Режиссер. Нет, невозможно! Здесь воняет. Кто-нибудь должен вытереть.
Из ванной выходит Бабкин с тряпкой. Начинает на четвереньках вытирать пол.
Входит Пец. Гладкий, безукоризненный, как его костюм.
Пец. Закругляйтесь, коллеги. Время.
Режиссер. Еще пятнадцать минут.
Пец. Ни минуты. Чем это у вас так воняет?
Бабкин. Экстремисты дерьмом кидаются.
Отец. Мне это так неприятно.
Режиссер. Пять минут. Три минуты… две!
Пец. Ничего, дополните передачу документальными кадрами выступления нашего президента на Верховном Совете. Наберите фотографию профессор-сорванец бегает по лугам. Не мне вас учить. (Оборачивается к отцу.) Разрешите представиться. Пец, Густав Андреевич, начальник протокольного отдела Министерства внутренних дел. Ведаю награждениями. Моя профессиональная обязанность сопровождать вас, заменить вам няньку, сваху и повивальную бабку. Коллеги, выключите, наконец, ваши прожектора. Я же сказал, что съемки закончены.
Отец. Очень приятно с вами познакомиться. Наконец-то появился компетентный человек.
Пец. О моей компетентности вы будете говорить завтра, когда все кончится. Собирайтесь! В нашем распоряжении пять минут.
Отец. Как жарко. Никогда не думал, что сниматься так жарко.
Пец. Вы слышали, профессор?
Отец. А что мне собирать? У меня, знаете, нет никакого опыта.
Пец. Ничего особенного. Возьмите с собой все… как будто вы уезжаете в краткосрочную командировку… или убегаете на ночь к любовнице.
Мать. Я не вынесу этих намеков!
Отец. Может, мне отказаться? У Маши нервный криз.
Пец. К сожалению, поздно. Весь мир следит за вами. Идите, переодевайтесь.
Отец. И галстук?
Пец. Галстук обязательно.
Лидия. Я помогу тебе, папочка.
Мать. Нет, я пойду с ним! (Идет к двери первой.)
Пец(обращается к Бабкину). Происшествий не было?
Бабкин. Одна попытка взрыва, одна биологическая бомба.
Пец. Вижу, воняет, как в свинарнике.
Руслан. Простите, я сын моего папы.
Пец. Я уже догадался. Чем могу быть полезен?
Руслан. У меня есть высшее образование и четыре года аспирантуры. Могу ли я рассчитывать на офицерскую должность в вашем министерстве?
Пец. Вам лучше идти в армию, у вас выправка. Для нас вы слишком заметны.
Руслан. В армии без связей придется начинать с рядового. А вы же знаете, как быстро проходит жизнь.
Пец(не обращая никакого внимания на Руслана, говорит Бабкину). Нам придется заехать в ресторан. Там заказан ужин в судках. Поедешь на машине с нами. В случае чего стреляй без предупреждения.
Бабкин. Не в первый раз. И дай бог, не в последний.
Руслан. Можно я с вами?
Пец. Нет. Вашему отцу не нужна конкуренция.
Лидия. Он не в том смысле.
Бабкин. А у меня сегодня с утра подавленное настроение.
Пец. Потому что все еще воняет.
Руслан. А если у вас появится вакансия, вы не могли бы мне позвонить?
Сует Пецу визитную карточку и деньги. Пец брезгливо, двумя пальцами берет деньги и рассматривает их как таракана.
Пец. А это зачем? Я вас не понял. Это взятка? Возьмите обратно и постарайтесь научиться очень важной житейской мудрости – распознавать, кому можно сунуть взятку, а кому не следует.
Руслан. Всем можно.
Пец. Заблуждение. Есть люди, которым невыгодно брать взятки. Я к ним отношусь.
Руслан. Неужели есть альтернативы?
Пец. Есть, мой милый. (Нежно похлопывает Руслана по щеке. Потом проходит к закрытой двери и стучит в нее.) Пора, мои друзья, пора!
Действие второе
Гостиная в доме Баси. Дешевая роскошь – таким представляет себе шикарный разврат генерал, проведший всю жизнь по гарнизонам.
Главная черта гостиной – низкие диваны и кресла. Между ними возвышаются узкие вертикальные зеркала, а пол покрыт пушистым ковром, скрадывающим шаги. За широкой двойной дверью виден холл и лестница на второй этаж.
Входят Пец и оте ц. За ними полицейский с большой корзиной.
Пец(раздраженно полицейскому). Ну куда вы с продуктами? Не в первый раз, что ли? Несите в кухню.
Отец растерянно снимает очки и начинает протирать их большими пальцами. Он роняет очки, нагибается. Пец помогает ему – поднимает и протягивает.
Отец. Нет, я не могу! Меня всего колотит.
Пец. Он был готов к этому. Такую он выбрал себе профессию. У вас на рукаве кровь.
Отец. Где?
Пец показывает, отец старается оттереть пятно.
Пец. У вас платок есть? Дайте.
Отец. Совершенно новый костюм. Ни разу не надевал, вы можете поверить?
Пец трет рукав платком профессора. В комнату выплывает пожилая, цветущая дама в длинном платье. Это Лукреция Ивановна.
Лукреция. Густав Андреевич, на тебя совершенно нельзя положиться. Я решила, что вас убили по дороге.
Пец. Почти.
Лукреция. Не пугай меня. Что еще стряслось?
Пец. Покушение. Агенту удалось заслонить собой профессора. Познакомьтесь.
Лукреция. Очень приятно. Меня зовут Лукреция Ивановна. У Баси я единственный близкий человек.
Отец. Я до сих пор не могу прийти в себя.
Лукреция. Охрана работает совершенно безобразно. Я буду писать председателю Комгосбеза. Вчера кто-то вышиб окно на кухне.
Пец. Оно же бронированное.
Лукреция. Одно название, что бронированное. В один прекрасный день нас всех разорвут на куски, а вы, Пец, принесете на похороны венок с трогательной надписью. Я этого агента знала?
Пец. Это Бабкин. Он тут раз десять был, охранял лауреатов.
Лукреция. Господи, упокой его грешную душу. Это маленький такой?
Пец. Всегда в шляпе. Он стеснялся своей лысины.
Лукреция. И в шляпе он казался выше ростом.
Пец. У него двое детей осталось.
Отец. Я ничего не успел понять. Мы подъехали к ресторану, а там стоял какой-то молодой человек. Совсем мальчишка. Он так закричал и кинул.
Лукреция. Я всегда говорила, что лауреатов надо перевозить в броневиках. Не надо рисковать такими ценными людьми. Вам, наверное, надо в туалет и вымыться… у вас кровь на рукаве.
Отец. Я знаю.
Лукреция. Я вам покажу, какое полотенце брать. Вам пятьдесят девять? Значит, перед пенсией дали?
Отец. Вы знаете?
Лукреция. Мы вашу объективку получили. Нам всегда присылают объективки на лауреатов. Идемте, идемте, вы пиджак снимите… Пец, а ты подожди. Густав, ты подожди, хорошо? Ты знаешь, где бар.
Лукреция выводит профессора из комнаты.
Пец открывает бар, достает оттуда бокал, наливает, потом включает магнитофон. С бокалом проходит к телефону.
Пец. Котик, это я, твой котище! Твоя мышка… Ты ждешь меня? Я скоро сбуду профессора и к тебе… Нет, это было так ужасно, что я не скажу. А ты что делал? Смотри, я ревнивый!
Входит профессор. За ним Лукреция несет его пиджак.
Отец. И все же мне непонятно, почему такая оппозиция?
Лукреция. На той неделе я схватила повара за руку, когда он сыпал нам в суп мышьяк. С тех пор и возим еду из ресторана. Это не жизнь, а каторга. На месте президента я давно бы ввела чрезвычайное положение.
Пец. Лукреция Ивановна не только родственница, но и экономка, домоправительница…
Лукреция. Домомучительница… Вы тут без меня посидите, а я на кухню пойду. Там у меня вместо повара полицейский приспособлен. Обязательно что-нибудь у него сгорит.
Пец. Наливайте себе из бара, профессор. (Развалился на диване и разговаривает с профессором свысока.) Судя по вашему виду, вы разочарованы встречей.
Отец. Я не могу не думать о Бабкине.
Пец. Оркестра не будет. Должен вам сказать, что ожидание Рождества всегда интереснее, чем пляски вокруг елки. В каждом празднике заключена капля разочарования, ибо приход праздника и есть его смерть. В этом отношении любой орден, самая паршивая медаль долговечней, чем ваша высокая награда. Впрочем, я могу ошибаться. Говорят, что для некоторых важно кольцо, которое вам дадут на память.
Отец. Кольцо? Ах да, я читал.
Пец. Значение награды в ее символичности. Учреждая эту награду, наш президент воспел торжество красоты. От этого происходит и оппозиция. Оппозиция красоте! Ее возглавляют неполноценные люди. Сексуальные маньяки. Так что не ищите здесь политических причин.
Отец. Бабкин тоже их не искал… Его смерть тяжелым камнем лежит на моей совести.
Пец. Скиньте этот камень. Вы тут ни при чем. Погибнув, Бабкин приобщился к прекрасному. Он нежится теперь в райских кущах.
Входит полицейский в фартучке поверх мундира и начинает накрывать на стол.
Отец. Густав Андреевич, можно я домой позвоню?
Пец. А что случилось?
Отец. Скажу, что доехал благополучно. Может быть, они слышали, что была стрельба, и беспокоятся за меня?
Пец. Если бы вас пристрелили, тогда бы ваша жена получила об этом сообщение.
Отец. А что, нельзя звонить?
Пец. Это нежелательно.
Отец. Мари сама просила меня позвонить. Очень просила.
Пец. Бог с вами, звоните. Хотя ничего из этого хорошего не выйдет.
Отец набирает номер.
Отец. Это я, дорогая. Ну я, Егорушка. Неужели не узнала? Значит, богатым буду… Как у вас дела?… Как дети? Никто не звонил? Дядя Сима? Скажи ему, что я буду завтра. Валидол? Зачем валидол? Ну прости, мне еще никогда в такой ситуации не требовался валидол… Я не хуже тебя знаю, сколько мне лет… Ну зачем же сразу плакать? Я не сказал ничего циничного. Машенька, я тебя умоляю… (Осторожно кладет трубку на телефон.) Она думала, что я уже… что все уже кончилось.
Пец. Женщины непоследовательны. Она вам изменяла?
Отец. Кто?
Пец. Ваша жена.
Отец. Что вы, это совершенно исключено! Это немыслимо. Она посвятила всю жизнь мне и детям.
Пец. Хорошо вам внушили эту версию. А вот по нашим досье она вам изменяла.
Отец. Ни в коем случае! Я не позволю вам порочить имя Марии Жановны! С кем она мне изменяла?
Пец. Вам нужны детали?
Отец. Нет, ни в коем случае. А с кем?
Отец отходит к бару, наливает себе в бокал.
А в самом деле у вас и это отмечено?
Пец. Я сделал запрос в Комгосбез. Это рутина. Так всегда делается.
Отец. Зачем?
Пец. Чтобы предусмотреть возможные конфликты.
Входит Лукреция Ивановна.
Лукреция. Я хотела вам предложить выпить, а вы уже сами. Ну и хорошо. Сейчас будем ужинать.
Пец. Я приглашен к друзьям. Спасибо. Мне нужно перекинуться парой слов с Басей, и я уеду.
Отец. Я тоже не голоден.
Он оборачивается к Пецу, умоляюще кладет руку ему на рукав.
Может, вы еще побудете, а?
Лукреция. Пора уже становиться мужчиной. Сумели заслужить награду, сумейте ее красиво принять. Вы когда-нибудь слышали, отчего повесился аграрий Мартинсон?
Пец. Бросьте, Лукреция, ваши шутки. Не портите хорошему человеку его звездный час.
Лукреция. С каждым днем вы говорите все красивее.
Пец. Разрешите поднять этот бокал за ваше здоровье и успехи, профессор. За немногие минуты совместных испытаний я сблизился с вами и вы мне стали симпатичны. Прозит!
Отец. Давайте за Бабкина, а?
Пец. Ну ладно, если вы настаиваете. Только тогда не чокаемся. Где Бася, у себя? Я на секунду. Буквально на секунду. До свидания, профессор.
Пец уходит во внутреннюю дверь.
Лукреция. Егор Адамович, вас никто не собирается мучить и терзать. Не делайте вид, что вы агнец, которого привели на заклание. Все будет, как вам приятно. Или не будет.
Отец. Я не боюсь… просто я раньше не получал награду.
Лукреция. Постарайтесь расслабиться. В спальне на верхней полке буфета валерьянка. Накапайте себе двадцать капель.
Отец. Спасибо, вы очень добры.
Входит Пец.
Пец. Все в порядке, мы можем ехать.
Отец. А я?
Пец. Сейчас Бася придет. Крепись, старина. Потом все мне расскажешь!
Лукреция. Вы помните, где валерьянка?
Отец. Да, спасибо.
Лукреция. Густав, вы подкинете меня до Гоголевской?
Пец. Сочту за честь. До завтра, профессор. Я за вами заеду, надо будет подписать документы о выполнении обязательств.
Лукреция. Чао, профессор!
Они уходят. Отец один в гостиной. Он идет к телефону, берет трубку, но не набирает номера – прислушивается, не идет ли кто. Отец испуганно кладет трубку на рычаг. Подходит к зеркалу, поправляет галстук. Проверяет, хорошо ли замыто пятно на рукаве.
Бася, войдя в комнату, стоит, не приближаясь, разглядывая гостя. Она очень красива. Одета она просто, волосы не уложены – словно профессор хороший ее приятель и заглянул на чашку чая. Потому из-за него не надо приодеваться и краситься – он и такой ее примет. В то же время понимаешь сразу, что Бася – уникальный образчик человеческой самки – даже край ее платья до безумия возбуждает самцов. Ради обладания такой женщиной мужчина может забыть о долге, совести, чести.
Отец чувствует, что Бася в комнате. Он еще не увидел ее, он еще не обернулся, но весь напрягся и стал похож на старого растрепанного вороненка.
Бася. Добрый вечер, профессор.
Отец вскакивает.
Отец. Здравствуйте. Мне очень приятно.
Бася. Поздравляю вас, Егор Адамович, с получением высокой награды – правом провести ночь со мной.
Отец. Ну что вы, я никак не заслужил…
Бася. Садитесь, профессор, в ногах правды нет. У вас, наверное, сегодня был трудный день.
Отец. Спасибо, я постою.
Бася. Я настаиваю, Егор Адамович. Вы же мой гость. А я страшно проголодалась. Еще спасибо, что они оставили нам холодное.
Отец садится. Он все еще толком не смотрит на Басю, взгляд его падает то на ее щиколотки, то на пальцы…
Бася. Налейте мне вина. И себе тоже. Я так боялась, что Лукреция с Густавом все вино вылакают. Это же страшная компания.
Отец. Нет, что вы, они совсем не пили.
Бася. Можете на меня смотреть. Только не сразу. Вы по кусочкам на меня смотрите. А то вы пожилой человек, кондрашка может случиться.
Отец. Кондрашка?
Бася. Это у нас так говорили, в детстве. На самом деле это инсульт. У вас был инсульт?
Отец. Почему у меня должен быть инсульт?
Бася. Знаешь, как мне попадется старикашка, сразу или инсульт, или инфаркт. Прямо наказание какое-то. Наливайте, наливайте, мы сейчас с вами славно напьемся. У меня настроение есть напиться. У вас так бывает или доктор не велит?
Отец. У меня никогда не было такого желания. Я всегда мог углубиться в работу, и неприятности отступали.
Бася. Счастливый. Мне бы такую работу. А в мою разве углубишься.
Отец. Простите, я не хотел вас обидеть. Я понимаю… специфика вашего труда требует, конечно…
Бася. Хватит. В словах запутался. Берите цыпленка. Цыпленок совсем холодный. Они его в морозилке, что ли, держали? Я сама виновата – у меня есть места застревания. Вы понимаете?
Отец. Нет, простите, нет.
Бася. Места застревания – это места, где я застреваю. Очень просто. Я застреваю в ванне, потому что очень люблю мыться, и я застреваю перед зеркалом, потому что люблю себя раскрашивать так, чтобы никто не догадался, что я себя раскрасила. Вот скажите, по моей роже видно, что я раскрашена?
Отец. Нет, ну что вы!
Он рассматривает Басю, и постепенно страх перед ней, смущение сменяются желанием – отец как бы вспоминает, зачем он здесь и для чего находится эта женщина. Он даже привстает в своем неожиданном стремлении к Басе, и той приходится остановить его.
Бася. Перестаньте так на меня смотреть, Егор Адамович. Вы же пожилой человек, это может плохо отразиться на вашем здоровье!
Отец. Ах, бог с ним, со здоровьем. Живем один раз!
Бася. Налейте мне еще, пожалуйста.
Отец, разливая вино, вынужден отвести взор от Баси.
Бася. Я сама виновата, что цыпленок остыл. Ну кто меня просил брать с собой в сортир Агату Кристи? Вы любите читать в сортире? Ах, так нельзя говорить при профессоре! Ну не сердитесь, не дуйтесь. Я так красиво устроена, что даже на стульчаке смотрюсь не хуже Мадонны.(Ест быстро, весело, как ребенок, который нагулялся.) Знаете, когда мне сказали, что у меня будет настоящий профессор, я чуть от радости не лопнула. Это же такая редкость!
Отец. Ну уж редкость! У нас в университете профессоров человек двести.
Бася. Мне плевать, сколько в университете, мне интересно, сколько в моей постели. Я думала раньше, что профессорам меня в награду не дают. Они бедные, но ужасно умные.
Отец. Если я не ошибаюсь, я первый.
Бася. А я точно знаю, что первый. Налейте мне еще. Вы не бойтесь, я не напьюсь. У меня почти все министры перебывали. Но больше всего мне понравился один певец. Баритон. Я его раньше только на пластинках слушала, а вдруг открывается дверь – батюшки светы! Он самый, толстый, веселый… Вы знаете, все думают, что он курчавый, а у него на затылке лысина. Представляете, такой молодой, а уже лысый. Ужас!