Когда Василий подъехал к дому священника, Мефодий возился на голубятне позади дома, но, увидев Василия, тотчас же вышел к нему, застегивая на ходу рясу.
— Добро пожаловать, Василий Иванович, — как всегда приветливо обратился он к Медведеву, — Вижу ты на коне, приехал откуда, иль уезжаешь?
— Уезжаю. Но не сейчас. Завтра.
— Зайди помолиться на дорогу. Буду ждать тебя в церкви с благословением.
— Конечно. Я, разумеется, дам перед отъездом всем своим людям указания, относительно безопасности на время моего отсутствия, да и Анница к счастью, может постоять за себя, и все же прошу тебя быть готовым ко всему.
— Я всегда готов ко всему, — улыбнулся Мефодий. — Этого требует мое служение Господу.
— Я помню, — улыбнулся Медведев, — Когда я впервые тебя увидел, ты держал в одной руке саблю, в другой — клетку с голубями.
— Мир и меч, — улыбнулся в ответ Мефодий.
— Мир? — переспросил Медведев, пристально глядя на Мефодия. — Я как-то видел — твои голуби весьма далеко летают.
Мефодий опустил голову, вздохнул, потом поднял и, посмотрев Василию прямо в глаза, твердо сказал:
— Скажу тебе коротко, и хочешь — верь, хочешь — нет. Мне нравится это место, и нравятся эти люди, а потому я никогда не сделаю ничего, что принесет им вред.
— Что ж, я хотел это от тебя услышать.
— А что касается голубей… Пусть они тебя не тревожат. И не опасайся, что они открывают кому-нибудь чьи-то тайны. Ты ведь прекрасно знаешь — все в руках Господа, и если Он посчитает нужным кому-то что-то открыть — то сделает это и без моих голубей. Господу Богу не нужны гонцы!
Глава шестая ВЕЗЕНИЕ КНЯЗЯ ОБОЛЕНСКОГО
Медведев попрощался с Анницей ночью, а со своими людьми на рассвете, перед общим молебном в церкви. Он наказал им помнить, чему их учил, во всем слушаться хозяйку, быть постоянно начеку и, в случае чего, крепко за себя постоять. Затем он попрощался на теплой конюшне с Малышом, которого оставлял дома — за ночь выпал густой снег и ехать следовало на санях — благо совсем недавно по инициативе рассудительного Епифания, в качестве подарка к свадьбе, люди Медведева соорудили ему роскошные большие сани на двоих подарив пару крепких лошадей в придачу — «А ну куда с супружницей надумаете поехать — снег у нас тут рано выпадет!».
Обычно русские сани делались на одного ездока — в виде небольшой крытой кибитки, но это был уникальный «подарочный» экземпляр, слаженный добротно и с любовью, подволоченный алым немецким бархатом, раздобытым у Леваша, дуги и оглобли необыкновенно прочные и гибкие — вязовые, (сработанны Никитой Ефремовым), хомут ременной, украшенный рыжими лисьими и серыми волчьими хвостами (добыча охотника Якова), вожжи из лосиной кожи (сплел кожевенник Арсений Копна), полость выложена медвежьими шкурами, места для запасов питья и продовольствия на целый месяц, да еще для конского корма на несколько дней, а проезжать в них можно по наезженной дороге, не сильно утомляя лошадей, по семьдесят — восемьдесят верст в день.
Медведев решил, что с ним поедут сильный и ловкий, не раз проверенный в деле девятнадцатилетний Ивашко Неверов, владеющий одинаково хорошо луком саблей и арканом (ему Василий поручил находиться на облучке и управлять лошадьми), а также шестнадцатилетний маленький и хрупкий Алеша, опытный и тоже неоднократно проявивший себя разведчик и следопыт, которого он посадил с собой внутрь кибитки.
Получив благословение Мефодия, во время заутренней службы, на которой присутствовали все жители Медведевки, Василий и его спутники тронулись в путь.
Можно было ехать почти прямо на север по берегам Угры, а затем Гжати на Ржеву и уже оттуда на Новгород, но дороги здесь были очень плохие, а путь малоизвестный, так что Медведев решил не рисковать и отправился по более длинной, но проверенной и наезженной дороге Медынь — Боровск — Волоколамск — Тверь, которую прекрасно знал родившийся в этих местах Ивашко, рассчитав, что он и так, без особых усилий, поспеет к стенам Новгорода в назначенный Великим князем срок.
Под вечер следующего дня он уже пересекал замерзшую реку Протву в десяти верстах восточнее Боровска.
Быстро смеркалось, усиливался мороз и Ивашко подстегивал лошадей, торопясь поспеть до полной темноты в деревушку на той стороне реки, где они решили заночевать, когда увидел довольно большой отряд, который переезжал по льду реку с той стороны, двигаясь им навстречу. Трое саней в сопровождении дюжины всадников, копыта которых постоянно скользили, медленно двигались по льду. Ивашко сквозь маленькое, плотно завешенное окошко за его спиной сообщил об увиденном Медведеву. Василий, отодвинув шторку, стал наблюдать за встречным караваном.
Они поравнялись примерно на середине реки. Вдруг двое всадников отделились от общей массы и, замахав руками, направились к саням Медведева.
Василий велел ребятам быть начеку и остановиться.
Он вышел из саней, ожидая, когда всадники подъедут.
— Эй, мил человек! — Закричал один, приближаясь. — Не бойтесь, мы с миром! Бог в помощь! Нам спросить надо.
— И вам Господь помогай, — ответил Медведев. — Спрашивайте.
Всадники приблизились, вежливо поклонились, и тот, что их окликнул, даже сошел с коня, чтобы Медведеву не показалось, что он говорит с ним свысока, сидя в седле.
— Помогите, люди добрые, может, кто знает, где тут сельцо Быково?
Медведев глянул на Ивашку.
— Да тут, недалеко, — ответил юноша, — Возьмите наискосок по реке, и за поворотом русла увидите дорогу. Она и ведет прямо в Быково — две версты отсюда.
— Скачи, да передай князю Ивану, как ехать! Быстро! — приказал первый всадник второму. — Спасибо вам, люди добрые — спасли нас, — поблагодарил он и поклонился.
Затем вскочил в седло и помчался вслед за товарищем.
— А знаешь, Василий Иванович, кто это был? — спросил, улыбаясь Ивашко.
— Леший его знает! Какой-то князь Иван…
— Да нет, я не про того. Я про этого, который спрашивал.
— Да откуда ж мне знать! Я его первый раз в глаза вижу.
— А я — нет. Это он меня никогда не видел, а я за ним с полчаса наблюдал, так что хорошо запомнил. Это один из тех трех, что тогда ночью по нашим землям к Федору Лукичу, якобы, за податями ехали. Его старший Зайцевым называл.
— Леший меня раздери! — сказал Медведев и присвистнул. — Тогда я знаю, что это за князь Иван!
Они добрались до деревушки, прекрасно выспались в доме у старосты и утром двинулись в дальнейший путь, направляясь в сторону Вереи. Вскоре впереди показалась развилка с дорогой ведущей на Москву, и со стороны этой развилки на верейскую дорогу выехали двое всадников, одного из которых, ввиду его огромного роста, Ивашко узнал бы за версту.
— Василий Иванович! — радостно позвал он. — Гляньте, кто едет нам навстречу!
Медведев выглянул и велел немедля остановиться.
Через минуту он едва не лишился ребер в дружеских объятиях Филиппа.
— Йо-х-хо! Какая встреча! Ты как здесь? Куда катишь? — засыпал его вопросами приятель.
— По личному приглашению великого князя в Новгород! — похвастался Василий.
— Ух ты! По личному? Здорово! Как раз вчера он на моих глазах туда выехал! Впрочем, я ведь тоже по его личному приказу, так что не очень гордись!
И Филипп подробно рассказал о поручении великого князя схватить Оболенского, и о награде, обещанной Патрикеевым.
— Леший меня раздери! Вот это да! — Воскликнул потрясенный невероятным стечением обстоятельств Медведев! — А ты хоть знаешь, где искать этого Лыко?
— Понятия не имею! Но думаю, что воевода Образец, которому я везу в Боровск приказ великого князя, знает! Государь говорил что-то о Волоколамске.
— Князя Оболенского-Лыко там нет, — сказал Василий. — И воевода Образец никогда на свете не найдет его, потому что не знает где искать.
— Вот так штука! — Огорчился Филипп. — Жаль! А я уж было, еду да мечтаю, как запрягу в свои сани двух могучих крепких коней, которых куплю на рубль, что мне пожалует Патрикеев!
— Считай что они уже твои! — Рассмеялся Медведев и рассказал о вчерашней встрече.
— Ну, надо же! — воскликнул Филиип. — Как, однако, не везет этому бедняге Зайцеву! Федор Лукич его прямо из моих рук вырвал, а Бог с твоей помощью мне его обратно посылает, да еще вместе с его князем!
— Да, вот что! — вспомнил Медведев, бережно вынул из-за пазухи образок и протянул Филиппу — Твоя супруга велела всегда носить на груди. Ждет тебя, не дождется, каждый день молится. Так что ты уж поскорей возвращайся!
Тучка пробежала по лицу Филиппа.
— Да я бы и рад, но видно, скоро не получится. Если мне удастся схватить князя Лыко, я доставлю его к Образцу, а сам поеду в Новгород к Патрикееву за его рублем! Так что, я скорее с тобой увижусь, чем с Настенькой!
— Ну что ж, тогда — до встречи! Берегись!
— И ты тоже!
Друзья обнялись и расстались.
Медведев сел в сани и вдруг ощутил укор.
«Спасибо, люди добрые — спасли нас!» — поблагодарил его Зайцев.
Выходит, не спасли, а погубили…
И тут он вспомнил отца Мефодия.
«…Все в руках Господа, и если Он посчитает нужным кому-то что-то открыть, то сделает это и без моих голубей. Господу Богу не нужны гонцы…» В мире нет ничего случайного… Значит ли это, что Господь хочет передать Оболенского-Лыко в руки Великого князя? Если это так — Филипп его схватит…
Боярин и воевода великого князя, Боровский наместник Василий Федорович Образец взял протянутую Филиппом грамоту и углубился в чтение.
В Московском княжестве, о воеводе Образце говорили с почтением, как о герое и могучем витязе. Пять лет назад он, имея менее четырех тысяч войска, наголову разбил двадцатитысячную рать новгородского служивого князя Василия Шуйского, а совсем недавно, буквально несколько месяцев тому, этим летом, он по приказу государя отправился с малой ратью по Волге из Нижнего Новгорода, внезапно напал на Казанскую землю, страшно опустошил ее, и едва не взял самой Казани!
Наслушавшись этих рассказов, Филипп представлял себе воеводу эдаким великаном и сказочным богатырем, а потому глазам своим не верил, глядя на тщедушного, сморщенного старичка, который, кряхтя, щурясь, смешно выпячивая губы и шевеля ими, едва ли не по слогам разбирал слова грамоты.
Наконец воевода закончил чтение, что-то нечленораздельно пробормотал, хмыкнул и критически оглядел Филиппа с ног до головы.
— Ишь, какой верзила вымахал, — брюзгливо сказал он. — Ну, садись, чего стоишь! Хотя нет — лучше постой, а то ненароком лавку проломишь! Ну, так что тебе государь велел передать на словах?
— Чтоб ты, воевода взял вооруженный отряд, отправился в Волоколамск и привез государю Оболенского-Лыко живым или мертвым.
— Да нету его там! — раздраженно сказал Образец. — Давно б взял, кабы был!
— А еще Наивысший воевода Иван Юрьевич Патрикеев обещал пожаловать со своего плеча шубу, тому, кто князя Лыко схватит.
Образец насмешливо хмыкнул и покрутил пальцем у виска.
— Вот что, — сказал он, подумав, — Ты, этот… как тебя… Мартенев — слушай меня…
— Бартенев, — поправил Филипп.
— Молчи, когда с тобой воевода разговаривает! — рявкнул он. — Великий князь пишет мне, что ты недавно перешел в его подданство, и у него еще не было случая испытать тебя. Он просит, чтоб я дал тебе какое дело, а потом доложил, как ты с ним справился. Вот я и думаю… поручать тебе что, аль нет. Гонору, вижу в тебе много, да и силы, небось, достаточно, а вот как насчет ума — не знаю…
Филипп побагровел.
— Воевода… — начал было он.
— Молчать и слушать меня! — удивительно громовым для тщедушного старца голосом заорал Образец, а затем как ни в чем не бывало продолжал — Лыко сейчас в Волоколамске нет, и никто не знает где он. Даю тебе месяц сроку на то, чтобы выявить место, где этот пес прячется. Ты понял, Иртенев?
— Бартенев…
— Молчать и слушать!
— Но, воевода, я хочу сказать, что месяц мне совершенно не…
— Что, месяца мало? — резко перебил воевода — Ладно! Полтора, но ни днем больше!
И тогда, вспомнив Медведева, и пытаясь подражать ему, Филипп небрежно сказал:
— Йо-х-хо! И это ты называешь делом, чтобы испытать меня! Да, клянусь тарпаном, завтра же вечером Оболенский будет лежать связанный по рукам и ногам вот на этом самом месте!
И желая указать это самое место, Филипп так топнул ногой, что старинный, окованный медью в виде силуэта дракона дубовый щит ливонской работы, висевший на стене за спиной Образца, с грохотом свалился на пол.
Вопреки ожиданиям Филиппа, Образец не заорал снова. Напротив, он печально поглядел в окно, вздохнул и тихо сказал:
— Знаешь что, Юртенев, я отменяю прежний наказ и даю тебе новый: немедля возвращайся к себе на Угру и жди дальнейших распоряжений. Понял?
— Ты мне не веришь, воевода? — возмутился Филипп.
— Пошел вон! — во всю мощь своего голоса рявкнул Образец.
Филипп до крови закусил губу и вышел.
Воевода поднял упавший щит и повесил на место.
— Ну и дуб! — пробормотал он, и, по-видимому, это относилось не к щиту.
Данилко ждал хозяина во дворе и перепугался, увидев как Филипп, весь багровый от ярости, вылетел из дома, прямо с крыльца перепрыгнул через перила лестницы в седло своего тарпана и, сбивая с ног дворовую челядь наместника вылетел за ворота.
Данилка с трудом нагнал хозяина в конце улицы.
— Господи, что стряслось, — Филипп Алексеевич?! Уж не зарубил ли ты воеводу? — закричал он.
— Клянусь тарпаном, я был очень близок к этому!
— А куда мы так мчимся?
Филипп резко осадил коня.
— Действительно — куда?
— Вот и я спрашиваю.
— Ага! — вдруг сообразил что-то Филипп. — Где тут торг, знаешь?
— Знаю. А что покупать будем?
— Не покупать, Данилко! Продавать! Коней наших будем продавать!
— Господь с вами, Филипп Алексеевич — таких коней! Зачем???
— Молчать и слушать! — грозно заревел Филипп и щелкнул плеткой. — Показывай дорогу!
В свои сорок восемь лет князь Оболенский-Лыко был мускулист и силен, потому, что заботился о своем физическом здоровье, а поскольку его любимым развлечением была борьба, то он и занимался ею по часу ежедневно, для чего всегда, куда бы ни ехал, возил двух своих воинов, отменнейших борцов, попутно выполняющих обязанности его личных телохранителей.
Вот и сегодня, в первое утро пребывания в своей новой деревеньке Быково, князь, поднявшись, как обычно, с восходом солнца, повелел приготовить все необходимое для ежедневных борцовских состязаний.
Княжеский дом — единственный большой дом в деревне, обнесенный забором со всегда распахнутыми напротив высокого крыльца воротами, был выстроен в стиле охотничьего терема, и князь Борис Волоцкий в прошлые годы часто приезжал сюда поохотиться, но потом, когда земли вокруг постепенно перешли в собственность великого князя, стало ему тут как-то неуютно, и он перестал здесь бывать, а со временем и вовсе забыл, что сельцо принадлежит ему, вспомнив о нем лишь после письма Иосифа.
На большую площадку между воротами и крыльцом слуги вынесли круглую мягкую подстилку, сшитую из нескольких слоев груботканого толстого полотна, женщинами Лук и Ржевы, где князь еще совсем недавно был наместником, и расстелили ее прямо на снегу.
Вокруг расселись, как всегда, все незанятые домашним хозяйством слуги и домочадцы, постоянно спорящие, кто кого сегодня поборет, а за их спинами стали робко появляться жители деревеньки, привлеченные невиданным доселе зрелищем.
Князь Оболенский и двое его борцов, по пояс голые в плотных холщевых штанах, затянутых широкими кушаками, и в коротких мягких кожаных сапожках без каблуков громко охая и похохатывая, обтирали свои могучие торсы выпавшим ночью снежком, сверкающим искорками морозца под лучами утреннего солнышка.
Князь Оболенский окинул взглядом зрителей и не увидел среди них своего любимца.
— А где Макар?
— Зайцев? — переспросил слуга. — А он недавно вышел, его с улицы позвали, сказали, брат приехал повидаться. Ну что, князь, начинать?
Князь кивнул, слуга ударил в специальный небольшой колокол, подвешенный на стояке, и борьба началась.
Сегодня князь Оболенский явно был в ударе, потому что ему удалось очень быстро победить первого из своих борцов, с которым обычно ему приходилось долго возиться, а иногда князь ему даже проигрывал.
Чтобы борцы состязались честно и не поддавались, он назначал им награду по десять ливонских грошей за каждую над ним победу и теперь мог быть уверен, что они будут стараться по-настоящему и сполна применять все свое борцовское искусство.
Зрители восторженно гикали и свистели, приветствуя победу князя.
Но, если первого борца ему удавалось побеждать довольно часто, то со вторым это далеко не всегда получалось, однако сегодня князь, чувствуя себя в форме, надеялся на победу улыбаясь и снисходительно кивая головой собравшимся зрителям. Особенно бурно выражал свой восторг какой-то деревенский верзила, на голову выше всех присутствующих, без шапки, в простой рубахе подпоясанной веревкой, в дырявых штанах, стоящий, как ни в чем не бывало, босиком на снегу.
Когда князь вступил в поединок со вторым борцом, этот верзила стал подпрыгивать, громко подбадривая князя криками, и яростно бил в ладоши. То ли его поддержка помогла, то ли, просто, князю сегодня, действительно, везло, но только ему довольно быстро и ловко удалось провести неожиданный прием, в результате чего второй телохранитель был повержен, князь был вне себя от восторга, а зрители ликовали, орали и кидали вверх шапки.