– Не волнуйтесь, – оскалился режиссер, – это всего несколько эпизодов, а играть ничего не потребуется, просто запечатлим вас, как хозяйку, милую даму…
Продолжая тарахтеть, он втолкнул меня в столовую, где сидели Федор и какая-то тетка.
– Валечка, давай, – велел Боря.
Тетка поманила меня пальцем.
– Слушаю, – сказала я.
– Сядьте на стульчик, – попросила она, – личико подмажу.
– Я практически не крашусь.
– Так это же кино! – воскликнула Валечка и принялась возить по моему лицу отвратительно воняющей губкой.
Моя бабушка частенько повторяла:
– Если напал насильник и отбиться от него нельзя, нужно расслабиться и получить удовольствие.
Поэтому я не стала с гневом отталкивать руку гримерши, а просто закрыла глаза.
Минут через десять Борис сообщил:
– О, чудесно, шикарный вид, десять лет долой, тебе всегда следует только так ходить!
Отметив, что мужик перешел со мной на «ты», я хмуро поинтересовалась:
– Что делать?
– Слушай, – пустился в объяснения режиссер, – сейчас раннее утро. Ты встала, хорошо выспалась, настроение чудесное! Сидишь в столовой, куда входит горничная с тарелкой овсянки… Ты с аппетитом завтракаешь. И все! Ей-богу, ерунда! Поняла задачу?
Я кивнула.
– Но меня смущают детали.
– Какие?
– Во-первых, сейчас вечер, во-вторых, по утрам у меня обычно дикая меланхолия, в-третьих, я практически никогда не завтракаю, в-четвертых, ненавижу овсянку…
– Киса, – замахал руками Бориска, – это кино! Тут все неправда. Больше фильмов врут только новости. Ладно, сначала порепетируем. Так, быстренько села, улыбочка…
В лицо мне ударил яркий свет.
– Ну, изобрази радость, – велел мучитель.
Я представила, что на режиссера напала злобная, голодная тигрица, вот она пытается откусить ему голову. Губы помимо воли начали растягиваться в улыбку.
– Отлично! – завопил Борис и хлопнул в ладоши. – Ира, овсянка!
Стукнула дверь, и в круге света возникла наша домработница. Я расхохоталась во все горло.
Ирка обычно бегает зимой по дому в удобных вельветовых брюках и пуловере. Знаю, конечно, что многие обеспеченные люди, нанимая прислугу, обязывают ее носить форму, у Сыромятниковых, например, шофер одет в красную тужурку и шапочку с золотым околышем. Но у нас все намного проще. Главное, чтобы Ира справлялась с домашней работой, а во что при этом она обрядится, всем в доме без разницы. Кстати, Ирка патологически аккуратна, ее вещи безукоризненно отглажены, волосы хорошо уложены… Она очень следит за собой. Но сегодня домработница выглядела невероятно.
Ладную, небольшую фигурку обтягивало узкое черненькое платье-футляр, сшитое из какого-то блестящего материала. Короткая юбчонка открывала колени, на поясе топорщился крохотный белый кружевной фартучек размером чуть больше носового платочка, на голове вздымалась «корона» из того же кружева.
Маленькими шажками Ирина подсеменила к столу, грохнула на скатерть никелированную емкость, подняла крышку и объявила:
– Овсянка, мадам!
Я чуть не скончалась от смеха. Мало того что Ирка напоминала танцовщицу из третьесортного стрип-бара… Есть такие заведения, где девушки выпархивают на сцену в различных одеяниях: медсестры, официантки, стюардессы. Костюмчики сшиты утрированно, все слишком коротко, узко и вызывающе… Так еще Ирина произнесла фразу о каше, ставшую классической после телесериала о Шерлоке Холмсе.
– Эй, – завопил режиссер, – не пойдет! Даша, такую бурную радость при виде простой каши может продемонстрировать только изголодавшаяся бомжиха, а не богатая дама. Ты переиграла. Ира, сначала!
Ситуация повторилась. На этот раз я удержалась от хохота и, когда Ирка, торжественно возвестив: «Овсянка, мадам», – подала тарелку, я уставилась на кашу.
– Ну, – поторопил Борис, – давай.
– Что давать?
– Ешь с удовольствием!
– Но я терпеть не могу геркулес!
– Искусство требует жертв! – патетически воскликнул режиссер. – Начинай.
Я великолепно знаю, что от природы мне достался чересчур мягкий, податливый характер, к тому же я всегда боюсь обидеть человека, и в тех ситуациях, когда, по-хорошему, следует разораться и затопать ногами, я, как правило, со вздохом покоряюсь. Вот и сейчас, вместо того чтобы послать Борю вместе с овсянкой в то место, где им надлежит быть, я взяла ложку и принялась глотать скользкую, слишком сладкую массу. Впрочем, будучи зверски голодной, я справилась с задачей вполне успешно.
– Ладно, – смилостивился Борис, – сойдет!
Я обрадовалась.
– Это все? Я могу быть свободна?
Режиссер посмотрел на меня так, как дрессировщик смотрит на глупую обезьяну.
– Естественно, нет, сейчас начнем съемку!
– Но я уже съела овсянку!
– Это была репетиция, а теперь включим камеру.
– Мне придется опять давиться кашей?!
– Странное дело, – возмутился режиссер, – Ольга, между прочим, обещала, что все в доме будут нам помогать, и только на этом основании я дал ей роль, а теперь начинаются капризы!
Я притихла. Если у Зайки отнимут возможность появиться на экране, моя жизнь до скончания дней превратится в ад.
– Ладно, ладно, хорошо, согласна. Только, Ира, не клади больше так много!
Домработница кивнула и исчезла.
– Мотор! – завопил Борис.
Я изобразила идиотскую улыбку. Тут вдруг откуда-то сбоку появилась гримерша Валечка с непонятной черной табличкой в руке. Сунув деревяшку прямо мне под нос, баба проорала:
– «Отчий дом», дубль первый! – и оглушительно стукнула чем-то.
– Ой! – взвизгнула я.
– Стоп! – заорал режиссер. – Что еще?
– Ничего, я испугалась.
– Ладно, не дрейфь, это хлопушка, – ответил Борис, – так будут делать перед каждой сценой. Ведь не больно совсем, а?
И они с оператором противно заржали. Через пять минут ситуация повторилась.
– «Отчий дом», дубль один, – возвестила Валечка.
Я ощерилась, появилась Ирка.
– Овсянка, мадам!
Стараясь не поперхнуться, я заглотила геркулес.
– Снято, – возвестил режиссер.
– Не пойдет, – сообщил оператор и загадочно добавил: – Блики.
– Ну е-мое, – обозлился Борис, – ладно, еще разок.
– Опять! – в ужасе прошептала я, чувствуя, что сыта овсянкой на всю оставшуюся жизнь.
– Ладно, ладно, потом поспоришь, – заорал режиссер, – пошли!
Я вновь, давясь, проглотила содержимое тарелки.
– Не пойдет! – завопил Боря. – Где улыбка? И почему Ирка хихикает? Всех уволю, вон выгоню, прочь отправлю, идиоты! Не можете режиссерскую задачу реализовать, так и нечего на съемочную площадку лезть!
Я хотела было справедливо заметить, что совершенно не рвалась стать Шарон Стоун, разинула уже рот, но тут же его захлопнула. Каша плескалась в горле, и я побоялась, что сейчас выполню любимый трюк Хучика – тошнилки в столовой.
– Еще разок, – просвистел Борис, – аккуратно, четко, ну…
Говорят, если человека долго и упорно пытать, в какой-то момент он становится совершенно невосприимчив к боли. Организм, защищаясь, в отчаянии отключает все сигнальные системы. Вроде личность и жива, а рефлексы отсутствуют. Подобная штука приключилась со мной на шестом дубле. Кашу я проглотила играючи.
– Вот, – довольно сообщил Боря, – наконец. Всех дел-то было, чтобы геркулес скушать! Всем спасибо.
Я вырвалась из-за стола и осторожно пошла в холл. Овсянка колыхалась в носу, по-моему, она добралась до гайморовых пазух. Не в силах подняться на второй этаж, я доползла до гостевого туалета и склонилась над унитазом. Слов нет, чтобы описать мое самочувствие. Скажу только одно, если бедному Хучику каждый раз так плохо, то его никогда не нужно ругать за испорченный ковер.
Примерно через час ко мне в спальню влетела Зайка.
– Чего валяешься тут в одиночестве?! – закричала она. – Иди в столовую, поужинаем.
– Спасибо, не хочется.
– Хватит кривляться, – возмутилась Ольга, зажгла верхний свет, повернулась к шкафу, вытащила брюки, свитер, обернулась вновь ко мне и взвизгнула:
– Ой, мамочка!
– Что случилось?
– Ты в зеркало давно смотрелась?
– Ну, – задумалась я, – когда умывалась…
– И как?
– Нормально.
– Поди еще разок глянь!
Пришлось вылезать из-под уютного пледа и топать в ванную. Бесстрастное стекло отразило бледное лицо и всклокоченные волосы. Странного в этом ничего нет. Как правило, у меня лицо цвета снятого молока, а шевелюру просто невозможно пригладить, торчит как хочет. Удивляло другое. Лоб, щеки, нос, подбородок покрывало огромное количество красных пятен, уходивших вниз, на шею…
– Что с тобой?! – вопила Ольга.
Стоит ли упоминать, что голос у нее, как у профессиональной «говорящей головы», зычный… Вмиг прилетели все домашние, за ними, естественно, явились собаки вкупе с кошками, хорошо хоть, хомяки остались в домике!
Дети мигом принялись высказывать версии.
– Комары покусали, – заявила Маня.
– В декабре? – фыркнул Кеша. – Ну, хорош будущий ветеринар!
– Я не по насекомым, – обиделась Маня.
– Оно и видно, – не сдавался Аркадий, – скорей всего это ветрянка.
– Нет, – покачал головой Борис, – у моего сына была эта зараза, не похоже, там внутри у каждой точки имеется такой пузырь, а здесь просто краснота…
Скажите, пожалуйста, у него, оказывается, имеется ребенок, и жена небось наличествует? А туда же, приставать к женщинам!
– Ерунда, – отмахнулась Зайка. – Может, клопы?
– Кто? – возмутилась Ирка. – Да как у тебя язык повернулся, я чищу матрасы каждый день, вы чего! Скорей уж блохи, Дарья Ивановна вечно Хуча к себе вместо грелки засовывает.
Теперь вознегодовала Маня:
– У Хуча, как, впрочем, и у всех наших животных, нет никаких паразитов. Как тебе, Ира, не стыдно!
– Не надо ссориться, – сказал Борис, – полно болячек, при которых тело покрывает сыпь: корь, скарлатина, псориаз, проказа, сифилис, СПИД…
– Ой, – сказала Ирка, – у меня там стиральная машина гоняет, пойду проверю!
– Хватит! – взвизгнула Ольга. – Пусть Дашка ложится в постель, все вниз, а ты, Аркадий, иди звони Оксане.
– Может, не надо? – пискнула я, почесываясь.
Красные пятна начали нестерпимо зудеть.
– Тебя никто не спрашивает, – отрезала Зайка и унеслась.
Где-то около полуночи в спальню вновь ворвалась толпа во главе с моей лучшей подругой Оксаной. Она работает хирургом, оперирует щитовидную железу, дружили мы столько лет, что и говорить нельзя, но все-таки стараемся выглядеть молодо.
Так уж повелось, что Ксюта лечит нас от всех болезней. Энергии у нее через край, заразительная улыбка всегда играет на губах, хотя, поверьте, живется ей совсем не весело. У Оксанки нет мужа, зато есть два сына, которых она подняла на ноги исключительно собственными усилиями, без бабушек, дедушек и нянюшек, три собаки и парочка кошек. Наши судьбы в чем-то схожи, только мне господь послал богатство, а Оксанке приходится много работать, чтобы прокормить свою ораву. Живет она в крохотной двухкомнатной «распашонке». Я давно хочу подарить ей квартиру с большой кухней, но боюсь. Ксюта очень гордая и ни за что не примет такого подарка, даже от меня.
– Ну, – радостно выкрикнула подруга, – какая ты хорошенькая!
Потом взгляд ее красивых голубых глаз переместился на моих домашних, и хирург категорично зая-вила:
– Давайте все отсюда! Нашли цирк! Аллергии никогда не видели?
Зайка, Кешка и Маня, никогда не слушающие меня, с Оксанкой спорить не решаются. Сделав разворот через правое плечо, они строем вышли за дверь. Маша все-таки не удержалась и пискнула:
– А отчего у нее аллергия?
– Сейчас произведу допрос и выясню, – пообещала Ксюта и захлопнула дверь.
– Скажи, – робко поинтересовалась я, – от геркулесовой каши такое возможно?
Оксана фыркнула:
– Вообще говоря, нет!
– А если слопать десять литров?
– Покажи мне идиотку, способную на такой поступок, – заявила подруга.
Я промолчала, хотя следовало ответить: «Она перед тобой».
ГЛАВА 14
Супрастин, всунутый в меня Оксаной, произвел волшебное действие. Утром от красноты не осталось и следа. Я умылась и застыла в задумчивости перед шкафом. Ночью я придумала, какую комедию следует разыграть перед Ираидой Львовной, чтобы баба прониклась ко мне сочувствием и доверием. Теперь нужно было осуществить задуманное.
Из недр гардероба я вытащила роскошный костюм от Живанши. Не люблю этот комплект, потому что он состоит из пиджака и юбки. Но в сентябре, когда мы в последний раз были в Париже, Зайка буквально заставила меня купить костюмчик, приговаривая:
– Ну нельзя же повсюду в штанах маячить.
И вот теперь эксклюзивная шмотка пригодилась.
Ираида Львовна мигом поняла, сколько стоит прикид, едва только я подошла к столику. Взгляд дамы пробежался по супермодной курточке из светло-голубой норки, позаимствованной у Ольги, скользнул по бриллиантам бабушки Макмайер, вынутым из сейфа ради такого случая… Очевидно, увиденное удовлетворило тетку, потому что она улыбнулась:
– Вы Ираида Львовна? – спросила я.
– Да, – удивленно ответила дама.
– Можно я сяду?
– Конечно.
Я отодвинула стул, положила на стол крохотную сумочку от Лагерфельда и, нервно ломая пальцы, прошептала:
– Разрешите представиться, Анжела Куракина, жена Льва Куракина, владельца компании «Металлпром». Слышали про такого?
Ираида Львовна стала совсем любезной:
– Конечно, более того, мне кажется, мы с вами встречались, на юбилее у Яна Кисина…
Я кивнула:
– Да, еще его жена отвратительно напилась и принялась петь «Калина красная», совершенно не комильфо, но она из простонародья…
Называясь Анжелой Куракиной, я совершенно ничем не рисковала. Лика моя хорошая знакомая, и мы в самом деле похожи. Обе невысокие, натуральные блондинки, хрупкого телосложения. Ее муж Лева, внезапно разбогатев, не стал, как многие другие «новые русские», менять старую жену сорока четырех лет на две новые по двадцать два года. Как поженились в студенческие времена, так и живут до сих пор. Кстати, Лика не бросила свою работу учительницы, и ведет она крайне замкнутый образ жизни, редко выходя на тусовки. Даже если Ираида и столкнулась где с Ликой, то говорили они от силы пару минут. А жена Кисина, Татьяна, всегда напивается, а потом горланит народные хиты…
Поняв, кто перед ней, банкирша стала совсем сладкой:
– Очень рада встрече, дорогая!
Я прошептала:
– Милая Ираида Львовна! У меня жуткая неприятность с сыном, с Никитой, и мне очень, просто очень нужен ваш совет! Понимаю странность своего поведения, мы ведь даже близко не знакомы, но знаю, что мы товарищи по несчастью. Я нанимала частного детектива, извините…
– Не понимаю, – пробормотала дама.
– Сейчас поясню, – коротко ответила я и завела рассказ: – У меня есть сын, Никита, милый, чудесный мальчик, наша радость. Скоро предстоит свадьба. Невеста – девочка из хорошей семьи, Алена, папа ее владеет концерном «Якуталмазпром». Два состояния, соединившись, дадут возможность внукам и правнукам не думать о хлебе насущном. Все на мази, свадьба намечена на март, но тут случилось несчастье… На пути Никиты попалась совершенно неподобающая особа, Полина Железнова…
Я пела и пела. Ираида кивала головой, в ее чересчур густо накрашенных глазах заплескалась сочувствие.
Когда сольная партия кончилась, дама поинтересовалась:
– И чем я могу помочь?
Я схватила ее за руку.
– Дорогая, история с Никитой произошла в октябре. От греха подальше мы с отцом отправили его на три месяца в Лондон. Муж придумал там какую-то служебную необходимость… Я была уверена, что эта дрянная девчонка в его отсутствие заведет романчик, уж больно она не похожа на честную женщину, понимаете, да?
Ираида кивнула. Я продолжила:
– Только Никиточка уехал, я мигом наняла частного детектива. Тот и доложил про все ее художества. Так что я знаю про попытку охмурить вашего Толеньку. И, к сожалению, вынуждена сообщить вам, что эта девка одновременно с Анатолием завертела отношения с очень странным молодым человеком, выдающим себя за сына приличных родителей. Он представляется всем студентом МГИМО, но на самом деле, только подумайте, дорогая, работает в этом ресторане, где мы сейчас сидим, в «Оранжевой утке», официантом. Честно говоря, я сначала обрадовалась, что возникла подобная ситуация. Забрала отчет у агента, фото. О, их много, весьма компрометирующих. Расплатилась с детективом и решила, что избавлена от напасти, но тут…
Я замолчала, потом вытащила из эксклюзивной сумочки крохотный платочек из валенсийских кружев и принялась осторожно промокать совершенно сухие глаза. Кусочек нежной ткани стоимостью в годовой бюджет небольшой страны подарила мне на день рождения Сюзетта. Сюзи обожает делать дорогие, непрактичные подарки вроде жуткой побитой куклы, сделанной китайцами в пятом веке, или глиняной чашечки, найденной в пирамиде Хеопса. Так что кружевной платочек, продав который, Россия бы запросто отремонтировала станцию «Мир», еще не самая жуткая ее затея.
– Не нервничайте, милая, – стала успокаивать меня Ираида, – выпейте воды…
– Как же не нервничать, – довольно натурально всхлипнула я, – ведь Никиточка на днях вернулся из Лондона.
Не успел парень добраться до дома, как кинулся к мерзавке. Оказалось, что эта дрянь, сволочь, негодяйка подзаборная, таскаясь с другими мужиками, не забывала каждый день по два-три раза звонить моему сыну на мобильный и клясться в любви. Естественно, я сунула Никите под нос отчет с фото, но парень сказал, что сам хочет услышать от Полины правду. Теперь он пытается встретиться с девкой, но та как сквозь землю провалилась, и слава богу, между нами говоря. На телефонные звонки не отвечает, дома ее тоже нет, небось нашла нового лопуха и проводит с ним время. Но вот беда, Никита просто сохнет, прямо заболел… И у меня появилась идея, давайте познакомим их с Толей…