Префект - Аластер Рейнольдс 12 стр.


– Неужели ей нельзя помочь? Столько средств доступно и в этом анклаве, и на всем Блистающем Поясе…

– Но все они пасуют перед изобретательностью Часовщика. Впрочем, целая команда посвящает каждую минуту своей жизни поискам вариантов спасения Джейн. – Дрейфус пожал плечами. – Рано или поздно скарабея мы снимем, просто хочется уверенности в успехе. Второго шанса он нам не даст.

– Вашу начальницу очень жаль. Вы мне про жену до конца не рассказали. Если ее изолировали от Часовщика…

– Когда вытащили Джейн, стало ясно, что других префектов засылать бессмысленно. Часовщик растерзал бы их или что пострашнее придумал бы. Он уже прорывался за ограждения, так что захват СИИИ был вопросом времени. А потом… с его скоростью и умом Часовщик мог бы перебраться в анклав с миллионными населением.

– Рисковать вы не могли.

– Альбер Дюсолье, тогдашний верховный префект, решил обстрелять СИИИ ракетами с ядерными боеголовками. Другого способа сдержать Часовщика он не видел.

– Я в курсе, что институт уничтожили. – Дельфин медленно кивнула. – Но я не представляла, что на его территории оставались люди.

– Факты не утаивались. Просто в большинстве сообщений акцентировалось достигнутое и предотвращенное, а не потери.

– Вы присутствовали при операции?

– Нет. – Дрейфус машинально покачал головой. – Когда произошло ЧП, я был на другом конце Блистающего Пояса. Надеясь связаться с Валери, я сразу полетел к институту, но опоздал. Увидел лишь вспышку – СИИИ уже уничтожили.

– Представляю, как тяжело вам было.

– По крайне мере, Часовщик не успел добраться до Валери.

– Вашу жену очень жаль. И жаль, что мы при жизни не встречались. Похоже, нашли бы о чем поговорить.

– Это точно.

– Теперь припоминаю, об Альбере Дюсолье я слышала. С ним ведь что-то случилось после того ЧП?

– Три дня спустя его нашли мертвым в его отсеке. Дюсолье перевел хлыст-ищейку в режим меча и направил на себя.

– Не смог жить с содеянным?

– Да, видимо, так.

– Но ведь у него не оставалось выбора. Провел бы референдум о правомочности применения ядерных боеприпасов и наверняка получил бы поддержку населения.

– Такой вариант его явно не устраивал.

– И никакого объяснения, никакой предсмертной записки?

Дрейфус замялся: записка существовала. Он даже читал ее, благодаря допуску «Панголин». «Мы совершили ошибку. Зря так обошлись с институтом. Искренне раскаиваюсь в том, что мы сотворили с теми людьми, упокой Господь их души».

– Записки не было, – соврал он.

Не было ни записки, ни шестичасовой паузы между спасением Джейн Омонье и разрушением СИИИ. Ни паузы, ни необъяснимой связи с законсервированным кораблем «Аталанта», перемещенным с прежней орбиты поближе к СИИИ одновременно с началом ЧП. Никаких тайн. Всему имеется рациональное объяснение.

– Совершенно не понимаю, почему Дюсолье совершил самоубийство, – заявила Дельфин.

– Не смог простить себе содеянное. – Дрейфус пожал плечами.

– Даже если содеянное было единственно правильным?

– Даже если так.

Прежде чем заговорить, Дельфин обдумала его слова.

– У вашей жены была бета?

– Нет, – ответил Дрейфус.

– Почему?

– Валери не верила в бета-копии. Считала их не более чем ходячими и говорящими оболочками. Дескать, симулякр скопирует ее голос, внешность, даже фразы воспроизведет с большой долей точности, но все же это будет не она. Внутренний мир человека не смоделируешь.

– Вы так считаете вслед за женой?

Дрейфус развел руками:

– Простите, но уж как есть.

– Об альфа-копировании она не думала?

– Философских возражений у Валери не нашлось бы. Но мы с женой выросли среди воспоминаний о Восьмидесяти. Разумеется, с тех пор методика изменилась, но риск и сомнения остались.

– Теперь понимаю, откуда предубеждение к таким, как я. – Резкое заявление Дельфин смягчила сочувственной улыбкой. – Понимаю и не сержусь. Вы потеряли близкого человека. Признать, что я впрямь обладаю сознанием, для вас все равно что отречься от убеждений Валери.

– Уверяю вас, все не так сложно, – проговорил Дрейфус с жестом смирения.

– Вы человек, так что ничего зазорного. Я поспешила с выводами, простите.

– Вы ничего не знали.

Дельфин сделала глубокий вдох, словно готовилась нырнуть.

– Я обещала вам. Вы поделились личным и теперь хотите услышать причину, по которой я посвятила серию работ Ласкалю. Постараюсь объяснить, но, думаю, вас ждет разочарование. Я не просыпалась утром с твердой решимостью ваять Филиппа и ослепляющих вспышек не видела.

– Но ведь что-то произошло.

– По-моему, во мне нарастала некая потребность. Что-то подавленное рвалось наружу. Я успокоиться не могла, пока не рассказала людям о жизни Ласкаля.

– Вы хорошо знали тему?

Судя по неуверенному виду, Дельфин таким вопросом прежде не задавалась.

– Наверное, не хуже большинства обывателей. Я была наслышана о Ласкале и изучила отдельные факты…

– Был некий определяющий момент, когда вы решили заняться Ласкалем? Увидели нечто связанное с ним, услышали о клане Силвестов или о завесах?

– Нет, ничего подобного. – Дельфин помолчала, в глазах загорелся огонек. – Хотя помню один день… Я резала камни в своей вакуумной мастерской. Работала, конечно, в скафандре: даже если бы было чем дышать, жар плазменных резаков доконал бы меня. Я занималась совершенно другой скульптурой. Представьте дирижера перед оркестром, только вместо музыкантов сервороботы с плазменными горелками и резаками атомного уровня. Это и происходило в ателье: стоило мне придумать новую форму или текстуру, имплантаты передавали приказ роботам. Я чуть ли не подсознательно работала – силой воображения превращала камень в скульптуру.

– А потом?

– Я взглянула на скульптуру в очередной раз и почувствовала, что получается не то, что задумывалось. Хотелось высечь лицо чужака, а теперь оно кого-то напоминало. Узнав Ласкаля, я поняла, что подсознание толкает меня к его теме.

– Других объяснений нет?

– Хотелось бы мне подобрать рациональное объяснение, – сконфуженно проговорила Дельфин. – Но порой искусству чужда рациональность. То и дело натыкаешься на необъяснимое.

– Ценю вашу честность.

– Это разрушает вашу гипотезу о том, что кого-то оскорбило мое творчество?

– Вовсе нет. Вы могли что-то спровоцировать, сами о том не подозревая. Но вы правы: трудно представить, что одно упоминание о Филиппе Ласкале способно толкнуть на массовое убийство. – У Дрейфуса затекла спина, и он выпрямился. – И тем не менее преступление совершено. Пока мне хватит информации для работы. Спасибо, что уделили время, Дельфин.

– Что собираетесь делать дальше?

– Моя помощница – вы с ней встречались – разбирается с сообщением, поступившим к вам в анклав. Свяжусь с ней и посмотрю, куда ведет след.

– Интересно, что у вас получится.

– Обязательно сообщу.

– Префект, пока вы не отключили меня… Не пересмотрите мою просьбу? Хотелось бы поговорить с Верноном.

– Не могу допустить, чтобы вы сделали показания друг друга несостоятельными.

– Ни мне, ни Вернону нечего от вас скрывать. Я рассказала все.

– Простите, но рисковать я не могу.

– Префект, вы должны кое-что понять. Когда вы отсылаете меня в хранилище, я не существую.

– Это потому, что между допросами состояние симулякра не меняется.

– Да, я в курсе. Когда вы меня вызываете снова, я помню лишь наш последний разговор. Но есть ощущение, что я где-то побывала. – Дельфин впилась в Дрейфуса взглядом. – Не знаю, где это, но там холодно и одиноко.

* * *

Дрейфус активировал браслет, прочитал сообщение от Талии и сразу ее вызвал.

– Вижу, что ты в пути. Как дела?

– Неплохо, сэр. – Ответ пришел без ощутимой задержки. – Закончила первую установку.

– Все удачно?

– Возникла пара мелких проблем, но сейчас все улажено.

– Другими словами, на одном объекте работа закончена, осталось еще три. Ты движешься с опережением графика.

– Если честно, установка обновлений требует куда меньше времени, чем я запросила. Просто решила подстраховаться.

– Очень разумно.

– Вас интересует анализ сети, сэр? – спросила Талия после небольшой паузы.

– Ты ведь еще не занималась этим? – Судя по тону, Дрейфус надеялся на обратное.

– Снимков, которые вы прислали, вполне хватило. По-моему, зацепку я нашла. Если время поступления сигнала на «пузырь» Раскин-Сарторий указано с точностью до двадцати минут, я определила единственный роутер, который мог пропустить то сообщение.

– И что это за роутер?

– Вряд ли вы о нем слышали. Это свободно плавающий роутер под названием «Авангард-Шесть». По сути, вокруг Йеллоустона обращается простой валун с вмурованной станцией автоматической маршрутизации сигнала.

Дрейфус постарался запомнить название роутера.

– Снимков, которые вы прислали, вполне хватило. По-моему, зацепку я нашла. Если время поступления сигнала на «пузырь» Раскин-Сарторий указано с точностью до двадцати минут, я определила единственный роутер, который мог пропустить то сообщение.

– И что это за роутер?

– Вряд ли вы о нем слышали. Это свободно плавающий роутер под названием «Авангард-Шесть». По сути, вокруг Йеллоустона обращается простой валун с вмурованной станцией автоматической маршрутизации сигнала.

Дрейфус постарался запомнить название роутера.

– По-твоему, «Авангард-Шесть» хранит отметку о пропущенном трафике?

– Он хранит достаточно, чтобы вычислить отправителя сообщения. Даже если след ведет на другой роутер, он не потеряется. Как правило, сообщение проходит не больше трех промежуточных станций.

– Спарвер поможет с техническими вопросами. Удаленно ведь их не решишь?

– Нет, сэр, физическое присутствие необходимо. Но вы правы: Спарвер сообразит, что надо делать.

Дрейфус без лишних слов прекратил связь и приготовился вызвать другого помощника.

Глава 10

Они напоминали не людей, а гигантские розовые кораллы, блестящие, разветвленные, с таинственными изгибами. Бессчетные секунды Гаффни восхищенно разглядывал трехмерные модели – они пленяли и очаровывали. Если человеческие души заморозить и подсветить, они будут примерно такими. Оригиналы из плоти и крови погибли, сканирование альфа-уровня ни один из троих не проходил, так что теперь лишь бета-симулякры связывали Вернона Трежана, Энтони Теобальда и Дельфин Раскин-Сарторий с миром живых.

«Доспехи», вероятно, считали бет лишь сырьем для экспертного анализа – вроде фотографий или пятен крови, но Гаффни был менее прямолинеен. Он не одобрял консервативного убеждения, что в полном объеме права человека следует предоставить исключительно альфам. Важно лишь внешнее впечатление, а не то, что скрыто за маской. Поэтому Гаффни не особо тревожился из-за незнания сущности Авроры. Даже если она не человек, а машина – какая разница? Главное – ее сочувствие и настоящая забота о благополучии миллионов жителей Блистающего Пояса.

Разумеется, поначалу Гаффни сомневался.

Аврора явилась к нему пять лет назад, через четыре года после того, как он стал главой Службы внутренней безопасности «Доспехов». Прежде он много лет был старшим префектом, а до этого долго считался блистательным полевым.

Гаффни целиком посвятил себя «Доспехам» и не желал взамен ничего, кроме уверенности, что его коллеги преданы службе не меньше, чем он. Он жил службой, ради самодисциплины отказавшись от брака и социальных связей, и не смирялся с вынужденными лишениями, а приветствовал их.

Но потом случилось нечто, заставившее Гаффни усомниться и в значимости «Доспехов», и, косвенно, в своей человеческой адекватности. Его послали расследовать возможные нарушения процесса голосования в анклаве под названием Ад-Пять. Странный анклав – его построили на идеальном каменном полушарии, похожем на половину астероида, разрезанного надвое. Воздухонепроницаемые постройки росли и на плоской стороне, и на выпуклой – густозаселенные небоскребы в кольцах герметичных тоннелей. Пока не прошла мода, Ад-Пять был столицей игорного бизнеса. Впоследствии анклав перепробовал несколько социальных моделей, одна утопичнее другой, и остановился на той, которую застал Гаффни. Первые же месяцы принесли Аду-Пять колоссальный доход. Другие анклавы щедро платили за возможность приобщиться к ноу-хау.

Раз в месяц случайным образом выбирался богач. Несчастного пытали, растягивали муки лекарствами, не давая быстро умереть. Казна Ада-Пять пополнялась за счет продажи другим анклавам эксклюзивных прав просмотра и выбора пыток. Торги велись на аукционах.

Система вызвала у Гаффни глубокое омерзение. Он много странствовал по Блистающему Поясу и перевидал немало крайностей, но порочность Ада-Пять затмевала все. Один взгляд на жертву пыток – и Гаффни стало дурно. Дурнота переросла в уверенность: Ад-Пять – кощунство, общественное зло, которое нужно пресечь, если не уничтожить.

Но «Доспехи», а следовательно, и сам Гаффни, пресечь это зло не могли. Они следили за безопасностью и соблюдением избирательного права на Блистающем Поясе в целом. Что творится в отдельно взятом анклаве – при условии соблюдения активного избирательного права, моратория на отдельные технологии и виды оружия, – в юрисдикцию «Доспехов» не входило.

По этим критериям в Аду-Пять не происходило ничего предосудительного.

Гаффни не мог смириться с таким положением вещей. Сам характер пыток и коллективное нежелание граждан положить им конец доказывали, что абсолютную свободу людям доверить нельзя, а «Доспехам» нельзя доверить борьбу с моральным разложением, расползающимся по Блистающему Поясу.

Нужно что-то делать – в этом Гаффни не сомневался. У анклавов слишком много власти. Пора вернуть централизованное управление, хотя они за это не проголосуют. Даже умеренные государства опасались передавать слишком много власти организациям вроде «Доспехов». Дети играли слишком острыми ножичками. Поразительно, что пролилось так мало крови.

Гаффни начал излагать мысли в дневнике – нужно же навести порядок в своих принципах. Он чувствовал, что «Доспехам» пора измениться или даже прекратить существование, раз они не спасают людей от самых низменных наклонностей. Шеридан понимал: его идеи утопичны, они противоречат всему, что имя Сандры Вой олицетворяло последние двести лет. Только историю творят не благоразумные осторожные одиночки. Саму Сандру ни благоразумной, ни осторожной не назовешь.

Вскоре после этого Гаффни явилась Аврора.

– Ты хороший человек, Шеридан. Однако ты возмущен, словно все окружающие позабыли свои истинные обязанности.

Гаффни захлопал глазами: появление чужого лица на персональном секретном мониторе было для него полной неожиданностью.

– Кто ты?

– Сочувствующая. Если хочешь, то друг.

Гаффни был в анклаве «Доспехов». Раз Аврора пробралась к Шеридану, значит, теоретически, она находится здесь же. Только Гаффни еще тогда понял, что Аврора не на «Доспехах», что она незаметно проберется куда угодно – стены и двери ей не помеха, ни материальные, ни виртуальные. Относилась она к бета– или гамма-уровню, можно было лишь догадываться, но умом и проворством превосходила очень многих.

– Ты человек?

Вопрос Аврору явно позабавил.

– Неужели это так важно, если у нас с тобой одинаковые идеалы?

– Мои идеалы касаются только меня.

– Уже нет. Я ознакомилась с твоими рассуждениями и согласилась с твоими принципами. – Аврора кивнула в ответ на вопрос, лишь зарождавшийся в голове Гаффни. – Да, я прочла дневник. Не удивляйся, Шеридан. Ничего постыдного в этих мыслях нет. Напротив, они кажутся мне очень смелыми. Ты из тех мудрецов, которым дано заглянуть за рамки своего времени.

– Я префект и по долгу службы обязан думать о будущем.

– Одни к этому способнее других. Ты провидец, Шеридан, во многом, как я. У нас только методы разные. Твоя интуиция блюстителя порядка подсказывает, что Ад-Пять – симптом, верный признак эпидемии, которая и для «Доспехов» может стать тяжелым испытанием. Я вижу будущее через другой окуляр, но подмечаю те же угрожающие черты, те же намеки на приближение великой смуты.

– Что ты видишь?

– Конец всего сущего, Шеридан. Он наступит, если только смельчаки уже сегодня не постараются предотвратить катастрофу. – Аврора смерила его испытующим взглядом, совсем как учительница талантливого, но своенравного ученика. – Твой дневник свидетельствует о том, что ты встревожен. Но тревоги недостаточно, тут дела нужны.

– Я стараюсь по мере возможности. Вот окончательно соберусь с мыслями, изложу их другим старшим префектам…

– И с треском вылетишь из «Доспехов».

– Если подберу верные слова…

– Не изменится ровным счетом ничего. Ты пропагандируешь авторитарную власть. Ты понимаешь, что в ней спасение, но большинству людей ненавистна сама идея.

– Не обязательно же так.

– Конечно, не обязательно. Ты это понимаешь, чувствуешь сердцем. Авторитаризм может быть проявлением доброты, как у матери, прижимающей младенца к груди, чтобы не плакал и не бился. Только людей рациональными доводами не убедить. Им нужно просто показать.

– Такого никогда не случится. Даже если «Доспехи» пожелают, им не хватит силы захватить Блистающий Пояс. Граждане нам даже оружие носить не позволяют.

– Шеридан, есть другие способы установить контроль. Префектам не обязательно штурмовать каждый из десяти тысяч анклавов и провозглашать новый режим.

– Что нужно делать?

– При правильной подготовке все произойдет моментально.

– Не понимаю.

– Долгое время я рассуждала так же, как ты. Но, хорошенько поразмыслив, поняла, что переход к централизованному управлению должен быть мгновенным, чтобы исключить панику и ответную реакцию.

Назад Дальше