Еще один традиционный страх – потерять ребенка в людном месте. Сейчас многие мамы гуляют в специальных пальто-пуховиках, с отделением для младенца. Как кенгуру. Дизайнерские модели, очень красивые. Ребенок прижат к груди, и мамы спокойно болтают по телефону. Когда мои дети были младенцами, таких пальто еще не изобрели, и я боялась каждый божий день. Ведь даже коляске нельзя доверять – вдруг тормоз не сработает, и коляска покатится, вдруг перепутаешь от недосыпа и вцепишься в чужую коляску (такое тоже бывает, как с тележкой в супермаркете). И пусть наши мамы, то есть нынешние бабушки, твердят, что с ними такого уж точно не случалось. Это не так. Меня теряли на вокзале. Моего знакомого потеряли в детском саду – мальчик ушел через калитку и пошел домой, в саду ему надоело. По дороге встретил соседку, которая забрала его к себе, чтобы на морозе не стоял. В детском саду его хватились только к вечеру.
Я теряла своего сына в квартире – он залез в стиральную машину. Когда сын подрос, я его «подписывала» – на куртке писала имя, фамилию и номер своего телефона. Одна моя знакомая вкладывала сыну во все карманы свои визитки. И это совсем не означало, что она отправляла его гулять одного или не следила за ним. Нет, она была домохозяйкой, сидела дома и визитки с домашним адресом и всеми контактами сделала специально. Просто панически боялась его потерять.
Специалисты советуют выучить с ребенком домашний адрес, имена мамы и папы, фамилию, возраст.
И это все мамы, поверьте, тоже делают. Только вот у нас в детском клубе недавно потерялся ребенок. Бабушка оставила его заниматься, а сама побежала в магазин и в аптеку. Ребенок вышел из класса, преподаватель, уверенная, что малыша ждет бабушка, не волновалась. Мальчика привела чужая бабушка, здраво рассудив, что, кроме детского клуба, других детских учреждений в округе нет.
Так вот, этот мальчик, который представлялся официально – Петр Ильич, сказал, что папу зовут Ильич, маму – не знает, а бабушки у него и вовсе никогда не было. И живет он в другом городе. Хорошо, что родная бабушка успела купить в аптеке валокордин. Она никак не могла понять – почему родной внучок от нее отказался?
Я до сих пор помню позор в очереди на паспортный контроль в аэропорту, когда пятилетний сын дергал меня за рукав и спрашивал: «Мам, я забыл, как тебя зовут? А папу?» Очередь волновалась и очень подозрительно на нас смотрела. Когда мы подошли к пограничнице, Василий заявил, что я – его тетя и он только что узнал, как меня зовут. Учил долго и не забыл! Очень радостно это рассказывал. Про папу, который стоял в соседней очереди, сын сказал, что тот был, а потом ушел. И только наличие всех документов, включая свидетельство о браке, позволило выпустить нас за границу. Но пограничница смотрела на меня с укоризной.
Да, еще психологи советуют рассказывать детям сказку про Колобка и про сестрицу Аленушку и братца Иванушку, который не слушался. И вы думаете, мы не рассказываем? Еще как. Только у детей Колобок никак в голове не склеивается с тем, что убегать нельзя. Наоборот. И братец Иванушка тоже «не работает». Потому что это же круто – выпить водицы из лужицы и посмотреть, что будет!
Я предпочитаю метод, который меня не подводил, – в людных местах носить ребенка на руках или держать его за руку так, чтобы не вырвался. Лучше я ему руку вывихну, но не отпущу. Вот в это я верю. И в магазинах лучше запихнуть его в тележку, из которой он сам точно не вылезет. Если бы было можно, я бы ребенка к себе скотчем примотала.
Лариса сидела посреди комнаты с телефоном в руке, соображая, кому звонить. У нее дергался правый глаз и тряслись руки. Маме? Мужу? В милицию? Или в «Скорую»?
Лариса потеряла дочь. В квартире. Как можно потерять четырехлетнего ребенка в обычной московской квартире? Она вышла на лестничную площадку и проверила общую дверь предбанника – та, как всегда, была не заперта. Лариса всегда оставляла дверь открытой, чтобы сын-школьник мог не звонить в дверь, не будить младшую сестру во время дневного сна. Чтобы муж тоже не звонил. Неужели дочка вышла из дома?
«Ее украли», – подумала Лариса и на всякий случай проверила, на месте ли кошелек. Вот буквально вчера она шла из кухни в комнату и услышала, как в коридоре хлопнула общая дверь, и кто-то тихо стучит в их входную. На пороге стояла незнакомая молодая женщина.
– Здравствуйте, – сказала Лариса.
– Добрый день. А Дима дома? – Незнакомка улыбнулась, но напряженно.
– Нет, – ответила Лариса, потому что Димы у нее в доме точно не было. Муж Саша был, Артем – старший сын был, Димы – нет.
– Жаль, но странно, а вы кто? – спросила женщина.
– Жена, – ответила Лариса.
– Тогда понятно. – Женщина ушла, но через минуту вернулась, радостная. – Так у вас другая квартира! – сообщила она. – Я ошиблась этажом!
– Ну и слава богу, – выдохнула Лариса, радуясь и за женщину, и за Диму, а заодно за себя. Значит, ее Саша не представляется другим женщинам Димой и не назначает им свидания.
Но даже этот случай не научил Ларису запирать дверь. И вот теперь она стояла в коридоре и не знала, где ее дочь.
– Даша! Дашуля! – позвала Лариса, не рассчитывая на ответ.
Она уже по второму разу заглянула во все шкафы, отодвинула диван, зачем-то проверила верхние полки шкафов, где хранятся чемоданы и прочий хлам, но дочери нигде не было.
– Мам, я Дашку потеряла. – Лариса трясущимися руками набрала номер и, уже набирая, поняла, что делает ошибку.
– А голову свою ты не потеряла? – отрезала мама, учительница начальной школы, перекрикивая галдеж на перемене.
– Мам, что делать? – всхлипнула Лариса.
– Найди другого мужа! – прокричала мама.
– Мам, при чем здесь Саша?
– При том!
Впрочем, так заканчивались все их разговоры.
– Саш, я Дашку потеряла. Что делать? – Лариса набрала номер мужа.
– Хорошо, конечно, как скажешь, – ответил Саша.
– Мама сказала, чтобы я тебя поменяла, – всхлипнула Лариса.
– Спасибо за звонок. Я вам обязательно перезвоню.
– Саша!!!
Лариса знала, что муж очень устает – он работал менеджером по продажам в автосалоне и, как считала Ларисина мама, «не отличался быстротой реакции». Откровенно говоря, она считала зятя тупым.
Лариса позвонила в милицию.
– У меня дочь пропала. Из квартиры. Вчера к нам женщина заходила, искала какого-то Диму, может, это она ее украла? Я подумала, что эта женщина – любовница моего мужа, но вроде нет. Я не знаю.
– Приходите и пишите заявление, – ответили ей.
Лариса посмотрела по сторонам, проверила кухонный шкаф с вилками и ложками и открыла холодильник. Она заглянула в мусорное ведро, в стиральную машину, еще раз отодвинула диван и нашла тапочки, которые считала давно потерянными, один синий и один черный мужской носок и футболку сына.
– Даша, Дашуля! – позвала Лариса.
Она вернулась на кухню, чтобы восстановить картину. Да, она уложила дочь спать и ушла варить суп. Потом зашла проверить, уснула ли Дашка – та ворочалась и спать не собиралась. Лариса переложила ее в родительскую спальню на большую кровать и ушла доваривать суп. Потом зашла проверить – Дашки в кровати не было.
Лариса позвонила в «Скорую».
– У меня ребенок пропал. Положила спать, и теперь ее нет. А еще глаз дергается, руки трясутся. И тошнота. Голова болит очень.
– Температура есть? – строго спросили на том конце провода.
– У меня? – Лариса пощупала лоб.
– У ребенка!
– Не знаю. Вроде не было.
– Диктуйте адрес. Ждите.
Лариса сделала так, как ей велели в «Скорой» – села на детский стульчик в коридоре и стала ждать.
В дверь тихо постучали. На пороге стояла вчерашняя молодая женщина, искавшая Диму.
– Ой, я опять дверью ошиблась! – обрадовалась та и придирчиво заглянула в зеркало, сделав губы куриной попкой.
– А вы мою дочку не видели? – спросила у нее Лариса.
– Нет. А что? – удивилась женщина.
– Пропала, – выдохнула Лариса.
– Ужас какой. Надо звонить куда-нибудь.
– Уже позвонила. Сказали – ждать.
– Это правильно, – согласилась женщина и опять уставилась в зеркало.
– А Дима – это кто? – поинтересовалась Лариса.
– Да никто! – сказала женщина расстроенно и присела на пуфик. – Думала, он нормальный, порядочный, а оказался… Все они одинаковые!
– Да, одинаковые, – согласилась Лариса, вспомнив все обиды, накопленные за годы семейной жизни.
В дверь опять постучали. На пороге стоял молодой врач, симпатичный и перепуганный.
– Вызывали? Кто больной?
– Я, наверное, – отозвалась Лариса.
– А у меня давление с утра низкое. И вот тут, под ребрами, колет. Это невралгия? – Женщина, ищущая Диму, ткнула грудью во врача.
Врач прописал Ларисе пустырник и валерьянку и начал мерить давление гостье. Та шумно дышала.
Дверь открылась, на сей раз решительно и резко.
В дверь опять постучали. На пороге стоял молодой врач, симпатичный и перепуганный.
– Вызывали? Кто больной?
– Я, наверное, – отозвалась Лариса.
– А у меня давление с утра низкое. И вот тут, под ребрами, колет. Это невралгия? – Женщина, ищущая Диму, ткнула грудью во врача.
Врач прописал Ларисе пустырник и валерьянку и начал мерить давление гостье. Та шумно дышала.
Дверь открылась, на сей раз решительно и резко.
– Я так и знала! – прокричала Ларисина мама поставленным голосом учительницы и строго посмотрела на молодого врача.
Врач покраснел, оторвал взгляд от бюста незнакомки и начал мерить давление маме.
Раздался условный стук «Спартак»-чемпион», и на пороге появился Саша.
– Не дом, а проходной двор! – возмутилась мама, увидев зятя, и у нее немедленно подскочило давление, что зафиксировал прибор.
– Что тут у вас случилось? – Саша уже пожалел, что приехал. В коридоре стояли теща, которая его терпеть не могла, незнакомая женщина, очень даже ничего себе, и жена, находившаяся в прострации.
Ответа он не дождался.
В дверь позвонили, не отрывая пальца от звонка, и на пороге появился старший сын Артем, волочивший тяжеленный рюкзак.
– Здрасьте, – сказал Артем всем сразу и пошел в свою комнату.
– Мальчик здоров? – вежливо уточнил врач, уворачиваясь от затуманенного взгляда женщины, ищущей Диму.
– А где Даша? – спросила мама.
– Я, наверное, пойду… – сказала незнакомка. – Доктор, мне нужна ваша консультация…
– В аптеку не надо? – в надежде на бегство спросил Саша.
– Я Дашку потеряла. Не знаю, где она. Всю квартиру облазила уже, – сказала Лариса и заплакала.
Все закричали, забегали и начали отодвигать столы, стулья, диваны, открывать шкафы.
Дашу нашел брат Артем.
Он вышел из комнаты и громко сказал «ку-ку». Откуда-то издалека послышалось ответное «ку-ку».
– Я ее в прятки научил играть, – пояснил Артем.
Под крики «ку-ку» Даша была найдена в покрывале. Она скатилась с кровати и зависла между тумбочкой и стеной, как в гамаке. Сначала она спала, а потом играла в прятки так, как научил ее брат: молчать и не раскрываться до последнего.
– Я понимаю, дети сменку в школе теряют, ну, шапки, перчатки, но ребенок – это не сменка! – Мама смотрела на Ларису так, как смотрела на родителей детей, которые не написали в прописях нужные палочки и крючки.
Лариса вжалась в стену.
– Доктор, пропишите ей что-нибудь для головы. А мне – от головы! – велела мама.
Врач покорно стал писать рецепт. Молодая женщина смотрела на него с восхищением.
Мода на экстрим, или Выжить любой ценой. Что делать, когда идёшь на поводу у подростка
Да, лучший способ выпустить негативную энергию – направить ее в мирное русло. Вот что, например, делать, когда лучший друг сына отправляется в лагерь, где учат «выживать»? Детей закидывают на остров с одной спичкой, банкой тушенки и проверяют – выживет или нет. Конечно, я утрирую, но мое материнское воображение рисует именно такую картину. Или дети сплавляются на байдарках по горной реке. Да, в принципе здорово. Но это значит, что ноги и вся одежда будут мокрые. Да и опасно это – байдарка может перевернуться. И тогда что?
Да, есть разные лагеря. Но мне, как матери, страшно. И я совсем не хочу, чтобы мой сын не мылся три дня, чистил зубы в реке. И это еще в лучшем случае. Мне страшно, что он упадет, если будет карабкаться на скалу. Страшно, что заболеет и сляжет с температурой, а лекарств, кроме зеленки, в аптечке не окажется. Или что ему просто будет одиноко и тоскливо. Мы, взрослые, можем выбирать себе близких по духу людей и общаться с теми, с кем хотим. Дети же часто бывают лишены этой возможности.
Один раз я жила по соседству с мальчиком, который прошел в лагерях огонь, воду и медные трубы: сплавлялся на байдарках, карабкался в горы, разжигал костер и делал еще массу вещей. Он умел выживать. Никогда в жизни я не видела, чтобы суп из тарелки исчезал с такой скоростью. Этот мальчик быстро находил источник воды, пользовался чужим полотенцем, чистил зубы чужой зубной щеткой и запасался едой. За его кроватью я нашла целый склад с припасами – ребенок в свои десять лет умел сушить сухари, знал, что копченая колбаса может долго храниться, а сахар и соль – ценнейшие специи. И еще за его кроватью я нашла несколько плиток шоколада. Он умел зашивать дырки на одежде, был правой рукой вожатых, говорил поварам «спасибо, было очень, очень вкусно», мгновенно и безошибочно выделяя «главных», которым старался понравиться. Он подхалимничал, стучал по мелочам, обижал младших, предварительно убедившись, что его никто не видит. Детский лагерь он считал армией, со своим уставом и неуставными отношениями. Кстати, у него были вполне успешные и достаточно обеспеченные родители…
«Нужно давать подростку свободу, право на принятие решений», – пишут психологи. Да, только пусть он принимает эти решения, когда достигнет хотя бы шестнадцатилетия. А до этого времени за него несу ответственность я. Можно ходить в кружок скалолазания – только пусть все происходит под присмотром тренера и со страховкой. Пусть сплавляется на байдарке, только, если можно, в бассейне. И чтобы я стояла на бортике с сухим полотенцем.
Да, я сумасшедшая мать, которая никак не отстегнет ребенка от собственной юбки. И поэтому – мне тысячу раз говорили – у моего сына будут проблемы во взрослой жизни. Он так и останется «маменькиным сынком». Нет, не останется. Я его отпущу. Только я не хочу бросать его в воду и смотреть, выплывет или нет. Не хочу, чтобы его организм сам боролся с температурой и болезнью без помощи лекарств – выживет, ну и хорошо. Я не хочу, чтобы он выживал! Я хочу, чтобы он жил! Пусть мне все говорят, что я неправильно поступаю, но я – мать, и у меня был один урок, который я помню, как будто это было вчера. И теперь я точно знаю – быть пристегнутым к юбке матери для ребенка лучше, чем быть выброшенным за борт.
На самом деле во всем виновата я. И как искупить эту вину, я не знаю.
Мы отдыхали на море. Сын Василий начал скучать, как и положено в его подростковом возрасте. Каждый день он провожал тоскливым взглядом мальчиков и девочек, которые шли мимо в гидрокостюмах, пригибаясь под тяжестью аквалангического снаряжения. Инструктор – длинноволосый блондин – был терпелив, улыбчив, внимателен. Дети погружались на дно и выплывали с выпученными от восторга глазами.
– Мам, а помнишь, ты мне обещала подарок, если я закончу год на пятерки? – спросил сын. – Подари мне курс дайвинга.
Отказать я не смогла. И бежала, как все родители, с фотоаппаратом, снимая совершенно счастливого сына, который учился разбирать оборудование. Инструктор сказал мне, что Вася плавает как рыба.
Это была не просто лавочка – солидная международная школа с симпатичным офисом, увешанным сертификатами и грамотами. Глава дайвинг-центра долго и спокойно убеждал меня, что нет никакого риска. Я поверила, потому что Васю завалили обучающими книгами и заставили пройти тесты. Он смотрел фильмы, сдавал экзамен, к которому готовился по вечерам с пугающим энтузиазмом. Он хотел понять и физику, и химию, и все, что там связано с давлением и атмосферами.
Он заявил, что это был самый лучший отдых в его жизни – благодаря дайвингу, но было бы совсем отлично поехать в другое место – специальное, где много рыб, и поплавать там. Я согласилась.
Ночью я подскочила от собственного крика – мне приснился доктор Хаус. Та серия, где он спасает от кессонной болезни дайвера на борту самолета. Я немедленно нашла Васину книжку и прочла, что должно пройти восемнадцать часов между погружением и полетом в самолете. У нас выходило как раз восемнадцать часов – я посчитала несколько раз на пальцах.
На следующий день я отправила мужа к руководителю дайвинг-центра. Муж вернулся успокоенный – все будет нормально. Глубина небольшая, инструктор опытный, мальчик спортивный, времени достаточно.
Я отвезла Василия на место сбора и еще раз уточнила – все ли будет нормально? На меня смотрели как на сумасшедшую мамашу, каковой я и являлась.
– Пожалуйста, отпусти меня, – просил Вася, видя, что я колеблюсь.
Пока Василий разглядывал рыб, я рыдала. Никто из домашних не мог понять, что на меня нашло. Я плакала навзрыд и смотрела на часы. Когда мне позвонили и сказали, что я могу забрать сына, я чуть не потеряла сознание. Вася был жив-здоров. Ему все очень понравилось.
Ночью мне опять приснился сон. Я не могла вспомнить, как будет по-английски кислород. Как будто я спрашиваю у всех, включая Васиного репетитора по английскому, и никто не знает.
Но утро началось спокойно, и дальше тоже все шло как нельзя лучше – благополучно доехали до аэропорта, быстро прошли регистрацию, сели в самолет, взлетели. Вася чувствовал себя отлично.
Я была занята дочерью, которая капризничала, не хотела спать и норовила побегать по проходу. Вася пошел в туалет. Прошло пять минут, но он так и не выходил. Муж пошел узнать, все ли в порядке. Счастье, что Вася смог открыть дверь. Он сидел на полу с фиолетовыми губами, бледный, с черными кругами под глазами.