Сквозь заросли травы темным свинцом отливала водная гладь.
Лунная дорожка была где-то в стороне, но свет от ночного светила, всё равно не давал темноте проглотить нас и «партнеров» по бизнесу. Легкий ветерок заколыхал камыш, который зашелестел мягким, бархатистым шепотом.
Ночные запахи свежей травы, скошенного неподалеку сена, деревенского навоза — все это перемешивалось и только распаляло наш охотничий азарт.
А вот и «гости»!
Длинная черная тень подползла к берегу. В лодке двое. Неспешно переговариваясь, натружено, перевалили на берег один за другим четыре мешка. Из-за камыша появилась еще одна лодка, но в ней был один человек. Двое попёрли мешки волоком через траву прямёхонько на нас.
Я сделал знак Петру приготовить фонарь и ждать моего сигнала.
Вот уже фигуры закрыли половину видимости воды…
Вспышка фонарей прямо им в лицо.
— Лежать! На землю! Рыбинспекция! — как взорвалось в темноте.
Мужики, бросив мешки, как снопы упали на траву и закрыли головы руками.
Тот что на воде — замолотил веслами в обратку и через секунду скрылся.
Ну да ладно, и этих хватит.
— Так мужички, будь ласка — к машине!
Мишка очнулся, врубил фары и мы приступили к допросу.
Оказалось — селюки. Из другого района даже. На мотоцикле приехали к дружбану полакомиться икоркой, да рыбки набрать на засолку… А дружбан на той лодке, что исчезла. Под их тоскливые объяснения, я кивал и думал — что мне с ними делать?
Мои корешки в процесс не вмешивались — это мои дела, а их интерес — рыба!
Тащить этих бедолаг на своей тачке в райотдел? Заниматься бумаготворчеством? Куда девать мотоцикл? Да блин — хлопот не оберешься.
А тут четыре мешка еще не известно с чем. Решение пришло тотчас.
— Так значица! Мотоцикл конфискуем, снасти и рыбу также. Сейчас отвезем вас в райотдел, там посидите дня три, пока не проясниться и не подтвердится кто вы и откуда…
Те слушают приговор, сгибаясь и поникая все ниже и ниже. Я продолжаю гнать «понты»: — Административное взыскание предусмотренное в этот период нереста за каждую пойманную рыбью голову — 45 рублей штрафа, не взирая на величину рыбы.
Соответственно представляется бумага по месту работы с рекомендациями о мерах наказания. При повторном задержании предусматривается уголовное наказание.
Всхлипывание! Ну это уже знакомо. Умею я нагнетать.
— Не обессудьте ребята, если вас в райотделе побьют. Время раннее, а ребята там резкие и не любят когда их будят. Мужички! Подойдите. Вот здесь в протоколе распишитесь.
— Товарищ начальник… Поймите… Мы простые трактористы. Нас ведь председатель попрет с трактора… А где в селе еще работа? Не надо бумаг… Простите нас.
Один говорит, один хлюпает носом… Я оборачиваюсь к корешкам, киваю и подмигиваю.
— Что делать будем коллеги?
Петро, почувствовав себя актером, сверкая капитанскими звездочками погон, солидно выдавил:
— Товарищ инспектор. По виду мужчины солидные, семейные. Я думаю, если это в первый раз можно и простить. Как вы Михаил Аркадьевич?
— Я тоже такого мнения. Не думаю, что надо первый проступок наказывать по полной программе. Вы ведь в первые это? Мужички?
— Да, да конечно! Чёрт попутал. Простите нас.
Я тяжело вздохнул.
— Так. Только на первый раз, учитывая чистосердечное признание… Мотоцикл не конфискуем. Только снасти и все мешки. Что там у вас?
— Рыба товарищ инспектор и сетка.
— Мигом заводите свой тарантас и чтоб пулей вас здесь не было!
Не успели мы сделать пару шагов, как треск мотоцикла уже замер вдали.
Посмеиваясь спустились к мешкам. Ба!. Три мешка отборного леща и мешок с сетями. Тут уж жадность взыграла. Миху, как истинного еврея, оставили стеречь мешки и машину, а сами залезли в лодку и отплыли, волоча за кормой «кошку». Петро на веслах, я держу кошку. А вдруг еще пара сеток стоит? Если уж удача повернулась фейсом, то надо ее ловить!
Медленно гребём вдоль камыша.
Ничего.
Блин, да не могла же эта лодка далеко уйти.
— Петро, давай к острову.
Луч моего фонаря осторожно стал ощупывать островной камыш.
Приближаемся. Вот она! Темная, низкая полоса над водой.
— Товарищ капитан! Лодку видите? Давайте к ней!
Луч фонаря уперся в борт лодки и. О, Боже!
В лодке никого нет… но по борту видны вцепившиеся в край побелевшие пальцы.
Он в воде! И держится за борт руками. И это в апреле месяце! Песец!
Наша посудина ткнулась носом в борт.
Бедный мужик!
Он бросил борт и ломанулся сквозь камыш к берегу, как дикий кабан, спасающийся от пули. За этой тушей в камыше образовался целый туннель.
Я не выдержал. Собачий инстинкт что ли?!
Ракета из ракетницы врезалась в камыш вслед за этой тушей.
Бах! Что тут произошло! Вспышка, снопы искр, ракета шипя заметалась среди камыша и сухой камыш вспыхнул!
— Петруха! Он сгорит к хренам, давай гаси!
Тот заколотил веслом по воде, я другим, чтобы сбить с камыша пламя!
Куда там! Пламя быстрым змеем охватило сухостой и взвилось красным петухом над островом. Мы, опустив весла, остолбенело глядели на это зрелище, тупо соображая что же произошло. Прошло полминуты. Огонь, как резко вспыхнул — так же резко и погас. Видимо нарвался на полосу или свежего, или мокрого камыша.
Не знаю как у Петра, но у меня спина была мокрая от пота и пережитого страха за того парня-браконьера.
Зецепив лодку кошкой, мы поволокли ее обратно к нашей засаде.
Нам снова повезло — в ней было еще два мешка отборной рыбы. Итого пять мешков на троих. Вот это «улов»!
Мы еле смогли вытащить наш «броневик» из канавы и загрузить его.
Светало.
Уже упомянутая знакомая, протирая заспанные глаза, но все равно приветливо, отворила нам калитку.
Кто видел старую комедию «Свадьба в Малиновке», помнит, как Попандопуло делил шмотки из сундука. Сейчас на него был похож я, — делили рыбу в сенцах хаты. Женщине как хозяйке — перепало полмешка. За это мы были напоены и накормлены.
Довольные как слоны — поехали отдыхать.
В заключении скажу — такой удачи с «уловом», мне уже не было за всю рыбинспекторскую карьеру.
Сети были проданы тем же браконьерам, как водится. Всякие спиннинги и удочки раздавались и дарились знакомым. Десятая часть конфискованной рыбы изредка попадала в торговую сеть и реализовалась там на условиях «ты мне — я тебе». Надувные лодки или уходили в собственные кладовки или продавались, так же как и конфискованный транспорт в виде велосипедов, мопедов, мотоциклов. Естественно ничего не «утилизировалось», как того требовало государство, которое платило нам 130 рублей зарплаты. Но никто из инспекторов не жаловался на жизнь!
Золотое было времечко!
«Ментовка». (юмореска)
Я побывал в милиции (ментовке). Не стесняюсь говорить об этом, потому как каждый может попасть сюда, не совершив абсолютно никаких проступков. Впрочем как и во всем мире, повсюду — им в лапы отданы все мы - бренные телесные оболочки, будь то Раша, Америка или самостийная Украина.
Неделю назад мы около полуночи возвращались с дружком до дому.
Полная луна светила радостно и ярко, наши тени лихо передвигались то увеличиваясь, то изламываясь по асфальту тротуара. В душе пел Челентано, навевая некую игривость и разжигая желания увидеть и обладать красивой девушкой. Как раз это и случилось. Мы увидели и её — объект наших фантазий и что какой-то кент пристает к девушке. Нас двое — он один, взыграла кровь — «освободим даму от хулигана!». Только ввязались, как из подворотни вывалила свора таких же хулиганистых дружков, и началась свалка. Наш объект красоты благополучно смылась, а мы «отмахиавлись» как умели, проклиная себя за идиотизм.
Как-то незаметно подскочил «воронок», и быстрые, жесткие, резиновые «демократизаторы» успокоили и нас и всю свору хулиганья. Утираясь кровью и размазывая сопли, тихо ненавидя друг-друга, вся наша группа оказалась за решеткой в местном «обезьяннике».
Слава богу в раздельных камерах. Сидя на каменной скамье. Я разглядывал «сожителей» по камере.
На полу и рядом сидели: прилично одетый гражданин в шляпе с разбитыми очками на носу, который то и дело их снимал и одевал, трогая разбитые стекла, которые постепенно высыпались из оправы. Две шлюхи, веселенько переговаривались, куря дорогие сигаретки и сверкая ляжками в черных сетчатых колготках. У бомжа в углу обильно лилась кровь из разбитой головы, стекала по бороде и глаза его блуждали, совершая кругообразные движения - кажется он ничего не соображал. Старая карга — с подбитым глазом, пьяно косила, умиленно улыбаясь в нашу сторону. Со мной сидел, поджав ноги, чтобы согреться и хлюпал носом, смазливый по виду студентик. Его била крупная дрожь. Рядом растянулся во весь свой богатырский рост какой-то алкаш, сотрясая камеру забористым храпом. Мой дружок — прислонился к стенке и кажется задремал. Я же, пытаясь фантазировать о будущем, философски кивал сам себе головой — как верна народная поговорка: «От сумы да от тюрьмы — не зарекайся!» Менты гоготали в соседней комнатке и оттуда раздавался лязг стаканов. Время тянулось медленно и я решил заговорить с интеллигентом в шляпе. Тот снял шляпу (оказался лысым как Ленин), вынул носовой платок из кармана, сложил туда останки очков, близоруко улыбнулся мне и завязалась тихая неспешная беседа.
Он оказался добропорядочным семьянином, которого жена послала купить хлеб в хлебный ларек. Подойдя к киоску, он прочитал объявление, что тот закрывается в 20–00. До закрытия оставалось еще около часа, но окошко было закрыто, и весела табличка — «инкассация». Через стекло просматривалась жирная продавщица уплетающая огромный бутерброд и разговаривающая через дверь с такой же жирной особой из соседнего ларька, продающего сигареты.
Наш гражданин вежливо возмутился, и попросил продать ему буханку хлеба и батон, потому как вблизи не просматривалось никакой инкассационной машины. Продавщица и ухом не вела. Гражданин настойчиво стучал в стекло, пока не взбесил эту особу, у которой неожиданно вывалился кусок колбасы из бутерброда. Гражданин с ужасом увидел как это особа подняла колбасу, с ненавистью стала набирать какой — то номер на мобильном. Потом открыла окошко — швырнула колбасу в гражданина и заорала на него — чтобы «он — лопух в шляпе научился читать написанное на табличке». Наш герой собрал свои интеллигентные силы в кулак и возразил, — «… до конца работы еще час и он хочет купить хлеб, а инкассацию они должны делать в нерабочее время». Святоша! Он забыл где он живет! Через минуту раздался визг тормозов, продавщица выскочила из ларька и истошно заорала: «Витя! Это вот этот хрен в шляпе нападает на ларек!». Гражданин не успел и рта открыть, как заработал дубинкой по голове и хруст в суставах, от заломленных рук. Его швырнули на заднее сиденье, напялили шляпу на голову, и дыша перегаром в ухо, приказали водителю двигать в участок. Так он здесь и оказался. Печальная история.
Время тихо ползло к утру…Половина посетителей «дремало», не взирая на дикие взрывы храпа и других звуков, сопровождаемых неприятными запахами. Два раза лязгала дверь и шлюхи одна за другой, исчезли, с хихиканьем и сальным подмигиванием мне и гражданину в шляпе. Я согласно кивал в такт тихому шепоту гражданина, который очувствовал ко мне некую толику доверия и стал рассказывать о бедах его семейной жизни, что в прочем мне было совсем не интересно — я витал под его убаюкивающий шепоток в своих мыслях и грёзах, рассуждая про себя о нелёгкой судьбине, рожденных под знаком Близнецов.
Вдруг мой взгляд наткнулся на нацарапанную надпись на стене от которой меня бросило в пот: «Неприятности начнутся в семь утра!». Я вспомнил рассказы очевидцев и участников, что основное действо начинается в ментовке перед пересменкой в восемь утра, когда старая смена уходит, а новая еще нечего не успела.
Скула моя ныла, на голове я чувствовал шишку, а под глазом прощупывался «фингал»… Мой приятель выглядел не лучше. У нас отняли все, что было в карманах, когда заталкивали в «обезьянник», обещав выдать при освобождении. Жаль было только — что купленного мобильника. Я не ожидал такой честности от ментов — «возврата экспроприированного», но теплилась надежда — лишь бы не били!. Детская наивность.
Лязгнул запор. Двое горилл, в растрепанной униформе, с мутными глазами и красными рожами медленно сканировали жизненное пространство. Один ткнул пальцем в меня: «Ты — выходи!». Гражданин в шляпе боязливо от меня отстранился. Я медленно встал, и с обреченностью еврея, идущего на расстрел, заковылял к двери. За мной клацнул замок и я получил пинок в зад, от которого врезался лбом в стену напротив. Гогот позади… и удар в челюсть, от которого я влетел в нужное экзекуционное пространство.
В голове только одно: «видимо 7-02 утра!». Пред лицом возник измятый лист протокола. «Подписывай хулиган!» - пророкотало над ухом. Дрожала рука моя, и пальцы не могла уцепиться за ручку, пока удар по затылку не врезал меня носом в протокол, после чего ручка мгновенно оказалась в скрюченных пальцах и что-то черкала на листе.
«Ты где написал — падла?». Я поднял рассеянный взгляд на ментов. Центральный держал протокол в волосатой уке, а двое по сторонам пытались там чего-то разглядеть.
— «Ты же гнида документ испортил!».
Перед глазами возникла яркая вспышка и почему-то сапоги перед моим носом, которые двигались то туда — то сюда: «Колян… ты переборщил… Сотри… он пошевелился… Полчаса лежал… Силен браток… А ну давай на стул поднимем».
Мое тело, легко как пушинка взвилось и в задницу больно ударила седушка стула. Ноги как то странно стучали башмаками по полу и я их не ощущал. В дрожащем тумане, как в воздухе над костром, возникла чья-то харя, которая стала меня разглядывать, пальцы в перчатке впились в лицо, поворачивая его то так, то эдак… «Засунь его паспорт ему в карман. Расписался? Ну- ка дай гляну. Сойдет. Давай его в тачку. У нас мало время. Щас брателы появятся на смену.
— Куда? Блин туда куда всех. Чо тупой что-ли?».
Голова больно стукнулась о пол «воронка».
Очнулся я уже под вечер, возле помойных ящиков, сидя и опираясь спиной об один из них. Мне в горло вливал какую-то резкую жидкость бомж. Я вяло отстранился. «Ничо, ничо браток… Заживет… Это водка. Дизинфицирует. А отделали тебя добре! Сволочи с пятого отделения… Я их знаю. Они сюда всех привозят, подальше от себя… Никаких доказательств… Некоторых даже в ящик бросают.».
Я постепенно приходил в себя. В желудке потеплело, по телу пошла мелкая судорога, и вернулись все болевые ощущения. От Вовы, как он представился, несло чем то вонючим, но чувство благодарности, возникающее и усиливающееся во мне с каждой минутой, убивало эту вонь. Я сделал жест — дать мне бутылку. Вова протянул и я забулькал остатки в себя. Бомж сочувственно глядел на меня, виновато кивая…
Дело кончилось полуторамесячной лежанкой в больнице и ровно никакими последствиями для пятого отделения.
Потому как, дружок мой ничего не видел, никаких доказательств избиения я представить не мог, а в протоколах, как сказал адвокат — указана драка на улице в результате которой я и пострадал. Резюме таково: прав народ, — надо жить по принципу «моя хата с краю — ничего не знаю».
Здоровее будете!
«Природная любовь» (юмореска)
Что такое романтичная любовь?
Природа. Стог сена, лодочка на середине озера. или лес. Лес!.Вот он. Красивый и дремучий.
Мой партнер весело и настойчиво увлекает меня в заманчивую чащу…
Звездное, пробивается сквозь густую листву — небо. Это любовь! Любовь на природе!
Романтика!
Комарики, ласково звеня своими крылышками — изредка покусывают в интимные места.
А вот сверчок — скок и прямо в ухо. — чудесное насекомое.
А мураши… Боже! Эти приятные полезные букашки бегают по всему телу, приятно щекоча тысячами лапок, эрогенные зоны!
Песочек, взбиваясь от любовных утех — приятно скрепит между половинками ягодиц… Лепота!!.
А нежные молодые побеги крапивы?
Как томно они жгут шею и животик у пупка? Прелесть!
Это же полезно! Молодой ядок крапивы — возбуждает, заставляет двигаться и кататься по сосновым шишкам, приятно массажирующим спинной мозг.
Мелкие гематомы, оставляемые шишечками, облагораживают кровь! Даже упавший с дуба обломочек сука, и попавший в темечко, радует, потому как, небольшая встряска — легкое сотрясение мозга, только придаёт силы и заставит уйти усталость, и огорчения.
Божественная роса! Вся одежда, получив от влаги, некоторый зеленоватый оттенок, только сближает с природой, приятно освежая спину, при случайных накатах на мокрый лист лопуха.
Рай!
Моя рука в экстазе откинулась и попала на ежика…
Кайф!
Уколы его шкурки, дадут больше чем любая китайская иглотерапия.
Цените это!
Скользкий след на ноге от прошуршавшего ужа, стягивает слизью, от упавшей с нее жабы. Это типа маски.
Полезной маски для ног. Апиляция не нужна… Волосы сами исчезнут, от попадания болотной жижи на бедра моих прекрасных ножек…
Прелестно!
А вот осока… Сколько приятных ощущений доставляет она, покалывая и порезывая под мышками, попадая в мои уста, хватающие и ищущие губы партнера.
Ах. Это не его язык. Это паучок, неожиданно спустившийся с ветки на паутинке… Его лапки, быстро царапают по моему языку наружу — к свободе… Он не привык жить во влаге и пещерных условиях. Вот несколько забавных мышат запутались в моих волосах, весело попискивая и призывая в компанию беременную маму.
Милый натружено дышит прямо мне в ухо приятным чесночным ароматом, шепча в экстазе что-то о моей матери.
Не мудрено.
Его ягодицы попали в дикое пчелиное гнездо и теперь, эти прелестные создания исследуют его половинки на предмет получения нектара.
Откуда этот сероводородный аромат?
Испарения радом оказавшегося болотца?
Ах… Ох… Угу… Угу… Это филин.
Ничего, что сердце екнуло и конвульсивно сжались ноги. Ай. Ой. Ну.
Что-то пытается промычать мой партнер. В свете звёзд сверкнули его очи и сладострастно искаженное лицо… Ему наверное очень приятно от моей неожиданной судороги… Он стонет в припадке.