– Я все понимаю, дорогая Антонина Ивановна, можете не беспокоиться. Если нужна дополнительно моя помощь, можете на меня рассчитывать, – заверила Веруся.
Юля вернулась домой раньше окончания рабочего дня.
– Что случилось? – заволновалась Антонина.
– Все в порядке, – успокоила Юля, – просто шеф дал мне какой-то текст для перевода и отпустил домой. Он считает, что мне следует адаптироваться в коллективе не спеша, привыкать к коллегам постепенно, а им, соответственно, ко мне.
– Ты смотри, какой психолог! По-моему, это хорошо. Значит, он заботится о сотрудниках и о климате на своей фирме. Надо будет как-нибудь пригласить его к нам вместе с женой.
– Ой, что вы! Это неудобно. Он подумает, что я с самого начала пытаюсь подлизаться, – запротестовала Юля.
– Это если бы приглашала ты. А я думаю, что приглашение от Алеши он воспримет нормально. Но в любом случае, сейчас еще рано обсуждать визит. Не волнуйся, мы не сделаем ничего такого, что могло бы тебе навредить. Давай обедать.
Юля извлекла из сумки утренние бутерброды.
– Ты, что же, ничего так и не съела?
– Просто некогда было, я даже до перерыва не досидела, – объяснила она.
После обеда Юля ушла в свою комнату и принялась за перевод, чтобы сразу завтра же сдать его шефу. Вскоре ей понадобился словарь. Там, в Унгенах, у нее был большой итальянско-русский словарь, но ей незачем было тащить его в Москву, – кто мог знать, что так все сложится. Что же делать? Наверняка в офисе он есть, но тогда придется отложить перевод. А если он нужен шефу срочно? Правда, он этого не говорил… Она решила вернуться на работу за словарем или остаться и переводить там.
– Куда ты собралась? – спросила ее Антонина. – Разве ты не должна работать?
Юля рассказала о своей проблеме.
– Ну что ты, девочка! – развела руками Антонина. – В доме полно словарей, только китайского и японского нет. Пойдем, – и она отвела ее в кабинет Алексея, где огромная полка была занята только словарями.
– Ой, как хорошо! – обрадовалась Юля. – Мне было бы очень неловко не справиться с первым же заданием.
– Теперь ты знаешь, где они лежат, и всегда можешь пользоваться.
– Это словари Алексея?
– Да, сейчас уже Алексея, а покупал их для себя Иван Егорович. Он хорошо знал английский и немецкий, к тому же мы много с ним ездили, и он любил тщательно готовиться к каждой поездке, выучивал две-три сотни слов на языке страны, чтобы обходиться по возможности без переводчика.
– Да-а… я тоже когда-то об этом мечтала, потому и учила итальянский, – вздохнула Юля.
– Знаешь, Иван Егорович говорил, что многие слова на итальянском ему знакомы по латинской медицинской терминологии. Вот, в медицинской терминологии часто встречается слово «apertura», что по-латыни означает отверстие, вход. А когда на двери магазина он увидел вывеску со словом «aperto», то сразу заключил, что магазин открыт. Я же по ассоциации со словом «заперто» решила, что наоборот, магазин закрыт. Еще помню такой пример. Мы искали с ним пошивочную мастерскую, чтобы укоротить мое пальто – я купила его перед самым отъездом и не успела сделать это в Москве. Вдруг Иван Егорович показывает на вывеску, где написано «sartoria», и тащит меня туда, приговаривая «Вот она, мастерская». Вошли – точно! Спрашиваю, как он догадался. Оказывается у человека есть такая мышца на бедре, называется «musculus sartorius», портняжная мышца, и каждый врач это знает.
– А почему мышца портняжная? – удивилась Юля.
– Потому что в давние времена портные сидели за работой, сложив ноги под себя, ну, то что мы называем по-турецки, а чтобы согнуть ноги таким образом, помогает определенная мышца, которую и назвали портняжной. Вот и портняжная мастерская называется «sartoria». И еще ему помогало знание некоторых музыкальных терминов. У него был своеобразный метод запоминания некоторых слов. Например, на итальянском крест – это «кроче». Иван Егорович говорил: «Послушай, как похоже звучат эти слова – «крест» и «кроче», в обоих случаях отчетливо выделяется сочетание «кр», совсем как воронье карканье. Может, потому что над всеми крестами летают вороны – и над русскими, и над итальянскими – и оглашают воздух своими криками?» В результате такого логического построения он и запомнил слово, хотя, скорее всего, это всего лишь его фантазии.
– Мне такое в голову не приходило. Если это и фантазии, то очень интересные, – заметила Юля. – Значит, у Ивана Егоровича был хороший слух.
– Безусловно.
– Антонина Ивановна, можно вас спросить?
– Ну конечно.
– Вот все эти пластинки, патефон… Иван Егорович занимался музыкой помимо хирургии?
Антонина Ивановна вздохнула.
– Видишь ли, он очень любил классическую музыку, всегда ходил на концерты, покупал пластинки, потом, когда стали появляться компактные диски, приобретал и их. Кроме того, он много читал литературы по музыке различных музыковедов. У него была знакомая в консерваторской библиотеке, которая рекомендовала и даже выдавала ему на дом книги. Постепенно любовь к музыке перешла в увлечение и коллекционирование старинных пластинок. Он общался с такими же, как сам, коллекционерами. Они обменивались информацией – кто, где, что продает или меняет, словом, это были интересные, увлеченные люди. Иван Егорович и меня увлек, приобщил к музыке.
– Вы продолжаете коллекционировать пластинки? – спросила Юля.
– Нет, нет, коллекционирование – это не в моем характере. Я говорю о музыке, которую тоже полюбила и теперь не представляю, как можно жить без этого. – Неожиданно Антонина спохватилась: – Что-то я заболталась, а тебе работать надо.
– Что вы! Я с удовольствием с вами беседую, вы так много интересного рассказываете, – заверила Юля.
– Все, все! Садись за перевод. Вечером еще поговорим о том, о сем и о всяком, – Антонина вышла, затворив за собой дверь.
К приходу Алексея перевод был закончен. Оставалось переписать или напечатать его в чистом виде. Конечно, если бы под рукой был компьютер, подумала Юля. На самом деле он стоял здесь же, на рабочем столе, но включить его без разрешения хозяина она не осмелилась.
Алексей, как обычно, позвонил в дверь три раза и на вопрос Антонины ответил уже привычным – «Серый волк». Интересно, подумала Юля, разве у него нет ключей? И словно отвечая на ее мысленный вопрос, вошла в кабинет Антонина Ивановна со словами:
– Вот и Алешенька пришел. Ты не удивляйся, что он не отпирает сам дверей, – у него всегда пропадают ключи, и приходится без конца менять замки.
– Я бы не подумала, что он растеряша, – с улыбкой заметила Юля.
– Ни в коем случае. Это касается только ключей. Все остальное всегда в идеальном порядке и сохранности, – заметила Антонина.
Алексей вошел в кабинет. Радостный, с открытой улыбкой, чем-то явно очень довольный.
– Привет! Как дела? Я смотрю, ты уже включилась в работу.
– Да, шеф просил сделать перевод, – ответила Юля.
– Ты что, от руки писала? А компьютер? Не умеешь? – засыпал он ее вопросами.
– Умею, конечно, но без вас… – начала было Юля, но Алексей перебил ее.
– Мама Тоня, почему ты не сказала?
– Прости, я просто не подумала. Ты же знаешь, что я с этой дурындой не в ладах, – объяснила Антонина, указывая на компьютер.
Алексей включил компьютер, открыл для Юли файл.
– Прошу, синьорина! Работай спокойно, распоряжайся, как тебе удобно, а в ближайшие дни я принесу ноутбук, и ты станешь его полной владелицей.
– Ну что вы… – растерялась Юля.
– Юля, не волнуйся, это мой ноутбук, просто я одолжил его буквально на три дня приятелю, который собрался в командировку. У него дома большой, профессиональный, а ему нужно было взять с собой. Вот и все.
– Спасибо вам огромное, Алексей. Вы в который раз выручаете меня, – Юля взглянула на него, а он чуть приобнял ее и подтолкнул к двери.
– Пошли ужинать, а то у меня сегодня маковой росинки во рту не было. А с принтером сама справишься или показать?
– Потом, потом, после ужина, – категорически заявила Антонина.
За столом Алексей был оживлен, разговорчив и поделился новостью: завтра станет известно, дадут ли ему правительственный грант для продолжения его работы.
– Будем держать за вас кулачки, – пообещала Юля.
– Вот спасибо. А теперь рассказывай, как там у вас с синьором Севино?
– Наверное, и у меня тоже многое решится завтра. Он должен прочитать мой перевод, – ответила она.
– Тогда бегом к принтеру, – шутливо приказал Алексей, – а то в наше время читать рукопись, выполненную даже очень красивым почерком, как-то неуместно. Ты не находишь?
– Ну конечно, – улыбнулась Юля.
За компьютером они быстро все выяснили, уточнили и вернулись в столовую пить чай.
На следующий день Юля сдала свой перевод и получила громогласное одобрение шефа. Сотрудники поздравляли ее так сердечно и искренне, что она готова была обнять всех и благодарить. Должность ей определили референт-переводчик с исполнением и секретарских обязанностей. Хотя секретарша у Флавио Севино уже была, но языка она хорошо не знала. Вот он и решил, что Юля станет подстраховывать ее в сложных случаях.
– Только без ревности и зависти, девочки! – предостерег шеф. – В нашем офисе должны царить дружба, взаимопонимание и любовь… – Он сделал паузу и затем закончил: – к детям.
Все рассмеялись, потому что профиль фирмы и ее предназначение были в распространении по России новой, модернизированной мебели для детских комнат. Сюда входило все, с чем от рождения и до подросткового возраста должен сталкиваться ребенок: коляски, различные стульчики и стулья, функциональные и обыкновенные, кровати, манежи, спортивные стенки, шкафы и тумбочки, словом, несть числа всяким придумкам, которые щедрой рукой начертали на своих чертежах итальянские дизайнеры, а фирма, чьим представителем был Севино, воплощала в жизнь и распространяла.
Дело это было совершенно новым. Пока в офисе на обозрение предлагались лишь образцы изделий. Но уже шли переговоры насчет аренды и строительства магазинов и магазинчиков в Москве и других крупных городах. Предполагалась и продажа сопутствующих товаров – от памперсов, или паннолини, как они называются в Италии, до автомобильных кресел для детей.
Когда на следующий день Юля рассказала дома обо всем подробно, Алексей удивился:
– А что же твой шеф не обрисовал сразу всю картину, а говорил как-то сдержанно и схематично?
– Я тоже об этом его спросила. Знаете, что он мне ответил? «Невеста – еще не жена. Вот теперь, когда я принял окончательное решение, могу быть с вами совершенно откровенным».
– Вот же хитрец какой! – заключила Антонина.
– Значит, тебя уже и женили? – засмеялся Алексей.
– Да вроде того. Он даже назвал сумму, которую будет мне платить. Я до сих пор не могу поверить, что с первой же зарплаты смогу снимать комнату, – радостно сообщила Юля.
– Снимать комнату? – встревожился Алексей.
– Конечно, не могу же я постоянно жить у вас.
– Это почему же? – удивилась Антонина Ивановна. – Мы ведь обо всем договорились, и маме ты уже успела сообщить, что остаешься у нас.
– Да, но если фирма дает мне такую возможность… И потом, я думала, что буду помогать вам в хозяйстве, Антонина Ивановна, а теперь у меня не будет для этого свободного времени, – возразила Юля.
– Господи, неужели ты решила, что я всерьез собиралась доверить тебе мое хозяйство?
– Вы так сказали… – растерялась Юля.
– Я сказала это для того, чтобы ты не комплексовала, девочка моя, а на самом деле все мое хозяйство – это всего лишь готовка, которой я занимаюсь с удовольствием. В конце концов, не могу же я целый день сиднем сидеть, сложа руки!
– Юля, сколько бы тебе ни платил твой расчудесный синьор, я не думаю, что тебе этого хватит, чтобы снимать жилье, посылать домой и еще тратить на себя. Разве тебе мало места у нас? Четыре комнаты! Хоть закатывай приемы, а ты собралась куда-то переезжать, – Алексей говорил с таким жаром, что Антонина даже встревожилась – не оставалось сомнений: если Юля уедет от них, для него это будет травмой.
– Если честно, – призналась она, – мне бы тоже не хотелось расставаться с вами, но с какой стати вы должны терпеть мое присутствие, не получая при этом вознаграждения?
– Эко загнула! – возмутилась Антонина Ивановна. – Вознаграждение! Чего это ты придумала, а? Платить мне деньги за то, что я тебя как родную приняла?
И тут разговор повернулся таким образом, что Юле пришлось оправдываться и уверять, что она не так и не то хотела сказать, что только чувство неловкости вынуждает ее думать о съемной квартире. Вмешался Алексей и, чтобы прекратить спор, сообщил, что грант ему выделен, решение окончательное. Антонина обняла его, расцеловала.
– Поздравляю, – присоединилась Юля. – Я искренне за вас рада.
– Тогда давай перейдем на «ты», а то я уже без твоего разрешения перешел, а ты мне все еще выкаешь. Согласна?
Юля молча кивнула, но в глубине души не была уверена, что ей это легко удастся, – все-таки большая разница в возрасте требовала, как она считала, соблюдения определенных правил общения.
– И что даст этот грант, кроме денег, конечно? – спросила Антонина.
– Это значит, что после защиты докторской я смогу поехать на стажировку в Штаты.
– Надолго? – насторожилась Антонина Ивановна.
– Сейчас трудно сказать, посмотрим, – Алексей с тревогой взглянул на мать.
– Значит, надолго… – грустно заметила она.
– Мама Тоня, ну что ты заранее настраиваешь себя! Все еще вилами по воде писано, – попытался успокоить ее Алексей.
– Солнышко, если кто-то и хочет больше всех, чтобы твоя поездка состоялась, так это я. Но без тебя мне будет тоскливо и грустно, и тут ничего не поделаешь.
– Вот видишь, Юля, еще один аргумент против твоего решения переехать куда-то от нас. Неужели ты оставишь маму Тоню одну? – воспользовался Алексей ситуацией.
– Но ведь вы…
– Ты! – напомнил он.
– Да, да… я еще не привыкла, – оправдалась Юля, – ты ведь не сегодня уезжаешь. Еще и докторскую не защитил…
– Совершенно верно, но я хотел бы знать определенно, что ты не оставишь мою маму в одиночестве, – произнес Алексей, глядя в упор на Юлю.
– Конечно, нет. Вы столько для меня сделали доброго, что даже если бы это противоречило моему искреннему желанию, я бы никогда, никогда… – она не смогла закончить фразы, расплакалась и вышла из комнаты.
– Ну вот, расстроили девочку, – сокрушенно заметила Антонина.
– Я сейчас, – Алексей вышел вслед за Юлей…
Вечер, посвященный музыке Шопена, прошел в гармонии и согласии. Несмотря на свое первоначальное решение снимать комнату, Юля была рада остаться здесь, с Антониной Ивановной и, что греха таить, с таким заботливым и интересным молодым человеком, которого судьба послала ей, словно сжалившись наконец над ее страданиями.
Гагры утром особенные, непохожие ни на какое другое место на всем черноморском побережье. Кажется, солнце здесь не только светит и греет, но и звенит, радостно и счастливо, оттого что в этом земном раю оно не должно никому угождать, ничего доказывать, выдерживая и высчитывая нужное для статистики количество световых дней, а просто жить вместе с морем, дожидаясь, когда последние купальщики покинут его, и тогда медленно и блаженно окунуться самому в него, чтобы на следующий день вновь всплыть над всей этой красотой.
Галина любила Гагры так, словно это была ее родина. Она знала здесь каждый закуток, каждый изгиб побережья и не променяла бы гагринский пляж из мелкой гальки на все песчаные пляжи других курортов. Она терпеть не могла песок, который забирался во все складки и щели одежды и тела и даже после возвращения в Москву иногда обнаруживался в самых неожиданных местах. Это напоминало ей иголки перестоявшейся после Нового года елки – сколько ни борись с ними, хоть выметай, хоть пылесось, нет-нет да и возникнут то в щелях между паркетинами, то на ковре. К тому же она считала, что песчаные пляжи не очень гигиеничны. То ли дело гагринская мелкая галька, на которой можно даже голышом, без лежака и полотенца, валяться, ощущая всей кожей тепло, скопившееся в камешках.
Встреча с Ларисой Киселевой не доставила ей ни радости, ни огорчения – по большому счету, она была ей безразлична. Почему – сама не знала. Ну не интересна, что ли?
Утром раздался легкий стук в дверь, ведущую в ванную комнату.
– Ларис, это ты? – спросила Галина.
– Я, – отозвалась соседка.
– Сейчас… – Галина поднялась с постели, открыла дверь, впустила Ларису. – Ты что в такую рань?
– Побойся Бога! Уже десять часов, пора на пляж.
– Знаешь, моя дорогая, мне пора на пляж тогда, когда я этого хочу. Если ты готова, иди, загорай, меня не жди. Мой отдых заключается в основном в том, что я делаю здесь, что хочу и когда хочу.
– Но утренние лучи более полезны, в них больше ультрафиолета и меньше тепловой энергии, – объяснила Лариса.
– Я тебя умоляю! Что ты мне здесь прописные истины впариваешь! Плевала я на эти лучи, если мне не нравится рано вставать. Давай договоримся: каждый отдыхает, как хочет. Можем вместе пообедать в ресторане или встретиться на пляже, если совпадем на какой-нибудь часок. И – все. Никаких режимов, никаких обязательств. Полная свобода!
– Ладно, ладно, – примирительно проговорила Лариса. – Делай, как тебе удобно. Я буду на пляже, займу тебе лежак. Придешь – хорошо, нет – значит, полежу одна.
– Вот так хорошо, – согласилась Галина и шмыгнула в постель досыпать или просто долеживать свое время.
Лариса ушла…
Галина любила завтракать в маленьком кафе, где за стойкой торговал высокий огненно-рыжий буфетчик. Он явно симпатизировал ей, каждый раз приветствуя гортанным выкриком и всплеском обеих рук. Посетители, стоящие в небольшой очереди, оглядывались на нее, а он, уже изучивший Галины вкусы, быстро открывал баночку мацони, выкладывал на тарелку свежий теплый хачапури и поверх голов протягивал ей. Очередь начинала роптать, а буфетчик улыбался и говорил протестующим: