- Не-не, Слава! Вот, видишь? Уже и нету... - с перепугу уборщик выбросил швабру вместе с тряпкой в открытую форточку.
- Эх ты, ни хера себе! - Послышалось в тот же миг за окном. - Ну, падлы... Уложу навзничь!
И вскоре в отрядный сортир вломился взмыленный, с перекошенным от злобы лицом сержант Еремеев. Он по долгу службы производил ночной обход, и очутился не в нужном месте и не в нужный час - угодил под летящую швабру.
- Кто? Кто меня этой... Почему не спите? Куда старший дневальный смотрит?
- А какого... ты под окнами шляешься? - Гаркнул в ответ Дядя. - Не видишь, что ли? Уборкой человек занят, влажной.
Арефьев виновато пожал плечами:
- Извините. Из рук случайно выскочила... Скользкая, зараза! Вся в дерьме.
- Я тебе покажу - в дерьме! Я тебе, бля, покажу - скользкая! Угрожающе потряс в воздухе доставленной с улицы шваброй Еремеев. - Да я тебя в бараний рог... Гляди, чего с шапкой моей сделал!
- Ну чего ты рычишь, в натуре? - Подключился к разговору Виктор. Сказал же тебе человек, что нечаянно...
- Что? Еще пререкаться?
Окончательно взбеленившийся контролер размахнулся и с силой запустил пострадавший головной убор в мусорный бак:
- Ну, все... Допрыгались. Иду на вахту и пишу на всех рапорт!
- За что же, козья твоя морда? - Поинтересовался Дядя.
- А за то! - Еремеев прищурился и начал перечислять:
- Бродите после отбоя - это уже нарушение режима... Материальный ущерб казенному имуществу причинили - два! Мне оскорбление нанесли опять же. Да я вас... Сейчас как прысну газом в харю!
- Ладно, Славка, - Рогов легонько подтолкнул приятеля к выходу. Пойдем. А то действительно рапорт напишет, оправдывайся потом.
- Валите, валите! - Вытянул шею контролер. - И чтобы через пять минут явились на вахту, доложить... что спите.
- Вот, - Дядя недвусмысленно покрутил пальцем у виска. - Ку-ку!
Потом кивнул на Арефьева:
- Он явится. И доложит.
- И чтоб шапку мне... или это, - сержант задумался.
- Ну, говори, - подбодрил Рогов.
- Не знаю... - замешкался тот. - Чего бы такого...
- "Выкидуху" хочешь?
- Годится. Но чтобы через пять минут спали!
- Договорились. - Виктор подмигнул и в свою очередь кивнул на Арефьева:
- Вот он тебе "выкидуху" и занесет.
- Завтра, - уточнил Дядя.
- А где же я её возьму-то? - Взмолился уборщик.
- Не гони. Одолжу, потом вернешь... - Дядя что-то прикинул в уме и добавил со вздохом. - ... Когда-нибудь.
Удовлетворенный контролер отправился на вахту.
Рогов высунулся в форточку и проводил взглядом его сьежившуюся от холода фигуру:
- Смотри, как припустил...
- Ну, без шапки в такой мороз не очень-то вразвалочку погуляешь.
- Да ему сейчас что! Рад, небось, по уши, что завтра ножик с выкидным лезвием на халяву получит.
Славка сплюнул в сторону "толчка" и вновь взгромоздил свою мощную задницу на подоконник.
Рогов пристроился рядом.
К тому времени уборщик уже вынес мусор, и спрятав нехитрый свой инвентарь в специально отведенную камору отправился вон.
Приятели остались одни.
- Чего хныкал-то? - деликатно спросил Виктор.
- Да так... Нервишки.
- Ну, давай! Колись уже.
- Дочь вспомнил, понимаешь?
- А у тебя что - дочь есть? - Удивился Рогов.
- Конечно есть! - Возмутился Шипов. - Странный вопрос.
- Большая?
- Нет, маленькая совсем. Четыре годика еще.
- А жена?
- Сука!
- Ну, ясно, что не кобель, - Рогов бесцельно, одну за другой, жег спички и бросал их на пол.
- Не сори, - сделал ему замечание приятель. - Убирал же человек!
- Да, конечно... Извини. Задумался. - Виктор сунул кробок под резинку трусов и попытался тапочком запихнуть огарки под отопительный радиатор.
Но лишь притронулся, угольки тут же рассыпались в прах.
- Вот так и жизнь человеческая, - вздохнул Шипов. - Горит, горит... А хлоп тапочком - и нет ее!
- Брось, - Виктор легонько пихнул приятеля кулаком в плечо. - Нам с тобой ещё долго гореть, братан!
- В аду? - Хмыкнул Дядя.
- Н-да, - не зная, что ответить, вновь потянулся за спичками Рогов. Так что у тебя там с женой вышло?
- Гадина. Из-за неё я второй раз и сел!
- Как же так?
- Сблядовалась.
- Круто, - смутился Рогов. - Извини, я не хотел.
- Ты-то, может, её и не хотел, - пожал могучими плечами Дядя. - Но вот нашелся козел...
Он прикурил очередную сигарету:
- Когда я в вечернюю смену вагоны разгружал, он к ней в окно шастал. А один раз я его застал, так сказать, на месте... Здоровый был, стервец!
- Да уж вряд ли здоровее тебя, - усомнился Рогов.
Но приятель не обратил внимания:
- Я ж его предупредил тогда по-человечески. Хоть и кипело внутри все... Говорю: забудь дорогу, мил человек! Не то - убью.
- А он что же?
- Видать, не понял. Через неделю, может и раньше, это паскудство опять началось. Мне бы ещё тогда свою шельму бросить, но не смог. Понимаешь?
Виктор молча кивнул.
- Дочка маленькая совсем... - продолжал оправдываться перед самим собой Дядя. - Раскинет рученки в стороны и меня за шею обнимает. Ну как уйдешь?
- Забрал бы с собой. В суд подал! Родительские права... - не очень уверенно вспомнил Рогов.
- Тебе легко говорить, - с укоризной прищурился собеседник. - Ты с семейной жизнью не знаком еще... А она, как говорится, не поле перейти! Так?
- Вроде, так, - Виктор соскочил с подоконника и размял поясницу:
- А дальше чего было?
- Дальше-то? Да завалил я этого, незадачливого. Пистолетом.
- Застрелил? - Удивился Рогов.
- Нет. Пистолет старый был, немецкий, с войны ещё - пацанами в лесу откопали. Конечно, дал осечку... Так я его по башке!
- Правильно.
- Чего уж тут правильного... Восемь лет с одного удара! Не рассчитал я, понимаешь, малость. Какая-то косточка у него в черепушке отвалилась, теперь - дурак.
Дядя размел руками:
- Вот так меня и засудили.
- А жена? - Опять спросил Рогов.
- Падла. На следствии все показания против меня дала. И на суде тоже... Я ещё до Благовещенска не доехал, а она бегом в ЗАГС - развелась.
- А дочь-то что? Видишься с ней сейчас?
- Вижусь. На КПЗ когда сидел, следак сжалился - разрешил свиданку. Мать моя дочь с собой и привезла...
Шипов опять всхлипнул, отер накатившую слезу:
- Она меня как прежде за шею обняла, говорит: "Дядя, я тебя очень люблю!" Во как...
- Это жена его, мразевка! Научила так дочку говорить.
Виктор поднял глаза.
В дверях уборной, оперевшись плечом о косяк, стоял полусонный Росляков:
- Вот с тех-то пор мы его Дядей и прозвали.
Славка подошел к умывальнику, открыл кран и плеснул себе водой в лицо:
- Понимаешь, Витек... На прошлой неделе на свиданку я ходил. Помнишь, небось?
- Ну, конечно.
- Так вот, мать моя приезжала, а дочку с собой не привезла. Говорит жена не пустила. Вроде бы, какого-то другого папу ей нашла, с-сука.
- Удавил бы! Ей-Богу удавил... - Рогов выругался самой грязной бранью и начал бегать по туалету из угла в угол.
- Пошли спать, братва, - предложил Васька. - Все равно, ори не ори сидеть нам здесь ещё долго. Берегите нервы.
- Ну уж на хрен, - вскинулся Шипов. - Вы как хотите, а я сидеть больше не могу. Сваливаю я!
- Во, отмочил! - Рогов даже присел от удивления на корточки.
- Вот поглядишь...
- И когда же вы изволите отчалить? - Хмыкнул Росляков.
- А хоть завтра! К примеру, заберусь под вагон, когда состав из зоны выгонять начнут.
- Не годится, - Рогов помотал головой. - Под вагоном найдут, там спрятаться негде.
- А если в бочку залезть? С пищевыми отходами? И трубку наверх вытянуть, чтобы дышать?
- Нет. Не выйдет.
- Почему это?
- Бочку блевотиной этой почти неделю заполняют. А сейчас зима, морозы... Сверху набрасывают, а внизу уже затвердело. Ты в неё просто не влезешь!
Росляков, часто моргая, глядел на приятелей в изумлении:
- Вы чего, серьезно?
Потом покрутил пальцем у виска и направился к выходу.
- Лечиться вам надо, хлопцы... - посоветовал он уже из коридора. Прямиком в санчасть! А я спать пошел, до подьема-то часа два осталось, не больше.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Глава 1
- Отличные брючки! Ей-Богу, отличные... Почти новые, вот здесь только подлатать и под коленкой чуть-чуть... Нет, что ни говорите, а брючки достались прямо-таки кайфовые.
Контролер Еремеев чмокнул от удовольствия губами и вытянул их в трубочку, который уже раз встряхтивая перед собой чьи-то поношенные джинсы. Прищурился, прикинул на свет протертость материала:
- Все в порядке! Не прогадал.
В дежурку заглянул прапорщик Коваленко. Рассеянно прошелся туда-сюда, сплюнул пару раз в корзину для бумаг и раскорячась опустил задницу на старый, скрипучий табурет.
Он ещё не проронил ни слова, но по вопросительному движению брови прапорщика Еремеев уже догадался, о чем пойдет речь.
И не преминул похвастаться:
- Этап пришел сегодня. Аж - из улан-удинского талды-балды-калды автономного...
Коваленко кивнул: дескать, вопрос исчерпан. Но контролера понесло:
Коваленко кивнул: дескать, вопрос исчерпан. Но контролера понесло:
- Человек под тридцать зэков прикатило. И почти все в вольных шмотках! Как положено, всем по новой робе выдали, а это, - Еремеев любовно погладил джинсы маленькой рыжеватой ладошкой, - это все в общую кучу, для последующего оприходования. Народу сбежалось уйма! Мы с Гелязитиновым даже сцепились. Ему пиджачок вельветовый достался, такой... коричнево-ржавый. Так он, старый гомосек, хотел его мне всучить, а себе, значит, джинсы представляете?
- Ну, и как же ты устоял? Штанов не лишился? - Без особого интереса хмыкнул Коваленко.
Видно было, что мысли его заняты чем-то другим. Растаскивание же личных "неположенных" вещей вновь прибывших на зону зэков считалось делом обыденным и, несмотря на явную прибыльность, прапорщика оно уже давно не прельщало.
- Рогом уперся - ни в какую! - Гордо подбоченился Еремеев. Потом, подмигнув, добавил:
- И не прогадал... Татарин-то после получше свой трофей ощупал, а он сплошь кишит вшами. Не то, что брючата мои - вот они, целехонькие. Почти и не ношены, глянь!
Коваленко раздраженно отмахнулся и даже передвинул табурет чуть подальше. Но увлекшийся контролер все продолжал совать штаны ему прямо в нос:
- Да ты глянь, глянь! Почти не протертые, вот тут только, а так... Фирменная вещь. Похоже, английская.
- С чего это?
- Вот тут - на пуговицах и на жопе написано... Буквы не наши, и слово, - Еремеев сощурился и прочел:
- Т-з-а-р... Тзар!
- Барахло кооперативное, - разочаровал его прапорщик. - Такого говна сейчас везде полным-полно.
- Это почему же говно? Почему же кооперативное? - Еремеев насупился и спрятал джинсы за спину. Затем, окинув подозрительным взглядом коллег-контролеров, до того молча наблюдавших за беседой из дальнего угла дежурки, вновь выставил трофей на обсуждение:
- Ну, нет! Глядите. Ясно же написано: "Тзар". Слово, факт, английское, и буквы...
- Тзар! - Передразнил Коваленко. - "Царь", дурья твоя башка... Название русское, но написано по-ихнему. Мода сейчас такая пошла - язык коверкать на их манер, понимаешь? По-русски напиши - никто не купит, а раз из-за бугра, то с руками оторвут.
Еремеев смутился, его даже передернуло, будто на язык попало что-то кислое. Он даже чуть присел и сьежился, как от удара ниже пояса, но буквально через мгновение совладал с душевным конфузом, приосанился, подтянулся...
Сунув джинсы в ящик письменного стола, контролер показал сослуживцам кукиш:
- Плевать! "Тзар", так "тзар"... Все равно брючата отличные, ещё пару лет носить, не переносить. Я под них себе ещё и кроссовочки притарил - вот тут только подклеить...
Коваленко брезгливо поморщился от появившейся на свет вонючей пары обуви и потянулся к "общему" чайнику, закипавшему на самодельной электроплитке:
- Давайте-ка лучше попьем горяченького. Так сказать, чифирнем... Я пачку индийского принес.
- И правильно! - Поддержал его вошедший в помещение Плющев. Вслед за собой опер затянул внутрь волну уличного холода:
- Наливай.
Подхватив с подоконника пыльный стакан, он подал его Коваленко.
Сослуживцы расселись кружком, поуютнее. Подождали, пока покрепче заварится, чифирнули как положено, расслабились...
На улице - мороз, выходить не хочется. И, конечно же, первым напустил на себя деловитость Плющев:
- Послушай, Леха. Понимаешь...
Прапорщик молча изобразил лицом почтительный интерес.
- Да нет, ты пойми правильно! Есть у меня некоторые сомнения. Или, точнее сказать, подозрения... Сам не знаю, как обьяснить, но жопой чую что-то неладное творится.
Коваленко по-прежнему молча глянул в окно и предложил оперу сделать то же самое.
Картина их взору представилась следующая. Прямо напротив столовой, как развороченный снарядом фашистский танк, мозолила глаза ржавая металлическая бочка ведер на двести, установленная на одноосный тракторный прицеп.
Бочку использовали для вывоза пищевых отходов, а заполнением и опорожнением её занимались исключительно зэки из "обиженки", то есть педерасты. Как раз в данный момент вокруг бочки суетилось несколько таковых, пытаясь отдолбить лед от колес.
- Вон, видишь хлопцев? - Спросил Коваленко.
- Тех, что ли? - Усмехнулся Плющев. - Так это не хлопцы!
- Вот они-то жопой и чувствуют, - хихикнул Еремеев. - Если и ты так же, то нечего здесь с нами чифирить...
- Прекратите, - возмутился Плющев. - Серьезно говорю! Подозрения у меня имеются. Некоторые.
- Валяй уже, показывай свои... подозрения. - давясь от хохота, Коваленко похлопал оперативника пониже спины. - Чувствительный ты наш!
- Да вы что? Сдурели все! - Подскочил Плющев. - Ну как дети малые, в самом деле...
- Ну, хорошо, хорошо. Давай уже, не тяни резину.
Плющев заговорщицки оглянулся по сторонам, глуповато хмыкнул и произнес:
- Собственно, что сказать? Крутятся тут двое возле литейки...
- Подожоительный ты наш, - растянулся в улыбке контролер. Он хотел и дальше продолжить "прихваты", но его неожиданно грубо одернул прапорщик Коваленко:
- Заткнись! И успокойся.
- Всю неделю слежу, - приободрился, почувствовав поддержку, Плющев. В одно и то же время к литейке подходят. Шасть - и нет их! Я и вокруг развалин облазил все, и наверх забирался... Черт знает, куда деваются?
Коваленко задумался - даже подпер подбородок рукой и прикрыл веки. Затем отмахнулся, как от назойливых слепней:
- Ерунда. Нечего им там делать, завалено и затоплено все. Наверное, просто по нужде бегают... Туалеты в цехах позагадили, ещё с осени говном заросли, вот народ и потянулся на улицу.
Плющев пожал плечами: и здесь не поняли, не оценили... Опер встал и уже направился к выходу, убежденный в тупости и безответственности личного состава колонии, но Коваленко придержал его за край шинели:
- А кто именно шастает не разглядел? Одни и те же, или разные?
- Да близко-то никак не удавалось... Не успевал. Но ходят, по-моему, постоянно двое. Вроде как, Рогов из конструкторского, и с ним маленький такой, шибздик.
- Росляков, что ли? - Удивился прапорщик...
... А в это время те, о ком шла речь, были совсем недалеко.
"Я побежал назад и понял,
Что дней одиноких боюсь.
Но дорога не та, и напрасно я ждал,
Тот день, когда я вернусь."
Виктор Рогов, стоя чуть ли не по пояс в ледяной воде, неуклюже обернулся и скользнул подошвами по камням. Он чуть не выронил из рук зажженую свечу, но удержал её и даже смог устоять на ногах:
- Васька! Слышишь? Как тебе стихи мои, впечатляют?
- Светил бы ровнее, поэт хренов, - отозвался Росляков. - Не вижу, где и чего копать-то!
Действительно, в заброшенном, позабытом всеми подвале литейного цеха царила кромешная темень. Суровое подземелье было наполовину затоплено холодной, отяжелевшей водой, и солнечный свет в него не попадал совершенно. Сверху же громоздилась многометровая, ощетинившаяся гнутой и рваной арматурой гора битого кирпича и обломки кровли - все, что осталось от рухнувшего капитального здания.
В свое время несколько дней подряд Виктор скрупулезно изучал эти руины, облазил на карачках чуть ли не каждый метр - и, наконец, нашел лаз. Узкая щель между завалившимися крест-накрест бетонными плитами, через которую протиснуться можно, только сняв верхнюю одежду... Но сразу за ней образовалась довольно вместительная ниша, имевшая сообщение с тамбуром перед входом в подвал.
Бредовая идея вырыть тоннель - подземный ход, через который Шипову предстояло бежать, могла прийти в голову только людям с уже поврежденной психикой, истосковавшимся, изголодавшимся по воле и равнодушным к себе.
Копать зимой, в лютый холод, рискуя получить новый срок - и дать возможность другу бежать потом неизвестно зачем и куда. То ли, чтобы Дядя смог начать новую жизнь, спрятаться, изменить фамилию. То ли, чтобы он в конце концов убил свою бывшую, искалечившую жизнь ему и дочери жену...
Рогов и Росляков решили копать из подвала литейки. На улице, в мороз это утопия, зато оттуда... В том, что подвал остался почти невредим, Виктор не сомневался, к тому же цех находился ближе к запретной зоне и её ограждению, чем все остальные здания.
Рогов тайком произвел замеры. Получилось всего метров пятнадцать, плюс восемь метров сама "запретка" - не так уж много!
К тому же совсем рядом, под землей была проложена теплотрасса, по которой из котельной в поселок подавалась горячая вода. Ход должен был пройти под ней, ведь даже в самые лютые морозы грунт под трубами не промерзает и легко поддается не только кирке, но и штыковой лопате.
Единственным серьезным препятствием оказалась вода, накопившаяся в подвале - студеная, сковывающая движения и выворачивающая болью суставы. Находиться в ней продолжительное время было выше человеческих сил, поэтому друзья работали не более получаса в день, после чего со всех онемевших ног бежали в заводскую душевую отогреваться под струями кипятка.