Остался еще один, подумал Росс, радуясь холодному воздуху, который быстро приводил мысли в порядок. Последний взрыв – комната связи, – где они использовали всю остававшуюся у них взрывчатку, оказался гораздо мощнее, и гора по-настоящему содрогнулась. Ниже по склону справа от них часть горы провалилась, и из образовавшегося кратера повалил дым.
– Господи, – пробормотал Росс.
– Вероятно, вентиляционная шахта.
– Сахиб. Смотрите!
Первый грузовик остановился у входа в пещеру. Из него выпрыгивали люди, другие стояли, вглядываясь в горный склон, освещенный фарами машин, двигавшихся следом. Все были вооружены винтовками.
Росс вместе с остальными скользнул глубже в тень.
– Мы поднимемся вон на тот гребень, – тихо сказал Роузмонт, показывая рукой вверх и влево. – Там они нас не будут видеть, гора нас прикроет. Потом двинемся к Тебризу, почти прямо на восток. О'кей?
– Тензинг, давай вперед!
– Слушаюсь, сахиб.
Они взобрались на гребень, торопливо перевалили на ту сторону и снова начали карабкаться в гору, держа путь на восток, не разговаривая, сберегая силы, потому что им предстояло пройти еще много-много миль. Местность была тяжелой, снег мешал на каждом шагу. Вскоре перчатки у них порвались, ноги и руки покрывали синяки, икры мучительно ныли, но, избавившись от тяжелой ноши в рюкзаках, они быстро продвигались вперед, и настроение у них было хорошее.
Они вышли к одной из тропинок, которые пересекали горы во всех направлениях. Там, где тропинка раздваивалась, они всегда выбирали ту, что вела вверх, в горы. В долине были деревни, а на этой высоте поселений было очень мало.
– Нам лучше держаться где повыше, – сказал Роузмонт, – и… и надеяться, что мы никого не встретим.
– Вы полагаете, они поведут себя враждебно?
– Конечно. В этих краях люди настроены не просто против шаха, но и против Хомейни, вообще против всех. – Роузмонт тяжело дышал. – Тут почти все время одна деревня враждует с другой, просто рай для бандитов. – Он махнул рукой Тензингу, чтобы тот двигался вперед, благодаря судьбу за яркую луну и за то, что был здесь не один, а вместе с ними.
Тензинг шел, не снижая скорости, но это был шаг горца, размеренный, неторопливый, постоянный и – изматывающий. Через час впереди оказался Гуэнг, потом Росс, Роузмонт, затем снова Тензинг.
Луна теперь висела ниже на небе. Они уже отошли на значительное расстояние от пещеры, идти стало легче, они двигались по склону. Тропа петляла, но в целом вела на восток, к любопытной формы распадку в горной гряде. Роузмонту он был знаком.
– Внизу в той долине есть небольшая дорога, которая ведет в Тебриз. Зимой она немногим отличается от тропы, но двигаться по ней нетрудно. Я предлагаю идти, пока не рассветет, потом мы передохнем и подумаем, как нам быть дальше. О'кей?
Теперь они спустились ниже крон деревьев и шли между нечастых сосен, которые дальше сгущались и превращались в лес. Их шаг замедлился, чувствовалась усталость.
Тензинг по-прежнему был впереди. Снег приглушал звук их шагов, и чистый, здоровый воздух доставлял ему большое удовольствие. Внезапно он почувствовал опасность и остановился. Росс шел за ним следом и тоже замер. Все застыли неподвижно. Потом Росс осторожно проскользнул вперед. Тензинг вглядывался в темноту, луна отбрасывала причудливые тени. Вместе с Россом он медленно осматривал местность, используя периферийное зрение. Ничего. Ни знака, ни запаха. Они ждали. Где-то снег обрушился с ветки. Никто не пошевелился. Затем ночная птица взлетела с ветки где-то впереди и с шумом унеслась прочь. Тензинг показал в ту сторону, знаком предложил Россу подождать, бесшумно извлек кукри из ножен и двинулся вперед в одиночку, растворившись во тьме.
Пройдя несколько шагов, Тензинг увидел человека, притаившегося на корточках под деревом шагах в пятидесяти впереди, и его возбуждение возросло. Подобравшись ближе, он обнаружил, что человек сидит, не замечая его присутствия. Еще ближе. Тут боковым зрением он уловил, как левее него промелькнула тень, справа шевельнулась еще одна.
– Засада! – крикнул он во весь голос и нырнул в сторону, уходя с линии огня.
Первый залп ударил рядом с ним, но его не задел. При втором пуля пробила ему легкое, вырвав кусок мяса из спины и пригвоздив к поваленному дереву. С противоположной стороны тропы открыла стрельбу другая группа, накрывая перекрестным огнем Росса и остальных, которые бросились врассыпную, стараясь укрыться в рытвинах и за стволами деревьев.
Какое-то мгновение Тензинг беспомощно лежал у дерева. Он слышал звуки стрельбы, но ему казалось, что они долетают откуда-то издалека, хотя и знал, что они должны раздаваться рядом с ним. Последним неимоверным усилием он заставил себя подняться на ноги и бросился вперед на автоматы, которые убили его. Он увидел, как некоторые из нападавших повернулись в его сторону, услышал свист пролетавших мимо пуль, две или три дернули его за комбинезон, одна прошла навылет через плечо, но он ее не почувствовал, довольный тем, что умирает так, как должны умирать солдаты его полка. В атаке. Без страха. Я действительно не чувствую страха. Я – индус и со спокойным сердцем иду к Шиве, и когда мне придет время родиться вновь, я буду умолять Браму, Вишну и Шиву, чтобы мне довелось опять родиться гуркхи.
Он добежал до засады, его кукри отсек кому-то руку, потом ноги под ним подкосились, чудовищный, невиданный доселе свет вспыхнул в его голове, и он, не чувствуя боли, шагнул в смерть.
– Не стрелять, – крикнул Росс, пытаясь сориентироваться, снова собирая в руку нити боя. Он определил местоположение двух групп, которые их обстреливали, но добраться до одной или другой было невозможно. Засада была устроена со знанием дела, и перекрестный огонь был убийственным. Он видел, как упал Тензинг. Ему потребовалась вся его воля, чтобы не броситься к нему на помощь, но ему прежде всего нужно было выиграть этот бой и защитить остальных. Эхо выстрелов прыгало по горам, многократно от них отражаясь. Извиваясь всем телом, Росс выскользнул из рюкзака, отыскал гранаты, убедился, что его карабин поставлен на автоматический огонь, не представляя себе, как им выбраться из этой ловушки. В этот момент он увидел, как Тензинг поднялся во весь рост и с боевым кличем бросился вперед, вверх по склону, давая Россу шанс, который был ему так нужен. Росс тут же приказал Роузмонту:
– Прикрывайте меня! – и бросил Гуэнгу: – Вперед! – показывая рукой на ту же группу, которую атаковал Тензинг.
Гуэнг мигом выпрыгнул из промоины, в которой прятался, и бросился на врагов, чье внимание отвлек на себя Тензинг. Когда он увидел, как пал его товарищ, его ярость вырвалась наружу, кольцо предохранительной чеки гранаты полетело в сторону, он швырнул ее между них и упал в снег. Едва прогремел взрыв, он вскочил, поливая из карабина раздававшиеся вокруг вопли, погасив большинство из них. Он увидел, как один из нападавших убегает прочь, второй отчаянно пытается доползти до подлеска. Взмахнув кукри, Гуэнг снес ползущему полголовы. Короткая очередь превратила в месиво спину убегавшего. Гуэнг, круто развернувшись, снова нырнул в укрытие, не зная, откуда придет новая опасность. Взрыв второй гранаты привлек его внимание к другой стороне тропы.
Росс ползком выбрался из своего укрытия. Пули чавкнули по обе стороны от него, но тут Роузмонт начал стрелять короткими очередями, отвлекая огонь на себя, оказывая Россу нужную ему помощь, и британец благополучно добрался до следующего дерева, нашел глубокую канаву в снегу и упал в нее. Секунду он ждал, переводя дух, потом начал карабкаться по твердому, замерзшему снегу туда, где раздавалась стрельба. Теперь нападавшие не могли его видеть, и он быстро продвигался вперед. Он услышал взрыв второй гранаты и вопли и помолился про себя, чтобы с Гуэнгом и Тензингом все было в порядке.
Огонь противника раздавался все ближе, и когда, по его расчетам, он добрался до нужного места, Росс выдернул чеку из первой гранаты и, с карабином в левой руке, выскочил на край канавы. Едва оказавшись наверху, он сразу увидел нападавших, но не там, где ожидал. Их было пятеро, и до них было не больше двадцати шагов. Их винтовки повернулись в его сторону, но он среагировал на долю секунды раньше и распластался за деревом, отпустив отскочивший спусковой рычаг запала и отсчитывая секунды, прежде чем первые пули ударили в толстый ствол. На четвертой секунде он вытянул руку вбок от ствола, швырнул гранату в сторону противника и накрыл голову руками. Взрыв подбросил его на месте, на куски разнес ствол дерева поближе, забросав Росса ветками и комьями снега.
Сзади него у тропы Роузмонт опорожнил первый магазин, стреляя в ту сторону, где, по его мнению, должны были находиться нападавшие. Чертыхаясь от волнения, он со щелчком вставил новый и дал еще одну очередь.
По ту сторону тропы на другом склоне Гуэнг скорчился за камнем, ожидая, пока кто-нибудь шевельнется. Рядом с развороченным взрывом деревом он вдруг заметил человека, который, согнувшись пополам, побежал прочь. Гуэнг прицелился, и человек умер; эхо выстрела прокатилось по горам. Потом все стихло.
Сзади него у тропы Роузмонт опорожнил первый магазин, стреляя в ту сторону, где, по его мнению, должны были находиться нападавшие. Чертыхаясь от волнения, он со щелчком вставил новый и дал еще одну очередь.
По ту сторону тропы на другом склоне Гуэнг скорчился за камнем, ожидая, пока кто-нибудь шевельнется. Рядом с развороченным взрывом деревом он вдруг заметил человека, который, согнувшись пополам, побежал прочь. Гуэнг прицелился, и человек умер; эхо выстрела прокатилось по горам. Потом все стихло.
Роузмонт чувствовал, как колотится в груди сердце. Дольше ждать было невыносимо.
– Прикрой меня, Гуэнг, – прокричал он и, вскочив на ноги, бросился к дереву.
Справа грохнули выстрелы, пули прошипели где-то рядом, потом Гуэнг открыл огонь со своего склона. Раздался захлебывающийся вопль, и стрельба прекратилась. Роузмонт продолжал бежать, пока не накрыл место засады, держа карабин наперевес. Три человека лежали перед ним, разорванные в клочья, последний еще дышал, рядом валялись исковерканные, с погнутыми стволами винтовки. Все трое были в грубых одеждах кочевников. На его глазах последний из них захлебнулся кровью и умер. Роузмонт отвернулся и бросился к другому дереву, под которым лежал Росс; он принялся растаскивать ветви и разгребать снег, чтобы добраться до британца.
На своем склоне Гуэнг ждал, готовый убить все, что шевельнется. Затем уловил какое-то движение среди трупов позади камней, где его граната разорвала на части трех человек. Он подождал, затаив дыхание, но это оказался всего лишь какой-то грызун, решивший перекусить. Скоро они тут все подчистят, и это место снова обретет здоровье и покой, подумал он, благоговея перед круговоротом, налаженным богами. Его взгляд медленно передвигался по местности. Он увидел Тензинга, чье тело привалилось к камню, его рука еще сжимала кукри. Перед уходом обязательно заберу нож, подумал Гуэнг, его семья будет хранить кукри как реликвию, а сын потом будет носить его с такой же честью. Тензинг Шенг-хан жил и умер как мужчина и возродится к новой жизни, как положат боги. Карма.
Опять какое-то движение. Впереди в лесу. Он сосредоточился.
С другой стороны тропы Роузмонт, превозмогая боль в руках, дергал за ветви, пытаясь растащить их в стороны. Наконец он добрался до Росса, и его сердце едва не остановилось. Росс скрючившись лежал на земле, обхватив голову руками, его карабин был рядом. Пятна крови на снегу и на спине его белого защитного комбинезона. Роузмонт опустился на колени, перевернул его и едва не разрыдался от облегчения, увидев, что Росс еще дышит. Некоторое время глаза британца оставались пустыми, потом взгляд стал осмысленным. Росс сел и поморщился:
– Тензинг? И Гуэнг?
– Тензинга прикончили, Гуэнг на другой стороне, прикрывает нас. С ним все в порядке.
– Слава Богу. Бедняга Тензинг.
– Проверьте руки и ноги.
Росс осторожно пошевелил конечностями. Они его слушались.
– Башка раскалывается, как в аду, но я в порядке. – Его взгляд упал на растерзанные трупы нападавших. – Кто они?
– Кочевники. Может быть, бандиты. – Роузмонт изучающе вглядывался вперед, вдоль тропы. Никакого движения. Ночь была ясной. – Нам лучше убираться отсюда к чертовой матери, прежде чем на нас набросится новая свора этих ублюдков. Как вы думаете, вы в состоянии идти?
– Да. Дайте мне пару секунд. – Росс протер лицо снегом. Холод помог. – Спасибо, а? Ну, вы понимаете меня. Спасибо.
Роузмонт улыбнулся в ответ.
– Входит в стоимость услуг, – произнес он с кривой ухмылкой. Его взгляд вернулся к кочевникам. Пригнувшись пониже, он подобрался к ним и обыскал. Ничего не нашел. – Наверное, местные. Или просто бандиты. Эти сукины дети могут быть очень жестоки, если возьмут вас живьем.
Росс кивнул, и голову пронзила новая боль.
– Думаю, теперь я в порядке. Нам лучше отправляться: стрельбу, наверное, было слышно за много миль, и торчать тут не стоит.
Роузмонт заметил, что ему больно.
– Подождите еще немного.
– Нет. На ходу мне станет лучше. – Росс собрал силы, потом крикнул на непальском: – Гуэнг, мы отправляемся дальше. – Он начал было подниматься на ноги и замер, когда в ответ ему прозвучал короткий пронзительный крик, предупреждающий об опасности. – Ложись! – выдохнул он и дернул Роузмонта вниз.
Одинокая винтовочная пуля вылетела из темноты ночи и выбрала себе Роузмонта, ударив его в грудь и смертельно ранив. Потом прогремели выстрелы с другой стороны, раздался вопль, и опять все стихло.
Через какое-то время Гуэнг присоединился к Россу.
– Сахиб, я думаю, это был последний. На данный момент.
– Да. – Они оставались рядом с Вьеном Роузмонтом, пока тот не умер, потом сделали для него и Тензинга то, что должны были сделать. И двинулись дальше.
ГЛАВА 22
База ВВС в Исфахане. 05.40. На востоке темная ночь начала светлеть, встречая рассвет. На базе было тихо, не было видно никого, кроме «стражей ислама», которые, вместе с тысячами жителей Исфахана под предводительством мулл, взяли вчера базу штурмом и были здесь теперь полными хозяевами: все солдаты и офицеры армии и ВВС находились под охраной в своих казармах – или были на свободе, открыто провозгласив свою верность Хомейни и революции.
Часовому Релази было восемнадцать лет, и он очень гордился своей зеленой повязкой и тем, что охранял сарай, в котором заперли предателя генерала Валика с его семьей; их поймали вчера, когда они прятались в офицерской столовой вместе с их чужеземным пилотом из ЦРУ. Бог велик, думал он. Завтра их низвергнут в ад вместе со всеми погаными «людьми левой руки».
Из поколения в поколение Релази чинили обувь в крошечной лавке на старом базаре Исфахана. Да, думал он, еще неделю назад я был базаари, базарным торговцем, а потом наш мулла призвал меня и всех правоверных на Божью битву, дал мне повязку от Бога и это оружие и научил, как им пользоваться. Поистине неисповедимы пути Господни.
От снега его прикрывала стена небольшого строения, но сырой холод понемногу добирался до него, хотя он надел всю одежду, какая у него была на этом свете: майку, грубую рубаху поверх нее, пальто и штаны, купленные с рук, старый свитер и древнюю армейскую шинель, которая когда-то принадлежала его отцу. Ноги у него совсем онемели.
– На все воля Аллаха, – произнес он вслух и почувствовал себя лучше. – Скоро меня сменят, и тогда я снова поем: клянусь Аллахом, солдаты жили не хуже настоящего паши, еда не реже двух раз в день, один раз с рисом, подумать только, и каждую неделю зарплата… деньги Сатаны, конечно, но все равно зарплата. – Он тяжело закашлял, дыша с присвистом и хрипом, перекинул американский армейский карабин на другое плечо, достал прибереженный на крайний случай окурок сигареты и закурил.
Клянусь Пророком, радостно думал он, кто бы мог подумать, что мы возьмем базу с такой легкостью, так мало наших были убиты и вознеслись в рай, когда мы лавиной сокрушили войска у ворот и ворвались в лагерь, а наши братья на базе перегородили взлетные полосы грузовиками, пока другие захватывали самолеты и вертолеты, чтобы не дать шахским предателям ускользнуть. Мы бежали прямо на пули врага с именем Аллаха на устах. «Присоединяйтесь к нам, братья, – кричали мы, – присоединяйтесь к Божьей революции, помогайте исполнить Божий труд! Придите в рай… не обрекайте себя на муки ада…»
Юноша задрожал и начал выговаривать слова, вбитые в него дюжиной мулл, читавших из Корана, а потом переводивших: «где пребудут вечно со всеми грешниками и проклятыми людьми левой руки, не вкушая ни освежающих плодов, ни какого-либо питья, но лишь одну кипящую воду или расплавленный металл и смрадные испражнения. А когда пламя ада сжигает их кожу, новая кожа вырастает на них, дабы страдания их не имели конца…»
Он стиснул веки в напряженной молитве: «Дай мне умереть с одним из имен Бога на устах, чтобы я наверняка мог отправиться прямо в райский сад со всеми людьми правой руки и пребывать там вечно, никогда больше не чувствовать голода, не видеть, как братья и сестры из окрестных деревень с жалобным плачем умирают с раздутыми животами, никогда не просыпаться ночью с криком от невыносимости жизни, но быть в раю и там возлежать на шелковых диванах в одеждах из зеленого шелка, где прислуживают чистые цветущие юноши, подносящие кубки, и кувшины, и чаши, истекающие вином, и такие плоды, что тешат нас более всего, и мясо таких птиц, каких мы только пожелаем. И нашими будут гурии с огромными темными глазами, подобными жемчужинам, скрытым в своих раковинах, вечно юные, вечно девственные, среди деревьев, унизанных плодами, в прохладной тени рядом со струящимися водами, не стареющие, вечн…»
Приклад автомата разбил ему нос в лепешку и вдавил в череп, безвозвратно лишив зрения и навсегда превратив в калеку, но не убив, и он без сознания рухнул на снег. Напавший на Релази был солдатом одного с ним возраста. Этот человек торопливо поднял его карабин, прикладом вышиб замок хлипкой двери и распахнул ее.