Слухач вклинился как раз тогда, когда они рассуждали, стоило ли мешать шампанское с водкой. Оба сходились на том, что не стоило. Но тут же были вынуждены признаться – им никогда не удается избежать этой ошибки.
– Я вот проснулся утром, – вспоминал один из охранников, – вижу – кто-то рядом со мной в постели. Смотрю, а вспомнить ее не могу. И даже не знаю, было у нас что-нибудь или нет.
– А она что говорит? – спрашивал второй.
– Тоже ничего не помнит.
– А я помню, – послышался короткий сухой смех, так похожий на пощелкивание ногтем по микрофону, – помню, как затащил в кровать, помню, как Людка раздевалась… Помню даже, что лег на нее. А потом как начало ее мутить… Еле слезть успел.
– А вот меня никогда не тошнит, – не без гордости признался второй охранник. – Все что угодно: вырубиться могу, под столом проснуться, а вот чтобы тошнило – не было такого.
– Вот это-то и плохо, – огорчался его приятель. – Если организм здоровый, не отравлен алкоголем, то пьянеешь после первой половины бутылки. А если больше выпьешь – обязательно тошнит. Значит, твой организм уже отравлен. Ты уже привык к алкоголю, и недолго тебе осталось занимать место на службе.
– Если бы всех, кто так пьет, выгоняли с нашей работы, – рассмеялся охранник, – некому было бы и службу нести.
Голоса стали уходить куда-то вдаль. Вновь послышались шумы.
– Опять глушилки включили, – поморщился слухач и защелкал клавишами, пытаясь внести коррекцию. – Если я привезу такой отчет, где только о девках да о водке рассказывают, то и мне недолго служить останется.
Он спустил наушники на шею и повернулся к своему напарнику. Тот не отрывал взгляда от экрана, на котором то возникали, то исчезали столбцы цифр, обрывки текста.
– Ну что, Васильевич, там у тебя? Получается?
– Да тут хренотень какая-то, – не оборачиваясь, отвечал тот, кого назвали Васильевичем.
– А тебе что, нужно знать, о чем речь идет или только снять информацию?
– Да в общем-то все равно, – пожал плечами Васильевич, – но так можно и компьютерных игр назаписывать, да еще и вирусов к ним в придачу.
Слухач отложил наушники и, ступая по немного наклонному полу, подошел к напарнику.
– Васильевич, что-то не нравится мне этот дом.
– О чем они хоть там говорят?
– Да все о том же – о бабах, о водке… А ты торчи тут и слушай, как дурак.
– А вот теперь снова на английском текст пошел, – Васильевич указал коротким, как обрубок, пальцем, на монитор. – Я, конечно, запишу, но черт его знает, что там написано!
– Давай-ка лучше перекусим, – предложил слухач, вытаскивая из портфеля газетный сверток.
На столике, освобожденном от магнитофонных лент, мужчины разложили незатейливую снедь и, поставив перед собой два пакета молока, принялись перекусывать.
– Эх, пивка бы! – мечтательно произнес слухач, прикладываясь к отрезанному углу пакета с молоком.
– И рыбки, – Васильевич скосился на экран монитора, где то возникали цифры, то вновь исчезали в сером электронном месиве.
– Давай водилу пошлем, – предложил слухач.
– Так по инструкции же не положено, – засомневался Васильевич, но по его глазам было видно: за пиво он готов пожертвовать и инструкцией.
Слухач подошел к торцовой стене и постучал в прямоугольник задвижки.
Тот отошел в сторону, блеснули глаза водителя.
– Чего вам?
Слухач запустил руку в карман и протянул водителю купюру.
– Не в службу, а в дружбу… Сбегай за пивом, да прикупи скумбрию пожирнее, – попросил он.
Водитель крякнул, что-то пробурчал, но деньги все-таки взял. Слухач, удовлетворенный собой, вернулся на место.
– Принесет, Васильевич, не беспокойся.
Теперь мужчины уже с отвращением смотрели на молоко.
Шофер аккуратно перегнул банкноту пополам, положил в нагрудный карман пиджака и вышел на улицу. Он даже не успел захлопнуть дверцу, как услышал над самым своим ухом вкрадчивый мужской голос:
– Если дернешься – продырявлю.
И тут же почувствовал, как ему под ребра уперся жесткий ствол пистолета. Шофер прекрасно знал, что такими словами обычно не бросаются.
– Не оборачивайся, не оборачивайся, – вновь послышался шепот. – Сделай шаг назад. Так… Отпусти ручку дверцы…
Чья-то рука скользнула ему за пояс и вытащила пистолет.
– Второго у меня нет, – поспешил предупредить водитель.
– Вот так-то, – снова зазвучал шепот. – А теперь, падла, подождешь сорок минут и только после этого можешь доложить своему начальству, что машину у тебя угнали.
Шофер хотел было возразить, что он не водитель фургона «Кока-Колы», а сотрудник ФСБ, но по тому, как безразлично, безо всякой ненависти, звучал голос, понял: перед ним тоже сотрудник каких-нибудь спецслужб. И посчитал за лучшее выполнить приказание.
Он, не оборачиваясь, отступил и почувствовал, как ствол пистолета медленно уходит в сторону.
– Так вот, через сорок минут, не раньше.
Единственное, что он успел увидеть, так это спину мужчины, садящегося в кабину. Автомобиль взревел мотором и рванулся вперед. Водитель еле успел отскочить, иначе его наверняка бы сшибло выступавшим за габариты фургоном.
Еще пять минут – и улица опустела.
Водитель тряхнул головой, как бы желая проверить, не сон ли это. Но нет, он стоял один на пустой улице, а машина исчезла. Он тут же отыскал глазами телефон-автомат и бросился к нему. Но лишь только трубка оказалась у него в руках, кто-то взял его за локоть.
– Тебе что сказали! – мягко прозвучал голос. – Иди себе тихонько, как раз через сорок минут и дойдешь. Скажи своему начальству, что нечего тут делать людям, чье ведомство называется тремя буквами. Ясно тебе?
Шофер вздрогнул и кивнул. А затем медленно двинулся прочь от телефона-автомата.
Слухач и его напарник даже не успели поймать пакеты с молоком.
Васильевич вообще не удержался на стуле и, упав на пол, больно ударился головой о металлическую ножку стола.
– Он что, вконец охренел? – возмутился слухач, хватаясь в трясущемся фургоне то за спинку стула, то за край стола.
Он пробрался к перегородке и попробовал открыть задвижку. Но та, казалось, намертво приросла к стенке. Тогда слухач принялся колотить кулаками в перегородку и кричать:
– Стой, дурак! Куда ты понесся?
Но гробовое .молчание было ему ответом.
– Сейчас же выходи на связь, Васильевич! – закричал слухач. – Скорее!
И не дожидаясь, пока его напарник опомнится, сам бросился к пульту связи. Не успел он пробежаться пальцами по клавиатуре, как в фургоне внезапно погас свет. Вместе с центральным плафоном погасли все индикаторы.
– Ток, ток отключили! – кричал слухач в темноту. Но что он мог сделать?
Дверь блокировалась из кабины, аппаратура оказалась обесточенной, машина неслась по московским улицам. Стучать в стену, звать на помощь? Он и сам знал – это бесполезно. Звукоизоляция в фургоне была отличной. И тогда слухач затих. Он на ощупь добрался до стула и только вслушивался в частое дыхание своего напарника, которое доносилось откуда-то снизу, с пола.
Мужчина, сидевший за рулем, наугад выбрал одну из лежащих в углублении кассет и опустил ее в магнитолу. Кабину наполнили резкие звуки музыки.
Через полчаса фургон уже мчался по шоссе. Впереди замаячила бензозаправка. Она стояла на самом повороте. Шоссе резко уходило влево.
Мужчина вышел из кабины, обошел автомобиль, откинул крышку бензобака. В горловину он опустил ветошь. Та быстро втянула в себя дизтопливо. Щелкнула зажигалка. Маленький синий огонек вскоре перекинулся на тряпку и зачадил черным дымом. После этого мужчина распахнул дверцу, снял автомобиль с ручного тормоза, и тот медленно покатился по направлению к бензозаправке. Но уже вскоре машина разогналась.
Девушка, сидевшая в стеклянной будке, даже не успела вскрикнуть, когда фургон с яркой надписью «Кока-Кола» снес подряд три колонки и замер. Но это длилось всего лишь несколько секунд. Затем бензин, хлеставший из перебитых труб, ярко вспыхнул.
Сквозь гудение огня еле-еле прорывались крики слухача и его напарника, пытавшихся в темноте вышибить дверь металлическим столом.
Мужчина смотрел на пылающую бензозаправку из-за кустов. Он дождался, когда прогремел взрыв подземного бензохранилища, и только тогда исчез среди деревьев.
* * *Ирина Быстрицкая вместе с дочерью уже успели обжиться в этом большом неуютном доме, обставленном богато и со вкусом, но все равно как-то казенно.
Вещи и мебель, к которым прикасалась Ирина, казались ей холодными. Ее утешало одно – девочка чувствовала себя здесь как дома. Она быстро освоилась в большом саду, знала все его потаенные уголки. И не раз Быстрицкой приходилось подолгу ее разыскивать. Аня любила забираться в самую чащу – туда, куда не ступала и нога садовника.
Женщина никак не могла понять, в качестве кого же она здесь находится.
Женщина никак не могла понять, в качестве кого же она здесь находится.
Если верить генералу, то ее здесь охраняют от врагов Федора Молчанова. Но на это было мало похоже. Скорее всего, охрану больше беспокоило то, чтобы Ирина ни на секунду не ускользала от их внимания. Она даже несколько раз проверяла эту свою догадку. Подходила поближе к воротам и замечала, каким напряженным становится лицо охранника. Тот бросал свое обычное занятие – чтение газеты, если поблизости не было начальства, или же бесцельное разглядывание стенки, если начальство находилось рядом. Стоило Ирине вплотную подойти к воротам, как охранник мягко, но убедительно просил:
– Прошу вас не приближаться к воротам.
Ирина несколько раз пробовала упросить майора Миронова, который неотлучно находился в доме, чтобы тот разрешил ей позвонить. Но и тут она натыкалась на вежливый отказ:
– Не положено. Я должен посоветоваться с начальством. Возможно, завтра.
Такие ответы, естественно, никак не могли удовлетворить Быстрицкую. Но спрашивать в открытую она все-таки не решалась.
Однажды после обеда она устроилась в комнате с дочерью, чтобы немного позаниматься с нею. Как раз с утра майор Миронов привез все оставленные дома учебники и даже заехал в школу, переписал домашнее задание. Аня сидела, склонившись над тетрадкой, и аккуратно выводила одинаковые буквы "А", стараясь сделать это так, как было показано в прописях.
Быстрицкая услышала, как открываются ворота, и во двор въезжает машина.
Сердце у нее забилось чаще.
«Может, это Федор?» – подумала она и выглянула во двор.
Но нет, приехал какой-то неизвестный ей человек в строгом черном костюме и завел разговор с майором Мироновым. Шофер тем временем открыл все дверцы и, взяв в руки щетку, принялся сметать пыль с коврика. Мужчины, беседуя, зашли в дом, и вскоре Ирина уже слышала их еле различимые шаги в коридоре.
– Может, мне стоит поговорить с ней самому? – произнес незнакомый Ирине голос.
Быстрицкая, чтобы лучше слышать, подошла к самой двери и припала к ней ухом.
«Ну и глупо же я буду выглядеть, если они сейчас спуда войдут! Но нет…» – тут же спохватилась женщина, здесь никто без стука в ее комнату не входил. И она продолжала слушать.
Майор Миронов ответил что-то невнятное, его слова потонули в покашливании незнакомца. Вскоре скрипнула дверь, и все звуки стихли. Вновь дом погрузился в тишину.
Быстрицкая попросила дочь:
– Сиди здесь и никуда не выходи.
– Поняла. А можно я начну рисовать новую строчку? Ирина даже не сразу поняла, о чем идет речь.
– Какую?
– Из буковок "Б".
– Запомни, Аня, буквы не рисуют, а пишут, – напомнила дочери Ирина и выскользнула в коридор.
– Мама, – позвала Аня.
Быстрицкая приложила палец к губам и затем погрозила дочери:
– Сиди на месте, иначе ты все испортишь.
Аня обиженно надула губы и вновь принялась не писать, а именно рисовать буквы "Б".
В коридоре было пять дверей. Одна вела в их комнату, другая, напротив, как знала Ирина, скрывала за собой гардеробную. А вот три остальных до сих пор оставались для нее тайной. Она остановилась у ближайшей и прислушалась. Тишина.
Женщина даже потрогала поворачивающуюся ручку. Дверь оказалась запертой. Ирина прокралась в самый конец коридора и остановилась у последней двери. Тяжелая, покрытая темным лаком – ее, казалось, не открывали целую вечность. Но, присмотревшись, женщина различила на бронзовой ручке влажные отпечатки рук.
Наверное, домом пользовались нечасто, и поэтому отопление тут было включено не всегда. Дверь немного разбухла.
Ирина, присмотревшись, обнаружила, что ригель замка отодвинут. Сквозь выемку и щелку пробивалась полоска света. То и дело ее перекрывала чья-то тень.
Сперва Быстрицкой показалось, что она ничего не сможет расслышать, но, напрягая слух, замерев на месте, она все-таки различила голоса:
– Но не могу же я врать ей целую вечность? – настаивал майор Миронов.
Ответом было лишь глухое покашливание.
– А что мне делать, если она спросит меня напрямую?
– Уходить от ответа, – последовал бесстрастный совет.
– Может быть, вы мне посоветуете, как это сделать?
– Обещайте, что Федор Молчанов скоро приедет, что у него появились другие срочные дела.
– Да я даже не знаю, кто он такой, а должен выдавать себя за его друга!
– Это ваша профессия, – послышался какой-то неприятный, щелкающий смех.
– По-моему, в последнее время Быстрицкая что-то заподозрила.
– И не мудрено.
– Нет, я это говорю не для того, чтобы давить но вас, но…
– Никаких «но». Вы отвечаете за женщину головой.
Быстрицкая услышала, что Миронов подходит к двери. Она успела-таки добежать до своей комнаты и укрыться в ней.
– Да нет, вам показалось, – услышала она голос майора, а затем звук закрываемой двери.
– Пошли!
Ирина понимала, что усидеть сейчас на месте не сможет. Ей не хватало воздуха. Наконец-то часть тайны для нее открылась: она здесь пленница и, скорее всего, ее хотят использовать против Федора. Иначе к чему тогда такая конспирация? Правда, в этом открытии утешало и другое: значит, Федор жив.
Аня с удовольствием отложила ручку и захлопнула тетрадь.
– Мы пойдем гулять, мама?
– Да.
Ирина не могла дождаться, пока Аня соберется.
«Боже, какая медлительная девочка!» – подумала женщина.
Она подхватила дочку на руки и вышла во двор. Закатное солнце уже коснулось вершин деревьев, и желтая листва чуть окрасилась вечерним пурпуром.
Шофер уже успел помыть коврики в машине и теперь сидел на садовой скамейке, покручивая в пальцах незажженную сигарету. То ли молодой человек решил бросить курить и поэтому утешал себя запахом сухого табака, то ли не решался закурить на этой даче, где порядки явно отличались строгостью.
– Я уже не маленькая, – стесняясь, проговорила Аня, и Ирина тут же опустила ее на землю.
Девочка подбежала к машине и села на переднее сиденье.
– Ты испачкаешь дяде машину, – негромко окликнула ее Ирина.
Но Аня и слушать ничего не хотела. Шофер махнул рукой:
– Пусть сидит. Здесь трава и никакой грязи. Аня хоть и сидела справа, принялась играть, будто ведет автомобиль. Она крутила воображаемый руль и, надувая щеки, сигналила.
И тут взгляд Быстрицкой задержался на торчащих из замка зажигания ключах. Она усмехнулась и просто так, от нечего делать, стала фантазировать, как бы она могла убежать отсюда на машине какого-то чина из ФСБ, представила, какой переполох поднимется в доме, когда она вместе с дочерью на бешеной скорости понесется к шоссе. Подумала просто так, ради забавы, но чем дольше она смотрела на ключ с синим металлическим брелоком и длинной никелированной цепочкой, тем сильнее становилось желание прыгнуть на сиденье, повернуть ключ в замке и бежать из опостылевшего ей дома.
Но ворота, тяжелые, металлические, приводимые в движение толстой, словно бы в десять раз увеличенной велосипедной цепью, скользившие на резиновых колесах по вбетонированному в землю рельсу, были закрыты.
«Ну да, размечталась, – обратилась к себе Ирина, – лучше вспомни, когда ты последний раз сидела за рулем?»
Она задумалась. Нет, педали помнила точно, где какая. Сперва сцепление, затем скорость. Сцепление отпустить, медленно прибавлять газ.
«Это как велосипед, – подумала женщина, – один раз научишься – никогда не забудешь».
И тут она вздрогнула. Загрохотали ворота, тяжелая цепь пришла в движение. На лесной дороге перед самым забором стоял синий фургон, на котором на дачу обычно привозили продукты. Фургон медленно вкатился во двор. Охранник перещелкнул кнопки на пульте управления, что-то загрохотало, ворота дернулись и остановились. Ирина увидела небольшой, с детский кулачок, камень, попавший под обрезиненное колесико.
«Это судьба!» – подумала Ирина.
Охранник продолжал нажимать на кнопку. Гудел мотор, дергались ворота, но камень упорно продолжал сдерживать колесико.
«Судьба!» – еще раз мысленно повторила Быстрицкая и с выражением полного безразличия на лице обошла автомобиль.
– Пристегнись, – прошептала она Ане. Та как раз вертела в руках ремень безопасности. Девочка принялась неумело тыкать металлическую пластинку в карабин держателя.
– Да ты совсем не умеешь, – рассмеялась Быстрицкая, – дай я тебе покажу, как надо это делать.
Шофер даже не поднялся с лавки, когда Ирина стала одним коленом на переднее сиденье и принялась вставлять пластинку в держатель. Словно бы для того, чтобы поддержать равновесие, она оперлась левой рукой на приборную панель, затем рука скользнула немного ниже. Какое-то мгновение – и Ирина оказалась уже за рулем.
Щелчок – дернулись стрелки приборов, еще один – заработал стартер.
Ирина чуть качнула педаль газа. Мотор заревел. Шофер бросился к автомобилю.