Машина долго ехала, петляла, дергалась в пробках. «В Москву въезжаем», – сообразил Ефим. Утром на въезде такие заторы были обычным делом. От нечего делать повернулся на левый бок и приподнял голову, чтобы попытаться найти щелку под крышкой багажника.
Упорным – везет! Совсем крохотной оказалась щелка, и та постоянно то открывалась, то закрывалась, отслеживая малые неровности дороги. Но и мгновения хватило, чтобы определиться: мимо них пронесся автовокзал на «Щелковской». Точнее, они пронеслись на зеленый мимо автовокзала.
Ефим устал держать шею на весу и опустился на дно багажника. Силы надо беречь. Раз его попытались изолировать, значит, ему – кровь из носу – надо сделать наоборот, понять их маршрут.
Как замечательно, что багажник не может плотно закрыться! Правда, еще неделю назад ему так не казалось. Он стоял посередине дороги, почти у дома, помаргивая левым поворотником, чтобы въехать в родимый двор, – ждал, пока пройдет встречный поток. Ничего не нарушал, никому не мешал, стоял себе тихо. Вдруг – бам-м! Сзади причалила небольшая «Хонда». Ефим пришел в неистовство: ни с того ни с сего – такие манипуляции! К тому же он давно не страховал свой автомобиль.
Разъяренный Береславский выскочил из опоганенного авто и подбежал к несчастному владельцу «Хонды».
– А когда я здесь не стою, ты как тормозишь? – зловеще спросил он у толстого бородатого автолюбителя. Тот то ли не знал этого анекдота, то ли просто не был готов к восприятию ситуации в юмористическом ключе.
– Я заплачу, не волнуйтесь! – захлопотал он. – Только, ради бога, без милиции. У меня права вторую неделю.
– Ладно. – Запал Ефима сразу остыл, особенно после того, как бородатый на месте отсчитал ему двести пятьдесят американских долларов. К тому же удар в бампер и заднюю панель привел только к разгерметизации багажника, никак не влияя на ходовые свойства. Заднюю панель Ефим собирался чинить, но – ближе к лету, чтобы дождевая вода не затекала.
Бампер же его вообще не волновал. Дело в том, что на прошлой неделе он сам, можно сказать, собственноручно, сдавая «аудюху» задом, изрядно повредил фонарный столб. Так что отделить первый шрам от второго было не так уж просто. А деньги у бородатого Береславский взял за панель. И еще потому, что ротозеев надо воспитывать…
Но как известно, бог троицу любит. Еще через день его, стоявшего под красным светофором, догнала белая «Нексия». И опять разошлись полюбовно: щель стала больше, а бюджет Ефима возрос еще на две сотни баксов.
– Да ты просто задом зарабатываешь, – съязвил Орлов. Ефим аж рот раскрыл: обычно именно Сашка был объектом его неделикатного юмора. Но признал, что сказано в тему.
Самое забавное, что эти мелкие и нерадостные поначалу эпизоды сделали как раз то, что сейчас было нужно Береславскому: позволили не быть покорной пешкой в навязанной ему игре.
Последний раз он сумел определиться буквально за пару минут до конца путешествия. И опять – в жилу. На стене дома увидел огромный рекламный щит с изображением ухмыляющегося дебильного человечка. Этот урод, родившийся в трудный для креатора Пети момент его творческой биографии, предлагал всем окружающим услуги сотовой связи. Именно так: макет этого щита делал «Беор». Печать, правда, тогда схватить не удалось: заказ перебили хозяева нового гигантского плоттера. Их пятиметровый мастодонт, запечатывавший баннерную ткань сотнями квадратных метров в час, обошелся владельцам в бешеные кредитные бабки, и хозяева откровенно демпинговали, разваливая и без того просевший рынок широкоформатной печати.
«Сколько же рекламных щитов было в тендере?» – мучительно вспоминал Ефим. Да, точно. Их было семь! Значит, не придется бегать по Москве месяцами, чтобы узнать, куда его привезли. «Если, конечно, меня отпустят», – с вдруг вернувшимся ужасом подумал Береславский.
Машина дважды почти без разрыва повернула налево («Угловой дом», – предположил пленник) и явно поехала вниз: в щелке, куда еще раз умудрился заглянуть Ефим, сначала потемнело, а потом дневной свет сменился электричеством. «Мы в подвале», – понял он.
«Ауди» остановилась, а про Ефима, похоже дело, забыли. У него уже затекли все члены, а ни одна скотина им не заинтересовалась. Вот этого Береславский никак не ожидал. Он было собрался колотить скованными руками по железу, как вдруг послышались тяжелые и уверенные шаги. Замок щелкнул, крышка откинулась.
– С приездом, Ефим Аркадьевич! – приветливо сказал высокий статный молодой человек. Открытое лицо, приятная улыбка. Карлика, так напугавшего Береславского, рядом с ним не было. – Давайте я помогу, – сказал благодетель и протянул руку.
С его помощью, хотя и с большим трудом, Ефим выбрался из багажника, однако не устоял на затекших конечностях и свалился прямо под ноги встречающему.
– Что ж вы так, – укоризненно улыбнулся тот. – Еле на ногах стоите, а с такими серьезными людьми решили ссориться.
Он помог ему встать и, пока Ефим машинально пытался сквозь скотч сказать «спасибо», резкой подножкой снова сбил Береславского с ног! Ефим упал, больно ударившись локтем и ухом. Молодой человек внимательно изучал состояние духа гостя. Затем несильно пнул его носком ботинка. Прямо в лицо. Ефим языком ощутил кровь на губах.
– Это чтобы чувствовали, куда попали, – объяснил тот Береславскому. – Почувствовали?
Ефим кивнул. Почувствовал. За последние три дня он получил по морде больше, чем за последние тридцать лет. Как ни странно, страх почти исчез. В мозгу зажглись тупое упрямство и упертость, в свое время делавшие рыхлого и неспортивного подростка опасным соперником в уличных драках. Береславский прикрыл глаза: боялся, что они его выдадут. Пусть думают, что он по-прежнему залит страхом.
– Ну и хорошо, – даже обрадовался Вепрев. Ему был дан приказ пугнуть придурка, но что-то подсказывало Константину, что не стоит навсегда портить отношения с этим неуклюжим джентльменом.
Он помог Ефиму встать, открыл замок наручников. Ефим растер затекшие ноги и только после этого аккуратно разлепил скотч.
– Не обижайтесь, – неожиданно для себя самого сказал Вепрев. – Это только чтобы вы поняли. Так целее будете.
– Спасибо, я понял, – спокойно ответил гость. – Но будет правильнее, если для объяснений вы станете больше использовать слова.
Вепрев несколько принужденно засмеялся. Ему действительно не хотелось лично участвовать в экзекуции или, не дай бог, ликвидации Береславского. Одно дело закопать в грязи урода Блондина, о котором никто и никогда не спохватится, и другое – журналиста, обросшего за годы работы связями и возможностями. Этому толстяку трудно будет исчезнуть бесследно. Константин, упаси бог, не боялся Береславского. Просто не искал лишних проблем, которые в отдаленной перспективе могут оказаться трудноразрешимыми: в конце концов, уважаемый Анатолий Алексеевич не вечен.
– Я думаю, мы поладим, – сказал Вепрев.
– Посмотрим, – ответил Ефим. Он с удивлением обнаружил непонятное усиление своей в общем-то незавидной позиции.
Молча они вышли из подвала на внутреннюю лестницу, поднялись по ней на два пролета, прошли одиннадцать шагов по коридору – Ефим считал, – повернули налево, еще раз налево и опять оказались на лестнице. Один пролет – и они на площадке без окон. Что-то подсказало Ефиму, когда он поднимался по ступенькам, что зеленая стена справа была внешней. Больно холодная. И наверное, торцевой: слишком короткая.
«Похоже, рекламный щит с дебилом – на ней», – предположил пленник, сопоставив все передвижения.
И еще одна странная деталь: значительная часть этой стены казалась тоньше базовой, несущей. Можно подумать, что это был заложенный в полкирпича проем бывшего огромного окна – метра в два с половиной в высоту и шедшего почти от пола, а в ширину немногим меньше самой стены. Ефиму даже иней почудился в уголке, где бывшее окно – если, конечно, он прав насчет окна – сопрягалось с капитальной стеной. И что странно – евроремонтом в этом здании даже не пахло. «Чего у них тут так бедно?» – недоумевал он. Хотя подземный гараж, наверное, стоил немалых денег.
Зачем Береславский занимался столь несвоевременными исследованиями, он и сам бы не смог объяснить. Просто нужно было занять мозг. Вот и занял. И еще: изучая логово врага, он не просто шел на заклание, а как бы вел свою – осмысленную, направленную против этих вонючих гадов – разведдеятельность. Кто знает, какая информация понадобится в предстоящей войне? А в том, что война предстоит, он уже не сомневался.
Они повернулись спиной к торцевой стене с бывшим окном, прошли мимо небольшого, оставшегося справа, у примыкающей стены, стола секретарши (у Ефима немного отлегло от сердца: вряд ли его здесь будут убивать). Та улыбнулась Вепреву, не обратив никакого внимания на гостя с окровавленными губами. И они уперлись в обшитую по-старинному, дерматином, дверь кабинета.
Вепрев глухо постучал и, не дожидаясь ответа, открыл ее.
Кабинет был невелик. Прямо перед вошедшими – кожаный небольшой диван, правее, ближе к стене («Тоже с заложенным окном», – отметил Ефим), большой дорогой стол красного дерева. За ним, лицом к входящим, хозяин. «Лицом к щиту», – непонятно зачем сделал очередную зарубку Береславский.
– Здравствуйте, здравствуйте, Ефим Аркадьевич, – произнес человек, известный половине страны. – Очень рад вас видеть.
– Не могу сказать того же, – честно признался гость.
Хозяин кабинета нахмурился:
– Похоже, Ефим Аркадьевич, вы все-таки не отдаете себе отчета, во что вляпались. Присаживайтесь, пожалуйста, – указал он рукой на кожаное кресло напротив.
Береславский сел.
– Чаю, кофе? – Прохоров пока был сама любезность. («Ударит, что ли, через стол?» – подумал Ефим, уже знакомый с их манерой контрастного поведения.) Но никто его больше до конца встречи не ударил.
– Чаю. С лимоном.
Анатолий Алексеевич дал указание Эллочке и, больше не отвлекаясь, приступил к делу.
– Вы мне мешаете, Ефим Аркадьевич, – преодолевая одышку, сказал он. Толстые щеки Жабы слегка подрагивали.
– Чем же? – недоуменно спросил Ефим. – Моего старого друга выкрали, я уверен в этом. Сотрудника и его девушку пытаются убить. Приятеля ни за что ударили по лицу. Мне вот ботинком по физиономии заехали. Кто кому мешает, Анатолий Алексеевич?
– Шутник вы, да и только, – улыбнулся Прохоров. – Ну какое вам дело до вашего сотрудника? Вы давно его знаете?
– Недавно, – честно ответил Береславский.
– А его девушку? Вы что, дружили семьями? Вы ее хоть видели когда-нибудь?
– Один раз, – сказал Ефим и прикусил язык. Вдруг эта Жаба с такими умными и жестокими глазами поймет, когда и при каких обстоятельствах он ее видел!
– Ну вот, вы сами все сказали. Зачем вам из-за незнакомых людей лезть в пекло?
– Я никуда не лез, – начал злиться Береславский. – Отдайте мне старика, забудьте про Велегурова, и я объясню всем, что в студии на меня нашло затмение.
– Вон как у вас все просто, – печально сказал Жаба. – А так дела не делают. Слово – не воробей.
– Но фамилии не были названы.
– Если бы были, – глаза Жабы заледенели, – с вами бы говорили по-другому. И не только с вами. – И, уже обращаясь к Вепреву: – Костик, развлеки нашего гостя картинками.
Вепрев без энтузиазма (что тоже не ускользнуло от внимательного взгляда Ефима) достал пакет и начал выкладывать перед Береславским фотоснимки.
Вот Ивлиев лежит на какой-то железной койке, связанный и с кляпом во рту, а рядом с ним – здоровый дебил с туристским топориком. Вот Сашка Орлов с Леной и детьми на лыжах. «Это же позавчера!» – мелькнуло в голове.
– Их-то зачем? – спросил Береславский. – Они вообще ни при чем.
– Не бывает людей, которые вообще ни при чем, – мягко объяснил ему Прохоров. – Они небезразличны для вас. Значит – при чем.
На очередном снимке была Марина Ивановна, выходящая из офиса «Беора». Потом – мама Ефима, сфотографированная на прогулке с мопсом. На последних двух фото были Наталья с Лариской. На одном – они выходили из гостиницы. На другом – Лариска у пирса кормила то ли рыб, то ли чаек: в руке была ободранная булка, а Наталья, сзади справа, сидела на деревянной лавочке. Береславский сцепил зубы. В его мозгу постепенно зрело решение, которое еще пару дней назад было невозможным.
– Не хочется вас пугать, но эти люди могут умереть, – тихо сказал Прохоров.
– Что вы от меня хотите? – спросил Ефим.
– Это деловой разговор, – одобрил Жаба. – Мне нужен ваш дружок, Велегуров. И его шлюха.
– Но зачем? – предпринял последнюю попытку Ефим. – У него нет кассеты, понимаете? Он ее сжег! Зачем все это? Давайте забудем – и точка!
– Молодой человек. – Прохоров достал сигарету, прикурил от настольной зажигалки и сильно затянулся. – Вы сами все объяснили. Вы знаете про кассету. Ивлиев знает про кассету. Велегуров со своей девкой знают про кассету.
– Мало ли что знают! – перебил его Ефим. – Ее же нет! Ничего нельзя доказать!
– Я не договорил, – сухо произнес Прохоров. – Самое главное в этой жизни – ничего нельзя забывать! Понимаете! Ничего нельзя забывать!
– Из-за каких-то принципов убить людей? – снова не выдержал Ефим.
– Вы опять меня перебили, – со скрытой угрозой произнес Жаба. – А меня нельзя перебивать. Меня также нельзя обманывать. И уж точно мне нельзя сопротивляться. Правда, Костик? – улыбнулся он помощнику.
– Значит, мы не сможем договориться? – спросил Ефим.
– Почему же, – улыбнулся Прохоров. – Сможем. – И тут же пояснил, так и не убрав с лица улыбку: – Вы нам сдадите Велегурова и девчонку. Я верну вам старика и покой.
– Но я даже не знаю, где Серега прячется! – возмутился Ефим.
– Узнайте, – спокойно ответил Анатолий Алексеевич. – У вас еще есть время. Целых три дня.
– А потом? – машинально вырвалось у Ефима.
– Костик вам объяснит, – потерял интерес к беседе Прохоров. Ему опять стало трудно дышать, и Эллочка, принесшая чай, так и не предложила его гостям: побежала за шприцем.
Ефима выпроводили из помещения, и пока оставшиеся в кабинете колготились с Жабой, он от нечего делать промерил пространство шагами. По ширине секретарская, видимо, совпадала с шириной кабинета и соответственно с шириной рекламного щита. Только кресло сумасшедшего Прохорова было метра на два правее двери, а столик Эллочки стоял вплотную к боковой стене, то есть еще на полтора-два метра правее. Кстати, и в этой стене была выемка, похожая на заложенное в полкирпича окно. Он подошел к столику. Даже шкафа рядом с ним не было: чайник стоял на старой табуретке.
Стена за столиком, как и предполагал Береславский, была зверски холодная: на спинке стула Эллы висела меховая безрукавка. Никто за ним не следил, поэтому пленник продолжил свои изыскания. До торцевой стены со щитом было пятнадцать больших шагов. Пол был деревянный, из крашеных досок. Потолок высокий, метров пять, но его очень давно не белили.
Вид секретарской был совершенно сиротский. Ефим был готов биться об заклад, что депутат Госдумы Прохоров проводит здесь немного времени.
«Конспиративная квартира!» – вдруг доперло до него. Он еще не знал, как использовать полученные знания. Но уже знал, чего хочет.
– Заждались? – приветливо спросил Вепрев, вышедший через пять-семь минут. Эллочка осталась с Жабой в кабинете.
Ефим в ответ неопределенно хмыкнул.
– Прохоров просил объяснить мне последствия моего отказа, – напомнил он Константину.
– Зря вы так, – расстроился Вепрев. – Все вы поняли.
– Все же я хотел бы услышать от вас.
– Сначала убьют вашу жену и дочь, – резко ответил тот.
– Почему решили начать с них? – спросил побледневший Ефим.
– Люди уже в Испании, – просто ответил Вепрев.
Некоторое время они шли молча.
– Я не держу на вас зла, – вдруг, опять неожиданно для себя, сказал Константин.
Почему-то ему чертовски не хотелось ссориться с этим очкариком. Интуиция, что ли, разыгралась? Он так и сказал боссу перед уходом: с Береславским нужно либо кончать вглухую – причем немедленно, либо отпускать всю команду, раз они все равно безопасны. А в ответ услышал такое, от чего до сих пор не по себе. Прохоров поинтересовался, не хочется ли ему, Вепреву, навестить Блондина.
– Просто я на службе, – еще раз сказал он молчавшему Береславскому.
– Я понял, – ответил Ефим. И внезапно спросил: – Вы думаете, ваша служба – надолго?
Вепрев счел лучшим вариантом промолчать.
– Я думаю – нет, – сам ответил на свой же вопрос Береславский.
Перед уходом его завели в маленькую, абсолютно стерильную комнату и обыскали, раздев буквально догола.
– Микрофона на мне нет, – честно сказал Ефим.
– Ну и хорошо, – ответил мужчина средних лет с равнодушными глазами, ни на миг не прекращая своих исследований. Потом, уже в гараже, он увидел, как трое людей орудовали в его автомобиле. В безлюдном, как казалось, доме народ все-таки был.
Позже Ефима – правда, теперь с извинениями – вновь поместили в багажник его же автомобиля. «Ауди» остановилась примерно через полчаса пути, и Ефим слышал, как водитель, хлопнув дверцей, открыл нажатием замок багажника и сбежал.
Он вылез из машины, несказанно удивив маленькую дворняжку, единственную обитательницу пустыря, на который его вывезли. Усевшись за руль и поехав наугад, по солнцу, уже через пятнадцать минут Береславский выбрался на проспект Мира. Доехав до работы, он, не отвечая на расспросы, бросил свою машину, наверняка «заряженную» прохоровскими умельцами, и пересел, с разрешения Тригубова, на его неброскую бежевую «четверку». Ему предстоял еще долгий тяжелый день, поэтому он тщательно отобедал, после чего шаг за шагом проделал ряд важных мероприятий.
Во-первых, набрал прямой номер из заветной, так ни разу и не использованной визитки и был мгновенно соединен с господином Дурашевым, ставшим советником нового Президента Российской Федерации. Телефон остался у Ефима еще с тех времен, когда Дурашев, радея за державу, подставил частное лицо, Сашку Орлова (а заодно – его детей, жену и еще многих людей), под смертельную опасность. «Беор» чудом отбился от наезда и, более того, обрел благожелательное отношение господина Дурашева, который совершенно ничего не имел против них, если державе это было безразлично.