Очнулся я в кромешной тьме и ещё долго лежал, с трудом соображая, где нахожусь. Потом вспомнил. Нащупал негнущимися пальцами в нагрудном кармане гимнастерки раздавленный коробок спичек и с третьей попытки добыл огонь. При слабом, колеблющемся свете я осмотрелся вокруг себя. В трех метрах от себя, я увидел лежащего ничком лейтенанта. Догоревшая до конца спичка угасла. Собрав остатки воли в кулак, я пополз к нему. После мучительных усилий, нащупав сначала его ногу, а затем и голову, я как мог, постарался привести его в чувство. Через некоторое время, он начал подавать признаки жизни и вскоре со стоном перевернулся на спину. Я запалил новую спичку и в её колеблющемся свете мы осмотрели друг друга. Сам я себя конечно не видел, но по выражению Диминого лица, я понял, что людей в гораздо лучшем состоянии, давно уже отнесли на погост. Но мы были еще живы.
– Где это мы? – усталым голосом спросил Дима, безуспешно пытаясь сесть.
– В туннеле сидим.
– А почему так темно?
– Наверное вход обрушился.
– А как же наш грузовик?
– Боюсь, от него мало что осталось! Во всяком случае он вряд ли он теперь на ходу.
– Давай, Серега, выбираться отсюда поскорее, – прошептал Дмитрий, – иначе нам конец. Никто же не знает, куда мы поехали.
– Тогда попробуй подняться, Дим, – принялся я поднимать его.
Поддерживая и подпихивая друг друга, мы кое-как встали на ноги и, держась за стенку тоннеля начали долгий путь наружу. Дальнейшие события я вспоминаю с трудом. Ощущение реальности, видимо, посещало меня уже с перерывами, а мое измочаленное тело двигалось чисто рефлекторно. К вечеру нам удалось добраться до какой-то мелкой речки. Я вспоминаю, что очнувшись в какой-то момент ощутил, как Дима тянет меня за ремень к воде, а мои руки волочатся за мной словно рыбьи хвосты. Еще помню момент, когда мы обнявшись и поддерживая друг друга, карабкались по поросшему густой травой косогору, хотя куда и зачем мы лезли, не имею ни малейшего понятия. Нашли нас, видимо, только на следующий день, еле-еле подающими признаки жизни. Здесь в моей памяти наблюдается полный провал. Только где-то через неделю я очнулся в госпитальной палате от громких слов стоящих вокруг моей койки людей в белых халатах. Один из них, мне запомнились его слова, рапортовал другому постарше.
– Сильная степень лучевого поражения, товарищ майор, обширный некроз тканей по всему телу и ярко выраженная дистрофия.
– Это они о ком говорят такое страшное? – подумал я, силясь разлепить опухшие веки. Но когда же мне удалось приоткрыть один глаз, я понял, о ком они говорили. Речь шла обо мне.
Дней через десять мне стало лучше, не столько из-за стараний докторов, сколько от пахучего и горчайшего снадобья, которое мне тайком давала пожилая кореянка, работавшая в нашей палате медсестрой. Прекратился бивший меня часами озноб, появился хоть какой-то аппетит и нормальный сон. Через три недели меня выписали, и вот, вчера я получил проездные документы и еду теперь домой. Остались от всего этого только шрамы. Старшина протянул ко мне свои густо иссеченные белыми полосками руки: – Да вот еще что. Он снял китель, встав в проходе купе подтянул к голове новую нательную рубаху и показал мне свою обнаженную спину. Я невольно содрогнулся. Чуть ниже левой лопатки почти во всю спину у старшины алел страшный ожог в виде двух концентрических кругов в центре которых находилась фигура, напоминающая треугольник со скошенными вершинами.
– И где же ты такое украшение заработал? – поинтересовался я, осторожно трогая пальцем рисунок. Мой собеседник одернул рубаху и уселся на полку.
– Мне кажется, это там, в карьере меня наградили. Что удивительно – кожа сзади не слезала и, вообще, я об этом узнал, только когда мылся в бане неделю назад, а раньше ничего такого не было и в помине.
– Странное дело, – пробормотал я, – А как же твой друг, с ним-то что сталось?
Светловолосый старшина насупился и вздохнул.
– Я у всех спрашивал, и в госпитале, и в военкомате. Никто ничего не знал, а может быть и не хотели говорить. Димка меня точно спас, а сам, может быть и до госпиталя не дотянул.
Он вытащил из кармана мятый платок, высморкался и сказал: – Давай, пожалуй, спать, слаб я еще пока.
Проснувшись назавтра часов в десять, я уже не увидел его на полке и спросил хлопотавших вокруг столика двух остальных моих попутчиков.
– Где же тот молчаливый старшина?
– А, это седой-то, – ответил один из них, – так он уже часа два как сошел на какой-то станции. Вроде бы плохо ему стало, даже санитаров вызвать пришлось. Вставай и ты, ефрейтор, скоро станция, харча прикупить надо, вставай скорее.
* * *Ровно через шестнадцать часов двадцать пять минут после того как за его спиной захлопнулась дверь генеральского кабинета, осунувшийся и обросший свежей щетиной майор стоял у другой двери, двери КПП воинской части № 4335. Толкнув её истёртую до белизны ручку и тут же убедившись, что та заперта изнутри, Хромов отступил на шаг и поискал глазами кнопку звонка. Не найдя её просто забарабанил в забитую фанерой фрамугу кулаками. Время было раннее и он стучал довольно долго, прежде чем в помещении послышались шаркающие шаги и чей-то старческий голос осведомился о причине такого шума.
– Откройте, – требовательно крикнул Илья, – пакет из штаба округа.
– Паке-е-т? – удивились из-за двери. Пакеты здесь не принимают!
– А где же принимают? – ещё более грозно рявкнул майор.
– Так это, пожалуй что, со стороны улицы Савченко, – неторопливо ответствовал голос, – там и проезд для машин есть, там и пакеты…
Поняв, что здесь правды он не добьётся, Илья пустился в обход необозримо длинного щедро увешанного колючей проволокой бетонного забора. Улицу Савченко он обнаружил уже минут через пятнадцать, а ещё через десять его служебное удостоверение недоверчиво рассматривал заспанный дневальный на расположенной у главного корпуса проходной. Вернув документ и довольно толково рассказав, как пройти к дежурному по отделению, он предупредительно распахнул двери перед майором и указал пальцем в сторону одиноко горящей лампочки у одного из больничных парадных.
– Вам туда, товарищ майор, где свет горит, и держитесь на дороге правой стороны, слева лужа.
Дежурной по отделению оказалась очень миловидная рыжеволосая дива, в сильно укороченном халатике и с томной походкой ленивой и всеми обласканной кошки. Видимо на неё произвело сильное впечатление внезапное появление посланца из далёкой Москвы и она, даже не спрашивая у него документов, домовито захлопотала вокруг устало рухнувшего в единственное кресло Хромова, предлагая ему то чай с ликёром, то бритвенный прибор, то тёплую воду для умывания. Решив не отказываться ни от чего, Илья начал с чая, усадив рядом с собой за компанию и рыжеволосую.
– Инна Николаевна, – прочитал он изящную бирочку приколотую над левым карманчиком её халатика, – мне хотелось бы, пока есть время, узнать побольше о некоем Стрельцове, лежащем у вас кажется с…э-э, с… какого же года-то?
– Да, да, – защебетала та, – мгновенно поняв о ком идёт речь, – ну конечно, Сергей Юрьевич его зовут. Даже удивительно, что о нём кто-то вспомнил. По документам он у нас числится с восемьдесят первого года. А до этого он ещё где-то лежал, где, сейчас уже и не вспомню. Но, если это срочно, – сделала она робкую попытку приподняться.
Илья ловко удержал её за мягкую податливую руку.
– Не торопитесь Инночка, – устало произнёс он, – с бумагами ещё успеется. Вы мне пока о самом Стрельцове расскажите, желательно поподробнее.
– Хотя я здесь совсем недолго работаю, – кокетливо улыбнулась та, осторожным движением поправляя волосы, – но таких пациентов, как этот, не видела никогда. Он по большей части спит, просто как сурок какой-то, иной раз дня по три, четыре а то и по неделе. Его в палате даже «топтыгиным» прозвали за постоянный сон. Потом вдруг проснётся, сразу куда-то собираться начинает, какого-то Дмитрия всё спрашивает. Мол жив ли он, уцелел ли после какого-то взрыва. А у нас в городке никаких взрывов не было уже лет двадцать. Я ведь здесь и родилась, – ловко уклонилась она от обсуждаемого предмета, а училась в Красноярском медучилище. У нас ещё на курсе…
– Не отвлекайтесь, пожалуйста, – напомнил ей майор, – я ведь прошу рассказать только о Стрельцове.
– Ой, – смутилась та, – извините. Знаете, ночью тут так тоскливо, так одиноко… – при этом она так повела глазами, что даже смертельно уставшему и плохо соображающему майору стало ясно, что она совсем не против, развеять с ним своё вечернее одиночество.
– Инна, голубушка, – подлил он ей коньяка в почти остывший чай, – я не спал двое суток и неизвестно, когда ещё посплю, а завтра, то есть сегодня, мне уже лететь обратно…
– А это мы сейчас устроим, – радостно вспорхнула его собеседница, – у меня как раз утром освободилась одноместная палата, там нас никто не потревожит.
– Инна, голубушка, – подлил он ей коньяка в почти остывший чай, – я не спал двое суток и неизвестно, когда ещё посплю, а завтра, то есть сегодня, мне уже лететь обратно…
– А это мы сейчас устроим, – радостно вспорхнула его собеседница, – у меня как раз утром освободилась одноместная палата, там нас никто не потревожит.
Илья, уже с трудом боровшийся со сном не обратил внимание на слово «нас» и решил, что действительно будет лучше не пороть горячку, и дождаться для расспросов более компетентных специалистов. Он тяжело поднялся с места и увлекаемый Инной вглубь коридора, вскоре добрался до расположенной в торцевой части здания небольшой палаты. Даже не успев толком раздеться, он упал на подушку и сквозь неодолимо накатывающий сон услышал только певучий голос медсестры освобождающей его от остатков одежды.
* * *Встретиться с начальником госпиталя подполковником Иванниковым Илье удалось только после одиннадцати, то есть после основного утреннего обхода, регулярно совершаемого Григорием Константиновичем многие годы, невзирая ни на какие препятствия или происшествия. Так было и на этот раз. Он, конечно, был с самого начала извещён о появлении столичного гостя, но передал тому приглашение зайти в его кабинет только после завершения ежедневного ритуала.
Выспавшийся и гладко выбритый Хромов уже несколько часов мрачно сидел у кабинета подполковника в ожидании аудиенции. Наконец тот соизволил его принять, послав приглашение через пожилую санитарку. Поскольку сам Иванников не знал с чем приехал Хромов, то и разговор на всякий случай начал в довольно агрессивной манере, провоцируя незваного гостя на ответную реакцию.
– Я слышал, – громко произнёс он, едва поздоровавшись, – что Вы грубо нарушили наш распорядок и устроились в подведомственном мне госпитале, словно в рядовой гостинице!
– Да, – не моргнув глазом ответил Илья, вызывающе задрав подбородок, – и попрошу вынести благодарность ночной дежурной по отделению благодарность за проявленное гостеприимство. Вы ведь не будете наказывать людей помогающих офицерам выполняющим важное правительственное поручение?
– Ваше командировочное, – уже более миролюбиво буркнул подполковник, протягивая руку через разделяющий их стол.
– Прошу, – в ответ протянул ему майор пластиковую папку.
Подполковник углубился в чтение.
– Забираете, значит, – с лёгким оттенком грусти произнёс он, возвращая папку обратно. В таком случае позвольте поинтересоваться, как быстро вы его хотите вывезти в Москву?
– Как можно быстрее.
– Да, проблема-а. Хочу вас предупредить вот о чём. Перевозить и даже проводить какие-либо процедуры с Стрельцовым лучше и удобнее, когда он пребывает в спящем состоянии, но поскольку никто точно не может сказать, как долго это состояние у него продлится, вам придётся задействовать специальный санитарный рейс.
– Он что, разве буйный?
– Не то что бы буйный, – задумчиво отозвался Иванников, – но однако и не совсем спокойный. Месяц назад он в умывальнике ненароком сорвал с трубы водопроводный кран.
– Как сорвал?
– Легко сорвал, двумя пальцами. Да вы лучше почитайте его историю болезни, хотя бы за последний год, узнаете много интересного.
– Рад бы воспользоваться вашим советом, поднялся на ноги Илья, но к сожалению не имею для этого достаточного количества времени. А сейчас попрошу вас как можно быстрее подготовить Сергея Юрьевича Стрельцова к выписке, разумеется со всеми вещами и документами. Абсолютно со всеми, – добавил он с нажимом.
Вернувшись в своё временное прибежище, Илья сел у телефона и, используя выданный ему перед отъездом электронный справочник, набрал номер ближайшего военного аэродрома. Дозвонившись до строевой части, он попросил срочно соединить его с начальником штаба. Преставившись ординатором Центрального военного госпиталя, Хромов справился о наличии санитарных бортов для срочной перевозки больного.
– С удовольствием готовы помочь, – ответили ему, – но из двенадцати специализированных самолётов в готовности к немедленному вылету находятся только два, да и те «Кукурузники». Таким образом, в наших силах доставить вашего больного только до Кемерова или, на худой конец, до Томска.
– Как быстро можем вылететь? – тут же поинтересовался Илья, сразу решивший, что двигаться с пересадками всё же лучше, нежели ждать более подходящей оказии.
– Часа через два, три, – как-то нерешительно ответил штабист, – во всяком случае не раньше.
Это вполне устраивало, поскольку на дорогу к аэродрому уйдёт полчаса, на посадку и оформление документов ещё минут двадцать, да здесь сборы продлятся не менее часа. Примерно так всё и произошло. Пока одевали и собирали в дорогу сонного Стрельцова, пока упаковывали в ящик из-под посылки сопроводительные бумаги, Илья успел собраться сам, сытно пообедать в госпитальной столовой, и даже связаться с аэродромным начальством в Кемерово.
Наконец прибежал запыхавшийся солдатик из санитарного взвода и доложил, что выписываемый Стрельцов готов к отгрузке.
Хромов, подхватил чемоданчик и бодро вышел в коридор. Спустившись к парадному подъезду, он только здесь увидел того, кого должен был сопровождать в Москву. На транспортной койке с обрезиненными колёсиками лежал плотно увязанный полотняными ремнями мужчина неопределённого возраста, с совершенно седой головой, но с ржаного цвета плохо ухоженными усами и столь же неопрятной ржавой бородой.
– Что, – кивнул Илья в сторону койки сопровождавшим больного санитарам, – побрить его не могли на дорожку?
– А что такого-то, – кривовато усмехнулся один из них, – ему она даже нравилась.
Снаружи коротко рявкнула автомобильная сирена.
– Ладно уж, грузите тело на борт, – напутственно взмахнул рукой майор, остановив ворохнувшегося было солдата, – а то и так опаздываем.
* * *Весь перелёт до подмосковного Чкаловска с двумя пересадками и массой бумажной волокиты занял всего двадцать семь часов и Хромов был ужасно горд собой, поскольку сумел сам, без какой-либо сторонней помощи организовать столь необычную и ответственную доставку. Прямо на лётном поле его встретил Вронский, с которым они не виделись почти четыре месяца.
– Что так поздно? – шутливо хлопнул он Илью по плечу, – я ждал тебя уже к обеду.
– Да ты что, – устало отмахнулся тот, – какой обед, я уже не пойму в этой беспрерывной круговерти, когда должен быть день, а когда ночь. Ты, кстати, вызови кого-нибудь на помощь, надо бы моего подопечного вынести на воздух.
– Мне кажется, что он сам решил подышать, – отозвался тот.
– Илья оглянулся. На самой верхушке трапа, придерживаясь руками за створки люка неуверенно топтался его подопечный.
– Как же он от ремней-то освободился? – мелькнула у Ильи недоумённая мысль. Эй, стой там, – крикнул он, бросаясь обратно к самолёту, – сейчас я тебе помогу.
Однако Стрельцов, казалось, не слышал его, или сделал вид, что не услышал. На неуверенно подрагивающих в коленях ногах он начал спускаться вниз и дошёл уже до середины трапа, когда майор подхватил его под тощий локоть. Сергей на секунду замер и повернул к нему мёртвенные остановившиеся глаза: – А Дима-то где? – произнёс он свистящим шёпотом.
При этом он так сильно сжал предплечье Ильи, что тот еле удержался от болезненного вскрика.
– Он ждёт тебя, – как можно ласковее произнёс Хромов, на всякий случай перехватывая больного спутника поудобнее, – мы тебя сейчас к нему проводим.
С помощью подоспевшего Андрея он усадил Стрельцова в фургончик УАЗа и они спешно покинули лётное поле. По мере того, как они удалялись от Чкаловска состояние их подопечного как будто улучшалось. На его лице постепенно появилось вполне осмысленное выражение и он даже довольно удачно ответил на несколько заданных Ильёй вопросов о своём самочувствии. Наконец машина замедлила ход и водитель подал прерывистый сигнал. Илья наклонился к окошку и увидел, что они въезжают в распахнутые зелёные ворота. Лязгнули запоры задних дверей машины, и через несколько секунд тревожно озирающийся Стрельцов был усажен санитарами на разболтанное кресло-каталку, после чего препровождён в приземистое, сильно вытянутое здание, более похожее на какой-нибудь склад, нежели на медицинское учреждение.
Дождавшись, пока за санитарами закроется дверь, Илья завернул рукав куртки и продемонстрировал Андрею синие отпечатки пальцев.
– Ни за что бы ни поверил в такое, – помассировал он затёкшую руку, – вроде дистрофик, а как вцепился, так едва не удавил. Не зря главврач предупреждал. Впрочем, всё это не стоит долгого обсуждения, главное для нас, на будущее, не стоять рядом с этим субъектом. Да, – а кстати, – перепрыгнул он на другую тему, – а где же наш неутомимый Евсеич?
– Обещал, что будет ждать нашего прибытия здесь, в каком-то холле. Хотя, у него по семь пятниц бывает на неделе. Вполне мог и поменять своё решение.