Одной из ее главных рижских «рабочих площадок» был Бикерниекский лес (Biķernieku mežs) на северо-востоке города, между спальными районами Пурвциемс и Межциемс, в советские времена известный более всего гоночной мототрассой. Расстреливали здесь с первого месяца нацистской оккупации и до 1944‑го. В 1941‑м убивали в основном латвийских евреев, но к концу года их уже почти не осталось – и в дальнейшем в ямы в Бикерниеки легли евреи из Чехословакии, Германии, Австрии: Рижское гетто, просуществовавшее до осени 1943‑го, становилось для них последним адресом. Поначалу расстрелы проводили немцы вместе с латышами, но потом команда Арайса взяла на себя бо€льшую часть работы.
Впоследствии в Бикерниекском лесу обнаружат почти 60 массовых захоронений. В 2001‑м здесь, где было уничтожено, по разным данным, от 35‑ти до 46‑ти тысяч человек – евреев (порядка 20 тысяч человек), советских военнопленных, антифашистов, неблагонадежных, – открыли мемориал.
А три года спустя латышская националистическая организация напечатает партию конвертов с изображением героического авиатора Цукурса. Еще год спустя в Лиепае, на его родине, пройдет выставка, посвященная судьбе авиатора, через девять лет – премьера мюзикла о ней же.
Судьба эта такова. При наступлении Красной Армии в 1944‑м Цукурс сбежал из Латвии на запад на машине с огромным прицепом, полным награбленного добра. Уплыл вместе с семьей в Бразилию, открыл там летную школу. Когда из социалистического блока пришла просьба о выдаче авиатора, бразильцы отказали. Но в 1965 году бодрого 64‑летнего Цукурса нашли и пристрелили агенты Моссада.
Его начальник Арайс удрал в Германию, преспокойно жил во Франкфурте под фамилией жены аж до 1975‑го, но все-таки был опознан, приговорен к пожизненному заключению и умер в тюрьме. Фридриха Еккельна судил трибунал Прибалтийского военного округа в Риге, «по месту основной работы» – в феврале 1946‑го его публично вздернули неподалеку от места, где сейчас стоит Памятник освободителям Риги. А вот рейхскомиссар Генрих Лозе, возглавлявший Остланд, отделался легко. Приговоренный к десяти годам тюрьмы, он всего через три года был освобожден по состоянию здоровья. Которое, впрочем, оказалось достаточно крепким, чтобы позволить ему прожить еще почти полтора десятка лет в тиши и покое родного городка на севере ФРГ.
Наводка:
* О мемориалах в Румбуле и в Бикерниеки – на сайте Еврейской общины Латвии: www.jews.lv
Ад
В 18‑ти километрах к юго-востоку от Риги на железнодорожной линии Рига – Айзкраукле (по ней ходит электричка) расположен городок Саласпилс. Сам по себе он невзрачен, но известен многим. Например, это один из древнейших населенных пунктов Латвии – еще тысячу лет назад тут жили ливы и балты, а первый епископ Ливонии Мейнард построил на соседнем с ним острове Даугавы (Salaspils по-латышски – «Островной город», «Город у острова») замок еще за 15 лет до основания Риги.
В XVII веке тут состоялась крупномасштабная битва поляков со шведами. А в советские времена в городке соорудили ядерный реактор – исследовательский, при Институте физики Латвийской академии наук. Еще в Саласпилсе расположен Национальный ботанический сад (Miera, 1) с краснокнижными растениями, где проводятся ярмарки саженцев, а в июле – Дни роз, на которые всех, чье имя Роза или фамилия Roze, пускают бесплатно.
И все-таки первое, с чем ассоциируется невинное название городка – самый страшный в Латвии нацистский концлагерь, где за два с небольшим года вместе с десятками тысяч взрослых были зверски убиты и замучены до смерти несколько тысяч детей.
Если ехать из Риги по трассе, то где-то за километр до Саласпилса будет указатель на мемориальный ансамбль (до него отсюда, опять же, километр). Открыт мемориал был в 1967 году; говорят, сначала к его созданию привлекли Эрнста Неизвестного, но партийные чиновники считали скульптора неблагонадежным и от работы над таким ответственным проектом отстранили. Как бы то ни было, авторы ансамбля получили Ленинскую премию. Жутковатое ощущение, испытанное здесь в детстве, когда нас, школьников, вывозили в Саласпилс организованно, я помню до сих пор.
Вход на территорию комплекса, ныне всегда безлюдного, преграждает длинная бетонная стена – впрочем, под ней есть проход. Над ним по-латышски написано: «За этими воротами стонет земля». По ту сторону – обширное пространство бывшего лагеря со скульптурными композициями, плитами, обозначающими расположение бараков, с памятным камнем на месте лагерной виселицы. Далеко разносится гулкий звук метронома, символизирующий биение сердца.
В этом месте с мая 1942‑го до осени 1944‑го работал филиал ада на земле, где людей убивали десятками изощренных способов, проводили над ними медицинские эксперименты, выкачивали из детей кровь, травили их мышьяком и разбивали им головы прикладами в целях экономии боеприпасов (что предписывалось инструкцией).
Встречаются два варианта названия лагеря: «Куртенхоф» и «Саласпилсская расширенная полицейская тюрьма и лагерь трудового воспитания». В охране лагеря были задействованы латышские полицаи, в том числе из команды Арайса. В Саласпилс свозили подозреваемых в нелояльности оккупационным властям, уклоняющихся от трудовой и продовольственной повинности, дезертиров из пресловутого Латышского легиона СС. Были тут и литовские военные, отказавшиеся создавать такой же Литовский легион (в отличие от Эстонии и Латвии в Литве его немцам сформировать так и не удалось). Были евреи и цыгане. Рядом с «гражданским» лагерем находился лагерь для советских военнопленных, где заключенные жили даже не в бараках, а в собственноручно вырытых норах в земле.
С 1943‑го в Саласпилс стали помещать женщин и детей, вывезенных из российских и белорусских сел в ходе карательных антипартизанских операций. Детей, включая самых маленьких, отбирали у матерей и содержали в таких условиях, что «охрана ежедневно выносила из детского барака окоченевшие трупики». Отчет комиссии, созданной после освобождения Латвии от нацистов – то есть, как я обязан написать, «повторной советской оккупации», – полон фраз вроде: «…При раскопках пятой части территории комиссия обнаружила 632 детских трупа предположительно в возрасте от 5 до 9 лет, трупы располагались слоями…» У малолетних узников Саласпилса брали кровь для переливания раненым, ставили на них опыты. Здесь были убиты и доведены до смерти 3–5 тысяч детей.
Всего через Саласпилс прошло порядка ста тысяч человек. Точное число погибших установить невозможно – эвакуируя лагерь в 1944‑м, немцы уничтожили его архив.
Впрочем, в нынешней Латвии вполне респектабельные историки с официальными должностями настаивают, что все вышесказанное – вранье русских оккупантов. «Советские и российские историки всегда утверждали, что Саласпилс был лагерем смерти. Ничего подобного!» – возмущался в интервью Инесис Фелдманис, член исторической комиссии при президенте страны (тот самый, что открыто называет здешних русских «гражданскими оккупантами»). Мол, это не Аушвиц, куда людей везли специально ради уничтожения, – вот же, читайте, черным по белому: «Лагерь трудового воспитания». Свидетельства о числе жертв, полагает Фелдманис, полностью сфабрикованы: «Они, конечно, легли в основу советской пропаганды: в десять, двадцать, пятьдесят раз нужно было преувеличить количество жертв, чтобы как можно в более плохом свете представить нацистов, причем к их жертвам еще и причислить самими уничтоженные миллионы».
Про то, что ничего страшного в Саласпилсе не происходило, пишутся книги и статьи. «Смерть детей не связана с тем, что детей убивали и выкачивали из них кровь, – объявляла со ссылкой на такую историческую работу здешняя правая газета. – У них брали анализы крови для медицинских нужд. Многие дети приезжали туда больными и умирали именно по этой причине. Мифы про убийство детей придумали в СССР».
А в 2001 году в австралийском Мельбурне мирно скончался благообразный 88‑летний старец. Латыш Конрадс Калейс, бывший оберштурмфюрер СС, член команды Арайса, командир роты охранников периметра Саласпилсского лагеря. Служа в самой известной латышской зондеркоманде, он участвовал в многочисленных расстрелах в Латвии и в карательных операциях в России и Белоруссии, ушел с отступающими немецкими войсками в Германию, оттуда уехал в Австралию, где сильно разбогател.
Когда уже в 1990‑х престарелого Калейса нашел центр Визенталя, Латвия долго тянула с запросом на выдачу. Как раз в это время здесь судили за геноцид красного партизана Кононова, обвиняемого в убийстве коллаборационистов. Латвийский министр иностранных дел сказал, что «дело Калейса» – международный заказ с целью давления на Латвию». Латвийский прокурор объявил, что свидетельства о вине Калейса «были выбиты следователями-евреями с помощью угроз и пыток». Когда, наконец, запрос на выдачу был отправлен и началась волокита с апелляциями, каратель спокойно умер, так и не представ перед судом. Партизана Кононова признали военным преступником.
В начале 2015 года в Париже, в штаб-квартире ЮНЕСКО готовилась к открытию выставка, посвященная малолетним узникам Саласпилса. Однако постпредство Латвии в последний момент настояло на ее отмене. Латвия, председательствовавшая в это время в ЕС, сочла, что выставка вредит ее имиджу.
Наводка:
* Об истории Саласпилсского лагеря – в рубрике «Память о Саласпилсе» на сайте www.rigacv.lv
Глава 19. «Московская» высотка над Московским форштадтом. Рига русская и советская
Парковка для императора
Русские князья пытались контролировать Латвию, когда она еще не называлась не только Латвией, но даже Ливонией. Но основанная немецким епископом Альбертом Рига стала базой крестоносцев, и Прибалтика не покорялась России еще целых полтысячелетия. Впервые российским городом Рига стала при Петре I, отбитая у Швеции во время Северной войны.
Петр был в Риге много раз (первый – еще при шведах, с Великим посольством), любил этот город, и Рига, в общем-то, всегда отвечала ему взаимностью. Петр Великий – персонаж множества здешних исторических легенд (например о том, как он лично тушил горящую церковь своего небесного покровителя, Петра), и даже сейчас в киоске от замотавшейся латышской продавщицы можно услышать: «Ну я же не Петр Первый, чтобы делать несколько дел одновременно!»
Есть в Риге и дворец прославленного русского монарха, в котором тот жил во время восьми своих посещений Риги. Находится он в двух шагах от самого «киношного» места Старого города, улицы Яуиниела – по ней от дома, из которого выпал Плейшнер (Jauniela, 25/27), надо чуть пройти в сторону набережной.
Другое дело, что распознать в довольно обычном трехэтажном розоватом доме по адресу Palasta, 9 резиденцию первого российского императора можно лишь по памятной доске. Дворец не выглядит дворцом, потому что строился не как дворец: Петр после взятия Риги выкупил дом у члена здешнего магистрата – правда, сильно перестроил. Здание и потом без конца перестраивалось, но цари в нем больше не жили, а теперь тут офисы и элитные квартиры. Единственный «русский след» – расположенное в доме популярное молодежное кафе «Ежик в тумане» («Ezītis miglā»).
Был когда-то в Риге и памятник Петру – единственный конный памятник в городе. То есть он стоит и сейчас – но теперь конный Петр не туристическая достопримечательность, а курьез. Впрочем, по порядку.
Увековечить императора решили в год 200-летия вступления его в Ригу – в 1910‑м. Памятник работы скульптора Шмидта-Касселя отлили на народные пожертвования и установили в начале Александровского бульвара (нынешнего бульвара Бривибас). Правда, любимая лошадь Петра Лизетта превратилась в коня – заметили это только в последний момент, когда делать операцию по перемене пола было поздно. На открытие монумента прибыл Николай Второй, гуляли три дня.
Вот только простоял Петр на высоком постаменте всего четыре с небольшим года – началась Первая мировая и при приближении к Риге линии фронта городские памятники решили эвакуировать на восток. Большая конная статуя не поместилась в трюме грузового судна, и лошадиный круп с задними ногами остался торчать из люка.
У Моонзундского архипелага корабль был потоплен кайзеровским эсминцем, во времена независимой Латвии пустой постамент снесли, а позже почти на том же месте поставили памятник Свободы. Правда, как раз тогда же эстонский водолаз нашел на дне статую императора, вылетевшую из незакрытого люка при погружении корабля. Эстонцы предложили городским властям Риги выкупить прежнюю гордость города – и власти это сделали, даром что Латвия была суверенная, а Петр – русский царь.
Но пока поднятой со дна морского скульптуре подыскивали новое место, грянул военный переворот. Националисту Улманису было не до Петра, потом пришли советские войска, потом немецкие, потом опять советские… Горисполком столицы ЛССР время от времени вяло размышлял о судьбе статуи – до тех пор, пока не кончилась ЛССР. При новой независимости отношение к российскому императору было уже совсем другим: его сочли оккупантом и о восстановлении памятника речи больше не шло.
Бронзовая статуя, распиленная на несколько частей еще при подъеме из моря, валялась на складе – и в конце восьмидесятых ее бы наверняка стащили охотники за цветметом, если бы советский отставной офицер Станислав Разумовский с группой энтузиастов не увез Петра на территорию военной части. Вскоре часть стала латвийской, а император в конце концов попал к бизнесмену – любителю скульптуры Евгению Гомбергу (это который сделал копию Барклая и увековечил мэра Армистеда со своим чау-чау). Тот отреставрировал статую и решил показать горожанам, поставив ее на лужайке в парке Кронвалда – но национал-радикалы немедленно подняли возмущенный шум (памятник оккупанту!), а тогдашняя мэрия выписала бизнесмену штраф за самоуправство. Гомбергу ничего не оставалось, как установить величественный конный монумент на частной автостоянке у собственной фирмы (Brīvības gatve, 223), довольно далеко от центра города. Только не на высоком постаменте, а на низеньком валуне – отчего по Интернету пошли гулять смешные фотографии: автостоянка с «Мерседесами» и припарковавшийся среди них конь императора.
Кстати, петербуржцы могут видеть рижского Петра перед Константиновским дворцом в Стрельне. Не оригинального – копию. Дело в том, что Рига на рубеже веков, не зная, что делать с памятником, решила подарить его Санкт-Петербургу на 300‑летие. Но рижские энтузиасты, любители старины, не желая упускать реликвию, стали просить россиян от подарка отказаться. Тогда, чтобы не создавать еще одного скандала, отлили копию – ее и подарили.
Мимолетное виденье
Другому знаменитому памятнику времен российской имперской Риги – Колонне победы (предполагают, что ее автором был сам Джакомо Кваренги, застроивший пол-Петербурга) – повезло еще меньше. Если Петр стоит на отдаленном паркинге, то Колонну в честь победы над Наполеоном восстановить не дали вообще. Судьба у них схожая (как и у Барклая): бронзовую Нику с вершины гранитного столпа эвакуировали одновременно с императором и генерал-фельдмаршалом во время Первой мировой в Россию, где она бесследно сгинула. Одинокая каменная вертикаль простояла у Рижского замка до переворота Улманиса: все русское диктатор любил не больше всего немецкого, так что колонну распилили и увезли в сад Виестура (Viesturdarzs).
Сад этот – на внешней границе нынешнего «тихого центра», возле порта. Тут и правда тихо, не очень многолюдно и вообще приятно; к тому же это первый публичный парк Риги, основанный самим Петром I и при Российской империи называвшийся Петровским. При Улманисе в него переместили еще и Александровские ворота, другой памятник войне 1812 года (первоначально эта триумфальная арка стояла там, где сейчас вэфовский воздушный мост).
Если пойти в Старый город как раз со стороны «тихого центра», придется пересечь улицу Кришьяня Валдемара (Krišjāņa Valdemāra) и двинуться через сквер на площади Екаба (Jēkaba laukums). В самом центре сквера нельзя не заметить странный каменный круг. Тут и должна была стоять восстановленная Колонна победы, реставрированная в конце перестройки. Но аккурат в это время заявляли о себе латышские национал-радикалы, русский монумент был удобной мишенью для атак, и в итоге вместо старейшего памятника города туристу остается разглядывать лишь его пустое основание.
Впрочем, можно посмотреть и прямо перед собой, на длинное желтое здание – это выставочный зал «Арсенал» («Arsenāls», Torņa, 1), расположенный и правда в бывшем арсенале, складе боеприпасов. Желтый цвет его и классицистская архитектура не зря напоминают о Петербурге – строить Арсенал в 1820‑х повелел, как говорят, лично Александр I, а стилистику здания называют «царским» классицизмом.
Если повернуть направо, на улицу Торня, выйдешь на Замковую площадь (Pils laukums). Изначально, в 1817‑м, 16‑метровую Колонну победы установили не на площади Екаба, а как раз тут, перед Рижским замком. Но в 1990‑м, когда многострадальный монумент было решено восстанавливать, место еще было занято – на Замковой стоял памятник большевику Петерису Стучке. Через год его снесут, Колонну не поставят вообще нигде, и Замковая площадь тоже останется пустой. Но раз уж мы здесь, можем заглянуть в довольно приятный, средней ценовой категории подвальный ресторанчик «Старая дева с кошкой» («Vecmeita ar kaķi»), что в углу площади, в начале улицы Маза Пилс (Maza Pils, 1).
В Рижском замке во времена Лифляндской губернии размещалась ее администрация, а в начале XIX века тут пару лет проработал секретарем при генерал-губернаторе Сергее Голицыне молодой драматург Иван Андреевич Крылов, еще не прославившийся как баснописец и не похожий на свой хрестоматийный старческий портрет.