.
Сбоку от лифта горела стрелка «вниз». За моей спиной начиналась мраморная лестница. Я понесся по ней с такой скоростью, что едва не сломал себе шею, но спустился на нижний этаж как раз к тому моменту, как створки лифта, выпустив группу людей, вновь закрылись. Массарима среди них не было.
Я сбежал еще на этаж ниже, который оказался последним. В нос полез запах еды от кафе за спиной. Глаза скользнули по указателю на подземный вход. Звякнул лифт, но это была совсем другая кабина. Нужную я упустил.
– Прощу прощения, молодой человек, – обратилась ко мне пожилая женщина в шляпе с эмблемой музея, – вы заблудились?
– Я ищу мужчину в сутане, – ответил я.
Она обрадованно закивала:
– О да, я видела его.
– Вы не знаете, куда он пошел? – встрепенулся я.
– Разумеется. – Она указала на зал за деревянными дверями сразу за кафе. Мужчина как раз заходил внутрь. Я бросился следом.
– Эй! – крикнул я. – Стойте! – Миллион слов вскипели в моем желудке и смешались в мозгу. Я дышал так часто и тяжело, что едва мог говорить. – Я не знаю… как вы здесь оказались, но вы… никогда…
Мужчина обернулся. У него были очки с толстыми стеклами, белый воротничок священника и длинная черная борода.
– Как я здесь оказался? О, это просто: я приехал на метро. С платформы есть прямой выход сюда, что очень удобно. Тебя проводить, сынок? Ты потерял родителей?
Только тогда я заметил бейджик чуть ниже воротника: «Его преподобие Джонатан Хартониан, Трансатлантический совет армянской православной церкви». Позади него у входа в комнату стояла доска, на которой кто-то написал: «Зачатки влияния армянской религиозной культуры на современную археологию». Внутри стояли ряды стульев, и сидящие на них мужчины, все бородатые, в черных сутанах и с безмятежными улыбками на лицах, начали оборачиваться на нас.
– Э-э, извините, – промямлил я. – Прощу прощения…
Я попятился назад в коридор. Двое малышей, крепко держась за руки матери, уставились на меня. Пожилая женщина-экскурсовод шла в мою сторону с озабоченным видом.
Не говоря больше ни слова, я развернулся и побежал по лестнице вверх.
У меня определенно начали сдавать нервы.
Глава 44 Песня гептакиклоса
– Обещай, что будешь держаться нас, – шептал мне через плечо Касс, поднимаясь по подвальной лестнице.
– Да, Касс, – устало протянул я. – Обещаю.
– И никаких преследований священников, – продолжил он.
– Ха-ха-ха, – сухо отреагировал я.
– И никаких панических атак при виде попрошаек.
– Может, хватит?!
– Тсс! – шикнул папа.
– Успокойся, Джек, – прошептала Эли. – У нас нет локулуса, заглушающего звуки.
Мы быстрым шагом поднимались с нижнего уровня музея на первый этаж. Касс нес в руках локулус невидимости, благодаря которому мы смогли успешно затаиться до самого закрытия музея. Но на узкой лестнице держаться за руки, пока один несет локулус, было слишком трудно, поэтому мы с папой и Эли остались видимыми. Но в этом не было ничего страшного. Мы успели пробраться на склад и найти для папы рабочую униформу. Если нас кто-нибудь увидит, папа сможет представиться местным служащим, затеявшим небольшую экскурсию для своих племянника и племянницы.
Мы остановились наверху лестницы. Воздух гудел от завывающих вдалеке мощных пылесосов. На всякий случай мы все взялись за руки – Касс за Эли, Эли за меня, я за папу – и, став невидимыми, на цыпочках пошли по проходу между двумя рядами темных тотемных столбов, бросающих на нас осуждающие взгляды, в экспозиции, посвященной культуре индейцев.
С закрытия музея в восемь часов вечера прошло уже больше двух часов. Мы успели много где побывать, но пока я не почувствовал ни намека на наличие здесь исцеляющего локулуса. Нам придется тут обшарить все вдоль и поперек, пока мы его не найдем.
– М-м, ребят, мне нужно отойти, – сказала вдруг Эли.
– Куда? – удивился Касс. – Кому ты успела назначить свидание?
– Вон кому, – Эли указала на дверь в туалет.
Для поддержания невидимости нам пришлось последовать за ней.
Мы прошли мимо огромной деревянной лодки с манекенами индейцев в ней и медведя. Слева от нас была закрытая дверь, ведущая наружу. Из окон просматривался плавный поворот подъездной дороги и старые многоквартирные здания на другой стороне улицы.
Эли вскинула бровь:
– Ребят… Вас не приглашали.
– Нет… Что?.. Мы в курсе! – вспыхнул Касс. – Мы… э-э… подождем снаружи.
Но в этот момент я почувствовал странное покалывание в стопах. Оно поднялось до колен. Сердце начало грохотать.
– Подождите минутку, – сказал я. – Он здесь. Локулус.
– В туалете? – поразилась Эли.
– Дальше отсюда, – ответил я. – Но в этом здании. Я чувствую его.
У Эли озарилось лицо:
– Иди и найди его! Вы тоже, мистер Маккинли. Отдай мне свой телефон, Джек. Мы с Кассом пойдем за вами с локули.
Я достал из кармана сотовый и передал ей. Эли юркнула в туалет, Касс исчез из виду, а я быстро пошел в соседнюю комнату. Затем в следующую. Папа не отставал. Мимо проплывали экспозиции, но я едва их замечал. Какие-то грызуны на стене. Огороженная веревкой еще не готовая экспозиция. Лестница.
Второй этаж. Птица-секретарь. Наряды африканских племен. Антилопы.
Чувство нарастало, оно вибрировало в моих костях и щекотало кожу. Я остановился внизу темного лестничного проема.
– Нам наверх, – тихо произнес я.
В начале лестницы стоял знак с медной табличкой «Исследовательская зона/Требуется пропуск». Папа отодвинул его в сторону:
– Думаю, для нас можно сделать исключение.
Мы взбежали по ступенькам и притормозили наверху. Перед нами вглубь уходил скудно освещенный коридор с закрытыми дверями по обе стороны. В конце проход разделялся на два новых коридора – влево и вправо.
Я застыл на месте. Из левого прохода доносилось отчетливое «топ-топ-топ».
– Не бойся. – Папа оправил форму и засвистел что-то себе под нос.
«Засвистел?!»
– Ты что делаешь?! – в панике прошептал я.
– Так они поймут, что здесь кто-то есть, и не удивятся, увидев нас, – пояснил папа. – Это вызовет куда меньше подозрений. А теперь идем. Делай вид, что так и надо.
Мы пошли по коридору, и я попытался сосредоточиться на том, чтобы выглядеть расслабленно. Но Песня гептакиклоса гремела внутри, подстегивая меня. Подсказывая, куда идти.
– Направо, – шепнул я продолжающему насвистывать папе.
Мы свернули – и едва не столкнулись с женщиной в рабочей форме и с затянутыми в тугой хвост на затылке длинными волосами.
– Привет! – слишком громко поздоровался папа.
– Вчера, – сказала женщина.
– А? – не понял папа.
– Песня, что вы насвистывали, – «Yesterday» «Битлз», я сама ее люблю. – Она присмотрелась к бейджику на груди папы. – На какую букву падает ударение в вашей фамилии? На «ю» или на «о»?
Я в первый раз за все это время обратил внимание на папин бейджик: «Костюшко».
– Можно просто Кос! – вырвалось у меня. – Его все так зовут.
– Это мой… э-э… племянник, – поспешил добавить папа. – Решил устроить ему небольшую частную экскурсию.
– Приятно познакомиться, – кивнула она и указала на свой бейджик с надписью «Мария». – С моим именем куда проще.
– Что ж, Мария, мы собирались забрать кое-что в кабинете номер… – Папа покосился на меня. – Кабинете номер… не напомните, молодой человек?
«А мне откуда знать?!»
Локулус мог быть где угодно. В этом коридоре было три двери – две по бокам от нас и одна в самом конце. Мелодия звучала так невыносимо громко, что я откровенно не понимал, как они могли ее не слышать. Пошатываясь, я сделал несколько шагов вперед. Перед глазами замелькали таблички с номерами комнат: В23… В24… В25…