По воскресеньям Петрик и папа — одно неразрывное целое. Что папа, то и Петрик. Папа просыпается — и Петрик просыпается. Папа одевается — и Петрик одевается. Папа чистит зубы — и Петрик тут как тут. Папа приглаживает волосы головной щеткой — и Петрик не отстает. Раз нет второй головной, можно платяной…
Даже мамочка немножко бывает забыта.
Но в это утро все было как-то не так.
— Какие у нас на сегодня планы? — сказал папа, когда они все трое сидели за столом, такие вымытые, нарядные, настоящие выходные!
— Не знаю, — вяло промямлил Петрик, откусывая пирожок, — можно пойти в кино…
Даже пирожки не доставили ему удовольствия, хотя это были его самые любимые пирожки — печеные, с начинкой из ливера.
Он все думал и думал только о стране Гонделупе. Даже пирожки представлялись ему чем-то вроде горных хребтов в этой самой стране. И какао в блюдце казалось ему коричневым морем у какого-нибудь гонделупского берега. А пенка, которая плавала в блюдце, разве не была она похожа на пиратский корабль?
Петрик подогнал пенку ложечкой к краю — вот корабль пристал к берегу. Пираты высадились. Теперь они пойдут искать клад.
— Петрик, ну что ты возишься? — сердито сказала мама. — Выпей и отправляйся гулять…
— Сейчас, — сказал Петрик, сунул в рот весь пирожок, хлебнул из блюдца какао и проглотил пиратский корабль вместе со всеми пиратами. Так им и надо!
Хорошо, когда снег пахнет весной, а вишневые ветки стряхивают белые хлопья и кажется, будто они цветут.
Хорошо, когда небо синее, а солнце золотое и так греет, что все перекладины на лесенке, прислоненной к крыше сарая, потемнели и стали мокрыми. А с ледяных сосулек капает, и они уменьшаются прямо на глазах…
Вот что может наделать ветер, когда он дует с юга! Или это уже весна?
Превосходное утро было в это воскресенье! Неужели это вчера был такой мороз?
Воробушки славно чирикали, а Петрику было скучно и нечего делать. Он побродил около крылечка, потыкал в снег лопаткой. Но все это было совсем неинтересно.
Не посмотреть ли, что делает Опанас?
В щелку забора отлично виден соседский двор.
А ну, что там у них делается?
Кажется, это Петро с Грицком дрова колют. В одних рубашках! Ого! Как от них пар валит! Неужели уже наступила весна? Нужно поскорее развязать шарф…
Опанас с близнецами расчищают дорожку. Уже от калитки до крыльца размели. Теперь им осталось от крыльца к сараю. Ух, как здорово Опанас метет!
А это кто вышел на крыльцо?
Остап. С половиками. Наверное, помогает матери убирать дом. Сейчас будет трясти. Фу, какая пыль!
Почему это ему никогда не дают трясти половиков?
— Панька, давай метлу! — кричит Остап. — Я по ним трошки снегом пройдусь…
— Не дам! — кричит Опанас. — Можешь в сарае брать.
— Я тебе покажу сарай! — кричит Остап. — Давай метлу!
Он хватает метлу и тянет к себе. Но не так-то легко что-нибудь отнять у Опанаса. В метлу вцепляются близнецы, все трое орут на весь двор.
Петрик приникает к щелке в заборе. Уж он бы показал, как отнимать у Опанаса метлу… Уж он бы так показал…
Остапу ничего не стоит справиться со всей тройкой. Но лучше не связываться: себе дороже.
И через мгновение на соседнем дворе мир и спокойствие. Остап трусит один половик прямо об снег. Близнецы смотрят, разинув круглые рты. Опанас же с увлечением колотит метлой по второму половику.
Петрику стало грустно.
Он вздохнул и с легкой завистью отошел от забора.
У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом поселке: по воскресным дням обязательно все хозяйки занимались пирогами.
На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тетка опускала в него пироги.
Ее сын Генечка влез на стул. Он запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок, а масло стекало по подбородку прямо на рубашку.
— У, негодный, — нежно ворчала тетка, — только одела во все чистое…
Кирилка сидел возле окна на своем любимом месте и думал. Он думал, как это все удивительно устроено на свете: тетка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепешки, а вытаскивает такие пузатые и огромные, вроде розовых поросят. И как так может получиться, чтобы они сами по себе вырастали?
И еще он думал, что после чая с пирогами нужно сходить к Опанасу. Раз дядя дал пятьдесят копеек, можно вместе пойти в кино.
«А Петрик, наверное, с Левой?!» вдруг подумал Кирилка и вздохнул.
С Опанасом хорошо дружить, но вместе было еще лучше.
— Оглох, что ли? — услыхал он теткин голос. — Третий раз кричу… Сбегай в «Гастроном».
Кирилка поднял на тетку непонимающие глаза.
— В «Гастроном»? Зачем?
— Купишь чаю… Смотри не потеряй тридцатку… других нет… Купишь самый махонький, за рубль семьдесят пять… Грузинский.
Глава восемнадцатая. Открытие в «Гастрономе», или воскресенье днем
Когда Кирилка уже выходил из дому, тетка вдогонку крикнула:
— Сдачу не растеряй… Голову сверну…
Кирилка шел своим любимым шажком — с пятки на носок — и очень жалел, что снег не пищит, не скрипит и не хрустит, как вчера. Зато было солнце, и, щурясь на него, Кирилка мурлыкал песенку про журавля и конопель и крепко сжимал в кулаке новенькую тридцатирублевую бумажку.
В «Гастрономе» Кирилка подошел к отделу штучных товаров и сказал продавщице:
— Тетя, дайте грузинский чай… самый меньшинский кубик…
Так ему велела тетка.
Но продавщица как раз в этот самый момент занималась неким гражданином в кожаной шапке. Этот гражданин никак не мог решить, что ему взять — две пачки папирос, одну плитку шоколада и персиковый компот или наоборот: одну пачку папирос, две плитки шоколада и совсем не брать компота. Продавщица тоже была чрезвычайно занята этим вопросом и даже не обратила внимания на Кирилку.
— Тетя, — настойчиво повторил Кирилка, как можно дальше вытягивая руку с деньгами, — дайте самый меньшинский кубик грузинского чаю, за рубль семьдесят пять…
Тут продавщица увидела Кирилку и, бросив на него свирепый взгляд, воскликнула:
— Этот ребенок думает, что у меня десять рук?!
Нет. Кирилка этого и не мог думать. Две руки, только две руки были у продавщицы! Он это отлично видел.
— Или ты хочешь, чтобы я разорвалась на части?
Боже упаси! Никогда у Кирилки не было таких злодейских желаний!
— Тогда выжди со своим чаем, — уже более мягко продолжала продавщица, — выжди, пока этот гражданин хорошенько подумает…
— Хорошо, — сказал Кирилка, — я подожду…
Он был на редкость сговорчивый мальчик!
И вот, пока продавщица, щелкая на счетах, подсчитывала, сколько причитается за три пачки папирос, коробку мармелада и банку фаршированного перца (это было последнее и окончательное решение гражданина в кожаной шапке), Кирилка прилежно рассматривал все, что лежало под стеклом на прилавке.
Сначала Кирилка посмотрел все банки с консервами и компотами. На рыбных красовались разные рыбы, на овощных овощи, на фруктовых фрукты… В общем, это было не так уж интересно. Его удивила банка с роскошной ярко-розовой розой. Но еще больше удивился он, прочтя на банке надпись: «Розовое варенье». До сих пор Кирилка был твердо убежден, что розы существуют в мире главным образом, чтоб их нюхали. Оказывается, их еще и едят! Про себя Кирилка твердо решил при случае попробовать, каковы розы на вкус. Ведь может такое случиться — лепестки цветов слаще леденцов и ароматнее ирисок?
Различными кульками с мукой, крупой, лапшой, макаронами, сахаром и прочими предметами Кирилка совсем не интересовался. И в самом деле, что могло быть захватывающего в таких обыкновенных вещах?
Конфетные коробки — вот что привлекало его внимание. И Кирилка, наскоро оглядев чай, красиво уложенный за стеклом, собирался было приступить к созерцанию конфет, и тут… Тут он увидел…
Он увидел коробку с крохотными нарядными кубиками: «Чай ассорти. Выставочный. Цена 9 рублей». И у него потемнело в глазах. И хотя он протер глаза кулаком и варежкой да еще два раза потер ладошкой стекло витрины и даже прижался к стеклу носом, все равно перед ним стояла и не думала исчезать коробка «Чай ассорти. Выставочный. Цена 9 рублей». И в особенности один из кубиков этой коробки…
Кирилка протер ладошкой стекло витрины.Когда нерешительный гражданин в кожаной шапке, получив свои покупки, ушел, продавщица вспомнила наконец о своем другом покупателе.
— Ну, — сказала она, — теперь давай деньги…
Но Кирилки давно уж и след простыл: его не было ни возле прилавка, ни в самом магазине. Он исчез.
— Чтоб мне так жить на свете, если у этого ребенка было на грош терпения! — сердито воскликнула продавщица.
Нет, Кирилка ждать не мог, никак не мог! Он мчался к дому Опанаса до того взволнованный и потрясенный, что промчался бы мимо дома, не будь Опанаса на заборе.
— Чтоб мне так жить на свете, если у этого ребенка было на грош терпения! — сердито воскликнула продавщица.
Нет, Кирилка ждать не мог, никак не мог! Он мчался к дому Опанаса до того взволнованный и потрясенный, что промчался бы мимо дома, не будь Опанаса на заборе.
— Эге-ге, Кирилка! — заорал Опанас, увидев Кирилку. — Вали до меня!
Кирилка и без того валил до Опанаса.
— На каток? Чи куда?.. — воскликнул Опанас.
Он был просто счастлив появлению Кирилки. Теперь уж они придумают, что делать.
— Нет, — сказал Кирилка, — на каток не пойдем… Слазь с забора… Пойдем в «Гастроном»…
— В «Гастроном»? — Опанас был удивлен. — Чего мы не видели в «Гастрономе»?
И вот Кирилка, сложив ладошки трубочкой, зашептал Опанасу на ухо.
— Нет, — решительно и громко возразил Опанас, — я с ним больше не вожусь… Ну его!
Но Кирилка настойчиво продолжал нашептывать Опанасу, не отнимая от его уха своих ладошек. И по мере того, как он шептал, менялось выражение лица Опанаса.
Сначала оно стало злорадным.
— Так ему и надо! — воскликнул он и стукнул кулаком об забор.
Потом оно стало несколько удивленным и даже растерянным.
— Все на одну?! Ох… ох! — всплеснул он руками.
Потом лицо Опанаса стало сердитым, и, грозя кому-то невидимому кулаком, он вскричал:
— Вот дрянь! Вот дрянь! Вот дрянь! Мы ему покажем…
А затем мальчики побежали в «Гастроном». И очень долго смотрели через стекло витринки на коробку «Чай ассорти. Выставочный. Цена 9 рублей».
При этом Кирилка твердил своим тоненьким, писклявым голоском:
— Точь-в-точь… точь-в-точь… прямо с этого кубика…
Опанас же мрачно хмурил свои черные брови и хриплым баском повторял:
— Вот дрянь! Вот дрянь… настоящая дрянь!
— Нет, как вам это нравится? — гневно вскричала продавщица. — Уже пять минут эти два ребенка стоят перед моим же прилавком и ругают мой же товар! Сейчас же уходите с магазина!
Тут только Кирилка снова вспомнил про теткино поручение.
— Мы покупаем, — сказал он, почтительно протягивая продавщице тридцать рублей. — Дайте, тетя, самый малюсенький грузинского!
— Явился! Не мог выждать, пока я с тем покупателем занимаюсь? — воскликнула продавщица, узнав рыженького Кирилку. — Бери чай!
— Он за мной бегал… советоваться, — басом промолвил Опанас.
— Подумаешь! Нашелся советник! Курям насмех! Бери свою сдачу! — сказала сердитая продавщица, протягивая деньги.
Но мальчиков уже не было ни у прилавка, ни в самом магазине.
— Ой, — вздохнув, проговорила продавщица, — эти дети вгоняют меня в гроб! Никакого терпения!
И, завернув в бумажку Кирилкину сдачу, она, надписав: «Передать тому рыженькому», отложила в сторонку…
Глава девятнадцатая. Они мечтают, или воскресенье вечером
В воскресенье вечером папу Петрика срочно вызвали на завод, а они втроем — папа, мама и Петрик — только что собирались отправиться в клубное кино.
— Идите сами, — сказал папа, торопливо одеваясь, — может случиться, я задержусь надолго…
Нет, мама и Петрик ни за что не соглашались одни. Они решили ждать.
— Только постарайся не задерживаться, — сказал Петрик, немного расстроенный.
— Это не от меня зависит, — сказал папа и ушел.
— Петрик, — сказала мама, — хочешь, займемся марочками? Мы давно не ездили в марочные страны…
— Нет, нет, — испуганно проговорил Петрик, — нет… не нужно…
— Ну, тогда хочешь, давай помечтаем?
— О чем? — вяло спросил Петрик, устремив глаза на лампу под зеленым абажуром.
Какой славный свет получается сквозь зеленое стекло!.. Как будто смотришь сквозь зеленый лист на солнце…
Они любили мечтать, Петрик и мама. Они любили сидеть рядышком на диване, чтобы в комнате было темно, а свет бы горел в соседней. Они любили, чтобы радио играло совсем тихо, будто очень далеко, и лучше всего, если на скрипке… И тогда они начинали мечтать о самых удивительных вещах.
Они отправлялись на Марс или на луну. Они путешествовали по лунным долинам, забирались на вершины лунных гор, исследовали мертвые пустыни лунной земли.
Они плавали по прямым каналам кровавой звезды Марс. И далекий, недосягаемый Марс разве не был в их мечтах таким же близким и доступным, как те пустыри за поселком, куда они ходят гулять весной и летом?
Один раз они даже снарядили экспедицию вокруг солнца. И тогда мама достала с книжной полки толстый том своей любимой энциклопедии.
Вот до чего это удивительные книги! Из них узнать можно решительно обо всем на свете!
Они отыскали статью о солнце, и что же оказалось? До солнца сто пятьдесят миллионов километров, и на самом быстром самолете туда пришлось лететь бы больше сорока лет…
— Тогда как же? — говорит Петрик и озадаченно смотрит на маму. Ведь нельзя же не лететь, раз они решили!
И они отправляются в таком особенном снаряде, вроде как в книжке у Жюль Верна «Путешествие на Луну». Только Петрик рисует этот снаряд сам, в тетрадке для рисования. Он больше похож на морковь, этот снаряд. Но это неважно! Зато в нем есть удобная комнатка для него и для мамы, с огромным круглым окном, чтобы было видно все, что творится вокруг…
После этого удивительного межпланетного полета они возвращаются обратно в свой дом с лицами, розовыми от волнения, и головами, отуманенными мечтами…
А у Петрика, кроме того, ужасно горят ушки…
И потом много вечеров подряд Петрик подходит к окошку, дышит на заиндевевшее стекло и долго через круглый глазок смотрит на далекое звездное небо…
Неужели эти крохотные мерцающие звездочки, рассыпанные, как серебряный горошек, так необыкновенно велики и далеки?
И неужели эти странные темные пятна на светлой луне — это горы и долины?
И неужели она не светит, эта серебряная луна, а лишь отражает, как зеркало, ослепительное сияние солнца?
И еще они любят мечтать о том, кем будет Петрик, когда вырастет большим.
— Ты знаешь, — говорит он однажды, — я решил сделать канал Москва — Дальний Восток… Стоит?
— Конечно! — соглашается мама. — Это будет грандиозное строительство! Но ведь знаешь, какая это огромная работа?
— Ничего, поработаю! Зато подумай, можно будет сесть на пароход и ехать прямо через весь СССР…
Петрик никогда ничего не откладывает. И он сразу начинает постройку своего канала. Пусть это пока только игра. Пусть! Но каким чудесным получается канал в его мечтах! Станции все из разноцветного стекла и прозрачные, как хрустальная ваза. И по всему берегу растут жасмин, розы и резеда — самые душистые цветы на свете… А чтобы зимой канал не замерзал, чтобы можно было по нему плавать в самые морозные морозы, Петрик строит над ним стеклянные своды, под которыми всегда тепло, как летом, и чудесно пахнут цветы…
— Как ты думаешь, когда-нибудь мы построим такой канал? — говорит он маме.
— Обязательно, Петрик! Обязательно, когда ты вырастешь, вместе с другими ты построишь удивительные и прекрасные вещи…
— А ты, ты будешь нам помогать?
— Конечно! Я буду сажать по берегу цветы…
Но сегодня Петрику не хочется мечтать. Он молчит и смотрит на зеленый свет лампы.
— Петрик, — спрашивает мама, — о чем ты думаешь?
И Петрик вдруг говорит ни с того ни с сего:
— Мамочка, тебе хочется быть пиратом?
Мама очень удивлена.
— Пиратом?
Она об этом никогда не думала. Но ей кажется, что быть пиратом совсем неинтересно. Грабить? Убивать? Что же в этом хорошего?
— Но разве теперешние пираты тоже только грабят и убивают? — говорит Петрик, стараясь представить себе пиратов из страны Гонделупы.
Но мама ничего ведь не знает об этой стране, и, сморщив брови, она говорит:
— О каких пиратах ты спрашиваешь, Петрик? Теперь никаких пиратов мет…
— Они есть, — печально говорит Петрик. — Они есть… Только страну их очень трудно отыскать на карте…
— Ну, давай поищем вместе, — говорит мама, — хочешь? Вместе всегда легче, чем одному…
И все стало бы совсем хорошо, если бы в эту минуту не позвонил телефон и если бы веселый папин голос не прокричал в телефонную трубку:
— Курносые! Скорей одевайтесь и бегите в кино… Я свободен. Мы еще успеем. Осталось семь минут…
И мама с Петриком поскорее оделись и побежали в кино на сеанс, который начинался через семь минут.
А Кирилка с Опанасом тоже были в кино. Тем, кто видел сказку «По щучьему веленью», будет понятно, почему оба мальчика, посмотрев первый сеанс (двое на один билет, больше денег достать, не удалось!), постарались затесаться в публику и пробрались в зрительный зал вторично.
Они не отказались бы и от третьего сеанса, но, к сожалению, одна билетерша их заметила и с позором вывела из кино.
Ну и что ж?! Ничего страшного! Все-таки они всласть насмотрелись и прямо захлебывались от восторга.