— Ник, он вовсе не думал смеяться над тобой! — попыталась сгладить ситуацию Гермиона, бросив на Рона разъяренный взгляд.
К несчастью рот Рона был опять забит под завязку, и все, что он мог издать, звучало так:
— А ихо ахо э ахать еве.
Что Ник, по всей вероятности, не счел извинением, адекватным оскорблению. Поднявшись в воздух, он поправил свою шляпу с пером и улетел к другому концу стола, где присел между братьями Криви — Колином и Деннисом.
— Отлично, Рон! — воскликнула Гермиона.
— Ну что? — негодующе возразил Рон, наконец, проглотив пищу. — Нельзя простой вопрос задать, что ли?
— Да ну тебя, — раздраженно ответила Гермиона, и весь остаток ужина они сердито дулись друг на друга.
Гарри уже настолько привык к их ссорам, что даже не сделал попытки их помирить; он решил, что плодотворнее будет провести время в компании с бифштексом и пирогом с почками и пригласить большую тарелку своего любимого пирога с патокой.
Когда ученики доели, и уровень шума в зале опять пополз вверх, Дамблдор вновь поднялся. Разговоры тут же стихли, и все повернулись к Директору школы. Гарри охватило чувство блаженной сонливости. Гдето там, наверху, его ждала такая тепленькая и мягкая, закрытая пологом кровать…
— Ну вот, пока мы все перевариваем очередной великолепный ужин, хочу обратить ваше внимание на традиционные объявления, — проговорил Дамблдор. — Первокурсники должны знать, что Лес в окрестностях школы для учеников закрыт… об этом следует помнить и некоторым старшекурсникам…
Гарри, Рон и Гермиона весело переглянулись.
— …Мистер Филч, школьный смотритель, просил меня… как он сказал «в четыреста шестьдесят второй раз» напомнить всем вам, что в перерывах между занятиями, в коридорах пользоваться магией запрещается, а также передал множество других указаний, с полным списком которых вы сможете познакомиться на двери кабинета мистера Филча. В этом году в штате преподавателей две замены. Мы рады, что к нам вернулась профессор ГрабблиПланк, которая теперь будет вести Уход за магическими существами, а кроме того, я с удовольствием представляю вам нового преподавателя по Защите от темных искусств — профессора Амбридж.
Раздались жидкие хлопки, а Рон, Гермиона и Гарри обменялись испуганными взглядами: Дамблдор ни слова не сказал о том, как долго будет преподавать ГрабблиПланк.
Дамблдор продолжал:
— …Отборочные тренировки квиддичных команд будут проходить…
Тут он умолк и вопросительно вглянул на профессора Амбридж. Поскольку, встав, она не сделалась намного выше ростом, чем была сидя, то почти никто не понял, по какой причине Дамблдор перестал говорить. Но профессор Амбридж откашлялась «кхм, кхм!», после чего стало ясно, что она действительно поднялась, чтобы произнести речь.
Пробыв в замешательстве пару секунд, Дамблдор решительно сел и принялся внимательно смотреть на профессора Амбридж с таким видом, словно всегда мечтал послушать, что она скажет. Прочие преподаватели не столь умело скрывали свое удивление. Брови профессора Спраут исчезли в непослушных волосах, губы у профессора Макгонаголл стали такими тонкими, каких Гарри у нее еще никогда не видел. Никто из преподавателей прежде не прерывал Дамблдора. На лицах многих учеников появилась усмешка: очевидно, эта дама не знакома с хогвартскими порядками.
— Благодарю вас, Директор, — жеманничая, проговорила профессор Амбридж, — за ваши добрые слова.
Голос у нее был тонкий, надреснутый и какойто девчачий, и Гарри ощутил прилив необъяснимой неприязни: он ненавидел в ней все, начиная с дурацкого голоса, заканчивая пушистой розовой кофточкой.
Профессор Амбридж еще раз откашлялась («кхм, кхм») и продолжила:
— Не скрою, как же чудесно вернуться в Хогвартс! — она улыбнулась, демонстрируя очень острые зубы. — И как же приятно видеть эти счастливые личики, обращенные ко мне!
Гарри посмотрел по сторонам. Ни одно лицо в поле его зрения счастливым не выглядело. Напротив, от подобного, словно к пятилетним детям, обращения, лица у всех вытянулись.
— Я с нетерпением жду возможности поближе познакомиться со всеми вами, и уверена, что мы станем хорошими друзьями!
После этих слов все в зале начали переглядываться, а некоторые с трудом удерживались от смеха.
— Я стану ее подружкой, только если мне не придется носить ту кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе захихикали.
Профессор Амбридж опять откашлялась («кхм, кхм») и теперь придыхания в ее голосе поубавилось. Он зазвучал более деловито, и в нем появились скучные нотки заученного наизусть текста.
— Министерство Магии всегда полагало, что образование молодых ведьм и волшебников — это вопрос первостепенной важности. Тот редкий дар, с которым вы появились на свет, не принесет пользы, если не будет взращен и отточен бережным обучением. Уникальные стародавние навыки магического сообщества должны быть переданы следующим поколениям, чтобы мы рано или поздно не утратили их. Обретенные сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, должны храниться, пополняться и совершенствоваться теми, кто посвятил себя благородной профессии преподавателя.
Тут профессор Амбридж сделала паузу и слегка поклонилась своим коллегам, из которых ни один не поклонился ей в ответ. Темные брови профессора Макгонагалл сошлись так, что она теперь решительно напоминала ястреба, и Гарри заметил, каким многозначительным взглядом она обменялась с профессором Спраут, когда Амбридж издала очередное «кхм, кхм» и продолжила речь.
— Каждый директор и директриса Хогвартса вносили чтонибудь новое в тяжелую миссию управления этой прославленной школой, как и должно быть, потому что без прогресса наступит застой и распад. Тем не менее, прогресс во имя прогресса обречен, потому что зачастую испытанные и проверенные традиции не требуют вмешательства. Баланс между старым и новым, между постоянством и переменами, между традициями и новшествами…
Внимание Гарри стало угасать, словно рассудок уже засыпал и давал осечку. Тишина, наступавшая в Зале всегда, когда говорил Дамблдор, сейчас была нарушена: ученики принялись шептаться и хихикать. За столом Равенкло Чо Чанг оживленно болтала с подружками. Сидящая неподалеку от Чо Луна Лавгуд опять достала «Экивокер». Только Эрни Макмиллан за столом Хаффлпаффа, один из немногих, не сводил глаз с профессора Амбридж, но глаза у него были такие пустые, что Гарри не сомневался: Эрни лишь притворяется, что слушает, чтобы соответствовать значку префекта, блестевшему на его груди.
По всей вероятности равнодушия аудитории профессор Амбридж не замечала. У Гарри сложилось впечатление, что даже если перед ее носом свершится революция, она все равно будет твердить свою речь. Однако преподаватели слушали ее внимательно, а Гермиона даже так, словно впитывала каждое сказанное Амбридж слово, хотя, судя по выражению лица, слова были не в ее вкусе.
— …Потому что некоторые перемены наступают к лучшему, но другие, с течением времени, будут признаны ошибочными. Вместе с тем, некоторые прежние традиции сохранятся, и заслуженно, тогда как другие, вышедшие из моды и устаревшие, должны быть забыты. Давайте устремимся вперед, в новую эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что нужно сохранить, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, и избавляясь от всего того, что практика велит нам запретить.
Она села. Дамблдор захлопал. Преподаватели последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые хлопнули лишь пару раз, не больше. Некоторые ученики тоже присоединились к аплодисментам, но большинство было захвачено врасплох концом речи, поскольку услышало из нее очень немногое, и прежде чем они сообразили должным образом поаплодировать, Дамблдор опять встал.
— Большое спасибо профессору Амбридж, которая так просветила нас,[114] — он поклонился ей. — А теперь, как я и сказал, тренировки по квиддичу будут проходить…
— Да уж, это точно, просветила… — шепотом сказала Гермиона.
— Тебе что, понравилось все это? — тихо спросил Рон, переведя на Гермиону остекленевший взор. — Это была самая занудная речь, которую я когданибудь слышал, а я рос с Перси.
— Я сказала «просветила», но не сказала, что понравилось, — ответил Гермиона. — Это многое объясняет.
— Объясняет что? — удивился Гарри. — По мне это просто пустой треп.
— В этом трепе скрыта очень важная информация, — уверенно заявила Гермиона.
— Ты о чем? — рассеянно поинтересовался Рон.
— А как насчет «прогресс во имя прогресса обречен»? Как насчет «избавляясь от всего того, что практика велит запретить»?
— Да о чем речьто? — нетерпеливо повторил Рон.
— А я вам скажу, о чем речь, — сквозь зубы процедила Гермиона. — Речь о том, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.
— Ты о чем? — рассеянно поинтересовался Рон.
— А как насчет «прогресс во имя прогресса обречен»? Как насчет «избавляясь от всего того, что практика велит запретить»?
— Да о чем речьто? — нетерпеливо повторил Рон.
— А я вам скажу, о чем речь, — сквозь зубы процедила Гермиона. — Речь о том, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.
Со всех сторон поднялся гул и стук, Дамблдор только что объявил окончание пира, все стали вставать, собираясь уходить. Гермиона взволнованно вскочила.
— Рон, мы же должны показывать первогодкам, куда идти!
— О, точно, — Рон, похоже, забыл об этом напрочь. — Эй… эй, вы… малявки!
— Рон!
— Да ладно, они ведь и вправду мелкие…
— Я понимаю, но ты не должен называть их малявками!.. Первокурсники! — командным голосом объявила Гермиона на весь стол. — Пожалуйста, подходите сюда!
Группка новичков застенчиво пошла между гриффиндорским и хаффлпаффским столами, каждый пытался забиться в серединку. Они и в самом деле выглядели совсем маленькими. Гарри был уверен, что он, попав сюда, таким мелким не казался. Он улыбнулся им. Белобрысый мальчик рядом с Эваном Аберкромби окаменел, а потом подтолкнул Эвана и чтото шепнул ему на ухо. Эван Аберкромби точно так же испугался и бросил на Гарри такой затравленный взгляд, что улыбка у Гарри стекла по лицу, как смердосок.
— Увидимся позже, — сухо сказал Гарри Рону и Гермионе и пошел через Главный зал, пытаясь всячески игнорировать окружавшие его шепотки, взгляды и тыкания пальцами.
Не глядя по сторонам, он пробрался через толпу в вестибюле, потом взбежал по мраморной лестнице, несколько раз срезал путь по тайным проходам, и вскоре основная масса людей осталась вдалеке.
Глупо было ждать чегото другого, сердито думал он, шагая по пустынным коридорам верхних этажей. Еще два месяца назад, когда он появился из Тримагического лабиринта с телом своего соученика, утверждая, что видел, как Лорд Волдеморт обрел прежнее могущество, — уже тогда на него смотрели именно так. Времени на объяснения не оставалось, потому что всем пора была разъезжаться по домам… хотя он был готов перед всей школой в подробностях рассказать об ужасных событиях на кладбище.
Гарри дошел до конца коридора, ведущего в гриффиндорскую гостиную, остановился перед портретом Толстой Леди и тут понял, что не знает нового пароля.
— Эээ… — замялся он, глядя на Толстую Леди, которая разглаживала складочки своего атласного, розового платья и испытующе смотрела на него.
— Без пароля хода нет, — надменно произнесла она.
— Гарри, я знаю пароль!
Ктото бежал по коридору, Гарри обернулся и увидел, что к нему трусцой, пыхтя, подбегает Невилл.
— Ты представляешь, какой сейчас пароль! На этотто раз я его точно запомню… — он взмахнул чахлым маленьким кактусом, который демонстрировал в поезде, — «Mimbulus Mimbletonia»!
— Верно, — проговорила Толстая Леди, ее портрет распахнулся словно дверь, открывая круглое отверстие в стене, в которое Гарри с Невилом и забрались.
Гриффиндорская гостиная выглядела даже приветливее, чем обычно: уютная круглая комната, уставленная обветшалыми мягкими креслами и колченогими старинными столиками. В камине весело потрескивал огонь, и у него грели руки несколько человек, перед тем, как разойтись по своим спальням. В противоположном углу комнаты Фред и Джордж Уизли чтото прикрепляли к доске объявлений. Гарри пожелал им спокойной ночи и сразу направился к двери, ведущей в спальни мальчиков. Сейчас у него не было никакого настроения общаться. Невилл последовал за ним.
Дин Томас и Шеймас[115] Финниган пришли в спальню раньше и сейчас заклеивали стены у своих кроватей эмблемами и фотографиями. Когда Гарри толкнул дверь, они сразу повернулись, но, завидев его, на мгновение замерли. Гарри подумал, то ли они разговаривали о нем, то ли у него начинается паранойя.
— Привет, — поздоровался он, подошел к своему сундуку и открыл его.
— Привет, Гарри, — ответил Дин, надевая пижаму в цветах «УэстХэма». — Как провел лето?
— Неплохо, — буркнул Гарри, потому что подробный рассказ о каникулах занял бы целую ночь, а к этому он был не готов. — А ты?
— О, здорово, — хихикнул Дин. — Во всяком случае, лучше, чем Шеймас, он мне только что рассказывал о себе.
— А что случилось, Шеймас? — поинтересовался Невилл, бережно устанавливая Mimbulus Mimbletonia на прикроватный столик.
Шеймас ответил не сразу, делая вид, что страшно занят закреплением на стене эмблемы квиддичной команды «Кенмар Кестрелс». Потом пояснил, не поворачиваясь к Гарри:
— Моя мама не хотела, чтобы я возвращался.
— Что? — переспросил Гарри, перестав раздеваться.
— Она не хотела, чтобы я возвращался в Хогвартс.
Шеймас отошел от эмблемы и, попрежнему не глядя на Гарри, достал свою пижаму из сундука.
— А… почему? — удивился Гарри.
Он знал, что мама Шеймаса — ведьма, и не мог понять, с какой стати она ведет себя подобно Дарсли.
Шеймас ответил только тогда, когда застегнул пижаму.
— Ну, в общем, — сдержанно произнес он, — думаю… изза тебя.
— В каком смысле? — быстро переспросил Гарри.
Сердце у него бешено заколотилось, в глазах потемнело.
— Короче, — опять протянул Шеймас, все еще избегая взгляда Гарри, — она… ээ… ладно, это не только изза тебя, но еще изза Дамблдора…
— Она верит «Ежедневному Пророку»? — тихо спросил Гарри. — Думает, что я врун, а Дамблдор старый дурак?
Шеймас взглянул на него:
— Да… типа того.
Гарри промолчал. Бросил палочку на прикроватный столик, стащил с себя одежду, в сердцах швырнул в сундук и натянул пижаму. От всего этого ему стало так противно, противно быть тем, на кого вечно пялятся и кого вечно обсуждают. Хоть бы один из них знал, хоть бы один имел понятие, что значит — оказаться на его месте… Миссис Финниган понятия не имеет, дура, — злобно подумал он.
Гарри залез в кровать и принялся тщательно задергивать полог, но не успел задернуть до конца, как Шеймас спросил:
— Слушай… а что былото на самом деле той ночью… ну ты понял… с Седриком Диггори и всем прочим?
Голос у Шеймаса был взволнованный и напряженный. Дин, который склонялся над сундуком, разыскивая тапки, замер, и Гарри понял, что тот тоже внимательно слушает.
— А зачем ты спрашиваешь? — взвился Гарри. — Ты почитай «Ежедневный Пророк», как твоя мамочка! Вот там тебе и расскажут все, что тебе так хочется знать!
— Не наезжай на мою мать! — повысил голос Шеймас.
— Я буду наезжать на любого, кто назовет меня лгуном! — отрезал Гарри.
— Не разговаривай со мной таким тоном!
— Каким хочу, таким и буду разговаривать! — Гарри разозлился настолько, что схватил с прикроватного столика свою палочку. — Не нравится тебе спать со мной в одной комнате, сходи, попроси Макгонаголл, может тебя переселят… и мамочка твоя ныть перестанет…
— Оставь в покое мою мать, Поттер!
— Что случилось?
В дверях появился Рон. Широко открытыми глазами он смотрел то на Гарри, стоявшего на коленях на кровати, с палочкой, направленной на Шеймаса, то на Шеймаса, который замахивался кулаком на Гарри.
— Он наезжает на мою мать! — завопил Шеймас.
— Что? — переспросил Рон. — Да ты что, Гарри бы и в голову… мы же видели твою мать, она нам понравилась…
— Это было до того, как она стала верить каждому слову, что пишет обо мне этот вонючий «Ежедневный Пророк»! — заорал Гарри.
— О… — протянул Рон, на его веснушчатом лице отразилось понимание. — О… понятно.
— А знаете что? — возбужденно воскликнул Шеймас, бросив на Гарри ядовитый взгляд. — Он прав, я в самом деле не хочу больше жить с ним в одной комнате, он тронулся!
— Это чересчур, Шеймас, — заметил Рон, у которого уши уже запылали, что всегда было плохим признаком.
— Чересчур, да? — заорал Шеймас, который в отличие от Рона побледнел. — Ты веришь всему бреду, который он несет о СамЗнаешьКом, ты что, считаешь, он говорит правду?
— Да, я считаю, он говорит правду, — сердито отрезал Рон.
— Тогда ты тоже ненормальный, — с отвращением бросил Шеймас.
— Да? Прекрасно, но к несчастью для тебя, старик, я еще и префект! — ткнул себя пальцем в грудь Рон. — Так что, если не хочешь получить взыскание, закрой свой рот!
Шеймас на несколько секунд замер, словно взвешивая, стоит ли расплачиваться взысканием за то, чтобы сказать все, что думает, но потом с презрительным фырканием развернулся, запрыгнул в кровать и с такой силой дернул полог, что занавеси оторвались и пыльной грудой свалились на пол. Рон с гримасой отвращения взглянул на Шеймаса, а потом перевел взгляд на Дина с Невиллом.
— У когонибудь еще проблемы с родителями изза Гарри? — с нажимом спросил он.