Журба сделал вид, что обдумывает слова собеседника, хотя на самом деле просто выискивал веский контраргумент. И таковой, по его мнению, нашелся.
– Эти бляди, которых мне пришлось убить, тоже были не цветочками на лесной поляне, – буркнул он. – Что, скажете, я не прав?
Громов внимательно посмотрел на него и покачал головой:
– Полемизировать и дискутировать я с вами не буду, Вячеслав Игнатьевич, не надейтесь. Могу лишь предложить следующий вариант: мы выезжаем за город, я даю вам оружие, а вы пытаетесь сохранить себе жизнь за счет моей. Это будет что-то вроде суда офицерской чести, хотя у вас она напрочь отсутствует. Устраивает?
Журба насупился:
– Никуда я с вами не поеду!
– И уговаривать вас бесполезно?
– Бесполезно, – подтвердил Журба. Здесь, в отделении милиции, у него все еще сохранялся какой-то шанс, пусть самый малюсенький. Но оставаться с этим бешеным майором с глазу на глаз где-нибудь в пустынном месте… Бр-р!
Журба передернулся, и в этот самый момент разогретая громовской рукой граната впечаталась ему между бровей. На этом его знакомство с представителем ФСБ завершилось.
Теперь, проведя по лбу, он обнаружил там внушительную выпуклость, которой раньше не было. Гематома взамен способности размышлять логично и взвешенно – не самое выгодное приобретение.
Потирая липкий от выступившей крови лоб, Журба глядел перед собой пустыми глазами до тех пор, пока не обнаружил, что в поле его зрения давно уже красуется закупоренная бутылка «Горилки с перцем», водруженная на письменный стол. Это так позаботился о нем майор перед уходом. Сначала чуть череп не проломил, а потом надумал утешить на прощание. С него, видите ли, причитается! Конечно, причитается, еще как! И совершенно напрасно проклятый майор рассчитывал отделаться водкой.
Назло ему Журба сначала решил не прикасаться к бутылке, но ушибленная голова требовала своего. Может быть, водочного компресса, хотя, прежде чем подняться, Журба прихватил с подоконника залапанный стакан из тонкого стекла с золотистым ободком по краю.
Привстав со стула, он почувствовал, что зацепился чем-то за его спинку, и раздраженно заглянул через плечо.
Граната, которую он надеялся никогда больше не увидеть так близко, была примотана к краешку сиденья клейкой лентой. А с брючного ремня Журбы свисал кусок проволоки, на конце которого болталось металлическое кольцо. «Похоже на хвостик, – отстраненно подумал Журба. – Что за глупые детские шутки?»
Больше времени на раздумья у него не осталось. Граната с выдернутой чекой взорвалась практически прямо под ним, подбросив капитана милиции метра на полтора вверх, прежде чем расшвырять его останки по всему кабинету и прилегающей к его окну территории.
Эксперты потом цокали языками, дивясь такому экстравагантному способу самоубийства. А хоронили Журбу в объемистом закрытом гробу, хотя все, что от него осталось, вполне могло бы уместиться в стандартной урне для мусора.
Глава 14 …и бандит с бандитом говорит
Ярчайший мир, полный причудливых красок, волшебных звуков и совершенно непередаваемых ощущений, рухнул в одночасье, поблек и сжался до размеров кабинета. В том исчезнувшем мире алкалоидного бога Морфея Минина переполняли восторг и непередаваемое чувство легкости. В этом, плоском и сером, сотворенном неизвестно кем и неизвестно зачем, ему становилось все страшней, все неуютней. Ты наслаждаешься трехмерным изображением и стереофоническим звучанием, а тебя грубо тормошат и предлагают взамен черно-белое кино, смотреть которое тебе совершенно не хочется. Это и есть облом. Самый настоящий.
Тяжело приподнявшись на диване, Минин с ненавистью посмотрел на трезвонящую трубку сотового телефона – единственную, которую он не решался отключать. Трубку передал ему Зубан, предупредив, что они должны постоянно поддерживать связь. Это произошло, когда Минин сдуру взялся выполнить его поручение, не подозревая, что основная прибыль от стремного дельца будет поступать в виде разных неприятностей.
– Да! – хрипло сказал Минин, с трудом дотянувшись до трубки.
Разумеется, звонил из Москвы Зубан, кто же еще? После «коронации», состоявшейся год назад на большом сходняке в Ташкенте, он мог бы Минина и среди ночи разбудить, и с унитаза снять, было бы такое желание. И тон у Минина, не успевшего как следует подтереть задницу, все равно должен быть приветливым и уважительным.
– Рад слышать тебя, Зубан, – произнес он, растягивая губы в ненужной улыбке, которую некому было оценить по достоинству.
Собеседник ответной радости не высказал. Для начала пожаловался на трудные времена, повздыхал по поводу отсутствия воровского профсоюза, поинтересовался, как обстоят дела у сочинского кореша.
– Никто хабар изо рта не вырывает? – спросил он как бы между прочим. – В совете или в помощи не нуждаешься?
– Нет, спасибо, – с достоинством ответил Минин. – Я сам улаживаю свои проблемы. Вовремя. В настоящий момент у меня их нет.
– Это правильно, – одобрил Зубан. – Ты у нас человек современный, энергичный, в ногу со временем идешь, вот-вот честным коммерсантом заделаешься… – Тут последовала многозначительная пауза, после которой у беседы наметился совершенно неожиданный поворот: – А у меня, вора старого, проблема возникла.
И знал ведь Минин любимую присказку Зубана насчет того, что чем меньше знаешь, тем легче подыхаешь. Но все равно купился. Как же, сам вор в законе ему жалуется!
– Какая? – спросил он автоматически.
Когда слово было произнесено, сам он похолодел, зато трубка, прижатая к уху, удовлетворенно хохотнула.
– А такая, что общак пустует, благо наше воровское… Ты вот тачки чуть ли не каждый день меняешь, а у меня башка пухнет от мыслей, где башли брать. Много требуется: на грев зоны, на адвокатов хитромудрых для братвы, на дела общие. – Зубан ронял слова неспешно, растягивая фразы, как нити паутины, в которой ничего не стоит запутаться любопытной жертве. – Ты, Миня, – урчал он, – должен понимать, не рогомет ведь кожаный, зоны не нюхавший. Законы наши знаешь…
Минин переложил трубку из руки в руку, словно она обожгла ему пальцы. Когда авторитет бодягу о законах разводит, держи ухо востро, очко покрепче стискивай, задом к стеночке прижимайся. Проклиная себя за то, что дал вырваться коротенькому, но очень нерасчетливому вопросу, потянувшему за собой пространные рассуждения, он попытался съехать с поднятой темы:
– По правде сказать, коммерция моя – так, для виду только. С понтом под зонтом, а сам под дождем. С баблом у меня тоже негусто.
Тембр голоса в трубке сделался металлическим:
– Сам вопрос задал, а теперь перебиваешь старика. Нехорошо. Я ведь гнид барачных подольше твоего топтал, Миня. Если все те параши, что из-под меня вынесли, в твое море Черное опорожнить, то оно коричневым до скончания века станет. Просекаешь, к чему я клоню?
Хотелось Минину гортань слюной смочить, да только во рту у него мигом пересохло, когда он про парашу услышал. Эта тема совсем уж скользкой была, тут каждый шажок выверяй, как в сортире обледенелом.
– Я слушаю, Зубан, – выдавил он из себя. – Извини.
– Да какие между нами, корешами, могут быть церемонии! – благодушно воскликнул Зубан. – Ты глупость сморозил, я забыл. Стариковская память короткая, нет в ней места обидам мелким…
И тишина. Долгая, настораживающая.
Если бы после этих слов собеседник попрощался и оборвал разговор, это означало бы, что он считает себя оскорбленным. Но через несколько секунд, на протяжении которых Минин напряженно вслушивался в каждое потрескивание на телефонной линии, Зубан заговорил снова:
– Та проблема, о которой я толкую, сразу на нет сойдет, как только Аркаша Сурин найдется. На вид он чмо, глиста тифозная, а стоит побольше иного олигарха. Так что на тебя вся надежда, Миня. Отыщешь Сурина – долю от общего куска выделим. Не отыщешь…
Фраза осталась недоговоренной, но Минину от этого легче не было. Он, так гордившийся своим умением «перетирать любые темы» и «держать базар», облажался как последняя сявка! Слова «вся надежда на тебя» звучат, конечно, красиво. А на деле это означает – «ответ тоже ты держать будешь».
Минин тщательно вытер вспотевшую ладонь о спинку дивана, переложил в нее сделавшуюся скользкой, как мыло, трубку и робко попытался выправить ситуацию:
– Ты же знаешь, Зубан, как я тебя уважаю. Все, что могу, я сделаю. И…
– Не канают такие отмазки! – оборвал его голос, повысившийся на полтона. – Если бы ты раньше от бабок моих отказался и пообещал по дружбе пособить даром, вот тогда и дул бы мне в уши про «помогу, чем смогу». Но ты мзду взял за дело, и теперь головой за него отвечаешь. Так? – Не дождавшись ответа, Зубан повторил вопрос уже с откровенно угрожающей интонацией: – Так, спрашиваю?
– Выходит, что так, – был вынужден признать Миня. Идти на попятный означало бы расписаться в том, что он не отвечает за свои слова и поступки. Человеку с именем и авторитетом легче самому удавиться, чем ждать, пока подоспеют расторопные помощнички с удавками да пиками.
– Ну вот и славно, – протянул Зубан. Казалось, он при этом блаженно щурится, как кот, вдосталь наигравшийся с мышью и готовый слопать ее в любой момент, но пока что ленящийся сделать это. – Ты, Миня, человек с понятием, уважаю. Приятно было лишний раз в этом убедиться. – Издевки в голосе прозвучало самую малость, но вполне достаточно, чтобы ее можно было уловить чутким ухом. – А теперь по делу говори. Что там у тебя?
Минин с ненавистью покосился на телефонную трубку и сказал, стараясь не выдать своих чувств дрогнувшим голосом:
– Пока ничего нового. Отслеживают Сурина по всему побережью, но он залег где-то, падла, носа не высовывает.
– Он и не должен высовывать. Думаешь, он на лыжи встал для того, чтобы по кабакам шляться да шампунь со шмарами хлебать? – Зубан презрительно хмыкнул. – Его не отслеживать нужно, а искать. Землю рыть! А ты?
– Я… – начал было Минин, но собеседник оборвал его, словно не он только что задал вопрос:
– Погоди. Я не все еще сказал. Что за «костюм» конторский у тебя под носом тасуется, не пойму? Говорят, утопленничком сильно интересуется…
Спрашивать, кто говорит, не имело смысла. Зубан всегда все знал. А если нет, то делал вид, что в курсе, и проверять степень его осведомленности у Минина не было ни малейшего желания.
– Фамилия его Громов, – сказал он. – Но это не повод для беспокойства. За ним уже поехали.
Взглянув на часы, Минин чуть не поперхнулся. Ого! Отправленные за город люди могли уже раза три обернуться туда и обратно. Усиливая нахлынувшую тревогу, Зубан задумчиво переспросил:
– Громов, говоришь?
– Громов. Как только его привезут, я сразу перезвоню…
– А вот это лишнее, – отчеканил Зубан по слогам. – Лично меня не колышет твой Громов. Больше не желаю ничего о нем слышать. Копает под тебя? Вот и помоги ему вырыть яму поглубже. В ней же и зарой.
– Зарою, – пообещал Минин. Уверенности – вот чего не хватало его голосу, чтобы это прозвучало достаточно убедительно.
– И еще, – продолжал Зубан надменным тоном. – Говорят, ты к Любане горилл каких-то тупорылых приставил, которых за версту по повадкам видно. Она же невеста Сурина, подсадная утка. Он на нее клюнуть должен, а не бежать без оглядки. Я тебе ее для этого и прислал. Любаня на сегодняшний день – твой единственный шанс, понимаешь ты это? Именно так: твой единственный шанс, Миня. Не наш и тем более не мой.
Минин покривился, как от зубной боли, и спросил:
– Так что же, ее без присмотра оставить?
– Сегодня без присмотра и собственное дерьмо оставлять нельзя, – буркнул Зубан. – Ты лучше приставь к Любане таких людей, чтобы в глаза не бросались и дело свое знали. Есть у тебя такие?
– Есть, – подтвердил Минин. – Две девки, боевые до невозможности. Каждая здорового мужика голыми руками завалит. Проверено.
– Вот пусть и гуляют с Любаней по городу под видом подружек. Машину девкам не давай, им пешком ходить полезно. Хавают пусть в людных местах, отсыпаются – на пляже, по очереди. «Колес» бодрящих подбросишь – с недельку выдюжат. А к тому времени либо Сурин объявится, либо кое-кто исчезнет. – Зубан скорбно вздохнул. – Надеюсь, не надо уточнять, кто именно?
– Не надо, – сказал Минин. Это было его самое строптивое заявление за весь разговор.
Зубан помолчал немного, а потом согласился:
– Не надо так не надо. Тогда у меня все. Удачи!
С трудом подавив желание расколотить об стену проклятую трубку, зашедшуюся короткими ехидными сигналами отбоя, Минин забегал по комнате. В распахнутом халате, который он накинул перед тем, как покайфовать в ожидании новостей от Паленого, он напоминал огромную птицу, мечущуюся в поисках выхода.
Наконец удалось взять себя в руки. Прежде чем кликнуть кого-нибудь из приемной, он отыскал в верхнем ящике стола упаковку бритвенных лезвий «Уилсон», сунул одно за щеку и только потом окликнул через дверь:
– Э! Кто там живой?
Таковым оказался тот самый рослый недоумок с плоским затылком, который утром доставил Минина на базу.
– Звали, шеф? – спросил он, просунувшись наполовину в кабинет.
– Зайди весь, целиком, – скомандовал Минин. Лезвие у него во рту переместилось от одной щеки к другой, прежде чем прозвучал вопрос: – Где Паленый? Куда подевался?
Охранник виновато наморщил лоб:
– Так это, шеф… Нету его.
– И не звонил, что ли?
– Трубки-то у вас, шеф, – напомнил охранник.
Вспомнив, что он собственноручно отключил телефоны, Минин от досады прикусил губу, погрыз ее с остервенением, как чужую, и продолжил допрос:
– А Лизка с Викой?
– Эти приехали, – с облегчением выдохнул охранник. – Сказали, что у них все путем.
– Кому сказали? – недобро прищурился Минин. – Тебе, что ли? Ты теперь у нас за центрового, я правильно понял? – Влажное от слюны лезвие прилипло к его языку, нисколько не затрудняя, впрочем, речи. Дело привычки.
– Вы это… спали крепко, – скромно потупился охранник.
– Почему же не разбудил? – Минин тщательно облизал губы, чтобы они сделались мокрыми и скользкими.
– Не добудился. – Парень шмыгнул носом и отвел глаза.
«Уже знает про морфий, – понял Минин. – Успели новичку шепнуть, почему шеф так крепко спит после обеда. Завтра точно так же донесут об участившихся вызовах «Скорой помощи» тому же Зубану или еще кому-нибудь, кого может заинтересовать подобная информация. Ни на кого нельзя положиться. Ни на одну тварь!»
– Подойди ближе, – велел Минин охраннику, и взгляд у него стал неподвижным и с виду сонным, как у ящерицы, подкарауливающей добычу.
– Что? – спросил приблизившийся парень одними бровями.
В одно из них и вонзилось лезвие, выплюнутое Мининым с резким выдохом: пых!
– Не трогать! – рявкнул он, когда парень машинально поднес руку к голове. – Так и ходи теперь. Сутки. Трое!
– За что, шеф? – Кровавая стежка перечеркнула недоумевающее лицо охранника, точно кто-то его красными нитками сшил из двух неравных половинок.
Минин удовлетворенно улыбнулся:
– Просто так. А что, обидно?
– Не то чтобы очень приятно, – признался парень. Он опять потянулся было к лезвию, засевшему уголком в надбровной дуге, но опомнился и опустил руку.
– Ты не обижаться должен, а радоваться, – сказал ему Минин. – Подфартило тебе, имей в виду. Я же тебе не в бровь, а в глаз целился.
Выставив за дверь охранника, который после этого откровения стал заторможенным, словно сомнамбула, он велел немедленно вызвать к нему Лизу и Вику. После короткой беседы с девушками, которые только растерянно хлопали глазами, он прогнал и их, а сам с видом утопающего, хватающегося за соломинку, вцепился в телефон.
За последующие девяносто минут было сделано не менее двадцати звонков, которые обошлись Минину значительно дороже, чем это было предусмотрено тарифами его мобильной компании. Если бы он знал, насколько близко находился в этот момент к своему первому инфаркту миокарда, он протянул бы ноги прямо на месте, не прожив того, что было отмерено ему судьбой.
Журбы не оказалось ни на работе, ни дома. Паленый с двумя бойцами тоже как сквозь землю провалился. Зато на их джипе раскатывал по городу неизвестный, походивший по описанию на того самого Громова, из-за которого Минин рисковал попасть под правилку на ближайшем сходняке.
Он облегченно перевел дух не раньше, чем один из осведомителей лаконично доложил: Громов Олег Николаевич, прибывший из Москвы, преспокойно проживает в гостинице «Бриз», выписываться не собирается, обратных билетов приобрести пока что не удосужился.
У-фф! Минин рухнул в кресло, хватая ртом воздух, которого вдруг стало вокруг гораздо больше, чем какую-то секунду назад.
Предпоследний звонок был сделан в Поти, где обитал известный в определенных кругах грузин-полукровок по кличке Джуга, специализировавшийся на исполнении срочных заказов по устранению людей, жизнь которых чего-то стоила в этом мире.
И только вызвав Джугу в Сочи, Минин с чувством выполненного долга позволил дрожащему пальцу извлечь из клавиш телефонной трубки две завершающие писклявые нотки: фа (цифра «0») и си-бемоль (цифра «3»).
Такая вот жалкая получилась кода.
Глава 15 Человек ниоткуда
Закончив разговор с Сочи, Зубан протянул трубку своему единственному, безмолвному, как тень, слушателю и попросил:
– Поставь на подзарядку, Толик.
Тот молча выполнил просьбу. Зубан любил наблюдать за точными, выверенными движениями своего помощника. Ни одного лишнего сантиметра в расчетливых жестах, но также и ни одного недостающего. Зря и пальцем не пошевелит, а если уж за чем-то потянется, то непременно достанет. В идеальном варианте вымуштрованный робот справлялся бы со своими задачами еще четче, но такие бывают только в кино. В жизни приходится довольствоваться помощниками из плоти и крови, и Толик был лучшим из всех, кто когда-либо становился правой рукой Зубана.