– Но ты же меня не сразу полюбил, вдруг передумаешь?
– Мне никто, кроме тебя, не нужен. Я уже говорил тебе, а сейчас и подавно.
– А если я передумаю? – неожиданно задала вопрос Ксения.
– Ты хочешь сказать, что выйдешь замуж за другого?
– Ну… случается же и такое, – не унималась она.
– И ты сможешь с другим… вот так вот… как у нас с тобою было? – Иван так пристально и строго посмотрел ей в глаза, что у нее пропала охота продолжать это глупое заигрывание.
– Замолчи немедленно! – рассердилась Ксюша и прижала ладонь к его губам. – Сейчас же скажи, что ты мне веришь.
– Я тебе верю. Только давай больше так не шутить. – После минутного размышления Иван добавил: – А может, сходим в сельсовет? Прямо сейчас, а?
– Это еще зачем? – не поняла его Ксения.
– Зачем, зачем… Распишемся – и все. Точка.
– Какая точка, что ты! Тут-то все и начнется: приданое, свадьба, гости, угощение. Все село соберется!
– Так уж и все, – возразил Иван.
– Вот ты подумай: не каждый год парни из нашего села в институты поступают. Согласен?
– Ну…
– Это ли не повод нагрянуть всем селом?
– Твоя правда… А давай по-тихому, по секрету. Никому ничего не скажем, просто зайдем и распишемся. Никто не узнает.
Ксения рассмеялась:
– Только первые десять минут, а потом пойдет звон по всем избам – на чужой роток не накинешь платок.
– Пожалуй… – задумчиво произнес Иван.
Решили больше не спорить и оставить все как есть, до лучших времен.
– Ты же не станешь меньше меня любить, если в паспорте не будет печати? – с хитрой улыбкой спросила Ксюша.
– Еще чего! Но если будет ребенок…
– Ну-уу… когда еще он будет… – махнула рукой Ксюша, и тут уж на самом деле была поставлена жирная точка.
«Кирилл + Тамара», «Тамара + Кирилл» – эта надпись мелом с завидным постоянством появлялась на школьной доске из года в год. Сначала детей это смущало, а потом они привыкли, перестали обращать внимание и только улыбались снисходительно, мол, да, так оно и есть, мы любим друг друга, ну и что?
Кирилл жил с матерью, Натальей Сергеевной, молодой, привлекательной женщиной, рано расставшейся с мужем, когда сыну было всего три года. Развод для нее не стал трагедией – как-то так получилось, что прожив вместе пять лет, они легко расстались, не обвиняя ни в чем друг друга, не предъявляя претензий, словом, без привычного в подобных случаях взаимного озлобления. Бывший муж уехал в другой город, вскоре там женился, обзавелся приемным ребенком – она не знала, по какой причине они с новой женой взяли приемного малыша, – но алименты и подарки ко дню рождения и к праздникам присылал всенепременно. Собирался приехать в Москву, повидаться с сыном, но заболел скоротечным злокачественным заболеванием и умер.
Кирюша совсем не помнил отца и только когда пошел в школу, мать сказала ему, что родитель его умер от тяжелой болезни. Других подробностей она не рассказывала, да и зачем?
Работала она переводчицей с туристическими группами, но только в Москве, поскольку не с кем было оставлять сына, случись поездка куда-нибудь с группой. Заработка хватало едва-едва, но Кирюшу тем не менее всегда одевала и обувала отменно – чего не могла купить, шила сама, перешивала, переделывала, на одежду, протертую в коленках и локтях, ставила такие художественные латки, что мальчишки в школе завидовали и интересовались, где такие брюки или пиджак можно купить. Кирилл всегда отвечал: «Не знаю, спросите у моей мамы».
Тамара была единственной дочерью крупного в масштабах Москвы чиновника, с детства привыкшая к постоянной домработнице, машине, даче, неработающей светской маме, поездкам на курорты и всякие экзотические места за рубежом. Она не знала ни в чем отказа, но при этом не была капризной или избалованной, как часто случается в подобной ситуации.
Примерно в девятом классе школы они с Кириллом успели познать радость взаимного обладания и сразу после получения аттестата зрелости объявили своим родителям, что хотят вступить в брак, – именно так выразился Кирилл, делая официальное предложение в присутствии родителей Тамары. Возражений ни с одной, ни с другой стороны не последовало, но Кирилл твердо решил поступать в Бауманский и мог рассчитывать только на свою стипендию. Отец Тамары не счел это обстоятельство препятствием к браку, поскольку знал, что дочь влюблена в парня по уши, и догадывался об истинном положении вещей в их взаимоотношениях. Кроме того, Кирилл, который много раз бывал в их доме, нравился ему – парень хорошо воспитан, умен да и собой хорош, а что касается материальной стороны этого брака, он считал, что вложение в будущего зятя – это выгодное вложение.
Кирилл успешно сдал вступительные экзамены и поступил в МВТУ, попросту Бауманку, о которой и мечтал.
Сразу после зачисления сыграли свадьбу, и молодые отправились в свадебное путешествие во Францию на две недели. Отец Тамары преподнес эту поездку в качестве свадебного подарка. Туристической компанией было предусмотрено свободное передвижение по стране с русскоговорящим гидом французом.
Расположились они в гостинице недалеко от площади Республики, в самом центре Парижа. Разногласия, споры, обиды и ссоры начались почти сразу по прибытии во Францию. Поводы были, на первый взгляд, пустячные, но кто сказал, что разногласия между супругами возникают только из-за серьезных причин, например, по проблеме глобализации, или поворота рек, или в связи с выборами нового парламента?
Тамара сразу же начала кокетничать с переводчиком Андрэ, смазливым брюнетом, который учился в МГУ и защитил диплом по «Донским рассказам» Шолохова. Он прекрасно говорил по-русски, хорошо знал русскую классическую литературу и очень интересно вел каждую экскурсию.
– Томка, зачем ты это делаешь? – спросил Кирилл, когда они после многочасовой прогулки по Парижу вернулись в гостиницу.
– Что именно? – вскинула брови Тамара.
– Я должен уточнять?
– Для начала просто объяснить, уточнять можно потом.
– Ты все прекрасно понимаешь, а разговаривать в такой манере я не стану.
– Вот и прекрасно, тогда и начинать не стоило, – бросила она, удаляясь в ванную.
– Хорошо. Только имей в виду – я просто уеду. – Слова прозвучали спокойно, но решительно.
Когда Тамара вернулась из ванной, Кирилл рассматривал туристическую карту.
– Куда поедем завтра? – спросила она как ни в чем не бывало и присела рядом.
Он подвинул к ней карту.
– Решай сама.
– Я ничего в картах не понимаю. А что ты высмотрел?
– Можно еще пару дней походить по Парижу, посмотреть Лувр, потом я бы хотел направиться к югу, в Бургундию.
– По следам трех мушкетеров?
– Не только. Там есть небольшой городок Бон…
– Бон – это в Германии, грамотей, – перебила его Тамара.
– Спасибо, это мне известно, только в Германии Бонн, с двумя «н», и это достаточно большой город, а я говорю о бургундском городке Бон, где находится уникальный музей вина.
– Очень интересно! Чего я там не видела?
– Ну, не хочешь, предложи свой маршрут, – не стал спорить Кирилл.
– В том-то и дело, что я сама не знаю, – капризным голосом заявила Тамара.
– Сама не знаешь, со мной не соглашаешься, а чего ты хочешь?
– Не знаю, может, посоветоваться с Андрэ?
– Пожалуйста, советуйся, но у него наверняка свои пристрастия. Зачем же нам следовать чужому вкусу, если мы сами можем выбрать.
Они еще долго спорили. Тамара то соглашалась, то внезапно меняла свое решение. В итоге решили пробыть в Париже еще три дня, потом поехать в Бургундию, останавливаясь по пути в маленьких городках, и провести экскурсию по главному городу Бургундии Дижону, посмотреть его церкви, музей изящных искусств. Музей вина в Боне решили не осматривать, к величайшему сожалению Кирилла.
К чести Андрэ надо сказать, что он поддержал идею Кирилла заглянуть в музей вина, где можно осмотреть не просто бутылки с вином, но и старейшие давильные аппараты, любовно сохраненные французами. Однако Тамара уперлась, словно настоять на своем было делом ее чести.
После Дижона, расположенного к юго-востоку от Парижа, поехали строго на юг, по течению Сены, в Лион. К историческому музею ткани Тамара наконец проявила интерес, внимательно и с удовольствием рассматривала экспонаты.
Направляясь далее в Шамбери, бывшую столицу Савойского герцогства, они чуть было не проскочили небольшой городок Бельвиль и по настойчивой рекомендации Андрэ остановились, чтобы осмотреть церковь ХII века, совершенно спокойно соседствующую с новейшим концертным центром, который странным образом не выглядел рядом с ней кощунственно и не вызывал зрительного неприятия. А совсем рядышком с этими знаменитостями, ничуть не смущаясь их величия, скромно расположилось небольшое старое здание с вывеской на фасаде, на которой большими буквами алела надпись: «ГАЛИМАТЬЯ».
– Какое странное название, – удивился Кирилл. – что здесь?
– Это магазин игрушек, – разъяснил Андрэ.
– Какая прелесть! Здорово придумано, шутливо, весело, – улыбнулся Кирилл. – к тому же великолепный, остроумный рекламный посыл. Вот молодцы.
– А по-моему, ничего остроумного, просто небрежность и неуважение к ребенку, – скорчила презрительную мину Тамара.
Кириллу стало неловко за жену. Андрэ промолчал. Впечатление было испорчено…
Последние дни свадебного путешествия прошли с беспрерывными перепадами настроения Тамары. Она представляла свое пребывание во Франции как бесконечный шопинг в модных бутиках и парфюмерных магазинчиках Парижа. Все остальное вызывало у нее досаду и раздражение, которое она выливала на мужа.
– Да пойми ты, Том, – увещевал ее Кирилл, – все это можно купить и в Москве, а увидеть страну, почувствовать ее особенность и неповторимость можно только путешествуя по ней.
Однако убедить молодую жену он не смог, а в ответ услышал фразу, ставшую последней каплей его терпения:
– В конце концов, это мой папа заплатил за наши путевки, и я имею право получить удовольствие от поездки так, как мне этого хочется.
Кирилл сделал для себя вывод…
Свадебное путешествие закончилось. Молодожены вернулись в Москву. Кирилл не стал переезжать к Тамаре, как было задумано, а отправился к себе. Мать, конечно же, расстроилась, но решила не вмешиваться, а вечером позвонил тесть и недовольным голосом попытался выяснить причину такого поведения зятя. Кирилл ответил, что лучше всего расспросить об этом собственную дочь, а свои мотивы он не обсуждал даже с матерью. Потом последовали разговоры двух мам, вслед за этим звонок тестя маме Кирилла… Словом, в результате перекрестных обсуждений, уговоров и слез Кирилл встретился с Тамарой в кафе, где они просидели битых два часа, вызывая крайнее недовольство у официанта, потому что, кроме кофе и воды, ничего не заказали. Их разговор мог бы служить наглядной иллюстрацией для иностранца, изучающего русские идиоматические выражения, в частности, такое как «толочь воду в ступе». И тем не менее, шаткое согласие было достигнуто: Кирилл переехал к Тамаре, но с условием, что будет только, как выразилась теща, столоваться у них, внося в общий бюджет свою стипендию. Остальные расходы мать обещала, как и прежде, взять на себя: она прекрасно понимала достаточно унизительную ситуацию, в которой оказался сын, его ущемленное самолюбие и как могла помогала ему.
В летние каникулы Кирилл поехал со студенческим стройотрядом на Север, откуда вернулся с приличной суммой денег, часть которых отдал матери. Это вновь стало причиной недовольства Тамары, которой хотелось отдыхать у моря вместе с мужем, «как принято у порядочных людей».
– Прости, конечно, – не сдержался Кирилл, – от чего ты хочешь отдохнуть, от ничегонеделания? Ты собиралась поступить куда-нибудь на заочный – передумала, обещала найти интересную работу – и вновь пустые слова. Тебе не надоело бездельничать?
И вновь последовали обида, бесконечное выяснение отношений, ссора.
Кирилл предложил в оставшееся от каникул время отправиться на Валдай с его однокурсниками.
– Что я там буду делать? – возмутилась Тамара. – Топать с твоими неухоженными интеллектуалками в потных майках и стоптанных кроссовках по горам?
– Томка, Валдай – это не горы, а холмистая местность с множеством красивых озер. Мы же учили это в школе по географии. Помнишь, тебя вызвала наша географичка, и я стал подсказывал, а она меня выставила за это из класса. Помнишь?
– Нет.
– Ну вспомни, я еще после этого приоткрыл дверь и руками показывал тебе холмы, а весь класс ржал.
– Не помню, и какое сейчас это имеет значение?
– Я все помню, что связано с тобой, – грустно заметил Кирилл.
Несмотря ни на что, он продолжал любить эту взбалмошную, непредсказуемую, упрямую Томку. Она стала его первой и единственной женщиной, самой красивой, самой желанной, самой-самой. Остальные девицы были для него все на одно лицо, впрочем, при всем уважении к ним, он и не вглядывался в их лица, не задумывался и не знал, какие у них фигуры, ноги, и когда мальчишки порой судачили об этом, не мог взять в толк, как можно обсуждать такие пустяки.
Кирилл отправился на Валдай, а Тамара уехала в Австрию, в Тироль.
Вернувшись, они вновь поссорились.
Так продолжалось все годы его учебы – они ссорились, мирились, разъезжались, вновь сходились. Однажды Тамара даже переехала к нему, в двухкомнатную «хрущевку», где он жил с матерью. Впрочем, за это время она успела поступить в педагогический, на заочное отделение исторического факультета и с грехом пополам переваливалась, перекатывалась с курса на курс, не спеша и особо не утруждая себя.
Как-то давнишняя подруга Галя, врач-реаниматолог, свой парень для Кирилла, единственный человек, с кем он позволял себе откровенничать, когда становилось совсем невмоготу от «семейного счастья», сказала ему:
– Видишь ли, твоя Томка просто очень экономный человек…
– Экономный?! – перебил ее недоумевающий Кирилл. – Все что угодно, но только не экономность…
– Не горячись, я не в том смысле. Понимаешь, она экономит свою вторую сигнальную систему и обходится только первой.
– Ты хочешь сказать, что ею движут одни рефлексы?
– Пожалуй…
– Обидно слышать такое от тебя, – нахмурился Кирилл.
– А кроме меня тебе этого никто и не скажет, – парировала свой парень Галина.
– Я все равно ее люблю, – упрямо боднул он головой.
– Люби, дружок, кто тебе не велит…
Разговор вскоре прервался, потому что вошла мать, а Кирилл старался не огорчать ее, изо всех сил изображая счастливый брак.
Наконец институт был закончен, предстояло решать – поступать в аспирантуру, куда его рекомендовали, или отправляться на завод младшим инженером. Матери и самому Кириллу хотелось бы продолжить учебу – у него была склонность к науке и, как говорил известный профессор, руководитель его дипломного проекта, огромный интеллектуальный потенциал, который нельзя зарывать в землю. Тамара была категорически против, понимая, что аспирантура наверняка поглотит все его время, и он уйдет с головой в свою научную работу.
На этот раз разногласия привели к окончательному разводу, они подали заявление в ЗАГС, и стараниями папы бракоразводный процесс быстрыми шагами пришел к желаемому финалу.
А Кирилл все-таки поступил в аспирантуру.
Юля проснулась от яркого луча солнца, который ухитрился пробиться в промежуток между задернутыми шторами, огляделась, не сообразив в первую минуту, где она, что с ней. Потом вспомнила и заволновалась: хотя интуитивно доверяла этим милым людям, но все-таки не могла понять механизма своего чудесного спасения из неизбежной кабалы, в которую вовлекла ее Сильвия.
Она набросила халатик, вышла из комнаты и направилась в столовую, где накануне ужинала. Там никого не оказалось, и Юля, не зная расположения комнат, решила зайти в уже знакомую ей ванную. Там на полочке лежала зубная щетка в знакомом футляре, висело полотенце с вышитой в уголке мамой монограммой, а на полу стояли ее домашние тапочки – вещи, привезенные с собой из Унген. Все это лежало в чемодане, который она не успела до конца распаковать. Но как они попали сюда, ведь чемодан остался на той квартире? Таких чудес не бывает. Юля стремительно выскочила из ванной комнаты и наткнулась прямо на Антонину Ивановну.
– Доброе утро, – приветствовала она гостью. – Как спалось?
– Доброе утро, – растерянно ответила Юля и хотела спросить о своих вещах, но та опередила ее:
– Алеша вчера забрал твой чемодан, а сегодня утром завез сюда. Прости, что я без спросу разложила некоторые твои вещи, они лежали не в чемодане, а в отдельном пакете. Наверное, их собрала твоя Сильвия.
– Ее отпустили?
– Вот уж что меня меньше всего заботит, – сердито комментировала Антонина. – Главное, что с ней и с той квартирой у тебя все покончено. Надеюсь, это так?
Юля ничего не смогла ответить, а только обняла ее и заплакала. Это были те самые слезы, прилив которых предсказала эта мудрая женщина. Она прижала к себе девушку, похлопала по спине и сказала:
– Думаю, сейчас тебе стоит умыться и позавтракать, а потом мы с тобой поговорим обо всем и вместе поплачем.
– Но почему вы будете плакать? – сквозь слезы спросила Юля.
– Я так давно живу на свете, что всегда найдется повод для слез, тем более за компанию – вдвоем плачется эффективнее, я бы даже сказала, результативнее. Ну-ка, взгляни на меня. – Антонина внимательно осмотрела Юлин глаз, чуть приподняла веко и осталась довольна результатом – вчера она закапала ей лекарство, положила примочку с бодягой, и сегодня результат был в полном смысле этого слова на лице. – Ну вот, жить можно. Пошли завтракать, а то я проголодалась, ожидая, пока ты проснешься.
После завтрака Юля рассказала, как приехала, как тепло встретила ее Сильвия, но когда они разложили в холодильнике фрукты, привезенные из Молдавии, землячка произнесла фразу, озадачившую ее: «Сегодня отдыхай, прими душ, а завтра можешь начинать». «Что начинать?» – спросила Юля. «Как что? Или ты не работать приехала, а по музеям и театрам ходить?»