— Ясно, — заключил дядя Вернон, перевел взгляд с мертвенно-бледной супруги на Гарри и подтянул штаны. Его точно распирало изнутри, багровое лицо на глазах становилось все шире и шире. — Ладно, тогда значит так… — он набрал побольше воздуху в грудь, даже рубашка затрещала. — Можешь убираться из этого дома, парень!
— Что? — опешил Гарри.
— Что слышал! ВОН! — Дядя Вернон заорал так, что даже тетя Петунья и Дадли подпрыгнули. — ВОН! ВОН ОТСЮДА! Давным-давно нужно было тебя выгнать! Совы устроили тут санаторий, пудинги взрываются, половина гостиной разворочена, у Дадли растет хвост, Мардж болтается под потолком, да еще этот «Форд-Англия» разлетался! ВОН! ВОН! Это все твоя работа! С меня довольно! Раз за тобой охотятся какие-то полоумные, нечего тебе здесь делать! И нечего втравливать мою жену и моего сына! Мне твои проблемы ни к чему! Если кончишь так же, как твои никчемные родители, туда тебе и дорога! ВОН!
Гарри прирос к полу, сжимая в левой руке письма из Министерства, от мистера Уизли и от Сириуса. «Из дому больше ни ногой, ни в коем случае. НЕ ВЫХОДИ ИЗ ДОМА ТЕТИ И ДЯДИ».
— Слышал?! — дядя Вернон наклонился так близко, что его массивная багровая физиономия тряслась у Гарри перед носом, и брызгал слюной: — Проваливай! Ты же сам полчаса назад рвался уйти! Никто не держит! Убирайся прочь и никогда больше не переступай порог моего дома! И какого черта мы вообще тебя взяли, Мардж была права, тебя надо было отдать в приют! Мы тут распинались, думали, что сможем выбить из тебя всю дурь, сможем сделать из тебя нормального, да только ты на свет появился уже с гнилым нутром, и осточертели мне… Совы!
Пятая сова спикировала по дымоходу с такой скоростью, что даже врезалась в пол, но тут же взмыла вверх с громким клекотом. Гарри потянулся к ней забрать письмо в ярко-красном конверте, но сова пролетела над самой его головой — прямо на тетю Петунью. Та завизжала и, прикрывая руками лицо, пригнулась. Сова уронила алый конверт точно ей на голову, заложила вираж и вылетела через дымоход наружу.
Гарри рванулся за упавшим письмом, но тетя Петунья его опередила.
— Открывайте на здоровье, — фыркнул Гарри, — только я все равно услышу, о чем там речь. Это вопиллер.
— Петунья, брось его! — заорал дядя Вернон. — Не прикасайся к нему, вдруг оно опасное!
— Оно адресовано мне, — пролепетала тетя Петунья дрожащим голосом. — Оно мне адресовано, погляди, Вернон! «Миссис Петунье Дарсли, Кухня, Дом номер 4, Прайвет-драйв»…
От испуга у нее даже дыхание сперло. Красный конверт задымился.
— Открывайте! — заторопил ее Гарри. — Не тяните! Все равно, уже никуда не денешься.
— Нет.
У тети Петуньи задрожали руки. Она принялась судорожно оглядывать кухню, словно ища, куда бы сбежать, но было уже поздно — конверт вспыхнул. Тетя Петунья заверещала и бросила его на стол.
Замкнутое пространство кухни заполнил трубный глас из горящего конверта:
— Петунья, вспомни предыдущее.
Тетя Петунья, спрятав лицо в ладонях, в предобморочном состоянии сползла на стул рядом с Дадли. Остатки конверта беззвучно истлевали в золу.
— Это что? — осипшим голосом спросил дядя Вернон. — Что… я не… Петунья?
Тетя Петунья молчала. Дадли тупо глядел на мать, отвесив нижнюю челюсть. Тишина угрожающе сгущалась. Гарри в полном недоумении следил за тетей, чувствуя, что голову от пульсирующей боли вот-вот разорвет.
— Петунья, дорогая? — робко позвал дядя Вернон. — П-петунья?
Она подняла голову. По-прежнему дрожа. Сглотнула.
— Мальчик… мальчик должен остаться, Вернон, — выдавила она.
— Ч-чего?
— Он останется, — повторила тетя Петунья.
На Гарри она не смотрела. Затем поднялась на ноги.
— Он… но, Петунья…
— Если мы выгоним его, соседи начнут сплетничать, — хотя смертельная бледность у тети Петуньи пока не прошла, но обычная, отрывистая и едкая манера разговаривать к ней уже вернулась. — Нескромные вопросы задавать будут, начнут интересоваться, куда он подевался. Придется его оставить.
Дядя Вернон сдувался, как старая покрышка.
— Но, Петунья, дорогая…
Тетя Петунья его проигнорировала. И повернулась к Гарри:
— Будешь сидеть в своей комнате. Из дому ни шагу. А теперь отправляйся спать.
Гарри не тронулся с места.
— От кого был этот вопиллер?
— Никаких вопросов, — отрезала тетя Петунья.
— Вы что, общаетесь с магами?
— Я сказала, чтобы ты шел спать!
— Что это значит? Что за «предыдущее» нужно вспомнить?
— Ложись спать!
— Почему…
— ТЫ СЛЫШАЛ, ЧТО ТЕБЕ ТЕТЯ СКАЗАЛА? А НУ, МАРШ В КРОВАТЬ!
Глава 3. Авангард
На меня только что напали дементоры, и меня могут выгнать из Хогвартса. Я хочу знать, что происходит, и когда меня отсюда вытащат.
Эти слова Гарри написал трижды — на трех отдельных кусках пергамента, сразу, как только добрался до своей темной спальни и письменного стола. Первый он адресовал Сириусу, второй — Рону, а третий — Гермионе. Его сова Хедвига охотилась, ее клетка пустовала на столе.
Дожидаясь возвращения совы, Гарри принялся расхаживать по спальне; в висках стучало, в голове царила такая неразбериха, что спать совершенно не хотелось, хотя глаза слезились от усталости. После буксировки Дадли до дома ныла поясница, а шишки на голове — от оконной рамы и кулака Дадли — мучительно саднили.
Охваченный гневом и отчаянием, Гарри вышагивал взад-вперед, сжимая кулаки и скрипя зубами всякий раз, когда угрюмо взглядывал на усыпанное звездами ночное небо. К нему подослали дементоров, за ним тайком подглядывали миссис Фигг и Мундугус Флетчер, вдобавок его временно исключили из Хогвартса и вызвали на разборки в Министерство Магии — и никто так и не удосужился объяснить ему, что же происходит.
И о чем, о чем был этот вопиллер? Чей голос так грозно и жутко гремел в кухне?
Почему он сидит тут в полном неведении? Почему все относятся к нему, как к непослушному ребенку? «Магию больше не применяй, не выходи из дома…»
От злости, походя, Гарри пнул свой школьный сундук, но это не помогло: стало только хуже, потому что в дополнение к прочим увечьям теперь еще и палец на ноге заболел.
Когда он в очередной раз прохромал мимо окна, в него с тихим шелестом крыльев, как маленькое привидение, влетела Хедвига и, как ни в чем не бывало, села на крышку клетки.
— Наконецто! — с досадой вскричал Гарри. — Попозже доешь, у меня есть для тебя работа!
Круглые, большие, цвета янтаря глаза Хедвиги укоризненно вытаращились на него поверх зажатой в клюве дохлой лягушки.
— Иди сюда, — позвал Гарри и, обмотав кожаным шнурком маленькие рулончики пергамента, привязал их Хедвиге на чешуйчатую лапку. — Отнеси их Сириусу, Рону и Гермионе прямо в руки и, пока не ответят как положено, обратно не возвращайся. Клюй их до тех пор, пока не напишут побольше, ясно?
Хедвига, не выпуская из клюва лягушку, сдавленно ухнула.
— Давай, отправляйся, — подтолкнул ее Гарри.
Она тут же улетела. Как только сова скрылась из виду, Гарри сразу же, не раздеваясь, упал на кровать и уставился в темный потолок. Вдобавок ко всему, он теперь чувствовал себя виноватым перед Хедвигой: ведь у него здесь, в доме номер четыре по Прайвет-драйв, кроме нее друзей нет. Нужно будет с ней помириться, когда она вернется с ответами от Сириуса, Рона и Гермионы.
Они просто обязаны ответить быстро — не могут же они проигнорировать нападение дементоров. Наверное, завтра он проснется, и его будут ждать три толстых письма, а в письмах — полно утешений и планов, как незамедлительно переправить его в Нору. На такой приятной фантазии к Гарри подкрался сон и прогнал все мысли прочь.
* * *Но на следующее утро Хедвига не вернулась. Гарри провел весь день в своей комнате, отлучаясь только в ванную. Три раза за день тетя Петунья проталкивала ему еду в кошачью дверцу, которую дядя Вернон смастерил три года назад. Каждый раз, заслышав, что она приближается, Гарри пытался расспросить ее о вопиллере, но с таким же успехом можно было добиваться ответа от дверной ручки. Все остальное время Дарсли держались подальше от его комнаты. Гарри не собирался настаивать на общении: еще одна стычка ни к чему не приведет, разве что разозлит его настолько, что он опять воспользуется запрещенной магией.
И так продолжалось целых три дня.
У Гарри попеременно то начинался приступ беспокойной активности, которой не находилось никакого применения, и он мерял шагами комнату, злясь на всех за то, что его оставили одного расхлебывать эту кашу, то он впадал в апатию, часами лежа на кровати, в оцепенении вперив взор в пространство, и с тоскливым ужасом размышлял о предстоящем разбирательстве в Министерстве.
А что, если решение будет не в его пользу? Что, если его все-таки исключат из школы и сломают пополам его палочку? Что тогда ему делать, куда податься? Опять все время жить с Дарсли — невозможно, тем более теперь, когда ему известно о существовании другого мира, к которому он принадлежит всей душой.
Может быть, можно пожить у Сириуса, как тот предлагал еще год назад, до того, как ему пришлось скрываться от Министерства? Разрешат ли Гарри жить там одному, ведь он еще несовершеннолетний? Или вопрос о месте будущего жилья решат за него? Может быть, нарушение Международного Статута Секретности — это такое серьезное правонарушение, что его посадят в Азкабан? Всякий раз, когда Гарри на ум приходила эта мысль, он вскакивал и вновь начинал расхаживать по комнате.
На четвертый вечер после того, как улетела Хедвига, Гарри лежал в очередном приступе апатии и бессмысленно разглядывал потолок. И тут в спальню вошел его дядя. Гарри медленно перевел на него взгляд: дядя Вернон был одет в свой лучший костюм и выглядел чрезвычайно самодовольно.
— Мы уходим, — сказал он.
— Простите?..
— Мы… то есть твоя тетя, Дадли и я, мы уходим.
— Прекрасно, — меланхолично отозвался Гарри, вернувшись к созерцанию потолка.
— Пока нас нет, из спальни ты не выходишь.
— Хорошо.
— Не трогаешь телевизор, стереосистему и другое наше имущество.
— Ладно.
— Не таскаешь продукты из холодильника.
— Хорошо.
— Я тебя тут запираю.
— Запирайте.
Не услышав возражений, дядя Вернон уставился на Гарри с крайним подозрением, потом протопал из комнаты и закрыл за собой дверь. Гарри услышал сначала, как в замке повернулся ключ, а потом, как дядя Вернон грузно спускается по лестнице.
Через несколько минут хлопнули дверцы автомобиля, загудел заведенный двигатель, и донесся безошибочный шорох отъезжающего автомобиля.
Гарри не испытывал никаких особенных чувств по поводу отъезда Дарсли. Дома они или их нет — какая разница. Он даже не мог заставить себя встать и включить свет.
В комнате становилось все темнее, он лежал и вслушивался в ночные шорохи за окном, которое держал все время открытым на случай, если наконец-то вернется Хедвига. Пустой дом наполнился скрипами, бульканьем труб, к которому Гарри оцепенело прислушивался, размышляя ни-о-чем и мучаясь.
И вдруг в кухне, этажом ниже, раздался совершенно отчетливый грохот. Гарри подскочил в кровати, сел и навострил уши. Вряд ли это Дарсли вернулись — еще слишком рано, да и шума подъехавшего автомобиля не было слышно.
Несколько секунд стояла тишина, а потом раздались голоса. «Грабители», — решил Гарри, бесшумно соскользнул с кровати, но через долю секунды сообразил, что грабители не стали бы так громко переговариваться, как те люди, что сейчас ходили по кухне, ничуть не заботясь, что их услышат.
Он схватил палочку с прикроватного столика, встал к двери лицом и весь обратился в слух. Вдруг замок громко щелкнул, Гарри подскочил на месте, дверь распахнулась. Он неподвижно уставился на зияющий чернотой дверной проем, пытаясь уловить еще хоть какойнибудь звук, но было совершенно тихо. Поколебавшись немного, Гарри выскользнул из комнаты и тихо подкрался к лестнице, ведущей вниз.
И сердце у него тут же ушло в пятки. Внизу, в темной прихожей стояли люди, — судя по силуэтам на фоне застекленной двери, в которую светил уличный фонарь, их было восемь или девять. И, насколько Гарри мог разобрать, все они смотрели на него.
— Опусти палочку, парень, пока глаз никому не выколол, — негромко пророкотал чей-то голос.
Сердце Гарри чуть не выпрыгнуло из груди. Он узнал голос, но палочку не опустил.
— Профессор Моуди?[14] — неуверенно спросил он.
— Знать не знаю никакого «профессора», — рыкнул голос в ответ. — И учить никого не учил и в помине. Давай, спускайся, мы хотим тебя разглядеть толком.
Гарри опустил палочку чуть-чуть пониже, но сжимал ее все так же крепко, и с места не тронулся. Для подозрений у него были все основания. Не так давно он девять месяцев провел в обществе человека, которого считал Шизоглазом Моуди, а тот оказался вовсе не Моуди, а самозванец; причем этот самозванец, перед тем, как его вывели на чистую воду, пытался убить Гарри.
Но прежде, чем Гарри успел решить, что делать дальше, раздался второй голос, с хрипотцой:
— Все в порядке, Гарри. Мы пришли забрать тебя отсюда.
Теперь сердце Гарри рванулось наверх. Этот голос он тоже узнал, хотя не слышал уже больше года.
— П-профессор Люпин? — недоверчиво переспросил он. — Это вы?
— Почему мы все стоим в темноте? — прозвучал третий голос, абсолютно незнакомый и явно женский. — Lumos.
На кончике палочки вспыхнул огонек и залил прихожую волшебным светом. Гарри прищурился. У подножья лестницы толпились люди, внимательно глядя наверх и вытягивая шеи, чтобы разглядеть его получше.
Ближе всех стоял Ремус Люпин. Еще довольно молодой, он выглядел усталым и больным. С тех пор, как Гарри виделся с ним в последний раз, Люпин еще больше поседел, а его одежда стала еще потрепанней и заплаток на ней прибавилось. Но он широко улыбался Гарри, и Гарри, несмотря на растерянность, попытался улыбнуться ему в ответ.
— Ого! Как раз таким я себе его и представляла, — заметила ведьма, державшая над головой светящуюся палочку.
На вид она была моложе всех, на округлом, сердечком, лице, обрамленном коротким ежиком волос ярко-фиолетового цвета, блестели темные глаза.
— Гарри, приветик!
— Да, понятно, что ты имел в виду, Ремус… — протянул лысый маг с африканской внешностью, стоявший дальше всех, — голос у него был глубокий и тягучий, в ухе болталось золотое кольцо. — …Он вылитый Джеймс.
— Только глаза другие, — сипло уточнил из-за его спины седовласый маг. — Глаза, как у Лили.
Шизоглаз Моуди, длинноволосый, седой, с изрядно покалеченным носом, подозрительно косился на Гарри своими разными глазами. Один глаз у него был маленький и темный, как бусина, а второй — большой, круглый, ярко-синий — волшебный, которым Моуди видеть через стены, двери и даже сквозь собственный череп.
— Люпин, ты точно уверен, что это он и есть? — прорычал Моуди. — Хорошенькое дело выйдет, если мы приведем какогонибудь актёришку Искушённого Смертью, который его изображает. Нужно спросить его о том, что знает только настоящий Поттер. Ни у кого нет с собой Веритасерума?
— Гарри, какой облик принимает твой Патронус? — спросил Люпин.
— Оленя, — нервно ответил Гарри.
— Шизоглаз, это он, — констатировал Люпин.
Всей кожей чувствуя, как пристально все разглядывают его, Гарри начал спускаться по лестнице, заталкивая палочку в задний карман джинсов.
— Не суй палочку туда, парень! — рыкнул Моуди. — А вдруг она вспыхнет? И покруче тебя маги таким вот образом задницы лишились!
— А у кого это были проблемы с задницей? — заинтересовано осведомилась у Шизоглаза женщина с фиолетовыми волосами.
— Не твоего ума дело, нельзя носить палочку в заднем кармане, и все тут! — буркнул Шизоглаз. — На элементарную технику безопасности в обращении с палочкой всем уже плевать, — он похромал на кухню и сварливо бросил через плечо женщине, которая возвела глаза к потолку: — Всё вижу, всё.
Люпин пожал Гарри руку и пристально взглянул в лицо:
— Как дела?
— Ннормально…
У Гарри в голове не укладывалось, что это не сон. За четыре недели не произошло ничего, не было ни малейшего намека на план, как выбраться с Прайвет-драйв, и вдруг, ни с того, ни сего, в доме появляется целая толпа магов, словно так и задумано.
Он глянул на людей, окружающих Люпина; люди еще более пристально посмотрели на него. Гарри внезапно подумал, что уже четыре дня не причесывался.
— Я… вам страшно повезло, что Дарсли нет дома… — пробормотал он.
— Повезло, ха! — воскликнула женщина с фиолетовыми волосами. — Да это я их выманила прогуляться. Я им маггловской почтой послала извещение, что они попали в финал Всеанглийского конкурса на Самую Ухоженную Загородную Лужайку. Сейчас они едут получать приз… во всяком случае, они на это рассчитывают.
Гарри мельком подумал, какое лицо будет у дяди Вернона, когда тот поймет, что никакого Всеанглийского конкурса на Самую Ухоженную Загородную Лужайку не существует и в помине, и сразу спросил:
— Мы уезжаем отсюда, да? Прямо сейчас?
— Почти, — ответил Люпин. — Мы ждем сигнала, что путь свободен.
— А куда мы поедем? В Нору? — с надеждой уточнил Гарри.
— Нет, не в Нору, — ответил Люпин, подталкивая Гарри в сторону кухни. Кучка магов последовала за ними, по-прежнему с любопытством разглядывая Гарри. — Там слишком опасно. Штаб мы разместили в таком месте, которое нельзя обнаружить. На это понадобилось время…